Москва. 1964 г. С-Петербургъ. 1904 г.
Перед главной усадьбой. 1970-е гг.
Необычный и прочно забытый ныне эпистолярный жанр обнаружился в простом письме, посланном учёному-метеорологу из МГУ его коллегой, имя которого осталось неизвестным.
Это отчёт паломника о своём странствии к местам силы, неторопливо и подробно описывающий увиденные святыни и пейзажи. Текст убористо, но чётко записан на четвертушках тетрадных листов, скреплённых затем ниткой в мини-альбомчик.
Представляется странным, что письмо отправлено спустя почти два года после благочестивого путешествия. Ныне, увы, понять причин сего временного расхождения уже не представляется возможным.
Предлагаю читателю погрузиться в возвышенную атмосферу душевной экзальтации, которая захватывает автора по мере приближения к цели. А также по достоинству оценить литературный стиль мемуариста.
(Текст приводится с сокращениями, но небольшими, ибо представляется важным сохранить его уникальную медитативную атмосферу).
25 октября 1964 г.
Чудесный осенний день выдался с утра. Ещё вчера хмурилось небо, посылая на землю мелкие капли дождя. А сегодня всё изменилось. Тепло. Солнечные лучи ласкают похолодевшую за ночь землю. В такую погоду тянет за город на лоно природы. Решено ехать в Горки, место, где провёл последние дни вождь народов.
Павелецкий вокзал. Электричка. За окном мелькают подмосковные деревушки. Пустующие поля приготовились укрыться снежным покрывалом. Леса достойны кисти пейзажиста. Смотрю в окно. Мечтаю. Думаю: как хорошо!
Наконец, остановка «Ленинское». 4,6 км на автобусе переполненном№28 . Поездка к усадьбе бывшего градоначальника Москвы генерала Рейнгольда. Толпятся берёзки по всей окружности. Они сбросили свой наряд. Веточки чуть колышатся на ветру. На вершинах берез - многочисленные гнезда грачей, которые уже улетели в южные края.
Билеты в экскурсионном отделе достались на 13.15. Много желающих побывать в ленинских местах. Времени достаточно. Идем в кинозал, где в течение 25 минут демонстрируются кинокадры, снятые при жизни Владимира Ильича.
Click to view
Около 1,5 лет прожил в разное время Ленин в Горках. Владелец имения удрал за границу. Его владения национализировали. Проходим мимо южного флигеля - двухэтажного домика. Тут были подсобные помещения, в т.ч. кухня. Готовили пищу для отдыхающих санатория. Обеды отсюда брали и Ильичу.
Ленин жил в южном флигеле в небольшой комнатке на втором этаже. Комнатушка самая маленькая, но здесь было теплее. В Центральном здании было холодно. Отопительная система пришла в неисправность, дров не хватало. Владимир Ильич вынужден перебраться в северный флигель. Здесь исправили печь. Печника приглашали из Горок. Этот факт вдохновил Твардовского на поэму «Ленин и печник».
Перед южным флигелем. 1970-е гг.
В комнатушке два окна. Одно на север, другое на запад. Темновато. Даже днем Ленину приходилось работать при свете. Обстановка сохранилась подлинная. В углу стоит тумбочный стол, который Ленин использовал в качестве стола письменного. Последнего во всем имении не нашлось.
Справа у стены стоит шкаф. Одежды у Ильича было мало с собой. Поэтому большая часть шкафа использовалась для книг. Деревянная кровать.
Рядом комната Н.К. Крупской. Здесь тоже все подлинное, кроме драпировки на окнах, чехлов и ковров. Чехлы воспроизведены точно с такими же рисунками, что были в начале двадцатых годов в этой комнате.
Горки Ленинские. Комната Н.К. Крупской
Комната Марии Ильиничны, которая жила вместе с В.И. и Н.К. Мария Ильинична замуж не выходила. Работала в «Правде». Здесь собирались, когда приезжали товарищи, друзья. Наиболее светлая комната. Окна выходят на южную сторону. 4-я комната Анны Ильиничны - старшей сестры Ленина.
Когда окончилась гражданская война и миновал топливный крис, врачи стали настаивать на том, чтобы Владимир Ильич жил в большом доме. Кроме того, телефон там так необходимый Ильичу.
Выходим из флигеля, предварительно сняв тапочки - чехольчики на обувь, которые неизменно присутствуют во всех чтимых музеях. Проходим мимо скамеечки. Ленин сфотографирован на ней вместе с Надеждой Константиновной и сестрой. Он любил сидеть на этой скамеечке, особенно в весеннюю пору, когда распускалась сирень.
Дальше аллея, по которой Ильич уходил на охоту. Высокие деревья. Среди них особенно приметен могучий дуб. Говорят он растет здесь с основания Москвы. Время заметно потрескало его, образовались дупла, которые «залечили» заботливые руки садовников. Ленин частенько возвращался с охоты без трофеев, да и не стремился к обильному отстрелу дичи. Охоту считал лучшим отдыхом.
В конце аллеи Ильич иногда играл в городки с рабочими местного совхоза. В кронах деревьев бегают белки. Они почти ручные и близко подходят к людям. Впечатление такое, что они больше боятся ворон, чем посетителей парка.
Слева от аллеи растёт вишнёвый сад. Он тоже имеет свою историю. В 1923 году работники Глуховской мануфактуры привезли вишнёвые саженцы. Посадили. С тех пор они растут здесь на радость людям. В сад и ныне приезжают глуховчане. Но это уже потомки тех, кому посчастливилось жить в ленинские времена.
Центральную аллею Ленин не любил. Ту, что правее описанной и идет от центра веранды. Аллея тенистая, а Ильич любил солнечные светлые места. Тенисный корт с тех времен, но В.И. не играл в тенис.
...
Вестибюль. В стеклянных шкафах летний и зимний костюмы Ленина. Ботинки. Сапоги. Перчатки. Подарок. Вещи подлинные.
...
Идём в зал. Слева в шкафу подарки. Несколько предметов чайного сервиза (сахарница и две чашки« Барановского фарфоровского завода с Украины. На сахарнице надпись: »вождю мировой революции от рабочих Барановского завода.« Папка из рогожки от ребят детдома им. Ленина гор. Вятки. 23.04.23 от имени собрания общего подписано тремя ребятишками.
Зал. Здесь происходила широко известная в истории ёлка ребят. На столе телескоп.
Возле лестницы на второй этаж - электроколяска, которой пользовался Ленин во время болезни. Выкрашена в чёрный цвет.
Столовая. Посредине большой стол обеденный. Под стеклянным колпаком несколько подлинных вещей. Самовар, который побывал ещё в сибирской ссылке. Посуда. До прошлого года была на столе подлинная клеенчатая скатерть. Время берет своё. Она пришла в ветхость. Дубликат воспроизвёл её полностью.
...
Комната, где жил. Возле кровати, отгороженной ширмочкой, столик и 3 тумбочки. Резьба по дереву тончайшей работы. От ферганских кустарей. Здесь же 13 января 1924 г. Н.К. Крупская прочитала Ильичу рассказ Джека Лондона »Любовь к жизни«. Рассказ очень понравился Ленину. Здесь же в этой комнате в 6.50 21 января 1924 В.И. умер от кровоизлияния в мозг. Скульптор Меркулов снял по заданию ЦК посмертную маску.
4,5 км гроб с телом вождя несли на руках до станции. Сохранился кусочек аллеи, по которой проносили в последний путь. Тщательно посыпается желтеньким песком.
Ещё несколько моментов. У входа (недалеко) гранитная композиция »Похороны вождя« С.Меркулова. Против корта на стене мозаичный портрет В.И.Ленина. Надпись »Его дело переживет века«. Работа чехословацких мастеров. Подарок коммунистов ЧССР ЦК КПСС. Под портретом на земле цветы.
От видовой площадки возле усадьбы идёт ещё одна аллея вниз, к прудам. Особо любимое место Ильича. Примерно на середине спуска белая каменная беседка, по типу тех, что в больших количествах разбросаны теперь по черноморскому побережью. Отсюда в хорошую погоду виден дым труб заводов Подольска. Видно железную дорогу и проходящие вдали поезда. Мост через реку Покрой(?) (р. Пахра - Прим. автора ЖЖ). Ширь российская открывается. Деревья словно расступаются перед взором смотрящего. Смотришь. Наслаждаешься. Думаешь: нельзя не любить эту землю.
По пруду Ленин катался на лодке. Лодка сохранилась и экспонируется в сарайном помещении вместе с зимним возком (санями) и автомашиной.
Сотрудницы музея "горки Ленинские". 1970-е гг.
На обратном пути зашёл в павильон у Павелецкого вокзала. Здесь стоит паровоз У.127. Надпись гласит: »этот паровоз вел траурный поезд, в котором перевезено тело Вождя Мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина 23 января 1924 г. от платформы Герасимовской до станции Москва Пасс.« К паровозу прицепили вагон, в котором везли гроб с телом Ленина. Вес вагона 1290 п.
Воспроизведена копия скульптурной композиции »Похороны вождя«. У подножия пионерские галстуки, ленты, октябрятские значки (штук 40). Рапорты о трудовых делах и учёбе юных граждан страны. Они, листочки бумаги, вырванные из тетради, вокруг всей скульп. группы. Место паломничества.
В письме Леониду Викторовичу Клименко оказался вложен лишь этот текст, без приветов и поздравлений. Что само по себе неудивительно - повествование представляет собой законченное высказывание и шлёт адресату позитивный эмоциональный заряд.
Ранее уже случалось рассказывать о планируемой в 1981 г. самостоятельной поездке ленинградских учёных
по ленинским местам, так что сам по себе выбор мест силы вполне традиционен для своего времени.
По ходу экскурсии мы наблюдаем продуманную выстроенность апокрифа: вождь последовательно представлен как аскет в холодной келье, в образе доброго пастыря (предания о печнике, не сразу спознавшем божественную сущность заказчика, о беседах и поучениях пейзанам (правда, с совхозами вышёл явный анахронизм)). Затем Ильич предстаёт в ипостаси святого Николая Мирликийского, раздающего рождественские дары бедным крестьянским детям. далее он в тесном кругу апостолов (Надежды Константиновны, сестёр и ЦК). Праведный учитель взыскует пролития на него небесного света (в покоях и аллеях) и благословляет с холма тучные окрестные нивы и дымы далёких заводов.
Каждая деталь святилища значима и наполнена сакральным содержанием. Обращает на себя внимание излишне трепетное отношение к мебельным чехлам и настольной клеёнке - по всей видимости, это отсылы к плащанице, ритуальному полотну, в которое завёртывали тело христово.
Не забыты и важные на подсознательном уровне языческие символы: дуб, лавочка, вишнёвая роща. Поскольку сама по себе усадьба служит напоминанием о чуждых для святого старца владельцах, легенда о дубе времён основания Москвы призвана копнуть поглубже в века и обнаружить корни исторической преемственности новой власти аж у Юрия Долгорукого.
Не хватает ещё журчания родника для магометан, и того, что называется apparizione - места богоявления - для католиков. Так следовало бы уважить иные конфессии: упомянутых в тексте ферганских кустарей за их тумбочку и чехов за их мозаику.
Советского пилигрима выводят из Горок на скорбную тропу из жёлтого песочка, и образ ушедшего Мессии сопровождает его весь обратный путь аж до Павелецкого вокзала, где у Священного Паровоза организовано место поклонения для молодёжи. Все эти листочки, галстуки и значки вызывают в памяти вороха записок с благодарностями и
приветами от школьников - Святому Антонию в Падуе или Святой Деве Гваделупской в Мехико.
В Базилике Святого Антония. Падуя. Италия.
Расстояние от Горок до Москвы сходно с дистанцией последнего пути святого Антония длиной в 23 километра, совершенного им из Кампосампьеро в Падую 13 июня 1231 года, в день его смерти. Каждый год в этот день по этому маршруту организуется паломничество для молодежи со всей Италии, которая собирается в Кампосампьеро. Паломники идут пешком по запыленным земляным дорогам и берегам рек, лишь изредка пересекаясь с транспортными магистралями, дабы почтить святого странника.
В СССР же походы юных паломников принимали формы Всесоюзного Ленинского смотра пионерских дружин «Сияйте, ленинские звезды!» образца 1964 года, затем Всесоюзной экспедиции «Заветам Ленины верны!»(1967 г.) и, наконец, Всесоюзного марша пионерских отрядов (1970-1972 г.)
Сквер Павелецкого вокзала. Павильон-музей ''Траурный поезд В.И. Ленина''. Школьников только что приняли в октябрята. 1972 г. (Первое таинство конфирмации - Прим. авт.)
Однако, оставим пионеров.
Отчёт советского паломника неожиданно заставил вспомнить о давней литературной традиции. Помнится, подобный же вдохновенный очерк создал Иван Павлович Ювачёв, отец известного писателя Даниила Хармса, о его путешествии из Одессы на Ближний Восток.
Автор живописует практически все места поклонения русских паломников в Палестине. Библейские предания и тексты, случайные встречи преломляются в сознании напряжённо мыслящего человека, бывшего революционера и каторжанина, радикально пересмотревшего свои взгляды. Он искренне, как и его попутчики, ожидает откровения от встречи со Святой землёй.
Бейрут. 1903 г. Русские паломники на борту судна.
Приведу лишь один короткий отрывок из его записок:
На вторые сутки (15-го марта), когда мы плыли в виду острова Кипра, ветер стал ещё тише и качка уменьшилась. Большую часть дня пассажиры проводили на верхней палубе. Тепло, сухо, ясно. Пёстрая толпа паломников разбилась на небольшие группы и мирно беседовала или закусывала. Побывшие в Иерусалиме осаждались вопросами. У некоторых были раскрыты книги. Библейское общество, о котором я уже упоминал выше, опять собралось послушать своего талантливого толковника. На этот раз они читали Апокалипсис. На баке восседал солидных размеров московский диакон и внушительно объяснял слушателям о животной твари, населяющей пучины морские.
Ко мне подсел один из палубных пассажиров, с виду напоминающий зажиточного мастерового. Он был, как говорится, немного навеселе. С его лица не сходила улыбка. Я его и раньше замечал на палубе под хмельком, усердно оберегаемого внимательной супругой. Но теперь он был один.
- Где же ваша жена? - спросил я его.
- Пошла вниз отдыхать. Устала, сердечная! В качку-то намаялась… А я, хоть бы что!.. Умная у меня баба! Ох, умная, образованная! Вот проснётся - поговорите. А что я хочу с вами посоветоваться… Есть у меня капитал, так тысяч сорок. Я ведь купец. Оптом торгую. А больше по подрядам поставляю. И мы с бабой только вдвоём и есть. Куда нам копить? Зачем? Вот и надумали мы сделать вклад для спасения души. Только, посоветуйте, куда лучше: на Афон или в Иерусалим?
Такую откровенность его я приписал выпитой лишней рюмке водки и потому затруднился с ответом.
1915 год. Русские паломники в Кедронской долине.
Примечательны между тем и другие совпадения обоих текстов.
Иван Павлович писал свой паломнический отчёт спустя два года после путешествия по причине крайней занятости служебными делами, но легко изобразил духовный трепет и настроение благоговейного предстояния, сопровождавшего его всю поездку. Его советский последователь также описывает своё путешествие по прошествии изрядного времени, и вполне ощутимо передаёт читателю своё религиозное возбуждение.
Кроме того, оба автора склонны перемежать описание святынь картинами природы, вводить в повествование детей и животных. Оба имеют отношение к географии: письмо нашего недавнего современника адресовано на кафедру климатологии Московского университета, Иван же Ювачёв, флотский штурман по образованию, в каторжную бытность свою на Сахалине отправлял должность заведующего местной метеорологической станцией, занимался картографией, а также напечатал несколько брошюр, посвящённых климату острова. А получатель письма в Москве Леонид Викторович Клименко в девяностых написал учебник для высшей школы под названием «Общая циркуляция и синоптические процессы в атмосфере».
Вот оно как бывает. Сходные типы текстов самопорождаются и размножаются, воспроизводятся и всходят на богатом культурном слое, аки самосевные сосны. Хотя прямой передачи культурной традиции тут нет.
Получается как в рассказе у Даниила Хармса: «Они едут и не знают, какая между ними связь, и не узнают до самой смерти».
Этой историей продолжается ранее намеченная тема о живучих архетипах народного сознания. Они удивительно проступают и в сознании военного
лётчика, и у интеллигентной московской
пенсионерки, и в письме
сироты из северной деревни.
Надеюсь, что и добрый читатель не преминёт поделиться своими соображениями, а возможно, и ощущениями от посещения удивительных сакральных мест.
Река Иордан. 1919 г.
Горки Ленинские. 1980-е гг.