И вот такая была ещё дорога.
Но на врачей у меня обид нет.
Я почти не мог ходить, не мог стоять, не мог сидеть, не мог даже лежать спокойно - мне было плохо, муторно, постоянно кружилась голова, всё тело пронизывали сильные боли, меня шатало и мотало, и мне могло стать плохо где угодно и когда угодно - и очень часто становилось. Я стал бояться выходить из дома, чтобы не рухнуть где-нибудь без сил в безлюдном месте, и не загнуться там окончательно.
Я прошёл ряд обследований и курсы лечения в четырёх больницах, и мне не стало лучше. Однако же было хорошо и то, что мне не стало хуже. Единственно, что я основательно «подсадил» свой желудок лекарствами. Но на лекарства вскоре уже не было денег - деньги все вышли. Да и не помогали мне лекарства - совсем не помогали. И процедуры тоже не помогали.
И я прекратил принимать лекарства - таблетки, микстуры, перестал делать инъекции и ставить капельницы и т.д. - ближе к зиме.
Тогда, поздней осенью 2006-го года, я решил переехать на жительство в частный дом на окраине Рыбинска.
Условия в этом жилище были спартанские.
Отопление печное - за дровами нужно было ходить на улицу. Топить печку нужно было два раза в день - иначе замёрзнешь. Да и готовить пищу можно было только на печке. Водопровода не было - вода была только на колонке. Ближайшая колонка находилась в пяти минутах ходьбы от дома, но в холода она часто замерзала, и тогда нужно было ходить на другую колонку, что находилась уже в 15-ти минутах ходьбы. А для меня тогда пройти несколько лишних десятков метров пути - это уже был подвиг.
Канализации в доме тоже не было - мусорное ведро нужно было выносить под берег - на помойку. Удобств, соответственно, тоже не было никаких - туалет находился практически на улице.
Дорогу и тропинки возле дома, при каждом снегопаде заметало снегом. Дворников там не водилось, и чтобы была возможность ходить за водой, дровами, выносить мусор и ходить в магазин, - нужно было все тропинки расчищать от снега лопатой. Иногда (когда гуляла метель) расчищать снег нужно было не один раз в день.
Учитывая то, что сил у меня почти не было, передвигался я с трудом, а иногда и вовсе - передвигаться не мог (мог только лежать), - условия проживания в этом доме были для меня, мягко говоря, - экстремальными.
Мои былые знакомые и «друзья» к тому времени все исчезли как по волшебству. Но это оказалось, как я понял немного позже, только к лучшему.
Мои родители настоятельно звали меня жить к ним на квартиру, где мне и Хану были гарантированы чуткое внимание и заботливый уход.
Но где-то в глубине души я чувствовал и знал, что - не надо мне на квартиру, - на квартире я только ещё больше раскисну, и зачахну там уже окончательно. И очень скоро стану ещё одним завсегдатаем поликлиник (а я им тогда уже почти стал), и буду томиться в очередях на комиссию по инвалидности и т.д.
Поэтому, хоть мне и было очень страшно, и очень сильно не хотелось отправляться в неизвестность, - но я взял с собой Хана, и мы перебрались со псом жить в «экстремальный» дом.
Я начал пробовать и применять различные методы оздоровления. Со временем разработалась чёткая система. А когда я стал чаще бывать в православном храме, ходил к исповеди и причастию, несколько раз соборовался, - то в моей голове окончательно выстроилось - что и как мне нужно делать для того, чтобы выздороветь. И самое главное, - что мне делать не нужно.
Помимо всего прочего, для выздоровления мне нужно было ходить на пешие прогулки. Каждый день. Два раза в день. А ещё лучше - три раза в день. Это совпадало с тем, что Хану тоже нужно было гулять минимум два раза в день.
Мы с Ханом выходили за калитку, и поначалу я пускал пёсика побегать и опорожниться, и поставить метки на только ему одному, да ещё местным бродячим псам, ведомых местах. А затем, после того, как Хан справлял свою нужду, я цеплял карабин поводка за шлейку пса, другой конец поводка наматывал себе на руку, командовал Хану: «Вперёд!», - и мы отправлялись кружить по полям, оврагам и перелескам, что начинались сразу через дорогу от моего дома. Это был мой негласный договор с самим собой - это был один из моих способов борьбы с болезнью, и с моими страхами и слабостью.
Когда я уже выруливал в поле вслед за псом, то старался говорить самому себе, что я молодец, что я борюсь, что не сдаюсь, что вроде как сил у меня сегодня уже больше, что вроде как мне уже и лучше, - и так далее.
Когда я шёл, то у меня подгибались от слабости ноги; меня мотало из стороны в сторону как моряка на парусном судёнышке в 10-ти - балльный шторм; то замирало, а то быстро-быстро начинало колотиться сердце; у меня сильно болели то руки, то ноги, то шея и голова, то что-то там внутри, а то всё тело разом; я очень боялся лишиться сил где-нибудь вдалеке от дома, где никого рядом нет, боялся потерять сознание, - вот на этот случай я и пристёгивал себя к амуниции Хана, чтобы пёс, ежели что, мог меня дотащить до дома волоком (а уж он бы смог меня дотащить - я пробовал).
С мобильным телефоном в кармане, в качестве подстраховки, - чтобы сделать звонок родителям (на тот случай если мне станет совсем плохо), - я отправлялся с Ханом - гулять.
Поначалу мы выходили со псом в дождливую хмарь осенней мглы над полями и оврагами. А когда закончилась осень, мы также продолжали выходить два-три раза в день. Либо в снежную замять метели; либо в морозный тихий зимний вечер, под чёрное небо с мерцающими в его глубине мягким, бриллиантовым светом, далёкими звёздами; или шли в тихую синь студёного утра, окаймлённую бледно-алой полоской зари на востоке; либо выходили под низкое солнце и облака в ярко-голубом зимнем небе.
Каждая прогулка для меня была ещё одним маленьким шагом к моему исцелению.
Во время прогулок я изредка оглядывал округу, старался порадоваться причудливым каскадам разноцветных облачных гор в небе, или пытался полюбоваться окрестными пейзажами, но чаще всего смотрел себе под ноги, - чтобы не упасть.
Я почти не мог ходить, не мог стоять, не мог сидеть, не мог даже лежать спокойно - мне было плохо, муторно, постоянно кружилась голова, всё тело пронизывали сильные боли, меня шатало и мотало, и мне могло стать плохо где угодно и когда угодно - и очень часто становилось. Я стал бояться выходить из дома, чтобы не рухнуть где-нибудь без сил в безлюдном месте, и не загнуться там окончательно.
Я прошёл ряд обследований и курсы лечения в четырёх больницах, и мне не стало лучше. Однако же было хорошо и то, что мне не стало хуже. Единственно, что я основательно «подсадил» свой желудок лекарствами. Но на лекарства вскоре уже не было денег - деньги все вышли. Да и не помогали мне лекарства - совсем не помогали. И процедуры тоже не помогали.
И я прекратил принимать лекарства - таблетки, микстуры, перестал делать инъекции и ставить капельницы и т.д. - ближе к зиме.
Тогда, поздней осенью 2006-го года, я решил переехать на жительство в частный дом на окраине Рыбинска.
Условия в этом жилище были спартанские.
Отопление печное - за дровами нужно было ходить на улицу. Топить печку нужно было два раза в день - иначе замёрзнешь. Да и готовить пищу можно было только на печке. Водопровода не было - вода была только на колонке. Ближайшая колонка находилась в пяти минутах ходьбы от дома, но в холода она часто замерзала, и тогда нужно было ходить на другую колонку, что находилась уже в 15-ти минутах ходьбы. А для меня тогда пройти несколько лишних десятков метров пути - это уже был подвиг.
Канализации в доме тоже не было - мусорное ведро нужно было выносить под берег - на помойку. Удобств, соответственно, тоже не было никаких - туалет находился практически на улице.
Дорогу и тропинки возле дома, при каждом снегопаде заметало снегом. Дворников там не водилось, и чтобы была возможность ходить за водой, дровами, выносить мусор и ходить в магазин, - нужно было все тропинки расчищать от снега лопатой. Иногда (когда гуляла метель) расчищать снег нужно было не один раз в день.
Учитывая то, что сил у меня почти не было, передвигался я с трудом, а иногда и вовсе - передвигаться не мог (мог только лежать), - условия проживания в этом доме были для меня, мягко говоря, - экстремальными.
Мои былые знакомые и «друзья» к тому времени все исчезли как по волшебству. Но это оказалось, как я понял немного позже, только к лучшему.
Мои родители настоятельно звали меня жить к ним на квартиру, где мне и Хану были гарантированы чуткое внимание и заботливый уход.
Но где-то в глубине души я чувствовал и знал, что - не надо мне на квартиру, - на квартире я только ещё больше раскисну, и зачахну там уже окончательно. И очень скоро стану ещё одним завсегдатаем поликлиник (а я им тогда уже почти стал), и буду томиться в очередях на комиссию по инвалидности и т.д.
Поэтому, хоть мне и было очень страшно, и очень сильно не хотелось отправляться в неизвестность, - но я взял с собой Хана, и мы перебрались со псом жить в «экстремальный» дом.
Я начал пробовать и применять различные методы оздоровления. Со временем разработалась чёткая система. А когда я стал чаще бывать в православном храме, ходил к исповеди и причастию, несколько раз соборовался, - то в моей голове окончательно выстроилось - что и как мне нужно делать для того, чтобы выздороветь. И самое главное, - что мне делать не нужно.
Помимо всего прочего, для выздоровления мне нужно было ходить на пешие прогулки. Каждый день. Два раза в день. А ещё лучше - три раза в день. Это совпадало с тем, что Хану тоже нужно было гулять минимум два раза в день.
Мы с Ханом выходили за калитку, и поначалу я пускал пёсика побегать и опорожниться, и поставить метки на только ему одному, да ещё местным бродячим псам, ведомых местах. А затем, после того, как Хан справлял свою нужду, я цеплял карабин поводка за шлейку пса, другой конец поводка наматывал себе на руку, командовал Хану: «Вперёд!», - и мы отправлялись кружить по полям, оврагам и перелескам, что начинались сразу через дорогу от моего дома. Это был мой негласный договор с самим собой - это был один из моих способов борьбы с болезнью, и с моими страхами и слабостью.
Когда я уже выруливал в поле вслед за псом, то старался говорить самому себе, что я молодец, что я борюсь, что не сдаюсь, что вроде как сил у меня сегодня уже больше, что вроде как мне уже и лучше, - и так далее.
Когда я шёл, то у меня подгибались от слабости ноги; меня мотало из стороны в сторону как моряка на парусном судёнышке в 10-ти - балльный шторм; то замирало, а то быстро-быстро начинало колотиться сердце; у меня сильно болели то руки, то ноги, то шея и голова, то что-то там внутри, а то всё тело разом; я очень боялся лишиться сил где-нибудь вдалеке от дома, где никого рядом нет, боялся потерять сознание, - вот на этот случай я и пристёгивал себя к амуниции Хана, чтобы пёс, ежели что, мог меня дотащить до дома волоком (а уж он бы смог меня дотащить - я пробовал).
С мобильным телефоном в кармане, в качестве подстраховки, - чтобы сделать звонок родителям (на тот случай если мне станет совсем плохо), - я отправлялся с Ханом - гулять.
Поначалу мы выходили со псом в дождливую хмарь осенней мглы над полями и оврагами. А когда закончилась осень, мы также продолжали выходить два-три раза в день. Либо в снежную замять метели; либо в морозный тихий зимний вечер, под чёрное небо с мерцающими в его глубине мягким, бриллиантовым светом, далёкими звёздами; или шли в тихую синь студёного утра, окаймлённую бледно-алой полоской зари на востоке; либо выходили под низкое солнце и облака в ярко-голубом зимнем небе.
Каждая прогулка для меня была ещё одним маленьким шагом к моему исцелению.
Во время прогулок я изредка оглядывал округу, старался порадоваться причудливым каскадам разноцветных облачных гор в небе, или пытался полюбоваться окрестными пейзажами, но чаще всего смотрел себе под ноги, - чтобы не упасть.