"Понаехалы" сто лет назад
Петроград. 1923 г.
Zalman Kleinman
Весьма любопытный и красноречивый документ попался среди бумажек старого архива фармакологической школы Петрограда/Ленинграда.
Это список абитуриентов, освобождённых от приёмных испытаний в среднее учебное заведение в 1923 году.
В нём перечислены 219 женщин и 34 мужчины.
Что там за чудесные неслыханные имена: Ифра, Билга, Стера, Тауба, Мерка, Рыша, Ельса, Олта, Хиена, Гнесся, Гима, Черня, Исля, Ейда, Шима, Цыпа, Ита, Заля, Лива, Этта, Келя, Бруха и другие! Особенно меня пленили Шерелла, Глюма и Хуня.
Не менее диковинны и некоторые отчества: Файмовна, Лейриковна, Ельевна, Румановна.
Если Тауба («голубка» на идиш) или Фейга («птичка») ещё можно понять, а по поводу Олты предположить, что это «Голда», то остальные - полная экзотика.
Конечно, поражает преобладающий национальный состав будущих аптекарей и фармацевтов. Из 219 абитуриентов-женщин - 162 еврейки или 74 %.
Чем объяснить такую странную статистику? Если мы взглянем на список мужчин, то там процент поступающих-евреев значительно ниже, но тоже высок: 16 из 34, то есть 47%.
Попробуем сделать некоторые предположения по поводу этой удивительной аномалии.
Главную роль тут, несомненно, сыграла отмена черты оседлости для еврейского населения. По факту, она уже была сметена Первой мировой войной: сначала евреи, как считавшееся нелояльным население, были выселены из прифронтовых губерний на Восток, затем было разрешено беженцам «временно» селиться в городах внутренних губернии России, за исключением столиц.
А уж Февральская революция 1917 года окончательно упразднила все ограничительные законы.
Но возвращаться в родные места никто не стремился, даже наоборот. После окончания Мировой войны вспыхнула Гражданская война , Украина стала независимой и националистической, а двигавшиеся туда-сюда армии и вольные отряды грабили всех и вся, забирая продовольствие, скот и гужевой транспорт.
Но и в столицы в то время никто особенно не стремился: там настали голодные времена. Кормили лишь считавшееся полезным и социально близким на тот момент городское население - солдат, рабочих, управленцев. Добытого на селе продразвёрсткой продовольствия хватало в обрез.
Лишь в 1921 году была объявлена новая экономическая политика и свобода торговли; Гражданская война на Западе завершилась, и в города снова потянулся народ. До восстановления крупного производства было ещё далеко, а кустарничество и мелкие и недорогие сервисы оказались очень востребованы в условиях дефицита и разрухи. Требовались и новые кадры конторских работников и чиновников, привычные к бумаге, чернилам и книгам.
Тут-то и нашли себе применение бедные еврейские массы из разорённых местечек.
Свадьба в Полонном, на южной Волыни. Фото экспедиции Ан-ского, 1912
В Петербурге и Москве до революции аптеки по большей части держали немцы. Они ставили дело солидно, открывали химические лаборатории, сами изготовляли необходимые компоненты или импортировали готовые средства из Европы. Но с началом войны тем, кто имел немецкое гражданство, пришлось уехать; а затем, после нескольких лет бардака, за ними отправились и остальные.
Ныне о временах немецкого доминирования в фармацевтике напоминает внушительное здание аптеки доктора Пеля на Васильевском острове и многочисленные сохранившиеся рекламки снадобий и их этикетки.
Знаменательно, что в списке абитуриентов фармтехникума мы находим лишь пару немецких фамилий. Причём Фристет Дмитрий Николаевич прибыл в Петербург скорее всего из провинции, где в городе Галиче Костромской губернии его семья держала аптеку, а Вардуль Фридрих Николаевич обнаруживается спустя несколько лет на Восточном факультете университета, оставив, по всей видимости, стезю фармакологии.
Среди прочих архивных бумажек имеются циркуляры Петропрофобра 1923 года, определяющие порядок приёма в «Практические школы, Профессионально-Технические школы и Техникумы», где говорится о том, что все поступающие будут подвергнуты приёмным испытаниям в форме коллоквиума, письменных работ по математике и русскому языку, а для техникумов и практических институтов ещё и экзамену по физике.
Ни о каком освобождении от экзаменов в этих циркулярах не говорится. Кроме того, Фармацевтической школе на 1923/24 год определено лишь тридцать бесплатных вакансий и десять платных.
Поэтому совершенно непонятно, почему при таком конкурсе 253 человека освобождаются от испытаний.
В документах оговариваются лишь приоритетные категории для бесплатного обучения. Среди них члены партии и комсомола, рабфаковцы и фабзавуч, красноармейцы-фронтовики и командированные от профсоюзов.
Мы далеки от мысли, что в бытность петроградским градоначальником Григория Евсеевича Зиновьева (он же Овсей-Гершон Аронович Радомысльский), недоучившегося студента химфака бернского университета, его подчинённые по части народного образования, - товарищи Н. Клейнштейн, проф. Гиттис и некий Гинцбург без имени-отчества за секретаря Петропрофобра, подписавшие циркуляры, как-то намеренно манипулировали процессами приёма в подведомственные им учебные заведения.
Но почему всё-таки «зелёный свет» туда был дан в подавляющем большинстве молодым еврейкам, остаётся загадкой.
Петербург. Аптека Пеля. Фото: https://1-aptekaru.ru/
Взяв наугад несколько нечастых фамилий, я попробовал определить географию происхождения абитуриенток.
Фамилия Бардон встретилась в Кременчуге и Одессе, оттуда же дочка местного революционера-меньшевика Малка Астрова; Финкина сыскалась в Орше (Фейга Оршер, соответственно, тоже из тех мест); могилка Фани Наумовны Комиссаровой оказалась в Бобруйске, Нехама Шубик - из Витебска и т.д.
То есть, девушки, как сказали бы сегодня, натуральные «понаехалы».
Экономическая и политическая ситуация после войн и революций вынудила мигрировать огромные массы населения, и Петроград, как самый крупный город мутировавшей в Советский союз бывшей Российской империи, принял на себя ещё один мощный миграционный вал.
Огромная еврейская волна перекрыла предыдущие немецкие и балтийские, а потом так же схлынула, смешалась, утекла, осела в донные культурные слои. Добы, Ривки, Гени давно стали Динами, Раями, Галями. Никто не помнит идиш и не стремится его вспоминать и практиковать.
Большинство этих девушек стали ленинградками, пережили или, к несчастью, не пережили с этим городом тяжелейшие испытания и горе. Кто-то из них, наверное, окончил фармшколу и стал-таки аптекарем и провизором.
И кому теперь, сто лет спустя, придёт в голову, ворчать на то, что они-де попортили столичный генофонд. Нынче в моде уже недовольство текущей среднеазиатской волной и страх перед грядущим китайским цунами.
А молодым людям свойственно искать себя на новом месте, переезжать, обживаться, находить друзей и любимых. Кто бы не приехал в город на Неве, всё равно ему судьба стать петербуржцем. А стало быть, постепенно научиться воспринимать вещи и события в исторической и культурной перспективе. Как минимум на сотню лет назад и вперёд.
И этот неплохой и полезный навык немало способствует успокоению нервов.
"Понаехалы" в Нью-Йорке. Library of Congress
P.S. А о другой ученице Фармшколы, из вепсской деревни, можно почитать здесь.
Zalman Kleinman
Весьма любопытный и красноречивый документ попался среди бумажек старого архива фармакологической школы Петрограда/Ленинграда.
Это список абитуриентов, освобождённых от приёмных испытаний в среднее учебное заведение в 1923 году.
В нём перечислены 219 женщин и 34 мужчины.
Что там за чудесные неслыханные имена: Ифра, Билга, Стера, Тауба, Мерка, Рыша, Ельса, Олта, Хиена, Гнесся, Гима, Черня, Исля, Ейда, Шима, Цыпа, Ита, Заля, Лива, Этта, Келя, Бруха и другие! Особенно меня пленили Шерелла, Глюма и Хуня.
Не менее диковинны и некоторые отчества: Файмовна, Лейриковна, Ельевна, Румановна.
Если Тауба («голубка» на идиш) или Фейга («птичка») ещё можно понять, а по поводу Олты предположить, что это «Голда», то остальные - полная экзотика.
Конечно, поражает преобладающий национальный состав будущих аптекарей и фармацевтов. Из 219 абитуриентов-женщин - 162 еврейки или 74 %.
Чем объяснить такую странную статистику? Если мы взглянем на список мужчин, то там процент поступающих-евреев значительно ниже, но тоже высок: 16 из 34, то есть 47%.
Попробуем сделать некоторые предположения по поводу этой удивительной аномалии.
Главную роль тут, несомненно, сыграла отмена черты оседлости для еврейского населения. По факту, она уже была сметена Первой мировой войной: сначала евреи, как считавшееся нелояльным население, были выселены из прифронтовых губерний на Восток, затем было разрешено беженцам «временно» селиться в городах внутренних губернии России, за исключением столиц.
А уж Февральская революция 1917 года окончательно упразднила все ограничительные законы.
Но возвращаться в родные места никто не стремился, даже наоборот. После окончания Мировой войны вспыхнула Гражданская война , Украина стала независимой и националистической, а двигавшиеся туда-сюда армии и вольные отряды грабили всех и вся, забирая продовольствие, скот и гужевой транспорт.
Но и в столицы в то время никто особенно не стремился: там настали голодные времена. Кормили лишь считавшееся полезным и социально близким на тот момент городское население - солдат, рабочих, управленцев. Добытого на селе продразвёрсткой продовольствия хватало в обрез.
Лишь в 1921 году была объявлена новая экономическая политика и свобода торговли; Гражданская война на Западе завершилась, и в города снова потянулся народ. До восстановления крупного производства было ещё далеко, а кустарничество и мелкие и недорогие сервисы оказались очень востребованы в условиях дефицита и разрухи. Требовались и новые кадры конторских работников и чиновников, привычные к бумаге, чернилам и книгам.
Тут-то и нашли себе применение бедные еврейские массы из разорённых местечек.
Свадьба в Полонном, на южной Волыни. Фото экспедиции Ан-ского, 1912
В Петербурге и Москве до революции аптеки по большей части держали немцы. Они ставили дело солидно, открывали химические лаборатории, сами изготовляли необходимые компоненты или импортировали готовые средства из Европы. Но с началом войны тем, кто имел немецкое гражданство, пришлось уехать; а затем, после нескольких лет бардака, за ними отправились и остальные.
Ныне о временах немецкого доминирования в фармацевтике напоминает внушительное здание аптеки доктора Пеля на Васильевском острове и многочисленные сохранившиеся рекламки снадобий и их этикетки.
Знаменательно, что в списке абитуриентов фармтехникума мы находим лишь пару немецких фамилий. Причём Фристет Дмитрий Николаевич прибыл в Петербург скорее всего из провинции, где в городе Галиче Костромской губернии его семья держала аптеку, а Вардуль Фридрих Николаевич обнаруживается спустя несколько лет на Восточном факультете университета, оставив, по всей видимости, стезю фармакологии.
Среди прочих архивных бумажек имеются циркуляры Петропрофобра 1923 года, определяющие порядок приёма в «Практические школы, Профессионально-Технические школы и Техникумы», где говорится о том, что все поступающие будут подвергнуты приёмным испытаниям в форме коллоквиума, письменных работ по математике и русскому языку, а для техникумов и практических институтов ещё и экзамену по физике.
Ни о каком освобождении от экзаменов в этих циркулярах не говорится. Кроме того, Фармацевтической школе на 1923/24 год определено лишь тридцать бесплатных вакансий и десять платных.
Поэтому совершенно непонятно, почему при таком конкурсе 253 человека освобождаются от испытаний.
В документах оговариваются лишь приоритетные категории для бесплатного обучения. Среди них члены партии и комсомола, рабфаковцы и фабзавуч, красноармейцы-фронтовики и командированные от профсоюзов.
Мы далеки от мысли, что в бытность петроградским градоначальником Григория Евсеевича Зиновьева (он же Овсей-Гершон Аронович Радомысльский), недоучившегося студента химфака бернского университета, его подчинённые по части народного образования, - товарищи Н. Клейнштейн, проф. Гиттис и некий Гинцбург без имени-отчества за секретаря Петропрофобра, подписавшие циркуляры, как-то намеренно манипулировали процессами приёма в подведомственные им учебные заведения.
Но почему всё-таки «зелёный свет» туда был дан в подавляющем большинстве молодым еврейкам, остаётся загадкой.
Петербург. Аптека Пеля. Фото: https://1-aptekaru.ru/
Взяв наугад несколько нечастых фамилий, я попробовал определить географию происхождения абитуриенток.
Фамилия Бардон встретилась в Кременчуге и Одессе, оттуда же дочка местного революционера-меньшевика Малка Астрова; Финкина сыскалась в Орше (Фейга Оршер, соответственно, тоже из тех мест); могилка Фани Наумовны Комиссаровой оказалась в Бобруйске, Нехама Шубик - из Витебска и т.д.
То есть, девушки, как сказали бы сегодня, натуральные «понаехалы».
Экономическая и политическая ситуация после войн и революций вынудила мигрировать огромные массы населения, и Петроград, как самый крупный город мутировавшей в Советский союз бывшей Российской империи, принял на себя ещё один мощный миграционный вал.
Огромная еврейская волна перекрыла предыдущие немецкие и балтийские, а потом так же схлынула, смешалась, утекла, осела в донные культурные слои. Добы, Ривки, Гени давно стали Динами, Раями, Галями. Никто не помнит идиш и не стремится его вспоминать и практиковать.
Большинство этих девушек стали ленинградками, пережили или, к несчастью, не пережили с этим городом тяжелейшие испытания и горе. Кто-то из них, наверное, окончил фармшколу и стал-таки аптекарем и провизором.
И кому теперь, сто лет спустя, придёт в голову, ворчать на то, что они-де попортили столичный генофонд. Нынче в моде уже недовольство текущей среднеазиатской волной и страх перед грядущим китайским цунами.
А молодым людям свойственно искать себя на новом месте, переезжать, обживаться, находить друзей и любимых. Кто бы не приехал в город на Неве, всё равно ему судьба стать петербуржцем. А стало быть, постепенно научиться воспринимать вещи и события в исторической и культурной перспективе. Как минимум на сотню лет назад и вперёд.
И этот неплохой и полезный навык немало способствует успокоению нервов.
"Понаехалы" в Нью-Йорке. Library of Congress
P.S. А о другой ученице Фармшколы, из вепсской деревни, можно почитать здесь.