Сквозь чад и фимиам (3)
Часть-1 Часть-2 Часть-3
Номер 12(103) | Декабрь 2008 года | Семен Резник
Сквозь чад и фимиам
К 90-летию со дня рождения Александра Солженицына
7.
Перу Солженицына принадлежит множество произведений самого разного жанра, но преимущественно он тяготел к крупной эпической форме.
Первое эпическое произведение принесло ему колоссальный личный успех, и более того - оно способствовало изменению хода мировой истории. Под этой великой эпопеей я понимаю не только трехтомный «Архипелаг ГУЛАГ», но и примыкающие к нему произведения - от «Одного дня Ивана Денисовича» до «Ракового корпуса» и «В круге первом». Благодаря этим творениям Западный мир стал понимать всю бесчеловечность режима, господствовавшего за Железным Занавесом, что помогло ему избавиться от многих иллюзий. А в самом Советском Союзе люди не только лучше осознали чудовищность произвола, которому они подвергались, но и увидели свет в конце тоннеля, получив наглядный пример того, что произволу можно противостоять, и путь к этому - гласность.
Конечно, литературные произведения Солженицына не могли бы появиться без поддержки со стороны правозащитного движения и растущего нонконформизма интеллигенции. А, с другой стороны, само правозащитное движение и нонконформизм питались и вдохновлялись произведениями Солженицына. Благодаря этому симбиозу советский тоталитаризм утратил уверенность в себе, ушел в глухую оборону и, в конечном счете, признал свое поражение, что привело к необратимым преобразованиям в стране и в мире. Выдающаяся роль эпопеи Солженицына не может быть переоценена, ибо его произведения стали одним из самых мощных детонаторов этой цепной реакции.
Вторая, еще более масштабная эпопея, о русской революции, которую он задумал в ранней молодости и создавал с маниакальный упорством в течение многих десятилетий, стала катастрофическим творческим провалом писателя. Он не смог совладать с лавиной исторического материала, который не укладывался в рамки тех идей, какие он хотел выразить. Что это были за идеи? Сам Солженицын избегал четко формулировать свои историко-философские концепции, но в доверительных беседах с некоторыми особо близкими ему людьми высказывался достаточно откровенно. Вот как подытожил ряд бесед с ним священник Русской Зарубежной Церкви Александр Шмеман:
«Его мировоззрение, идеология сводятся, в сущности, к двум-трем до ужаса простым убеждениям, в центре которых как самоочевидное средоточие стоит Россия. Россия есть некая соборная личность, некое живое целое ("весь герой моих романов - Россия…"). У нее было свое "выражение", с которого ее сбил Петр Великий. Существует некий "русский дух", неизменный и лучше всего воплощенный в старообрядчестве. Насколько можно понять, дух этот определен в равной мере неким постоянным, прямым общением с природой (в отличие от западного, технического овладевания ею) и христианством. Тут больше толстовства, чем славянофильства, ибо никакой "миссии", никакого особого "призвания" у России нет - кроме того разве, чтобы быть собой (это может быть уроком Западу, стремящемуся к "росту", развитию и технике). Есть, следовательно, идеальная Россия, которой все русские призваны служить… "Да тихое и безмолвное житие поживем". По отношению к этой идеальной России уже сам интерес к "другому" - к Западу, например, - является соблазном. Это не нужно, это "роскошь". Каждый народ ("нация") живет в себе, не вмешиваясь в дела и "призвания" других народов. Таким образом, Запад России дать ничего не может, к тому же сам глубоко болен. Но, главное, чужд, чужд безнадежно, онтологически. Россия, далее, смертельно ранена марксизмом-большевизмом. Это ее расплата за интерес к Западу и утерю "русского духа". Ее исцеление в возвращении к двум китам "русского духа" - к природе как "среде" и к христианству, понимаемому как основа личной и общественной нравственности ("раскаяние и самоограничение"). На пути этого исцеления главное препятствие - "образованщина", то есть интеллигенция антиприродная и антирусская по самой своей природе, ибо порабощенная Западу и, что еще хуже, "еврейству". Наконец, роль его - Солженицына - восстановить правду о России, раскрыть ее самой России и тем самым вернуть Россию на ее изначальный путь. Отсюда напряженная борьба с двумя кровными врагами России - марксизмом (квинтэссенция Запада) и "образованщиной". Отсюда "дихотомия" Солженицына: "органичность" против всякого "распада", а также против техники и технологии. Не столько "добро" и "зло", сколько "здоровое" и "больное", "простое" и "сложное" и т.д. Петербургская Россия плоха своей сложностью, утонченностью, отрывом от "природы" и "народа"».[17]
Вот такая супер-утопия, запредельно далекая от реальной жизни, реальной России, реального бытия человека на Земле.
Вполне понятно, что чем глубже Солженицын погружался в конкретный исторический материал, тем сильнее испытывал его сопротивление, ибо русская революция, то есть ее истоки, движущие силы и последствия, были совсем не такими, какими он хотел их видеть и пытался изобразить. «Красное колесо» не могло не забуксовать, а, забуксовав, все глубже погружалось в трясину.
Третью эпопею Солженицын хотел сделать из собственной жизни, и здесь его тоже подстерегали роковые неудачи - по сходным причинам. Личность автора, какой она вырисовывалась из его автобиографических произведений («Бодался теленок с дубом» «Попало зернышко промеж двух жерновов» и других) оказывалась совсем не такой, каким он представлялся самому себе и каким хотел остаться в памяти потомков. То же относится к книге Сараскиной, написанной под его бдительным присмотром.
Он хотел выглядеть мудрым, мягким, бесстрашно правдивым, беспощадно требовательным к себе, но терпимым, снисходительным к слабостям других. А был чудовищно эгоцентричен, замкнут на собственном величии, нетерпим к любому несогласию. Уверенный в том, что выполняет великую миссию, он принимал как должное бескорыстные услуги, жертвенное служение себе и своим интересам, и мог спокойно переступить через человека, когда тот становился ему не нужен. Он был лишен способности видеть себя чужими глазами, оценивать свои поступки со стороны. Он хотел, чтобы другие смотрели на него его собственными глазами и потому перессорился почти со всеми, кто осмелился о нем писать без подобострастия, не согласовав с ним каждое слово.
Лев Николаевич Толстой как-то заметил: «Человек подобен дроби, числитель есть то, что он есть, а знаменатель - то, что он о себе думает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь».
Солженицына часто сравнивают с Толстым, и отчасти такое сопоставление оправдано: числители у них одного порядка. Но какая разница в знаменателях! Толстой тяготился своей известностью и мучался своими несовершенствами, тогда как Солженицын упивался своим величием.
8.
Книга Александра Островского «Солженицын: прощание с мифом», вышедшая четырьмя годами раньше книги Сараскиной, - представляет собой антипод ее осветляющей биографии. Создавалась она в несравненно более трудных условиях. Автор не имел доступа к личному архиву Александра Исаевича, не мог задавать вопросы ему и его близким. Зато он тщательно проштудировал все написанное Солженицыным, нашел множество мелких и крупных противоречий в том, что он писал о себе и своей работе. Еще больше несоответствий обнаружено им при сопоставлении мемуарных текстов Солженицына со свидетельствами других участников событий, с опубликованными документами. Все несоответствия им тщательно проанализированы. На каждую цитату, факт, документ дается точная ссылка (чем, заметим в скобках, Сараскина себя не утруждает). Из 730 страниц книги ссылки на источники занимают 150 страниц. Автор потратил на эту работу 12 лет (1991-2003). Объясняя свой замысел и мотивы, А. Островский пишет:
«И для меня, и для многих моих современников голос А.И. Солженицына долгое время звучал как голос правды, а он сам представал в образе бесстрашного, бескомпромиссного ратоборца, отважившегося вступить в открытое сражение с той тоталитарной системой, покорными или непокорными, все равно винтиками которой мы были.
И вот рухнули запреты.
Книги А.И. Солженицына стали доступны каждому. Помню, с каким трепетом я открывал приобретенное на одном из книжных развалов “Малое собрание” его сочинений в семи томах. И не могу забыть того разочарования, с которым закрывал этот семитомник.
Дело было не в литературных достоинствах тех произведений, с большинством из которых я познакомился впервые. С их страниц со мной говорил совсем не тот человек, каким до этого я представлял их автора.
Возникло желание разобраться.
Так появилась эта книга».[18]
Скрупулезность работы А. Островского поражает. Написанная сухо и академично, его книга осталась почти не замеченной, но ей суждена долгая жизнь. К ней будут обращаться, пока не иссякнет интерес к личности Солженицына, а этого не произойдет до тех пор, пока будет существовать русская культура, ибо Солженицын, со всеми его прозрениями и заблуждениями -- органичная часть российского самосознания.
С этим, однако, А. Островский не может смириться. Вместе с пеной он выплескивает и ребенка. Прощаясь с мифом о Солженицыне, он создает антимиф. Из могучего титана Солженицын у него превращен в ничто, хуже того - в сугубо отрицательную величину.
Такова реакция на мифы, которые создавал о себе Солженицын и которые, в наиболее полном и систематизированном виде заново озвучены Сараскиной.
Реакция вполне логичная, ибо как аукнется, так и откликнется. Действие равно противодействию.
В свое время, в ответ на гебистские инсинуации, Солженицын написал памфлет под выразительным названием «Сквозь чад». Недобросовестные нападки лишь укрепили его имидж непреклонного борца с ложью и бессильной злобой коммунизма. Фимиам, который курит ему Сараскина, производит обратный эффект.
Искусственное осветление облика, поступков и произведений писателя - это лишь обратная сторона очернения. Тому и другому может противостоять только правда. Сейчас, когда Солженицына уже нет на нашей грешной земле, пришло время утихомириться тем, кто несет его имя как знамя или как пугало. Пора вглядеться в истинное лицо этого крупного писателя и многосложного человека, чтобы увидеть его сквозь чад и сквозь фимиам.
Примечания
[1] См. А. Солженицын. «...Колеблет мой треножник», «Новый мир», 1991. № 5
[2] «Синтаксис», № 14, 1985.
[3]«Литературная Россия», 1989, № 36.
[4] Кремлевский самосуд, Секретные материалы Политбюро о писателе Солженицыне, М. «Родин» 1994, стр. 49.
[5] Александр Островский. Солженицын: прощание с мифом, М., «Яуза», 2004, стр. 29-30
[6]Г. Померанц. Записки гадкого утенка, М., Росспэн, 2003, с. 229
[7] Еще через 20 лет, в связи с 60-летием победы, по просьбе друзей И.М. Соломина, предоставившим мне необходимые документы, я обратился к президенту России В.В. Путина с просьбой решить положительно вопрос о возвращении наград Соломину и через некоторое время получил ответ из российского посольства в Вашингтоне, что вопрос рассматривается и будет скоро решен. С тех пор прошло три года, но решения нет и поныне. Награды ветерану до сих пор не возвращены.
[8] Выражаю сердечную благодарность Самсону Кацману, организовавшему встречи в Бостоне. В условиях снежного шторма, парализовавшего всю транспортную систему города, часть запланированных встреч пришлось отменить, но, благодаря его энергии некоторые состоялись. К счастью, у него был чудесный автомобиль: маленькая «Хонда» с приводом на четыре колеса. Она преодолевала любые сугробы и свободно ездила по совершенно пустым улицам заваленного снегом города. Вместе с Самсоном мы приехали к И.М. Соломину.
[9] С. Резник. Вместе или Врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии Солженицына, М., «Захаров», 2005, стр. 611.
[10] «Синтаксис», № 37, Париж, 2001, стр. 89.
[11] 2003, 24 октября.
[12] С. Резник. Солженицынская трагедия. «Вестник», № 23(334) 12 ноября 2003.
[13] Московские новости. 19-25 июня 2001 г, №. 25.
[14] «Вестник», 2003, №№11(322)-12(323). Статья также вошла в мою книгу «Вместе или врозь?», М., «Захаров», 2005, стр. 641-685.
[15] А. Солженицын. Евреи в СССР и будущей России. В кн. А. Сидорченко. Soli Deo Gloria!, М., «Печатный двор», 2000, стр. 74.
[16] Незадолго до смерти Наталья Решетовская сообщила, что впервые узнала об этой работе своего бывшего мужа только в 1990 году, когда случайно обнаружила ее в одной частной библиотеке. Она выкупила рукопись и затем сдала в закрытый фонд архива Пушкинского Дома. Оттуда, вероятно, и произошла утечка.
[17] Шмеман А., прот. Дневники. 1973-1983 / Сост., подгот. текста У.С. Шмеман, Н.А. Струве, Е.Ю. Дорман; предисл. С.А. Шмеман; примеч. Е.Ю. Дорман. -- М.: Русский путь, 2005.- 720с., стр. 183-184.
[18] Александр Островский. Солженицын: Прощание с мифом, М., «Яуза», 2004, стр. 5-6.
Комментарии:
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-11-11 20:54:59 EDT
"В бригаде Панина ходил зэк-нормировщик, постоянно с папочкой нормативных справочников, - это был Саша Солженицын. Кто мог тогда подумать, что через н есколько лет он станет всемирно известным писателем?"
ИЗ книги доктора Бадаша "Колыма, ты моя Колыма"
А ведь тоже небеинтересно!
Элиэзер М. Рабинович - о Семёне Бадаше
- at 2011-11-11 07:03:24 EDT
Я нашёл на Интернете и, несмотря на позднее время, не мог оторваться от воспомнаний Семёна Бадаша "Колыма, ты моя Колыма":
http://www.belousenko.com/books/gulag/badash_kolyma.htm
хотя там о Колыме мало, а больше о Казахстане и Норильске, о двух восстаниях, в руководстве которыми он состоял. Совершенно не понимаю, как такая бесконечно важная книга, могла проскочить мимо и очень рекоммендую.
Борис Дынин
- at 2011-11-11 06:41:12 EDT
Прощаясь с мифом о Солженицыне, он (А. Островский)создает антимиф. Из могучего титана Солженицын у него превращен в ничто, хуже того - в сугубо отрицательную величину… Сейчас, когда Солженицына уже нет на нашей грешной земле, пришло время утихомириться тем, кто несет его имя как знамя или как пугало. Пора вглядеться в истинное лицо этого крупного писателя и многосложного человека, чтобы увидеть его сквозь чад и сквозь фимиам.
============================================.
13 февраля 1974 г. Солженицын был выслан из России. 24 октября того же года я покинул ее. Решимость сделать этот шаг была не в малой степени укреплена жизнью Солженицына, как она была известна мне в то время, и его трудами. Те, кто читал его в самиздате, кто прилипал к коротковолновому приемнику в феврале 74 г., должны помнить, какое моральное значение тогда имел Солженицын. Я не знал его лично, не знал его характера, деталей его биографии и не анализировал его произведения с точки зрения будущего время (например, еще мало тогда раскрывшиеся цветы его антисемитизма и славянофильства, и это в конце 20 века!). Его протест против советской действительности, ее анти-человечности и лжи - вот что было в центре моего внимания. Оказавшись за границей и наблюдая, кем становился Солженицын, я терял интерес к нему и как к писателю, и как мыслителю, и, тем самым, как к человеку. Теперь много открылось, что, попросту говоря, претит мне в нем. Но когда я возвращаюсь к нему по тому или иному поводу (в данном случае в связи с откликами Элиэзера М. Рабиновича at 2011-11-10 06:25:25 EDT, с которыми я согласен), я вижу ценность таких исследований, как статья Семена Резника, и напоминаний о таких документах, как письмо Семена Бадаша, ибо те, кого сегодня интересует судьба России и место в ней Солженицына, должны иметь более полнокровную картину того времени и его героев, чем я имел в 60-70-е годы. Но для меня, живущего вне России с 74 г., остается один Солженицын. Другой - вне моей жизни. Поэтому я согласен с процитированным заключением Семена Резника, хотя, честно говоря, больше вглядываться в лицо Солженицына мне не хочется.
Элиэзер М. Рабинович - P.S.
- at 2011-11-11 04:23:38 EDT
Прочитал, с Вашей подачи, письмо Семена Бадаша (мне кажется, читал раньше, но плохо помнил), это - потрясающий документ, в правдивости которого сомневаться не приходится. Трудно после его чтения иметь какую-либо симпатию к личности Солженицына. Но в доносе он его не обвиняет. Интересно, что выплывет в 2018 г., когда будет раскрыт архив Панина...
Элиэзер М. Рабинович - С. Резнику
- at 2011-11-11 03:41:32 EDT
Большое спасибо, уважаемый Семен, за Ваши разъяснения. Они полностью соответствуют тому, что и мне самому казалось.
Семен Резник
Вашингтон, - at 2011-11-11 02:56:31 EDT
Сердечно благодарен всем, кто вспомнил о моей публикации трехлетней давности. Тогда на нее отзывов не было, появление их теперь - приятная неожиданность.
Я особенно благодарен г-ну А.Штильману за то, что он вспомнил покойного Семена Юльевича Бадаша. Я его хорошо знал с 1983 года, когда познакомился с ним на Сахаровских слушаниях в Лиссабоне, и потом поддерживал контакты до самой его кончины. Считаю необходимым кое-что уточнить, дабы ни у кого, кто «не в теме», не создалось впечатления, будто сведения о «стукачестве» А.И. Солженицына были запущены Бадашом.
О том, что Солженицын был завербован КГБ и имел оперативное имя Ветров, впервые сообщил он сам в «Архипелаге ГУЛАГ», Бадаш лишь напомнил об этом факте.
Что же касается «доноса Ветрова» о подготовке восстания зэков в Экибастузе, то он был обнародован КГБ, но Солженицын его опроверг как фальшивку. Я думаю, что если бы этот донос не был фальшивкой, то в распоряжении КГБ имелись бы и другие доносы «Ветрова». Пока таковые не известны, вопрос этот полагаю закрытым. Более того, в «Открытом письме» Бадаша подробно рассказано о «восстании» в Экибастузе, и из рассказа видно, что оно вспыхнуло стихийно, подготовки не было, а потому и доноса быть не могло.
«Открытое письмо А.И.Солженицыну» С.Ю. Бадаша очень содержательно и великолепно написано, его можно считать образцом нелицеприятной публицистики. Всем, кто интересуется личностью Солженицына, советую его прочитать или перечитать. Вот его адрес: http://www.vestnik.com/issues/2003/0723/win/badash.htm
Соплеменник
- at 2011-11-10 11:49:09 EDT
Солженицын показал себя антисемитом с самой первой публикации. Судите сами:
В каторжном(!) лагере еврей Цезарь Маркович носит свою(!) тёплую шапку, занимает, естественно, некую "высокую" должность, вслух(!) рассуждает об искусстве, свободно(!)жрёт присланные деликатесы (спасибо, хоть угостил капитана, да подарил баланду Ивану Денисовичу), в то время как надзиратели грызутся, обсуждая качество дрянной крупы.
Не исключаю, что, и по этой причине, Хрущёв удовлетворённо хмыкнул и дал согласие.
Элиэзер М. Рабинович - Часть 2-ая
- at 2011-11-10 06:26:49 EDT
Раздражённый солженицынской неуживчивостью, князь Дмитрий Шаховской написал эпиграмму (цитирую по книге В. Войновича, Портрет на фоне мифа. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002):
Теленок с дубом пободался,
Дуб пошатался и остался.
Тогда теленок всех подряд
Давай бодать других телят...
Ну, последние две строки относятся к личному характеру Солженицына, и сегодня значения не имеют. Но очень хорош образ пошатнувшегося дуба: большое дерево так просто не расшатаешь... Советская власть ещё десятилетиями могла бы держаться, если бы не нашлись люди, взявшиеся или против своего намерения реализовавшие активное расшатывание системы, и Солженицын входит в первую дюжину таких людей, наряду с Хрущёвым, Сахаровым, группой, вышедшей на Красную площадь после вторжения в Чехословакию в 1968 г., Рейганом, Горбачёвым. Солженицын цитирует высказывание радиостанции «Немецкая волна» в 1970 годы («Бодался телёнок с дубом», с. 383): «Западные люди чувствуют себя в большей безопасности, если такие, как Сахаров и Солженицын, свободно передвигаются по своей земле и высказываются». А г-н Опендик отказывает ему в роли в падении «дуба»!
Об «антисемитизме» Солженицына. Он безусловно не принадлежал к рафинированным русским интеллигентам типа Набоковых (писателя и его отца) и Сахарова, которые считали бы позором подать руку антисемиту. Не был он и черносотенцем или ненавистником евреев, как Гоголь, который с упоением описывал погром в Тарасе Бульбе, или Вагнер, в нескольких трактатах (1, 2) обвинивший евреев в отсутствии творческого духа и неспособности абсорбироваться в европейскую культуру. Солженицын, начиная с 1965 г., пытался разобраться в проблеме: в 1965-1968 он написал сырой очерк «Евреи в СССР и в будущей России», который был пиратски, без его разрешения, опубликован в 2000 г. и который составил основу его последней книги «Двести лет вместе». Книга и очерк слабые - у Солженицына не хватило интеллигентности, знаний, основанной на западных идеях Просвещения для глубокого анализа сложнейшей проблемы. И не хватило набоковской аристократичности для твёрдого отказа от личного предубеждения.
Есть ещё одна сторона жизни Солженицына, которую очень хотелось бы обойти, но нельзя: подозрение, что в лагере он был стукачом под кличкой Ветров. Существует (якобы) страшный документ-донос в Экибастузском лагере, по которому будто бы расстреляли большую группу заключенных 22 января 1952 года. Если это правда, то моя фраза выше -«на его руках нет крови» - должна быть отозвана.
Солженицын ответил на обвинения 8 октября 2003 г. (я нашёл ответ на Интернете). Он не отрицал подписи под обязательством сотрудничать с властями, как и псевдоним «Ветров», но категорически отрицал действительное сотрудничество. Донос в Экибастузе он назвал фальшивкой КГБ. То, что КГБ вполне был способен создать и выбросить в общество такой компромат, у меня нет сомнений. Эта сторона безусловно подлежит дальнейшему исследованию, и если доносительство подтвердится, нам будет трудно поддерживать хоть сколько-нибудь положительный образ Солженицына как человека. Но даже это не уничтожает блестящих результатов его активности в 1962-1974 годах. И пока что я больше готов верить его отрицанию 2003 г. и предоставить ему право на презумпцию невиновности.
Так что пусть земля будет ему пухом!
Элиэзер М. Рабинович - Часть 1-ая
- at 2011-11-10 06:25:25 EDT
Я пропустил эту статью, напечатанную через месяц после моего некролога Солженицыну. Всё, что написал уважаемый Семён, я приимаю и соглашаюсь, книга "200 лет вместе" мне не нравится, и я рад большой работе, которую проделеал Семён по разоблачению.
Но я рад, что я написал иначе.
Я помнюяя, как вдруг в «Новом мире» появляется и гремит «Один день Ивана Денисовича» - первое произведение, написанное, я бы сказал, в режиме абсолюта, без компромисса и эзоповского языка, где вещи называются своими именами. Так в наше сознание вошло имя Солженицына - одной из доминирующих фигур всей последующей жизни. "Раковый корпус", "В круге первом" и, наконец, "Архипелаг" просто перевернули всё наши представления, позволили говорить на темы, раньше закрытые.
Сейчас, когда его жизнь завершена, все ясно видят два периода его общественного лица: первый, 1962-1974 гг., в Советском Союзе; и гораздо более длинный второй, 1974-2008 гг., в эмиграции и в новой России. Общепринятая точка зрения, что этот неуживчивый, возможно, мало приятный человек (я его лично не знал), неверный по отношению к друзьям, с ультра-славянофильскими взглядами, своим вторым периодом почти перечеркнул первый.
Я не согласен. Было время, когда я сам боялся его внезапной анти-демократичности, думал, что он сговорится с коммунистами, въедет в Россию на белом коне и примет участие в её возвращении в необитаемый для разумного человека континент...
Этого не произошло. И сегодня, оглядываясь на Солженицына второго периода, мы можем с удивлением, но и явным облегчением сказать: влияние его второго периода на человечество и Россию - ноль. Он не создал когерентной фашистской идеологии, от него не осталось ни партии, ни последователей, он никак не повлиял и не влияет на жизнь современных России и Запада. На его руках нет крови. Мнение о книгах, написанных им в эмиграции, я оставляю последующим поколениям, но думаю, что и они (цикл «Красное колесо») будут забыты. Они слабы, неинтересны, подчинены идеологии. Возможно, ему не хватило таланта на описание того, чего он не видел своими глазами. В этот второй период Солженицын также заявил претензию на моральное руководство Россией и миром, и он совершенно провалился в этой претензии. Итак, мы можем попросту отмести его второй период, как не имеющий значения и не оставивший следа в жизни, политике и культуре.
Статья г-на Опендика, с которой я полемизировал, главным образом посвящена его нападкам на телевизионный разговор между господами Топаллером и Резником. Г-н Топаллер, пишет г-н Опендик, «поинтересовался: "Как такое получилось, почему еврейская интеллигенция не заметила подвоха раньше, никто не заметил, что Солженицын - против Запада?" На что уважаемый Семен отвечал: "Я этого не знаю"». Мне кажется, что я знаю: потому что борьба Солженицына с Западом была пустой, безрезультатной, не имеющей значения, совершенно несопоставимой с его борьбой против Советской власти в первый период.
И какой блистательный был этот первый период! - человек бессмертен благодаря ему, и доминирующая он фигура - благодаря ему. Придуманный им термин «Архипелаг ГУЛАГ» и трёхтомник, написанный без доступа к архивам, навсегда останется серьёзным и определяющим историческим повествованием, даже если последующие работы и перекроют его по точности конкретных данных. Эти работы сделали Солженицына бесспорным классиком русской литературы и общественной фигурой демократического движения.
С этим анализом трудно не согласиться, но каков механизм падения такой системы? Многие предсказывали падение системы когда-нибудь, но никто, за исключением Андрея Амальрика, не предвидел, что это может произойти так молниеносно и ещё на наших глазах, да и Амальрик предполагал, что это произойдёт скорее всего в результате внешней агрессии. Система была разрушена так быстро в результате борьбы конкретных людей.
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-11-10 02:59:05 EDT
Прочитав эту работу второй раз, поразился отсутствию на неё отзывов. Ведь,кажется, они были? И очень горячие отзывы! Или действительно изменяет память?
Автор изпользовал слово "остветление" в полимических целях, хотя в действительности это "осветление" свойственно лучшим произведениям Солженицына:двум романам, повестям "Один день..." и "Матрёнин двор".В чём оно заключено по моему скромному мнению читателя? В том, что каждый конец, даже трагический, в этих произедениях виделся просветлённым.Таким было чувство по прочтению его ранних вещей.
Одной из первых книжек, купленных мной в Америке вместе с "Чонкиным" Войновича был "Ленин в Цюрихе". Я её читал ещё в Москве, но как-то до меня не дошло, или не могло дойти тогда до сознания сама глубинная суть этой книги. А в 1980-м я поразился и ужаснулся этой книге: за ней стояла зловещая тень свастики! Все компоненты "мирового еврейского заговора" были тут налицо. После этого, как мне показалось, автор обязательно пойдёт и дальше по этой накатанной дороге теории "мирового еврейского заговора". К сожалению это стало реальностью. Вопросы о том, насколько волновала или не волновала автора его репутация останутся теперь без ответа. Помнится, что он писал своей конфеденциальной корреспондентке Марии Шнеерсон в Израиль /кажется в конце 70-х/, что вокруг его имени создаётся мнение о его антисемитизме. Он писал, что это его очень волнует. Правда ли это- мы вряд ли узнаем. То есть не узнаем о искренности его озабоченности.
Многих и сегодня ещё волнует вопрос - а был ли Великий писатель Земли Русской сам антисемитом? Как человек начитанный, Солженицын не мог не знать, что его дети - галахические евреи, хотя и воспитанные в строго православном духе.Его друзья -бывшие правда все - Соломин, Копелев, едва ли чувствовали хоть какую-либо тень антисемитизма в нём. И скорее всего, что в личном общении это никогда не проявлялось с его стороны. Но в "генеральном охвате огляда" истории России - везде и за каждым углом виделся ему "еврейский заговор". "200 лет" -тому лучшая иллюстрация. Поразительна необъективность Солженицына в деле Бейлиса. В книге приводились только официозные источники самых махровых антисемитских изданий в качестве "документов", не позволявших усомниться в "истинности" их пристрастных доказательств. Ни одного свидетельства из других статей, из либеральной прессы! Ни одного! Это глубоко впечатлило при чтении двухтомника. И вопрс о его личном не-антисемитизме важным уже не казался.
Несколько слов о книге Резника. По имеющимся у меня московским откликам тех лет - вскоре после издания книга имела большой резонанс и была встречена просвещённой интеллигенцией с большим энтузиазмом. Так что здесь есть возможность ещё раз поблагодарить автора и за книгу, и за глубокое эссэ.
АФМ
СПб, Раша - at 2009-10-17 09:24:30 EDT
Очень полезная статья.
Оригинал: berkovich-zametki.com
Скриншот
Номер 12(103) | Декабрь 2008 года | Семен Резник
Сквозь чад и фимиам
К 90-летию со дня рождения Александра Солженицына
7.
Перу Солженицына принадлежит множество произведений самого разного жанра, но преимущественно он тяготел к крупной эпической форме.
Первое эпическое произведение принесло ему колоссальный личный успех, и более того - оно способствовало изменению хода мировой истории. Под этой великой эпопеей я понимаю не только трехтомный «Архипелаг ГУЛАГ», но и примыкающие к нему произведения - от «Одного дня Ивана Денисовича» до «Ракового корпуса» и «В круге первом». Благодаря этим творениям Западный мир стал понимать всю бесчеловечность режима, господствовавшего за Железным Занавесом, что помогло ему избавиться от многих иллюзий. А в самом Советском Союзе люди не только лучше осознали чудовищность произвола, которому они подвергались, но и увидели свет в конце тоннеля, получив наглядный пример того, что произволу можно противостоять, и путь к этому - гласность.
Конечно, литературные произведения Солженицына не могли бы появиться без поддержки со стороны правозащитного движения и растущего нонконформизма интеллигенции. А, с другой стороны, само правозащитное движение и нонконформизм питались и вдохновлялись произведениями Солженицына. Благодаря этому симбиозу советский тоталитаризм утратил уверенность в себе, ушел в глухую оборону и, в конечном счете, признал свое поражение, что привело к необратимым преобразованиям в стране и в мире. Выдающаяся роль эпопеи Солженицына не может быть переоценена, ибо его произведения стали одним из самых мощных детонаторов этой цепной реакции.
Вторая, еще более масштабная эпопея, о русской революции, которую он задумал в ранней молодости и создавал с маниакальный упорством в течение многих десятилетий, стала катастрофическим творческим провалом писателя. Он не смог совладать с лавиной исторического материала, который не укладывался в рамки тех идей, какие он хотел выразить. Что это были за идеи? Сам Солженицын избегал четко формулировать свои историко-философские концепции, но в доверительных беседах с некоторыми особо близкими ему людьми высказывался достаточно откровенно. Вот как подытожил ряд бесед с ним священник Русской Зарубежной Церкви Александр Шмеман:
«Его мировоззрение, идеология сводятся, в сущности, к двум-трем до ужаса простым убеждениям, в центре которых как самоочевидное средоточие стоит Россия. Россия есть некая соборная личность, некое живое целое ("весь герой моих романов - Россия…"). У нее было свое "выражение", с которого ее сбил Петр Великий. Существует некий "русский дух", неизменный и лучше всего воплощенный в старообрядчестве. Насколько можно понять, дух этот определен в равной мере неким постоянным, прямым общением с природой (в отличие от западного, технического овладевания ею) и христианством. Тут больше толстовства, чем славянофильства, ибо никакой "миссии", никакого особого "призвания" у России нет - кроме того разве, чтобы быть собой (это может быть уроком Западу, стремящемуся к "росту", развитию и технике). Есть, следовательно, идеальная Россия, которой все русские призваны служить… "Да тихое и безмолвное житие поживем". По отношению к этой идеальной России уже сам интерес к "другому" - к Западу, например, - является соблазном. Это не нужно, это "роскошь". Каждый народ ("нация") живет в себе, не вмешиваясь в дела и "призвания" других народов. Таким образом, Запад России дать ничего не может, к тому же сам глубоко болен. Но, главное, чужд, чужд безнадежно, онтологически. Россия, далее, смертельно ранена марксизмом-большевизмом. Это ее расплата за интерес к Западу и утерю "русского духа". Ее исцеление в возвращении к двум китам "русского духа" - к природе как "среде" и к христианству, понимаемому как основа личной и общественной нравственности ("раскаяние и самоограничение"). На пути этого исцеления главное препятствие - "образованщина", то есть интеллигенция антиприродная и антирусская по самой своей природе, ибо порабощенная Западу и, что еще хуже, "еврейству". Наконец, роль его - Солженицына - восстановить правду о России, раскрыть ее самой России и тем самым вернуть Россию на ее изначальный путь. Отсюда напряженная борьба с двумя кровными врагами России - марксизмом (квинтэссенция Запада) и "образованщиной". Отсюда "дихотомия" Солженицына: "органичность" против всякого "распада", а также против техники и технологии. Не столько "добро" и "зло", сколько "здоровое" и "больное", "простое" и "сложное" и т.д. Петербургская Россия плоха своей сложностью, утонченностью, отрывом от "природы" и "народа"».[17]
Вот такая супер-утопия, запредельно далекая от реальной жизни, реальной России, реального бытия человека на Земле.
Вполне понятно, что чем глубже Солженицын погружался в конкретный исторический материал, тем сильнее испытывал его сопротивление, ибо русская революция, то есть ее истоки, движущие силы и последствия, были совсем не такими, какими он хотел их видеть и пытался изобразить. «Красное колесо» не могло не забуксовать, а, забуксовав, все глубже погружалось в трясину.
Третью эпопею Солженицын хотел сделать из собственной жизни, и здесь его тоже подстерегали роковые неудачи - по сходным причинам. Личность автора, какой она вырисовывалась из его автобиографических произведений («Бодался теленок с дубом» «Попало зернышко промеж двух жерновов» и других) оказывалась совсем не такой, каким он представлялся самому себе и каким хотел остаться в памяти потомков. То же относится к книге Сараскиной, написанной под его бдительным присмотром.
Он хотел выглядеть мудрым, мягким, бесстрашно правдивым, беспощадно требовательным к себе, но терпимым, снисходительным к слабостям других. А был чудовищно эгоцентричен, замкнут на собственном величии, нетерпим к любому несогласию. Уверенный в том, что выполняет великую миссию, он принимал как должное бескорыстные услуги, жертвенное служение себе и своим интересам, и мог спокойно переступить через человека, когда тот становился ему не нужен. Он был лишен способности видеть себя чужими глазами, оценивать свои поступки со стороны. Он хотел, чтобы другие смотрели на него его собственными глазами и потому перессорился почти со всеми, кто осмелился о нем писать без подобострастия, не согласовав с ним каждое слово.
Лев Николаевич Толстой как-то заметил: «Человек подобен дроби, числитель есть то, что он есть, а знаменатель - то, что он о себе думает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь».
Солженицына часто сравнивают с Толстым, и отчасти такое сопоставление оправдано: числители у них одного порядка. Но какая разница в знаменателях! Толстой тяготился своей известностью и мучался своими несовершенствами, тогда как Солженицын упивался своим величием.
8.
Книга Александра Островского «Солженицын: прощание с мифом», вышедшая четырьмя годами раньше книги Сараскиной, - представляет собой антипод ее осветляющей биографии. Создавалась она в несравненно более трудных условиях. Автор не имел доступа к личному архиву Александра Исаевича, не мог задавать вопросы ему и его близким. Зато он тщательно проштудировал все написанное Солженицыным, нашел множество мелких и крупных противоречий в том, что он писал о себе и своей работе. Еще больше несоответствий обнаружено им при сопоставлении мемуарных текстов Солженицына со свидетельствами других участников событий, с опубликованными документами. Все несоответствия им тщательно проанализированы. На каждую цитату, факт, документ дается точная ссылка (чем, заметим в скобках, Сараскина себя не утруждает). Из 730 страниц книги ссылки на источники занимают 150 страниц. Автор потратил на эту работу 12 лет (1991-2003). Объясняя свой замысел и мотивы, А. Островский пишет:
«И для меня, и для многих моих современников голос А.И. Солженицына долгое время звучал как голос правды, а он сам представал в образе бесстрашного, бескомпромиссного ратоборца, отважившегося вступить в открытое сражение с той тоталитарной системой, покорными или непокорными, все равно винтиками которой мы были.
И вот рухнули запреты.
Книги А.И. Солженицына стали доступны каждому. Помню, с каким трепетом я открывал приобретенное на одном из книжных развалов “Малое собрание” его сочинений в семи томах. И не могу забыть того разочарования, с которым закрывал этот семитомник.
Дело было не в литературных достоинствах тех произведений, с большинством из которых я познакомился впервые. С их страниц со мной говорил совсем не тот человек, каким до этого я представлял их автора.
Возникло желание разобраться.
Так появилась эта книга».[18]
Скрупулезность работы А. Островского поражает. Написанная сухо и академично, его книга осталась почти не замеченной, но ей суждена долгая жизнь. К ней будут обращаться, пока не иссякнет интерес к личности Солженицына, а этого не произойдет до тех пор, пока будет существовать русская культура, ибо Солженицын, со всеми его прозрениями и заблуждениями -- органичная часть российского самосознания.
С этим, однако, А. Островский не может смириться. Вместе с пеной он выплескивает и ребенка. Прощаясь с мифом о Солженицыне, он создает антимиф. Из могучего титана Солженицын у него превращен в ничто, хуже того - в сугубо отрицательную величину.
Такова реакция на мифы, которые создавал о себе Солженицын и которые, в наиболее полном и систематизированном виде заново озвучены Сараскиной.
Реакция вполне логичная, ибо как аукнется, так и откликнется. Действие равно противодействию.
В свое время, в ответ на гебистские инсинуации, Солженицын написал памфлет под выразительным названием «Сквозь чад». Недобросовестные нападки лишь укрепили его имидж непреклонного борца с ложью и бессильной злобой коммунизма. Фимиам, который курит ему Сараскина, производит обратный эффект.
Искусственное осветление облика, поступков и произведений писателя - это лишь обратная сторона очернения. Тому и другому может противостоять только правда. Сейчас, когда Солженицына уже нет на нашей грешной земле, пришло время утихомириться тем, кто несет его имя как знамя или как пугало. Пора вглядеться в истинное лицо этого крупного писателя и многосложного человека, чтобы увидеть его сквозь чад и сквозь фимиам.
Примечания
[1] См. А. Солженицын. «...Колеблет мой треножник», «Новый мир», 1991. № 5
[2] «Синтаксис», № 14, 1985.
[3]«Литературная Россия», 1989, № 36.
[4] Кремлевский самосуд, Секретные материалы Политбюро о писателе Солженицыне, М. «Родин» 1994, стр. 49.
[5] Александр Островский. Солженицын: прощание с мифом, М., «Яуза», 2004, стр. 29-30
[6]Г. Померанц. Записки гадкого утенка, М., Росспэн, 2003, с. 229
[7] Еще через 20 лет, в связи с 60-летием победы, по просьбе друзей И.М. Соломина, предоставившим мне необходимые документы, я обратился к президенту России В.В. Путина с просьбой решить положительно вопрос о возвращении наград Соломину и через некоторое время получил ответ из российского посольства в Вашингтоне, что вопрос рассматривается и будет скоро решен. С тех пор прошло три года, но решения нет и поныне. Награды ветерану до сих пор не возвращены.
[8] Выражаю сердечную благодарность Самсону Кацману, организовавшему встречи в Бостоне. В условиях снежного шторма, парализовавшего всю транспортную систему города, часть запланированных встреч пришлось отменить, но, благодаря его энергии некоторые состоялись. К счастью, у него был чудесный автомобиль: маленькая «Хонда» с приводом на четыре колеса. Она преодолевала любые сугробы и свободно ездила по совершенно пустым улицам заваленного снегом города. Вместе с Самсоном мы приехали к И.М. Соломину.
[9] С. Резник. Вместе или Врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии Солженицына, М., «Захаров», 2005, стр. 611.
[10] «Синтаксис», № 37, Париж, 2001, стр. 89.
[11] 2003, 24 октября.
[12] С. Резник. Солженицынская трагедия. «Вестник», № 23(334) 12 ноября 2003.
[13] Московские новости. 19-25 июня 2001 г, №. 25.
[14] «Вестник», 2003, №№11(322)-12(323). Статья также вошла в мою книгу «Вместе или врозь?», М., «Захаров», 2005, стр. 641-685.
[15] А. Солженицын. Евреи в СССР и будущей России. В кн. А. Сидорченко. Soli Deo Gloria!, М., «Печатный двор», 2000, стр. 74.
[16] Незадолго до смерти Наталья Решетовская сообщила, что впервые узнала об этой работе своего бывшего мужа только в 1990 году, когда случайно обнаружила ее в одной частной библиотеке. Она выкупила рукопись и затем сдала в закрытый фонд архива Пушкинского Дома. Оттуда, вероятно, и произошла утечка.
[17] Шмеман А., прот. Дневники. 1973-1983 / Сост., подгот. текста У.С. Шмеман, Н.А. Струве, Е.Ю. Дорман; предисл. С.А. Шмеман; примеч. Е.Ю. Дорман. -- М.: Русский путь, 2005.- 720с., стр. 183-184.
[18] Александр Островский. Солженицын: Прощание с мифом, М., «Яуза», 2004, стр. 5-6.
Комментарии:
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-11-11 20:54:59 EDT
"В бригаде Панина ходил зэк-нормировщик, постоянно с папочкой нормативных справочников, - это был Саша Солженицын. Кто мог тогда подумать, что через н есколько лет он станет всемирно известным писателем?"
ИЗ книги доктора Бадаша "Колыма, ты моя Колыма"
А ведь тоже небеинтересно!
Элиэзер М. Рабинович - о Семёне Бадаше
- at 2011-11-11 07:03:24 EDT
Я нашёл на Интернете и, несмотря на позднее время, не мог оторваться от воспомнаний Семёна Бадаша "Колыма, ты моя Колыма":
http://www.belousenko.com/books/gulag/badash_kolyma.htm
хотя там о Колыме мало, а больше о Казахстане и Норильске, о двух восстаниях, в руководстве которыми он состоял. Совершенно не понимаю, как такая бесконечно важная книга, могла проскочить мимо и очень рекоммендую.
Борис Дынин
- at 2011-11-11 06:41:12 EDT
Прощаясь с мифом о Солженицыне, он (А. Островский)создает антимиф. Из могучего титана Солженицын у него превращен в ничто, хуже того - в сугубо отрицательную величину… Сейчас, когда Солженицына уже нет на нашей грешной земле, пришло время утихомириться тем, кто несет его имя как знамя или как пугало. Пора вглядеться в истинное лицо этого крупного писателя и многосложного человека, чтобы увидеть его сквозь чад и сквозь фимиам.
============================================.
13 февраля 1974 г. Солженицын был выслан из России. 24 октября того же года я покинул ее. Решимость сделать этот шаг была не в малой степени укреплена жизнью Солженицына, как она была известна мне в то время, и его трудами. Те, кто читал его в самиздате, кто прилипал к коротковолновому приемнику в феврале 74 г., должны помнить, какое моральное значение тогда имел Солженицын. Я не знал его лично, не знал его характера, деталей его биографии и не анализировал его произведения с точки зрения будущего время (например, еще мало тогда раскрывшиеся цветы его антисемитизма и славянофильства, и это в конце 20 века!). Его протест против советской действительности, ее анти-человечности и лжи - вот что было в центре моего внимания. Оказавшись за границей и наблюдая, кем становился Солженицын, я терял интерес к нему и как к писателю, и как мыслителю, и, тем самым, как к человеку. Теперь много открылось, что, попросту говоря, претит мне в нем. Но когда я возвращаюсь к нему по тому или иному поводу (в данном случае в связи с откликами Элиэзера М. Рабиновича at 2011-11-10 06:25:25 EDT, с которыми я согласен), я вижу ценность таких исследований, как статья Семена Резника, и напоминаний о таких документах, как письмо Семена Бадаша, ибо те, кого сегодня интересует судьба России и место в ней Солженицына, должны иметь более полнокровную картину того времени и его героев, чем я имел в 60-70-е годы. Но для меня, живущего вне России с 74 г., остается один Солженицын. Другой - вне моей жизни. Поэтому я согласен с процитированным заключением Семена Резника, хотя, честно говоря, больше вглядываться в лицо Солженицына мне не хочется.
Элиэзер М. Рабинович - P.S.
- at 2011-11-11 04:23:38 EDT
Прочитал, с Вашей подачи, письмо Семена Бадаша (мне кажется, читал раньше, но плохо помнил), это - потрясающий документ, в правдивости которого сомневаться не приходится. Трудно после его чтения иметь какую-либо симпатию к личности Солженицына. Но в доносе он его не обвиняет. Интересно, что выплывет в 2018 г., когда будет раскрыт архив Панина...
Элиэзер М. Рабинович - С. Резнику
- at 2011-11-11 03:41:32 EDT
Большое спасибо, уважаемый Семен, за Ваши разъяснения. Они полностью соответствуют тому, что и мне самому казалось.
Семен Резник
Вашингтон, - at 2011-11-11 02:56:31 EDT
Сердечно благодарен всем, кто вспомнил о моей публикации трехлетней давности. Тогда на нее отзывов не было, появление их теперь - приятная неожиданность.
Я особенно благодарен г-ну А.Штильману за то, что он вспомнил покойного Семена Юльевича Бадаша. Я его хорошо знал с 1983 года, когда познакомился с ним на Сахаровских слушаниях в Лиссабоне, и потом поддерживал контакты до самой его кончины. Считаю необходимым кое-что уточнить, дабы ни у кого, кто «не в теме», не создалось впечатления, будто сведения о «стукачестве» А.И. Солженицына были запущены Бадашом.
О том, что Солженицын был завербован КГБ и имел оперативное имя Ветров, впервые сообщил он сам в «Архипелаге ГУЛАГ», Бадаш лишь напомнил об этом факте.
Что же касается «доноса Ветрова» о подготовке восстания зэков в Экибастузе, то он был обнародован КГБ, но Солженицын его опроверг как фальшивку. Я думаю, что если бы этот донос не был фальшивкой, то в распоряжении КГБ имелись бы и другие доносы «Ветрова». Пока таковые не известны, вопрос этот полагаю закрытым. Более того, в «Открытом письме» Бадаша подробно рассказано о «восстании» в Экибастузе, и из рассказа видно, что оно вспыхнуло стихийно, подготовки не было, а потому и доноса быть не могло.
«Открытое письмо А.И.Солженицыну» С.Ю. Бадаша очень содержательно и великолепно написано, его можно считать образцом нелицеприятной публицистики. Всем, кто интересуется личностью Солженицына, советую его прочитать или перечитать. Вот его адрес: http://www.vestnik.com/issues/2003/0723/win/badash.htm
Соплеменник
- at 2011-11-10 11:49:09 EDT
Солженицын показал себя антисемитом с самой первой публикации. Судите сами:
В каторжном(!) лагере еврей Цезарь Маркович носит свою(!) тёплую шапку, занимает, естественно, некую "высокую" должность, вслух(!) рассуждает об искусстве, свободно(!)жрёт присланные деликатесы (спасибо, хоть угостил капитана, да подарил баланду Ивану Денисовичу), в то время как надзиратели грызутся, обсуждая качество дрянной крупы.
Не исключаю, что, и по этой причине, Хрущёв удовлетворённо хмыкнул и дал согласие.
Элиэзер М. Рабинович - Часть 2-ая
- at 2011-11-10 06:26:49 EDT
Раздражённый солженицынской неуживчивостью, князь Дмитрий Шаховской написал эпиграмму (цитирую по книге В. Войновича, Портрет на фоне мифа. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002):
Теленок с дубом пободался,
Дуб пошатался и остался.
Тогда теленок всех подряд
Давай бодать других телят...
Ну, последние две строки относятся к личному характеру Солженицына, и сегодня значения не имеют. Но очень хорош образ пошатнувшегося дуба: большое дерево так просто не расшатаешь... Советская власть ещё десятилетиями могла бы держаться, если бы не нашлись люди, взявшиеся или против своего намерения реализовавшие активное расшатывание системы, и Солженицын входит в первую дюжину таких людей, наряду с Хрущёвым, Сахаровым, группой, вышедшей на Красную площадь после вторжения в Чехословакию в 1968 г., Рейганом, Горбачёвым. Солженицын цитирует высказывание радиостанции «Немецкая волна» в 1970 годы («Бодался телёнок с дубом», с. 383): «Западные люди чувствуют себя в большей безопасности, если такие, как Сахаров и Солженицын, свободно передвигаются по своей земле и высказываются». А г-н Опендик отказывает ему в роли в падении «дуба»!
Об «антисемитизме» Солженицына. Он безусловно не принадлежал к рафинированным русским интеллигентам типа Набоковых (писателя и его отца) и Сахарова, которые считали бы позором подать руку антисемиту. Не был он и черносотенцем или ненавистником евреев, как Гоголь, который с упоением описывал погром в Тарасе Бульбе, или Вагнер, в нескольких трактатах (1, 2) обвинивший евреев в отсутствии творческого духа и неспособности абсорбироваться в европейскую культуру. Солженицын, начиная с 1965 г., пытался разобраться в проблеме: в 1965-1968 он написал сырой очерк «Евреи в СССР и в будущей России», который был пиратски, без его разрешения, опубликован в 2000 г. и который составил основу его последней книги «Двести лет вместе». Книга и очерк слабые - у Солженицына не хватило интеллигентности, знаний, основанной на западных идеях Просвещения для глубокого анализа сложнейшей проблемы. И не хватило набоковской аристократичности для твёрдого отказа от личного предубеждения.
Есть ещё одна сторона жизни Солженицына, которую очень хотелось бы обойти, но нельзя: подозрение, что в лагере он был стукачом под кличкой Ветров. Существует (якобы) страшный документ-донос в Экибастузском лагере, по которому будто бы расстреляли большую группу заключенных 22 января 1952 года. Если это правда, то моя фраза выше -«на его руках нет крови» - должна быть отозвана.
Солженицын ответил на обвинения 8 октября 2003 г. (я нашёл ответ на Интернете). Он не отрицал подписи под обязательством сотрудничать с властями, как и псевдоним «Ветров», но категорически отрицал действительное сотрудничество. Донос в Экибастузе он назвал фальшивкой КГБ. То, что КГБ вполне был способен создать и выбросить в общество такой компромат, у меня нет сомнений. Эта сторона безусловно подлежит дальнейшему исследованию, и если доносительство подтвердится, нам будет трудно поддерживать хоть сколько-нибудь положительный образ Солженицына как человека. Но даже это не уничтожает блестящих результатов его активности в 1962-1974 годах. И пока что я больше готов верить его отрицанию 2003 г. и предоставить ему право на презумпцию невиновности.
Так что пусть земля будет ему пухом!
Элиэзер М. Рабинович - Часть 1-ая
- at 2011-11-10 06:25:25 EDT
Я пропустил эту статью, напечатанную через месяц после моего некролога Солженицыну. Всё, что написал уважаемый Семён, я приимаю и соглашаюсь, книга "200 лет вместе" мне не нравится, и я рад большой работе, которую проделеал Семён по разоблачению.
Но я рад, что я написал иначе.
Я помнюяя, как вдруг в «Новом мире» появляется и гремит «Один день Ивана Денисовича» - первое произведение, написанное, я бы сказал, в режиме абсолюта, без компромисса и эзоповского языка, где вещи называются своими именами. Так в наше сознание вошло имя Солженицына - одной из доминирующих фигур всей последующей жизни. "Раковый корпус", "В круге первом" и, наконец, "Архипелаг" просто перевернули всё наши представления, позволили говорить на темы, раньше закрытые.
Сейчас, когда его жизнь завершена, все ясно видят два периода его общественного лица: первый, 1962-1974 гг., в Советском Союзе; и гораздо более длинный второй, 1974-2008 гг., в эмиграции и в новой России. Общепринятая точка зрения, что этот неуживчивый, возможно, мало приятный человек (я его лично не знал), неверный по отношению к друзьям, с ультра-славянофильскими взглядами, своим вторым периодом почти перечеркнул первый.
Я не согласен. Было время, когда я сам боялся его внезапной анти-демократичности, думал, что он сговорится с коммунистами, въедет в Россию на белом коне и примет участие в её возвращении в необитаемый для разумного человека континент...
Этого не произошло. И сегодня, оглядываясь на Солженицына второго периода, мы можем с удивлением, но и явным облегчением сказать: влияние его второго периода на человечество и Россию - ноль. Он не создал когерентной фашистской идеологии, от него не осталось ни партии, ни последователей, он никак не повлиял и не влияет на жизнь современных России и Запада. На его руках нет крови. Мнение о книгах, написанных им в эмиграции, я оставляю последующим поколениям, но думаю, что и они (цикл «Красное колесо») будут забыты. Они слабы, неинтересны, подчинены идеологии. Возможно, ему не хватило таланта на описание того, чего он не видел своими глазами. В этот второй период Солженицын также заявил претензию на моральное руководство Россией и миром, и он совершенно провалился в этой претензии. Итак, мы можем попросту отмести его второй период, как не имеющий значения и не оставивший следа в жизни, политике и культуре.
Статья г-на Опендика, с которой я полемизировал, главным образом посвящена его нападкам на телевизионный разговор между господами Топаллером и Резником. Г-н Топаллер, пишет г-н Опендик, «поинтересовался: "Как такое получилось, почему еврейская интеллигенция не заметила подвоха раньше, никто не заметил, что Солженицын - против Запада?" На что уважаемый Семен отвечал: "Я этого не знаю"». Мне кажется, что я знаю: потому что борьба Солженицына с Западом была пустой, безрезультатной, не имеющей значения, совершенно несопоставимой с его борьбой против Советской власти в первый период.
И какой блистательный был этот первый период! - человек бессмертен благодаря ему, и доминирующая он фигура - благодаря ему. Придуманный им термин «Архипелаг ГУЛАГ» и трёхтомник, написанный без доступа к архивам, навсегда останется серьёзным и определяющим историческим повествованием, даже если последующие работы и перекроют его по точности конкретных данных. Эти работы сделали Солженицына бесспорным классиком русской литературы и общественной фигурой демократического движения.
С этим анализом трудно не согласиться, но каков механизм падения такой системы? Многие предсказывали падение системы когда-нибудь, но никто, за исключением Андрея Амальрика, не предвидел, что это может произойти так молниеносно и ещё на наших глазах, да и Амальрик предполагал, что это произойдёт скорее всего в результате внешней агрессии. Система была разрушена так быстро в результате борьбы конкретных людей.
A.SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2011-11-10 02:59:05 EDT
Прочитав эту работу второй раз, поразился отсутствию на неё отзывов. Ведь,кажется, они были? И очень горячие отзывы! Или действительно изменяет память?
Автор изпользовал слово "остветление" в полимических целях, хотя в действительности это "осветление" свойственно лучшим произведениям Солженицына:двум романам, повестям "Один день..." и "Матрёнин двор".В чём оно заключено по моему скромному мнению читателя? В том, что каждый конец, даже трагический, в этих произедениях виделся просветлённым.Таким было чувство по прочтению его ранних вещей.
Одной из первых книжек, купленных мной в Америке вместе с "Чонкиным" Войновича был "Ленин в Цюрихе". Я её читал ещё в Москве, но как-то до меня не дошло, или не могло дойти тогда до сознания сама глубинная суть этой книги. А в 1980-м я поразился и ужаснулся этой книге: за ней стояла зловещая тень свастики! Все компоненты "мирового еврейского заговора" были тут налицо. После этого, как мне показалось, автор обязательно пойдёт и дальше по этой накатанной дороге теории "мирового еврейского заговора". К сожалению это стало реальностью. Вопросы о том, насколько волновала или не волновала автора его репутация останутся теперь без ответа. Помнится, что он писал своей конфеденциальной корреспондентке Марии Шнеерсон в Израиль /кажется в конце 70-х/, что вокруг его имени создаётся мнение о его антисемитизме. Он писал, что это его очень волнует. Правда ли это- мы вряд ли узнаем. То есть не узнаем о искренности его озабоченности.
Многих и сегодня ещё волнует вопрос - а был ли Великий писатель Земли Русской сам антисемитом? Как человек начитанный, Солженицын не мог не знать, что его дети - галахические евреи, хотя и воспитанные в строго православном духе.Его друзья -бывшие правда все - Соломин, Копелев, едва ли чувствовали хоть какую-либо тень антисемитизма в нём. И скорее всего, что в личном общении это никогда не проявлялось с его стороны. Но в "генеральном охвате огляда" истории России - везде и за каждым углом виделся ему "еврейский заговор". "200 лет" -тому лучшая иллюстрация. Поразительна необъективность Солженицына в деле Бейлиса. В книге приводились только официозные источники самых махровых антисемитских изданий в качестве "документов", не позволявших усомниться в "истинности" их пристрастных доказательств. Ни одного свидетельства из других статей, из либеральной прессы! Ни одного! Это глубоко впечатлило при чтении двухтомника. И вопрс о его личном не-антисемитизме важным уже не казался.
Несколько слов о книге Резника. По имеющимся у меня московским откликам тех лет - вскоре после издания книга имела большой резонанс и была встречена просвещённой интеллигенцией с большим энтузиазмом. Так что здесь есть возможность ещё раз поблагодарить автора и за книгу, и за глубокое эссэ.
АФМ
СПб, Раша - at 2009-10-17 09:24:30 EDT
Очень полезная статья.
Оригинал: berkovich-zametki.com
Скриншот