Евгения Вежлян о книге Ирины Ермаковой
"Новый мир", 2008, №1
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/1/ve15.html
Как всегда бывает у Ермаковой, разгадка, данная в конце книги, звучит как загадка - ибо целое тождественно части. “Литература” с ее “приемами”, “метафорами” и прочим арсеналом овнешнения - утоплена в мифе. Форма, как ей полагается - по отношению к мифу, - горяча и неосязаема. Все нужно понимать буквально, и все имеет смысл. Книга Ермаковой напоминает прозрачную колбу алхимика, в которой горит и светится призрачное золото духа. То, что выглядит как простое соположение стихов и почти “прозаических” рассказок о соседях, оказывается новым для поэзии жанровым синтезом. Подобное встречалось, пожалуй, только в романной прозе или в циклах новелл в литературе ХХ века (Фолкнер, Джойс, Бабель). Можно, правда, вспомнить и поэтический аналог - для литературы, однако, маргинальный. Подобный локус - “мой” дом как универсум - встречается в советской детской поэзии. Что неудивительно. Это сходство не преемственно, а типологично - в силу сакральности реконструируемого в таких текстах детского восприятия, его приближенности к архаике. Но памятью жанра отчасти объясняется и отстраненная “детскость” авторской интонации, наивность которой и придает рассказываемому миру его спокойную прозрачность (“Будьте как дети”). Лирическая позиция Ермаковой смиренна и созерцательна, что совсем не характерно для русской поэзии.
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/1/ve15.html
Как всегда бывает у Ермаковой, разгадка, данная в конце книги, звучит как загадка - ибо целое тождественно части. “Литература” с ее “приемами”, “метафорами” и прочим арсеналом овнешнения - утоплена в мифе. Форма, как ей полагается - по отношению к мифу, - горяча и неосязаема. Все нужно понимать буквально, и все имеет смысл. Книга Ермаковой напоминает прозрачную колбу алхимика, в которой горит и светится призрачное золото духа. То, что выглядит как простое соположение стихов и почти “прозаических” рассказок о соседях, оказывается новым для поэзии жанровым синтезом. Подобное встречалось, пожалуй, только в романной прозе или в циклах новелл в литературе ХХ века (Фолкнер, Джойс, Бабель). Можно, правда, вспомнить и поэтический аналог - для литературы, однако, маргинальный. Подобный локус - “мой” дом как универсум - встречается в советской детской поэзии. Что неудивительно. Это сходство не преемственно, а типологично - в силу сакральности реконструируемого в таких текстах детского восприятия, его приближенности к архаике. Но памятью жанра отчасти объясняется и отстраненная “детскость” авторской интонации, наивность которой и придает рассказываемому миру его спокойную прозрачность (“Будьте как дети”). Лирическая позиция Ермаковой смиренна и созерцательна, что совсем не характерно для русской поэзии.