Три версии одного ареста (1). По следам одного «откровения»
Часть-1 Часть-2 Часть-3 Часть-4
СОЛЖЕНИЦЫН, КГБ, КРУШЕНИЕ СССР
Островский Александр Владимирович
историк, доктор исторических наук
Глава 3. Три версии одного ареста
По следам одного «откровения»
Обвинения А.И. Солженицына в связях с советскими спецслужбами возникли давно. Сам Александр Исаевич и его поклонники попытались создать видимость, что в основе этих обвинений лежит его собственное признание о вербовке в осведомители на Калужской заставе 1. Однако, утверждают они, проявив минутную слабость и дав агентурную подписку, А.И. Солженицын от сотрудничества с органами государственной безопасности уклонился и мог бы не вспоминать об этом. Поэтому его откровение на этот счёт следует рассматривать как высшее проявление нравственности 2. Между тем после высылки писателя за границу оно было использовано КГБ для его дискредитации, причём КГБ стал раскручивать эту версию, не останавливаясь даже перед использованием фальшивок 3.
Однако это не совсем так.
А.И. Солженицын сам указывает, что впервые подобное обвинение в его адрес было высказано ещё в 1971 г. эмигрантским профессором-филологом Н.А. Ульяновым на страницах издающейся в Америке газеты «Новое русское слово» 4.
В данном случае Александр Исаевич имел в виду статью Н.А. Ульянова «Загадка Солженицына» 5, в которой утверждалось, что никакого Солженицына не существует, а его произведения «являются лишь блюдом, изготовленным на ведьмовской кухне КГБ, стремящегося проникнуть на Запад и ослабить антисоветские круги» 6.
«Гипотеза, высказанная Ульяновым, - пишет М. Никольсон, - была популярна в кругах российских и польских эмигрантов в начале 70-х, в какой-то момент даже Владимир Набоков почти что поверил в нее» 7.
Объясняя распространение этой гипотезы, М. Никольсон отмечает: «Такие подозрения было бы легко отмести как параноидальный эмигрантский рефлекс, однако нет сомнения в том, что сочетание литературной плодовитости, непокорности и кажущейся безнаказанности, ставших основными чертами образа Солженицына в общественном сознании на протяжении лет, предшествующих его изгнанию, подорвало доверие некоторых наиболее умудрённых читателей среди эмигрантов» 8.
Отражением этих настроений было появление 12 октября 1973 г. на страницах журнала «National Review» фотоподделки, на которой А.И. Солженицын был изображён у гроба И.В. Сталина. В 1978 г. эту фотографию поместил журнал «Нива», после чего удалось доказать, что в основе этой публикации лежала фотография прощания с А.Т. Твардовским, вместо которого кто-то умело вмонтировал изображение лежащего в гробу Сталина 9.
Когда Александр Исаевич оказался за границей, подозрения относительно его связей с советскими спецслужбами усилились, и 11 мая 1974 г. (обращаю ваше внимание на дату) издаваемая Общероссийским монархическим фронтом в Аргентине газета «Русское слово» писала: «И об Иване Солоневиче был пущен слух, что он посланный советский агент. Теперь между прочим такие же слухи ходят и про Солженицына» 10.
Тогда же появился памфлет Бориса Солоневича, утверждавшего, что А.И. Солженицын - агент КГБ и отправлен за границу с целью разложения российской эмиграции 11.
Только после этого летом 1974 г. вышел из печати второй том «Архипелага» (сообщение об этом появилось в печати 13 июня) 12 и его читатели узнали о вербовке автора книги на Калужской заставе 13.
В связи с этим следует обратить внимание на то, что первоначально эпизод с вербовкой А.И. Солженицына в «Архипелаге» отсутствовал. Во всяком случае, так явствует из утверждения Л. Копелева 14. Это же заявила в беседе со мной Н.А. Решетовская, которая читала второй вариант книги весной 1968 г. и даже участвовала в его перепечатке 15.
Таким образом, обвинение А.И. Солженицына в связях с КГБ появилось не после, а до того, как он поделился откровениями на счёт его вербовки 16.
Показательно и другое. Оказывается, упоминавшийся ранее «донос Ветрова», появившийся в печати в 1976 г., был получен Ф. Арнау во время его пребывания в Москве 10-14 сентября 1974 г. 17 Это означает, что он был изготовлен КГБ если не к выходу второго тома «Архипелага», то по крайней мере сразу после него и должен был нейтрализовать те слухи о связях А.И. Солженицына с КГБ, которые невольно поползли после его откровений.
Когда в 1977 г. миланское издательство опубликовало книгу Т. Ржезача, содержавшую обвинение А.И. Солженицына в осведомительстве, а в 1978 г. гамбургский журнал «Нойе политик» обнародовал написанный солженицынским почерком донос, писатель был поставлен перед выбором: или подать в суд за клевету, или же промолчать и тем самым признать справедливость выдвинутых обвинений.
Первый путь Александр Исаевич категорически отверг. «В суд - заявил он, - не подам, могу их успокоить. Правоту нет нужды взвешивать с нечистью на юридических весах. Да и кто же судится с советским драконом? Да и он нас в лагеря посылал без суда» 18.
Да, с «советским драконом» судиться было невозможно. Но что мешало писателю возбудить обвинение в клевете против миланского издательства или гамбургского журнала? Если он не доверял обычному суду, почему нельзя было обратиться к мировой общественности и потребовать создания общественного суда? Не над собой. Над Т. Ржезачем, над Ф. Арнау, над издательством «Прогресс», над КГБ. Нерешительность писателя тем более удивительна, что опровергнуть аргументы Т. Ржезача не представляло никакого труда, а опубликованный донос - явная фальшивка.
Позиция, которую в 1978 г. занял А.И. Солженицын, тем более вызывает недоумение, что, заявив о своем принципиальном нежелании «взвешивать» правоту вместе с нечистью на «на юридических весах», он буквально через несколько лет подал в суд на А. Флегона 19, который в своей книге «Вокруг Солженицына» тоже привёл целый ряд нелицеприятных для лауреата Нобелевской премии, но гораздо более безобидных фактов 20.
Следовательно, отказываясь в 1978 г. судиться с Т. Ржезачем, Александр Исаевич руководствовался не отрицательным отношением к взвешиванию нечисти и правоты на юридических весах, а чем-то другим. Что же тогда могло удержать его от обращения в суд? Только одно - опасение, что во время разбирательства могут появиться более серьёзные аргументы в пользу выдвинутых обвинений, а также всплывут другие факты из его биографии, которые он скрывал и которые не делают ему чести. Но прежде всего он, видимо, опасался, что суд (обычный или общественный) обязан будет рассмотреть все обстоятельства, связанные с его первым арестом и историю с его вербовкой на Калужской заставе в 1945 г.
И здесь прежде всего возникает вопрос: можно ли рассматривать его рассказ о вербовке как исповедь, как откровение человека, который проявил минутную слабость и потом всю жизнь мучился по этому поводу? Нет. Потому что в рассказанной им истории не хватает самого главного для откровения - искренности.
Прежде всего поражает своей неправдоподобностью описание самого процесса вербовки. У меня нет на этот счёт собственного опыта, но мне известны два факта вербовки. В одном случае человека вербовали в годы войны в армии для борьбы с немецко-фашистскими диверсантами, в другом уже в 1980-е гг. на имя вербуемого сначала была послана из-за границы посылка с энтеэсовской литературой, а затем, когда её перехватили, автору было предложено или доказать, что это ошибка, или же помочь установить, кому (если не ему) она в действительности предназначалась. И в одном, и в другом случае отказаться от сотрудничества было невозможно.
В связи с этим следует отметить, что вербовка осведомителей и агентуры велась на основании «Приказа НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 21, в котором говорилось: «Всю представляющую оперативный интерес агентуру и осведомление работникам оперативно-чекистских отделов (отделений) иметь на личной связи. Использование остального осведомления производить через резидентскую сеть» 22.
Если верить А.И. Солженицыну, его резидентом или куратором стал «надзиратель Сенин» 23. Сообщая об этом, Александр Исаевич сделал следующее весьма любопытное примечание: «Это очевидно была не настоящая его фамилия, он не русский был, а псевдоним для лагеря... Сенин был ни много ни мало - студент! - студент 4-го курса, вот только не помню какого факультета. Он, видно, очень стыдился эмведистской формы, боялся, чтобы сокурсники не увидели его в голубых погонах в городе, и потому, приезжая на дежурство, надевал форму на вахте, а уезжая - снимал» 24.
В том факте, что «надзиратель Сенин» переодевался на работе, нет ничего необычного. Но кто поверит, что он, «надзиратель лагеря», жил и учился под одной фамилией, настоящей, а нёс службу в лагере под другой - вымышленной, и только потому, что стеснялся своей профессии. Если принять это свидетельство на веру, получается, что «стыдившийся эмведистской формы» «надзиратель» имел не только две фамилии, но и два паспорта, сочинённую автобиографию, фальшивый листок по учёту кадров. А в лагере в сталинские времена сидели такие беззаботные кадровики, которые не считали нужным даже проверить это.
На кого рассчитаны подобные небылицы?
В упоминавшемся приказе НКВД 1940 г. говорилось: «В качестве резидентов использовать только проверенных работников вольнонаёмного состава лагеря-колонии... Все без исключения резиденты должны утверждаться Наркомом внутренних дел союзной, автономной республики, начальником УНКВД края-области, на территории которых расположен лагерь» 25.
Не только сомнительным, но и невероятным представляется также утверждение А.И. Солженицына, будто бы он согласился давать информацию только о подготовке побегов. Неужели у осведомителей существовала специализация: одни давали сведения по побегам, другие - по антисоветским разговорам, третьи - по вредительству и саботажу, четвёртые - по террору, пятые - по шпионажу и так далее по всем статьям уголовного кодекса? Это, конечно, абсурд. Поэтому если бы Александр Исаевич изъявил готовность сотрудничать, то он должен был давать информацию по всем вопросам, которые интересовали лагерного кума 26.
А дальше А.И. Солженицына неожиданно выдернули из лагеря на Калужской заставе и отправили в «шарашку». Александр Исаевич пытался уверить своих читателей, что от сотрудничества с «лагерным кумом» он уклонился, а на шарашку его выдернул 4-й спецотдел МГБ. Просто так, даже не собрав о нём никаких сведений и не запросив лагерную оперчасть на Калужской заставе. Но это сказки только для наивных и легковерных.
Понимая это, А.И. Солженицын заявлял: «В пределах ГУЛАГа может и так, только из лагерька на Калужской заставе меня перемещали не внутригулаговским “спецнарядом”, меня “распоряжением министра внутренних дел” выдернули вне системы ГУЛАГ а - в Отдел Спецтехники МВД, куда собирали специалистов из лагерей 27, - и поражённое начальство уже через два часа отправило меня прочь из лагерной зоны - в Бутырки» 28.
Приводя это свидетельство своего героя, Л.И. Сараскина упускает из вида, что независимо от того, кому подчинялись «шарашки», это были засекреченные научные объекты, поэтому перевод заключённого сюда предполагал выяснение всех необходимых сведений о нём, а такие сведения невозможно было получить без лагерной оперчасти.
Поэтому история с вербовкой А.И. Солженицын, рассказанная им самим, вызывает большие сомнения. Предвижу вопрос: но зачем ему понадобилось возводить на себя напраслину?
Напомню, что в юридической практике хорошо известны такие преступления как «самострел» и «самооговор». К самострелу некоторые военные прибегали в годы войны. Нанося себе увечья, они таким образом пытались избежать участия в военных действиях и тем самым спасти себе жизнь. К самооговору прибегают некоторые преступники до сих пор. Беря на себя ответственность за небольшие преступления, не имеющие к ним отношения, они тем самым пытаются избежать наказания за другие, более крупные преступления, совершённые ими.
Поэтому или история с вербовкой - это фантазия и тогда требует выяснения вопрос - для чего она понадобилась, - или же вынужденный по каким-то причинам пойти на откровение, Александр Исаевич попытался придать истории с вербовкой несерьёзный характер и тем самым нейтрализовать возможные подозрения относительно его сотрудничества с советскими спецслужбами.
Откровения А.И. Солженицына уязвимы и в другом отношении. Если принять его версию и допустить, что он был завербован в осведомители только «по побегам» и из-за отсутствия таковых за время пребывания в лагере никакой информации своему куратору не давал, то невольно возникает вопрос: как в таком случае развивались бы события дальше?
Л. Сараскина допускает, что «в условиях шарашки (из ведомства МГБ - МВД СССР) опера́ (из ведомства УИТЛАГ по Московской области) потеряли его из виду» 29. Во-первых, «опера́» и в ГУЛАГе, и в системе 4-го спецотдела подчинялись одному и тому же ведомству - МГБ; во-вторых, факт сотрудничества заключённого должен был отражаться в личном деле заключённого, которое вместе с ним путешествовало из одного места заключения в другое 30.
Поэтому едва А.И. Солженицын переступил порог рыбинской шарашки и рыбинский кум навёл о нём справки, ему сразу же должна была стать известна история с вербовкой. А поскольку Александр Исаевич не был исключён из числа осведомителей, то в Рыбинске неизбежен был разговор на тему о продолжении сотрудничества. Почему же тогда решивший исповедоваться Александр Исаевич ничего не писал об этом?
Допустим, что ни в Рыбинске, ни в Загорске подобный разговор не состоялся, поскольку там А.И. Солженицын был недолго. Тогда он должен был состояться в Марфинской шарашке, в которой Александр Исаевич пробыл три года. К тому же, по свидетельству Л.З. Копелева, сменивший здесь майора Шевченко «подполковник Мишин» «пытался вербовать каждого, кто входил в его кабинет за письмом или с заявлением “на свидание”» 31. А поскольку Александр Исаевич с заявлением «на свидание» появлялся в его кабинете не один раз, Мишин должен был вербовать и его. Между тем, несмотря на бедность материала на эту тему, несмотря на готовность поделиться собственным опытом, ни о новой вербовке, ни о попытке возобновить его сотрудничество в Марфинской шарашке Александр Исаевич тоже не упоминал.
Предположим, что в шарашках был избыток осведомителей. Но тогда о нём обязательно вспомнили бы в Экибастузе. Но и здесь, оказывается, на него не обратили внимания. И только весной 1956 г., когда А.И. Солженицын уже был в ссылке, в Кок-Тереке попытку завербовать его сделало Управление КГБ по Джамбульской области 32.
В этой истории тоже много странного. Но главное, чего не принял во внимание Александр Исаевич - прежде чем отправиться на встречу с ним в Кок-Терек, джамбульский сотрудник КГБ должен был навести справки о своём собеседнике. И тогда бы выяснилось, что тот ещё одиннадцать лет назад изъявил готовность сотрудничать и до сих пор в этом отношении оставался неиспользованным. И вот тут Александр Исаевич допустил прокол: его не могли вербовать в Кок-Тереке. Речь могла идти о возобновлении сотрудничества.
Значит, и здесь мы имеем дело или с фантазией, или с неискренностью. Но что могло заставить А.И. Солженицына ввести в свою книгу этот эпизод? С одной стороны, возможно, объяснение нужно искать в том, что освобождение заключённого или ссыльного - очень удобный момент для его вербовки и, по всей видимости, накануне освобождения пытались вербовать многих. С другой стороны, этот эпизод должен подчеркнуть, что на протяжении всего пребывания за колючей проволокой и в ссылке Александр Исаевич не имел никакого отношения к осведомительству.
Поведав нам историю о его вербовке на Калужской заставе, Александр Исаевич явно недооценил значения своего рассказа. Данная им тогда расписка как каинова печать должна была сопровождать его до конца жизни.
В «Приказе НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 г. говорилось, что на оперативные части лагерей возлагается «вербовка агентуры и осведомления среди заключённых преступников с расчётом на их дальнейшее использование по отбытии срока наказания» 33.
И если чисто теоретически можно допустить, что во время его проживания в Мильцево и первоначально в Рязани КГБ не обращал на него внимания (мало ли учителей в стране), то после того, как «Один день Ивана Денисовича» принёс ему славу и его автор стал вхож в самые элитарные круги московской интеллигенции, трудно представить, чтобы органы госбезопасности не сделал даже попытки вернуть своего бывшего секретного агента «Ветрова» к сотрудничеству. Однако ничего подобного на эту тему Александр Исаевич не сообщал.
И уж совершенно невероятно, чтобы, располагая таким козырем как расписка о сотрудничестве, КГБ не использовал его, когда А.И. Солженицын стал переходить в открытую оппозицию к советской власти, когда появились сведения о его работе над «Архипелагом», когда он стал публиковаться за границей и превращаться в кумира диссидентского движения. Не дурацкими звонками, не глупыми письмами, не требованием денег, а всего-навсего одной его подпиской о сотрудничестве можно было и парализовать его деятельность, и лишить его большинства поклонников, и нейтрализовать его зарубежных покровителей.
Между тем, если верить Александру Исаевичу, имея на руках подобный документ, органы госбезопасности не пытались использовать его ни в шарашке, ни в лагере, ни в ссылке, ни в период его учительства, ни в период его фавора, ни в период опалы, ни тогда, когда он вступил в борьбу с советской системой.
Напрашиваются два возможных объяснения: а) на протяжении всего послевоенного периода, по крайней мере до 1974-1978 гг. А.И. Солженицын исправно сотрудничал с органами госбезопасности; б) вся история с вербовкой - это дымовая завеса, цель которой заключалась в том, чтобы скрыть более ранний и, видимо, более серьёзный факт сотрудничества с органами госбезопасности, а если на этот счёт появятся разоблачения, списать их на якобы имевшую место лагерную вербовку, которая не имела практических последствий.
В связи с этим особого внимания заслуживает первый арест А.И. Солженицына и всё то, что последовало за ним.
____________
1 Солженицын А.И. Потёмщики света не ищут // Комсомольская правда. 2003. 23 октября.
2 См., например: Сараскинв Л.И. Александр Солженицын. С. 316-317.
3 Паламарчук П. Александр Солженицын. Путеводитель. М., 1991. С. 31.
Сверстюк Е. Солженицына атакуют клопы // Глобус. Часть вторая. 2003. 5-11 мая.
4 Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом // Новый мир. 1991. № 8. С. 23.
5 Ульянов Н. Загадка Солженицына // Новое русское слово. 1971. 1 августа. На данную статью был опубликован ответ: Поспеловский Д. Загадка Н.И. Ульянова // Там же. 1971. 15 августа (Никольсон М. Солженицын на мифотворческом уровне // Вопросы литературы, 2003. № 2. С. 63)
6 Там же.
7 Там же. С. 64.
8 Там же. С. 63.
9 Там же. С. 65-66.
10 Цит. по: Флегон А. Вокруг Солженицына. С. 491.
11 Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов // Новый мир. 1998. № 9. С. 59.
12 См., например: Русская мысль. Париж, 1974. 13 июня. С. 1.
13 Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 2. Paris, 1974. С. 563.
14 Письмо Л.З. Копелева А.И. Солженицыну. 30 января - 5 февраля 1985 г. // Синтаксис. Париж, 2001. № 37. С. 89. http://imwerden.de/pdf/syntaxis_37_pismo_kopeleva_ solzhenicynu.pdf
15 Запись беседы с Н.А. Решетовской. Москва // Архив автора.
16 «Однако Солженицын, не боясь передать беспоследственный «ветровский» эпизод в мировую гласность, не скрыл его и от товарищей, а рассказал, как он утверждает (2006), о вербовке и соседу по Бутыркам Семёнову, и Копелеву с Паниным на шарашке в Марфино» (Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 378-379).
17 Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 73.
18 Солженицын А.И. Сквозь чад. Paris, 1979. С. 13.
19 Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. Ч. 3 (1982-1987) // Новый мир. 2001. № 4. С. 81-86.
20 Флегон А. Вокруг Солженицына. Т. 1-2. L., 1981.
21 Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494-497.
22 Там же.
23 Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 6. М., 1991. С. 231.
24 Там же. С. 227.
25 Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494-497.
26 Стремясь подчеркнуть распространенность подобного явления, А.И. Солженицын в брошюре «Сквозь чад» утверждает, что из «множества вербовок», «может быть», «две трети остаются потом без движения». Было интересно узнать, откуда у него такая статистика? (Солженицын А.И. Сквозь чад. Paris, 1979. С. 8).
27 «Четвёртый Спецотдел МВД занимался разработкой научных проблем силами заключённых» (Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 5. С. 418).
28 Цит. по: Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 377-378.
29 Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 317.
30 Когда я спросил одного работника МВД, почему личные дела некоторых заключённых до сих пор не выдают исследователям, он сказал, что это зависит от того, сотрудничал этот заключённый с оперчастью или же нет. И если личные дела не выдаются, это одно из свидетельств, что заключённый сотрудничал с оперчастью. Не в этом ли причина того, что личное дело заключённого А.И. Солженицына до сих пор не только не опубликовано, но и не открыто для исследователей? Не в этом ли причина того, что до сих пор не открыты и не опубликованы ни следственное дело А.И. Солженицына, ни дело о его реабилитации? Не с этим ли связано то, что в советское время были изъяты из архивов и другие документы о его жизни после возвращения из ссылки?
31 Копелев Л.З. Утоли мои печали. М., 1991. С. 51-52.
32 Солженицын А.И. Малое собрание сочинений. Т. 6. С. 231-233.
33 Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494-497.
Источник: De Secreto / О Секрете. Сборник научных трудов. А.И. Фурсов (сост.). М.: Товарищество научных изданий КМК. 2016, с. 405-412.
См. также:
- Островский А.В. «Страшно умереть не опальным» // De Secreto / О Секрете
- Островский А.В. Великий писатель земли русской // De Secreto / О Секрете
- Островский А.В. Три версии одного ареста // De Secreto / О Секрете
- Майкл Николсон. Солженицын на мифотворческом фоне / Вопросы литературы. 2003. № 2 // voiks
СОЛЖЕНИЦЫН, КГБ, КРУШЕНИЕ СССР
Островский Александр Владимирович
историк, доктор исторических наук
Глава 3. Три версии одного ареста
По следам одного «откровения»
Обвинения А.И. Солженицына в связях с советскими спецслужбами возникли давно. Сам Александр Исаевич и его поклонники попытались создать видимость, что в основе этих обвинений лежит его собственное признание о вербовке в осведомители на Калужской заставе 1. Однако, утверждают они, проявив минутную слабость и дав агентурную подписку, А.И. Солженицын от сотрудничества с органами государственной безопасности уклонился и мог бы не вспоминать об этом. Поэтому его откровение на этот счёт следует рассматривать как высшее проявление нравственности 2. Между тем после высылки писателя за границу оно было использовано КГБ для его дискредитации, причём КГБ стал раскручивать эту версию, не останавливаясь даже перед использованием фальшивок 3.
Однако это не совсем так.
А.И. Солженицын сам указывает, что впервые подобное обвинение в его адрес было высказано ещё в 1971 г. эмигрантским профессором-филологом Н.А. Ульяновым на страницах издающейся в Америке газеты «Новое русское слово» 4.
В данном случае Александр Исаевич имел в виду статью Н.А. Ульянова «Загадка Солженицына» 5, в которой утверждалось, что никакого Солженицына не существует, а его произведения «являются лишь блюдом, изготовленным на ведьмовской кухне КГБ, стремящегося проникнуть на Запад и ослабить антисоветские круги» 6.
«Гипотеза, высказанная Ульяновым, - пишет М. Никольсон, - была популярна в кругах российских и польских эмигрантов в начале 70-х, в какой-то момент даже Владимир Набоков почти что поверил в нее» 7.
Объясняя распространение этой гипотезы, М. Никольсон отмечает: «Такие подозрения было бы легко отмести как параноидальный эмигрантский рефлекс, однако нет сомнения в том, что сочетание литературной плодовитости, непокорности и кажущейся безнаказанности, ставших основными чертами образа Солженицына в общественном сознании на протяжении лет, предшествующих его изгнанию, подорвало доверие некоторых наиболее умудрённых читателей среди эмигрантов» 8.
Отражением этих настроений было появление 12 октября 1973 г. на страницах журнала «National Review» фотоподделки, на которой А.И. Солженицын был изображён у гроба И.В. Сталина. В 1978 г. эту фотографию поместил журнал «Нива», после чего удалось доказать, что в основе этой публикации лежала фотография прощания с А.Т. Твардовским, вместо которого кто-то умело вмонтировал изображение лежащего в гробу Сталина 9.
Когда Александр Исаевич оказался за границей, подозрения относительно его связей с советскими спецслужбами усилились, и 11 мая 1974 г. (обращаю ваше внимание на дату) издаваемая Общероссийским монархическим фронтом в Аргентине газета «Русское слово» писала: «И об Иване Солоневиче был пущен слух, что он посланный советский агент. Теперь между прочим такие же слухи ходят и про Солженицына» 10.
Тогда же появился памфлет Бориса Солоневича, утверждавшего, что А.И. Солженицын - агент КГБ и отправлен за границу с целью разложения российской эмиграции 11.
Только после этого летом 1974 г. вышел из печати второй том «Архипелага» (сообщение об этом появилось в печати 13 июня) 12 и его читатели узнали о вербовке автора книги на Калужской заставе 13.
В связи с этим следует обратить внимание на то, что первоначально эпизод с вербовкой А.И. Солженицына в «Архипелаге» отсутствовал. Во всяком случае, так явствует из утверждения Л. Копелева 14. Это же заявила в беседе со мной Н.А. Решетовская, которая читала второй вариант книги весной 1968 г. и даже участвовала в его перепечатке 15.
Таким образом, обвинение А.И. Солженицына в связях с КГБ появилось не после, а до того, как он поделился откровениями на счёт его вербовки 16.
Показательно и другое. Оказывается, упоминавшийся ранее «донос Ветрова», появившийся в печати в 1976 г., был получен Ф. Арнау во время его пребывания в Москве 10-14 сентября 1974 г. 17 Это означает, что он был изготовлен КГБ если не к выходу второго тома «Архипелага», то по крайней мере сразу после него и должен был нейтрализовать те слухи о связях А.И. Солженицына с КГБ, которые невольно поползли после его откровений.
Когда в 1977 г. миланское издательство опубликовало книгу Т. Ржезача, содержавшую обвинение А.И. Солженицына в осведомительстве, а в 1978 г. гамбургский журнал «Нойе политик» обнародовал написанный солженицынским почерком донос, писатель был поставлен перед выбором: или подать в суд за клевету, или же промолчать и тем самым признать справедливость выдвинутых обвинений.
Первый путь Александр Исаевич категорически отверг. «В суд - заявил он, - не подам, могу их успокоить. Правоту нет нужды взвешивать с нечистью на юридических весах. Да и кто же судится с советским драконом? Да и он нас в лагеря посылал без суда» 18.
Да, с «советским драконом» судиться было невозможно. Но что мешало писателю возбудить обвинение в клевете против миланского издательства или гамбургского журнала? Если он не доверял обычному суду, почему нельзя было обратиться к мировой общественности и потребовать создания общественного суда? Не над собой. Над Т. Ржезачем, над Ф. Арнау, над издательством «Прогресс», над КГБ. Нерешительность писателя тем более удивительна, что опровергнуть аргументы Т. Ржезача не представляло никакого труда, а опубликованный донос - явная фальшивка.
Позиция, которую в 1978 г. занял А.И. Солженицын, тем более вызывает недоумение, что, заявив о своем принципиальном нежелании «взвешивать» правоту вместе с нечистью на «на юридических весах», он буквально через несколько лет подал в суд на А. Флегона 19, который в своей книге «Вокруг Солженицына» тоже привёл целый ряд нелицеприятных для лауреата Нобелевской премии, но гораздо более безобидных фактов 20.
Следовательно, отказываясь в 1978 г. судиться с Т. Ржезачем, Александр Исаевич руководствовался не отрицательным отношением к взвешиванию нечисти и правоты на юридических весах, а чем-то другим. Что же тогда могло удержать его от обращения в суд? Только одно - опасение, что во время разбирательства могут появиться более серьёзные аргументы в пользу выдвинутых обвинений, а также всплывут другие факты из его биографии, которые он скрывал и которые не делают ему чести. Но прежде всего он, видимо, опасался, что суд (обычный или общественный) обязан будет рассмотреть все обстоятельства, связанные с его первым арестом и историю с его вербовкой на Калужской заставе в 1945 г.
И здесь прежде всего возникает вопрос: можно ли рассматривать его рассказ о вербовке как исповедь, как откровение человека, который проявил минутную слабость и потом всю жизнь мучился по этому поводу? Нет. Потому что в рассказанной им истории не хватает самого главного для откровения - искренности.
Прежде всего поражает своей неправдоподобностью описание самого процесса вербовки. У меня нет на этот счёт собственного опыта, но мне известны два факта вербовки. В одном случае человека вербовали в годы войны в армии для борьбы с немецко-фашистскими диверсантами, в другом уже в 1980-е гг. на имя вербуемого сначала была послана из-за границы посылка с энтеэсовской литературой, а затем, когда её перехватили, автору было предложено или доказать, что это ошибка, или же помочь установить, кому (если не ему) она в действительности предназначалась. И в одном, и в другом случае отказаться от сотрудничества было невозможно.
В связи с этим следует отметить, что вербовка осведомителей и агентуры велась на основании «Приказа НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 21, в котором говорилось: «Всю представляющую оперативный интерес агентуру и осведомление работникам оперативно-чекистских отделов (отделений) иметь на личной связи. Использование остального осведомления производить через резидентскую сеть» 22.
Если верить А.И. Солженицыну, его резидентом или куратором стал «надзиратель Сенин» 23. Сообщая об этом, Александр Исаевич сделал следующее весьма любопытное примечание: «Это очевидно была не настоящая его фамилия, он не русский был, а псевдоним для лагеря... Сенин был ни много ни мало - студент! - студент 4-го курса, вот только не помню какого факультета. Он, видно, очень стыдился эмведистской формы, боялся, чтобы сокурсники не увидели его в голубых погонах в городе, и потому, приезжая на дежурство, надевал форму на вахте, а уезжая - снимал» 24.
В том факте, что «надзиратель Сенин» переодевался на работе, нет ничего необычного. Но кто поверит, что он, «надзиратель лагеря», жил и учился под одной фамилией, настоящей, а нёс службу в лагере под другой - вымышленной, и только потому, что стеснялся своей профессии. Если принять это свидетельство на веру, получается, что «стыдившийся эмведистской формы» «надзиратель» имел не только две фамилии, но и два паспорта, сочинённую автобиографию, фальшивый листок по учёту кадров. А в лагере в сталинские времена сидели такие беззаботные кадровики, которые не считали нужным даже проверить это.
На кого рассчитаны подобные небылицы?
В упоминавшемся приказе НКВД 1940 г. говорилось: «В качестве резидентов использовать только проверенных работников вольнонаёмного состава лагеря-колонии... Все без исключения резиденты должны утверждаться Наркомом внутренних дел союзной, автономной республики, начальником УНКВД края-области, на территории которых расположен лагерь» 25.
Не только сомнительным, но и невероятным представляется также утверждение А.И. Солженицына, будто бы он согласился давать информацию только о подготовке побегов. Неужели у осведомителей существовала специализация: одни давали сведения по побегам, другие - по антисоветским разговорам, третьи - по вредительству и саботажу, четвёртые - по террору, пятые - по шпионажу и так далее по всем статьям уголовного кодекса? Это, конечно, абсурд. Поэтому если бы Александр Исаевич изъявил готовность сотрудничать, то он должен был давать информацию по всем вопросам, которые интересовали лагерного кума 26.
А дальше А.И. Солженицына неожиданно выдернули из лагеря на Калужской заставе и отправили в «шарашку». Александр Исаевич пытался уверить своих читателей, что от сотрудничества с «лагерным кумом» он уклонился, а на шарашку его выдернул 4-й спецотдел МГБ. Просто так, даже не собрав о нём никаких сведений и не запросив лагерную оперчасть на Калужской заставе. Но это сказки только для наивных и легковерных.
Понимая это, А.И. Солженицын заявлял: «В пределах ГУЛАГа может и так, только из лагерька на Калужской заставе меня перемещали не внутригулаговским “спецнарядом”, меня “распоряжением министра внутренних дел” выдернули вне системы ГУЛАГ а - в Отдел Спецтехники МВД, куда собирали специалистов из лагерей 27, - и поражённое начальство уже через два часа отправило меня прочь из лагерной зоны - в Бутырки» 28.
Приводя это свидетельство своего героя, Л.И. Сараскина упускает из вида, что независимо от того, кому подчинялись «шарашки», это были засекреченные научные объекты, поэтому перевод заключённого сюда предполагал выяснение всех необходимых сведений о нём, а такие сведения невозможно было получить без лагерной оперчасти.
Поэтому история с вербовкой А.И. Солженицын, рассказанная им самим, вызывает большие сомнения. Предвижу вопрос: но зачем ему понадобилось возводить на себя напраслину?
Напомню, что в юридической практике хорошо известны такие преступления как «самострел» и «самооговор». К самострелу некоторые военные прибегали в годы войны. Нанося себе увечья, они таким образом пытались избежать участия в военных действиях и тем самым спасти себе жизнь. К самооговору прибегают некоторые преступники до сих пор. Беря на себя ответственность за небольшие преступления, не имеющие к ним отношения, они тем самым пытаются избежать наказания за другие, более крупные преступления, совершённые ими.
Поэтому или история с вербовкой - это фантазия и тогда требует выяснения вопрос - для чего она понадобилась, - или же вынужденный по каким-то причинам пойти на откровение, Александр Исаевич попытался придать истории с вербовкой несерьёзный характер и тем самым нейтрализовать возможные подозрения относительно его сотрудничества с советскими спецслужбами.
Откровения А.И. Солженицына уязвимы и в другом отношении. Если принять его версию и допустить, что он был завербован в осведомители только «по побегам» и из-за отсутствия таковых за время пребывания в лагере никакой информации своему куратору не давал, то невольно возникает вопрос: как в таком случае развивались бы события дальше?
Л. Сараскина допускает, что «в условиях шарашки (из ведомства МГБ - МВД СССР) опера́ (из ведомства УИТЛАГ по Московской области) потеряли его из виду» 29. Во-первых, «опера́» и в ГУЛАГе, и в системе 4-го спецотдела подчинялись одному и тому же ведомству - МГБ; во-вторых, факт сотрудничества заключённого должен был отражаться в личном деле заключённого, которое вместе с ним путешествовало из одного места заключения в другое 30.
Поэтому едва А.И. Солженицын переступил порог рыбинской шарашки и рыбинский кум навёл о нём справки, ему сразу же должна была стать известна история с вербовкой. А поскольку Александр Исаевич не был исключён из числа осведомителей, то в Рыбинске неизбежен был разговор на тему о продолжении сотрудничества. Почему же тогда решивший исповедоваться Александр Исаевич ничего не писал об этом?
Допустим, что ни в Рыбинске, ни в Загорске подобный разговор не состоялся, поскольку там А.И. Солженицын был недолго. Тогда он должен был состояться в Марфинской шарашке, в которой Александр Исаевич пробыл три года. К тому же, по свидетельству Л.З. Копелева, сменивший здесь майора Шевченко «подполковник Мишин» «пытался вербовать каждого, кто входил в его кабинет за письмом или с заявлением “на свидание”» 31. А поскольку Александр Исаевич с заявлением «на свидание» появлялся в его кабинете не один раз, Мишин должен был вербовать и его. Между тем, несмотря на бедность материала на эту тему, несмотря на готовность поделиться собственным опытом, ни о новой вербовке, ни о попытке возобновить его сотрудничество в Марфинской шарашке Александр Исаевич тоже не упоминал.
Предположим, что в шарашках был избыток осведомителей. Но тогда о нём обязательно вспомнили бы в Экибастузе. Но и здесь, оказывается, на него не обратили внимания. И только весной 1956 г., когда А.И. Солженицын уже был в ссылке, в Кок-Тереке попытку завербовать его сделало Управление КГБ по Джамбульской области 32.
В этой истории тоже много странного. Но главное, чего не принял во внимание Александр Исаевич - прежде чем отправиться на встречу с ним в Кок-Терек, джамбульский сотрудник КГБ должен был навести справки о своём собеседнике. И тогда бы выяснилось, что тот ещё одиннадцать лет назад изъявил готовность сотрудничать и до сих пор в этом отношении оставался неиспользованным. И вот тут Александр Исаевич допустил прокол: его не могли вербовать в Кок-Тереке. Речь могла идти о возобновлении сотрудничества.
Значит, и здесь мы имеем дело или с фантазией, или с неискренностью. Но что могло заставить А.И. Солженицына ввести в свою книгу этот эпизод? С одной стороны, возможно, объяснение нужно искать в том, что освобождение заключённого или ссыльного - очень удобный момент для его вербовки и, по всей видимости, накануне освобождения пытались вербовать многих. С другой стороны, этот эпизод должен подчеркнуть, что на протяжении всего пребывания за колючей проволокой и в ссылке Александр Исаевич не имел никакого отношения к осведомительству.
Поведав нам историю о его вербовке на Калужской заставе, Александр Исаевич явно недооценил значения своего рассказа. Данная им тогда расписка как каинова печать должна была сопровождать его до конца жизни.
В «Приказе НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 г. говорилось, что на оперативные части лагерей возлагается «вербовка агентуры и осведомления среди заключённых преступников с расчётом на их дальнейшее использование по отбытии срока наказания» 33.
И если чисто теоретически можно допустить, что во время его проживания в Мильцево и первоначально в Рязани КГБ не обращал на него внимания (мало ли учителей в стране), то после того, как «Один день Ивана Денисовича» принёс ему славу и его автор стал вхож в самые элитарные круги московской интеллигенции, трудно представить, чтобы органы госбезопасности не сделал даже попытки вернуть своего бывшего секретного агента «Ветрова» к сотрудничеству. Однако ничего подобного на эту тему Александр Исаевич не сообщал.
И уж совершенно невероятно, чтобы, располагая таким козырем как расписка о сотрудничестве, КГБ не использовал его, когда А.И. Солженицын стал переходить в открытую оппозицию к советской власти, когда появились сведения о его работе над «Архипелагом», когда он стал публиковаться за границей и превращаться в кумира диссидентского движения. Не дурацкими звонками, не глупыми письмами, не требованием денег, а всего-навсего одной его подпиской о сотрудничестве можно было и парализовать его деятельность, и лишить его большинства поклонников, и нейтрализовать его зарубежных покровителей.
Между тем, если верить Александру Исаевичу, имея на руках подобный документ, органы госбезопасности не пытались использовать его ни в шарашке, ни в лагере, ни в ссылке, ни в период его учительства, ни в период его фавора, ни в период опалы, ни тогда, когда он вступил в борьбу с советской системой.
Напрашиваются два возможных объяснения: а) на протяжении всего послевоенного периода, по крайней мере до 1974-1978 гг. А.И. Солженицын исправно сотрудничал с органами госбезопасности; б) вся история с вербовкой - это дымовая завеса, цель которой заключалась в том, чтобы скрыть более ранний и, видимо, более серьёзный факт сотрудничества с органами госбезопасности, а если на этот счёт появятся разоблачения, списать их на якобы имевшую место лагерную вербовку, которая не имела практических последствий.
В связи с этим особого внимания заслуживает первый арест А.И. Солженицына и всё то, что последовало за ним.
____________
1 Солженицын А.И. Потёмщики света не ищут // Комсомольская правда. 2003. 23 октября.
2 См., например: Сараскинв Л.И. Александр Солженицын. С. 316-317.
3 Паламарчук П. Александр Солженицын. Путеводитель. М., 1991. С. 31.
Сверстюк Е. Солженицына атакуют клопы // Глобус. Часть вторая. 2003. 5-11 мая.
4 Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом // Новый мир. 1991. № 8. С. 23.
5 Ульянов Н. Загадка Солженицына // Новое русское слово. 1971. 1 августа. На данную статью был опубликован ответ: Поспеловский Д. Загадка Н.И. Ульянова // Там же. 1971. 15 августа (Никольсон М. Солженицын на мифотворческом уровне // Вопросы литературы, 2003. № 2. С. 63)
6 Там же.
7 Там же. С. 64.
8 Там же. С. 63.
9 Там же. С. 65-66.
10 Цит. по: Флегон А. Вокруг Солженицына. С. 491.
11 Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов // Новый мир. 1998. № 9. С. 59.
12 См., например: Русская мысль. Париж, 1974. 13 июня. С. 1.
13 Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 2. Paris, 1974. С. 563.
14 Письмо Л.З. Копелева А.И. Солженицыну. 30 января - 5 февраля 1985 г. // Синтаксис. Париж, 2001. № 37. С. 89. http://imwerden.de/pdf/syntaxis_37_pismo_kopeleva_ solzhenicynu.pdf
15 Запись беседы с Н.А. Решетовской. Москва // Архив автора.
16 «Однако Солженицын, не боясь передать беспоследственный «ветровский» эпизод в мировую гласность, не скрыл его и от товарищей, а рассказал, как он утверждает (2006), о вербовке и соседу по Бутыркам Семёнову, и Копелеву с Паниным на шарашке в Марфино» (Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 378-379).
17 Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 73.
18 Солженицын А.И. Сквозь чад. Paris, 1979. С. 13.
19 Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. Ч. 3 (1982-1987) // Новый мир. 2001. № 4. С. 81-86.
20 Флегон А. Вокруг Солженицына. Т. 1-2. L., 1981.
21 Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494-497.
22 Там же.
23 Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 6. М., 1991. С. 231.
24 Там же. С. 227.
25 Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494-497.
26 Стремясь подчеркнуть распространенность подобного явления, А.И. Солженицын в брошюре «Сквозь чад» утверждает, что из «множества вербовок», «может быть», «две трети остаются потом без движения». Было интересно узнать, откуда у него такая статистика? (Солженицын А.И. Сквозь чад. Paris, 1979. С. 8).
27 «Четвёртый Спецотдел МВД занимался разработкой научных проблем силами заключённых» (Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 5. С. 418).
28 Цит. по: Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 377-378.
29 Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 317.
30 Когда я спросил одного работника МВД, почему личные дела некоторых заключённых до сих пор не выдают исследователям, он сказал, что это зависит от того, сотрудничал этот заключённый с оперчастью или же нет. И если личные дела не выдаются, это одно из свидетельств, что заключённый сотрудничал с оперчастью. Не в этом ли причина того, что личное дело заключённого А.И. Солженицына до сих пор не только не опубликовано, но и не открыто для исследователей? Не в этом ли причина того, что до сих пор не открыты и не опубликованы ни следственное дело А.И. Солженицына, ни дело о его реабилитации? Не с этим ли связано то, что в советское время были изъяты из архивов и другие документы о его жизни после возвращения из ссылки?
31 Копелев Л.З. Утоли мои печали. М., 1991. С. 51-52.
32 Солженицын А.И. Малое собрание сочинений. Т. 6. С. 231-233.
33 Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494-497.
Источник: De Secreto / О Секрете. Сборник научных трудов. А.И. Фурсов (сост.). М.: Товарищество научных изданий КМК. 2016, с. 405-412.
См. также:
- Островский А.В. «Страшно умереть не опальным» // De Secreto / О Секрете
- Островский А.В. Великий писатель земли русской // De Secreto / О Секрете
- Островский А.В. Три версии одного ареста // De Secreto / О Секрете
- Майкл Николсон. Солженицын на мифотворческом фоне / Вопросы литературы. 2003. № 2 // voiks