Почему Росархив тщательно десятилетиями скрывает от народа героическое прошлое нашей страны (1)
Часть-1 Часть-2 Часть-3
Рубрика в газете: В поисках правды, № 2018 / 48, 27.12.2018, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Почему Росархив тщательно десятилетиями скрывает от народа героическое прошлое нашей страны
Много лет занимаясь в федеральных архивах, я в какой-то момент обнаружил, что архивное ведомство весь постсоветский период тщательно утаивает от общества огромный массив документов о советском прошлом. При этом архивисты не гнушаются ничем. Они сознательно идут даже на подлоги, лишь бы не допустить исследователей к давно рассекреченным делам, касающимся ключевых моментов советской истории. Почему же они так поступают? Есть несколько версий.
Первая версия (самая примитивная): просто многие сотрудники хотят спокойной сытой жизни, ничего не делать и получать большие деньги. Им это надо - во что-то вникать и что-то разрешать?! А вдруг произойдёт какая-либо осечка и их за это погонят с насиженных мест? Многие из них не забыли, как в начале 90-х годов поплатился своей должностью первый директор Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ) Р.Усиков. Не вникнув в подсунутую ему заявку, он подписал требование на выдачу какому-то иностранному исследователю одного дела, касавшегося войны во Вьетнаме. А исследователь оказался не простой. Он полученную из этого дела информацию сопоставил с другими открытыми источниками и пришёл к выводу, что в своё время наши спецслужбы активно занимались во Вьетнаме дезинформацией. Дальше разгорелся скандал. Кто-то решил, что Усиков поспособствовал раскрытию методов работы советской разведки. Его сделали крайним и с позором уволили из архива.
Вторая версия. Есть основания полагать, что некоторые руководители архивов сознательно не выдают отечественным исследователям многие документы, придерживая их для западных историков. Не секрет, что многие западные институты проявляют огромный интерес к советской истории и готовы за информацию платить немалые деньги, но при одном условии - что за ними будет закреплён приоритет в изучении и публикации этих документов. И это не голословные обвинения. Вспомним, как в середине 90-х годов советник первого президента России Ельцина генерал Волкогонов заставил чуть ли не всё руководство РГАНИ делать копии с десятков тысяч документов КПСС для последующей их передачи различным американским фондам и университетам (разумеется, не бесплатно). А на каких основаниях сегодня директор РГАНИ Наталья Томилина иниициирует рассекречивание отдельных документов конца горбачёвской перестройки, которые потом всплывают в сборниках, изданных под эгидами различных европейских организаций (а российским исследователям те же самые документы при этом до сих пор не выдаются; та же самая Томилина предлагает нашим историкам дождаться, когда будет завершено рассекречивание всего массива документов)?
Есть и третья версия. Некоторые именитые архивисты то ли по собственной воле, то ли по чьему-то указанию очень не хотят, чтобы граждане сами могли разобраться в прошлом своей страны, и навязывают им определённую точку зрения, подкрепляя её лишь специально отобранными документами и скрывая от людей весь комплекс материалов. Так, на мой взгляд, поступает, к примеру, научный руководитель Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) Сергей Мироненко, который упорно отрицает героический подвиг 28 панфиловцев, размахивая как флагом всего лишь одной запиской военного прокурора, датированной концом 40-х годов, но при этом умалчивая о том, что на эту же самую тему в архивах есть немало и других важных документов с совершенно противоположной информацией.
Ну, и, конечно, нельзя исключать и то, что архивная отрасль при нынешнем руководителе Росархива Андрее Артизове сильно деградировала и компетентность большинства руководителей федеральных архивов свелась в последнее время к нулю.
А где же истина? Попытаемся её выявить в ходе нашего журналистского расследования.
1. Зачем архивисты усиленно представляют Леонида Брежнева в образе несведущего дурачка?
Начну с расхожих истин. По-моему, всем ясно, что советскую историю 1960-1980-х годов невозможно понять, не разобравшись в образе Леонида Брежнева. Разные советские историки представляют этого деятеля по-разному. Одни говорят, что Брежнев был чуть ли не гением, который вывел Советский Союз на совершенно новый уровень. Другие утверждают обратное - что именно он завёл Советский Союз в тупик и по сути предопределил распад великой державы. Но чтобы найти истину, надо поднять и изучить огромный массив архивных документов, связанных с Брежневым. Однако много лет наши исследователи даже не могли узнать, где хранятся архивы Брежнева. Дело доходило до странных парадоксов. Наш отечественный журнал «Родина» публиковал материалы немецких исследователей с обильным цитированием рабочих записей Брежнева, сообщая при этом все архивные шифры, но когда наши историки, руководствуясь этими шифрами, шли в РГАНИ и просили предоставить им оригиналы процитированных документов, сотрудники РГАНИ, ничуть не смущаясь, утверждали, что они об этих документах ничего не знают и что никаких бумаг Брежнева у них нет. Это враньё продолжалось вплоть до 2014 года. Только после моей встречи с руководителем Росархива Артизовым летом 2014 года руководство РГАНИ вынуждено было признать, что оно располагает фондами Хрущёва, Брежнева, Суслова, Андропова и Черненко. При этом за своё многолетнее враньё ни директор архива Томилина, ни её заместители Прозуменщиков и Шевчук никакого наказания не понесли.
Начав изучать фонд Брежнева, я наткнулся на следующие сведения: оказывается, ранее он находился в Архиве Президента Российской Федерации, но в 2009-2010 годах практически полностью был передан в РГАНИ и практически сразу после этого с ним начали работать сотрудники архива Казарина и Прозуменщиков, однако не для составления картотек или подготовки каких-то выставок, а, как я понял, исключительно как исследователи. Естественно, у меня тут же возник вопрос: а чем тот же Прозуменщиков отличается от других историков, не являющихся сотрудниками РГАНИ? Почему он получил право доступа к этому фонду, а других исследователей не подпускали к этому материалу, повторю, вплоть до лета 2014 года? Ответ на этот вопрос я нашёл лишь через несколько лет - после выхода трёхтомника «Леонид Брежнев. Рабочие и дневниковые записи». Как оказалось, Прозуменщиков - один из комментаторов этого издания. Видимо, поэтому он и не хотел, чтобы до выхода трёхтомника кто-то ещё имел доступ к фонду Брежнева. Судя по всему, заместитель директора РГАНИ Прозуменщиков сознательно хотел установить для себя монополию в праве пользования материалами РГАНИ.
Вообще, на этом трёхтомнике стоит остановиться особо. Это шикарное издание альбомного вида. Роскошность фолианта, видимо, должна была подчеркнуть, с одной стороны, уникальность личности главного героя, а с другой - чрезвычайную важность опубликованных материалов. А что получилось в итоге? Не знаю, случайность это или сознательная линия, но Брежнев после изучения этого тома предстаёт в образе этакого дурачка. После изучения этих документов закрадывается вопрос: а кто же руководил великой державой в течение 18 лет - полный дурак или законченный идиот?! Такое впечатление, что трёхтомник изначально был нацелен на то, чтобы всеми способами оглупить образ многолетнего лидера советской империи.
Начну с предисловия. Краткое вступительное слово к этому изданию сочинил не кто-нибудь, а руководитель Росархива Артизов. И что он сообщил в своём предисловии? Всего два момента: что какое-то время он сидел в одном кабинете с одним из бывших секретарей Брежнева и что какое-то время он лично сталкивался с бывшей сотрудницей аппарата Брежнева Дорошиной. Но, простите, какое читателям дело до того, с кем Артизов когда-то пересёкся в каком-то кабинете или коридоре?! Артизов - руководитель Росархива! И эти два штриха, которые он привёл в своём предисловии, можно было использовать лишь как небольшие лирические отступления для некоего оживления текста, но всё-таки само предисловие должно было быть посвящено другому - роли и месту Брежнева, как минимум, в истории России и тому, что нового открыли обнаруженные записи не только в облике Брежнева, но прежде всего в истории страны. Однако написание такого предисловия требовало глубокого погружения в материал, а Артизов, судя по всему, в рукопись трёхтомника не вникал, предпочтя отделаться двумя общими фразами. Видимо, он так и всей отраслью руководит - шапочно, без изучения проблем и выработки стратегии развития архивного дела. Что очень печально! Всё-таки во главе Росархива хотелось бы видеть личность, а не марионетку.
Теперь об опубликованных записях Брежнева. Насколько они ценны для того, чтобы подавать их в таком роскошном альбомном виде? Или всё-таки перед нами некий рабочий материал, который и подавать нужно соответствующим образом - не в виде дорогостоящих фолиантов, а в скромном оформлении - как обычные сборники подготовительных материалов?
Вчитаемся в содержание этих записей. Вот Брежнев уже в глубокой старости сообщает, что с утра побрился. Это очень важно? Смотря с какой точки зрения. Для судьбы страны, понятно, это не имело никакого значения - побрился в тот день Брежнев или не побрился. Но это, наверное, очень важно с точки зрения понимания образа жизни большого руководителя, который к концу 70-х годов подошёл к состоянию старческой немощи.
Поймите меня правильно, я против того, чтобы что-либо цензурировать или скрывать. Безусловно, надо было печатать и эти записи бытового характера. Они тоже нужны. Но надо уметь делать и соответствующие комментарии, чтобы было ясно, Брежнев реально управлял огромной страной или его никогда и ничего не волновало, кроме бритья? Из трёхтомника же следует вывод, что во главе огромной империи находился какой-то дурачок, а вообще-то всем управляли, прикрываясь именем генсека, совсем другие люди, предпочитавшие оставаться в тени.
Впрочем, бритьё - это всего лишь маленькая частность. Куда существенней другое. Всё-таки что из себя представляют рабочие записи Брежнева? Это что - подробные графики личных встреч, перечень телефонных звонков, некие отчёты за какие-то промежутки времени, отдельные напоминания лично для себя, выделение приоритетов на конкретный день, просто отдельные пометы или что-то ещё? Увы, составители трёхтомника показали свою профессиональную беспомощность, так и не дав подробной характеристики представленным документам и не сумев их должным образом откомментировать. Если полагаться только на опубликованные записи, то создаётся впечатление, что Брежнев был очень ограниченным и вздорным человеком, который рулил страной под настроение: вот сегодня ему захотелось услышать одного клеврета, завтра - другого, а что в целом со страной - плевать. За сиюминутностью не просматривалась никакая перспектива. А ведь это было далеко не так!
Не буду касаться всего. Возьму отдельные моменты, связанные с культурой и литературой. По изданному трёхтомнику записей Брежнева можно сделать вывод, что из всех обращений крупных писателей до него дошло только в 1967 году письмо Веры Кетлинской, которая интересовалась, почему наша печать стала замалчивать критику культа личности Сталина. Но мы-то знаем доподлинно, что к Брежневу в разное время обращались и Симонов, и Солженицын, и Шолохов, и другие именитые писатели, и что их письма тоже доходили до Брежнева, и что Брежнев на них реагировал.
Другой момент. Весной 1967 года Брежнев пометил: «Приветствие писателям». Потом он, правда, эту пометку зачеркнул. В комментарии сказано, что 4 мая 1967 года на заседании Политбюро был затронут вопрос: надо ли Генсеку партии выступить на Четвёртом съезде советских писателей. Сам Брежнев склонился к тому, чтобы ограничиться лишь приветствием ЦК к съезду. Между тем другие выявленные в архивах документы показывают, что Брежнев всегда огромное внимание уделял вопросам развития советской литературы, но конкретные решения в каждом отдельном случае принимал с учётом самых разных факторов и обстоятельств. Так, в декабре 1956 года он три дня председательствовал в ЦК на встречах с ведущими писателями страны, ибо тогда была одна ситуация. В 1967 году сложилась иная ситуация: Брежнев отказался выступать на писательском съезде, видимо, потому, что не хотел давать возможность использовать его имя в групповой борьбе различных литературных кланов (даже в его собственном окружении, к примеру, референт Самотейкин и помощник Александров-Агентов всячески тогда подталкивали его к сближению с Константином Симоновым, а также с некоторыми другими влиятельными либералами, а другие силы - прежде всего помощник по аграрным вопросам Голиков - хотели, чтобы Брежнев публично знаменем советской литературы провозгласил Шолохова).
Могу привести другой пример. В опубликованных записях Брежнева отмечено неудовольствие появлением в 1967 году в газете «Неделя» фрагментов из мемуаров Шульгина. Комментаторы сообщили, что саму публикацию Шульгина они не отыскали. Меж тем, если бы комментаторы обратились к хранящимся в РГАНИ протокольным записям, сделанным на заседаниях секретариата ЦК КПСС в апреле 1967 года, то нашли бы не только точную ссылку на публикацию Шульгина, но и узнали бы реакцию на эту публикацию Андрея Кириленко, Фёдора Кулакова и других руководителей партии. Но тут что интересно? Кто всё-таки первый среагировал на мемуары Шульгина? Брежнев или Кириленко? И почему руководство партии так напугали воспоминания бывшего монархиста? Ведь всем же было ясно, что никакой Шульгин советский режим уже был не в состоянии поколебать.
Ладно, литература не являлась для Брежнева самой главной вещью. Существовали дела поважнее, прежде всего - в политике и экономике. А как это отражено в рабочих записях Брежнева? Если брать материалы начала 1960-х годов, то видно, что Брежнев, отвечавший тогда за развитие оборонного комплекса страны, вникал во все в мелочи, касавшиеся, к примеру, ракетной техники. Но после того, как он стал Генеральным секретарём, никаких конкретных записей ни по ракетной технике в частности, ни по тяжёлой промышленности и машиностроению в целом он не делал. Лишь иногда он помечал, что принял Дмитрия Устинова (который в конце 1960-х годов как секретарь ЦК отвечал за оборонку) и отдельных министров, но это не означало, что он перестал глубоко вникать в проблемы промышленного развития страны. Однако из материалов трёхтомника этого не видно.
В связи с этим стоит обратить внимание на второй том, практически целиком состоящий из записей дежурных секретарей приёмной Брежнева. Хорошо, что составители книги включили полные тексты записей секретарей о том, кто в тот или иной день посещал кабинет Брежнева, с кем сотрудники приёмной соединяли Брежнева по телефону, а также указали поимённо всех, кто звонил в приёмную. Но ведь этого для понимания масштаба личности Брежнева и того, что делал Брежнев, крайне недостаточно. Здесь нужны сопроводительные материалы и серьёзные комментарии.
Наверное, очень сложно было бы подробно в одном томе расписать, отталкиваясь от записей секретарей приёмной, каждый день Брежнева за все 18 лет его руководства страной. Но почему нельзя было в качестве примера расписать хотя бы один день генсека? Вот секретарь приёмной сообщил, что в такой-то день в кабинет к Брежневу заходили Суслов, Андропов, Кириленко, Замятин, такой-то министр и, кроме того, он соединял генсека с четырьмя другими товарищами. Понятно, что ни один секретарь из приёмной непосредственно в кабинете Брежнева не присутствовал при разговорах вождя с Сусловым или с Кириленко, в лучшем случае принося в кабинет шефа чай с печеньем. Не прослушивали секретари и телефонные разговоры Брежнева (во всяком случае, хочется верить, что разговоры лидера обходились без прослушки спецслужбами). Ну так посмотрите по другим источникам, что в указанный день происходило в высших эшелонах власти. Возможно, было заседание Политбюро или Секретариата ЦК, на которых председательствовал Брежнев. Посмотрите, какие бумаги Брежнев подписывал, какие отдал письменные распоряжения. И тогда можно было бы представить во всей полноте картину за один день и хотя бы в общих чертах понять, с чем в течение одного рабочего дня конкретно сталкивался Брежнев и что именно он решал, в том числе то, что требовало его незамедлительной реакции, а что работало на отдалённую перспективу. И мы бы увидели, что в конкретный день Брежнева волновала не только публикация в газете «Неделя» воспоминаний Шульгина, но и проблемы космоса, насущные вопросы трактористов в сельской глубинке, прорывные технологии в медицине, комчванство какого-то мелкого функционера на Урале, а также очередные провокации Запада в ГДР или в Чехословакии… Не удержусь и приведу ещё один пример. Секретари приёмной Брежнева зафиксировали, что 4 декабря 1972 года генсек принял заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК А.Н. Яковлева. Но что он в тот день обсуждал с этим партаппаратчиком - доклад к 50-летию СССР или ошибки этого функционера, допущенные в опубликованной в «Литгазете» статье? Прояснить ситуацию могли бы протокольные записи заседаний Секретариата ЦК КПС за 1972 год, в частности, выступление Брежнева на одном из секретариатов ЦК. Но комментаторы трёхтомника поленились изучить эти протокольные записи.
Из других опубликованных в трёхтомнике записей дежурных секретарей приёмной Брежнева можно сделать вывод, что из всех художников в высшие эшелоны власти имел доступ один лишь Сергей Михалков. За несколько лет он звонил в приёмную Брежнева чуть ли не двадцать раз. Но по другим источникам известно, что Брежнев в разные годы относился к дяде Стёпе по-разному. Когда году в 1970 главный редактор газеты «Правда» Зимянин поинтересовался у помощников генсека публиковать ли ему очередную басню дяди Стёпы, помощники, не решившие взять на себя всю ответственность, доложили о смятениях Зимянина непосредственно боссу. И как отреагировал тогда на это Брежнев? Он потребовал от руководителя своего секретариата Цуканова больше не впутывать его в эти сомнительные истории, сказав: «а для чего у нас существуют соответствующие отделы ЦК», и дав ясно понять, что стишата Михалкова ему никогда близки не были. Тем не менее, тот же Брежнев как-то (точнее, 13 февраля 1969 года) принял Михалкова и поговорил с ним о детской литературе и о гимне Советского Союза, но, что интересно, новый предложенный тогда Михалковым текст гимна - отверг. Предложенный Михалковым текст гимна, кстати, обсуждался и 25 сентября 1970 года на Секретариате ЦК КПСС. Но Пётр Демичев тогда заявил: «Мне текст не нравится, он слишком упрощён» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 6, л. 136). Добавлю: последний раз Брежнев принял Михалкова 7 января 1980 года. Правда, что он тогда обсуждал с ним, пока выяснить не удалось.
Составители трёхтомника гордятся тем, что они напечатали в своём издании якобы уникальный биографический словарь на всех упомянутых в трёх книгах лиц. Но в чём ценность этого словаря, я так и не понял. Какой смысл был приводить короткие справки на почти одну тысячу человек, если сведения для них были почерпнуты исключительно из одной Википедии? Мне не ясно, для чего было в этот словарь включать, к примеру, Расула Гамзатова или Александра Твардовского, если они видели Брежнева мельком и по сути никогда с ним толком не общались? Здесь интерес могли бы представить материалы о людях из ближайшего окружения Брежнева, а также из его секретариата и приёмной. Причём хотелось бы в этих справках увидеть не только даты рождения и перечисления этапов большого пути, но хотя бы краткие характеристики этих людей.
Составители трёхтомника решили всех показать образцовыми людьми. Но в жизни-то было не так. Вот я читаю справку о бывшем секретаре приёмной Брежнева Геннадии Бровине. Раньше после таких восторженных справок фотографии людей разве что на доску почёта не вывешивали. И ни слова не сказано в трёхтомнике, что Бровин в своё время был обвинён в уголовных преступлениях. Как выяснилось, в 1986 году его дело рассматривалось в комитете партийного контроля при ЦК КПСС. Человека уличили во взяточничестве. Коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР под председательством И.Алхазова приговорила его к девяти годам. А вышли на Бровина совершенно случайно. До этого суд рассматривал дело о взятках в системе Минлегпрома РСФСР. И кто-то из обвиняемых тогда сказал: что же вы накинулись на стрелочников, а боитесь посмотреть наверх. Прокуроры проявили принципиальность и узнали, как Бровин действовал. Сидя в приёмной Брежнева, он периодически звонил первым секретарям обкомов партии, строго спрашивал, как те выполняли указания генсека по тем или иным вопросам, и между делом вскользь интересовался судьбами отдельных персонажей, которым грозило уголовное преследование за совершённые преступления. Первые секретари воспринимали эти звонки не как личную инициативу Бровина, а как поручения Брежнева, и всё делали для того, чтобы увести те лица, чьи фамилии звучали в телефонных разговорах, от уголовной ответственности. Ну а Бровин за это от спасённых им от наказания людишек получал немалые средства.
Другой пример. Не секрет, что практически всё делопроизводство, касавшееся Брежнева, осуществлял общий отдел ЦК КПСС. А кто тогда руководил этим отделом? По сути два человека - Константин Черненко и Клавдий Боголюбов. Однако, как потом выяснилось, Боголюбов никогда не отличался аскетизмом и очень любил большие деньги. Отвечая в аппарате ЦК за составление для Политиздата сборников партийных документов, он постоянно требовал от издательства огромные гонорары. Но всё это всплыло наружу уже после смерти Брежнева. Позже Егор Лигачёв инициировал исключение Боголюбова из партии. А нам в этом трёхтомнике преподносят Боголюбова как верного ленинца и честного коммуниста. Кого обманываем?
Здесь надо сказать, что главными составителями данного трёхтомника выступили бывшие руководители Архива Президента РФ А.Коротков и А.Степанов. Но они уже не раз демонстрировали свою профессиональную беспомощность. Максимум, что они всегда могли, это перепечатать выявленные в ранее засекреченных архивах какие-то документы. А уже на серьёзные и толковые комментарии эти деятели никогда способны не были. В 1993 году их страшно ругала Наталья Солженицына, недовольная ходом подготовки к печати сборника «Кремлёвский самосуд». Но, к сожалению, низким профессиональным уровнем отличаются не только Коротков и Степанов. Это характерно для всего руководства и РГАНИ, и РГАЛИ, и многих других федеральных архивов.
2. Всегда ли во всём виновата Федеральная служба безопасности (ФСБ), или Почему руководство РГАНИ четверть века запрещало обнародовать списки всех имеющихся в архиве фондов
Когда я ещё в 2008 году впервые пришёл в РГАНИ, то обратил внимание на такую странность: мне в читальном зале выдали список вроде всех находящихся в архиве фондов, но в перечне фигурировало только чуть больше десяти фондов, хотя последний фонд имел порядковый номер сто с хвостиком. Меня занимал вопрос: а куда же делись почти девяносто фондов? Их что, списали, или объединили с какими-то другими делами, или передали в какие-то другие ведомства? Однако никто из руководства РГАНИ ничего вразумительное ответить на мои недоумения так и не мог. Пришлось проводить своё собственное расследование. И первым, кого я с поличным поймал на вранье, был заместитель директора РГАНИ Михаил Прозуменщиков.
Я купил в магазине двухтомник «Два цвета времени» с документами о Хрущёве, и в обоих томах чуть ли не на каждой странице мелькали ссылки на фонд 52. В выходных данных этого двухтомника Прозуменщиков значился как составитель, а директор РГАНИ Томилина как главный редактор. Однако в выдававшемся в РГАНИ исследователям перечне этот фонд нигде не фигурировал. А всё-таки Хрущёв долгое время был советским лидером, и просто так его фонд вряд ли мог испариться.
Поймав Прозуменщикова (а заодно и Томилину) на грубом вранье, я тут же потребовал немедленной встречи с руководителем Росархива Артизовым. После этого в РГАНИ совершилась маленькая революция: тут же в перечень были включены фонды Брежнева, Андропова, Суслова и Черненко. Однако в целом это ситуацию не меняло. Просто стало не девяносто лакун, а на несколько единиц меньше.
Я потом, наверное, раз пятнадцать встречался с директором РГАНИ Натальей Томилиной и её заместителями Михаилом Прозуменщиковым и Иваном Шевчуком. Меня пытались убедить, что ничего большего я не добьюсь, ибо существуют некие запреты Федеральной службы безопасности. Мол, согласно каким-то инструкциям архив не имеет право сообщать о наличии у себя каких-либо фондов, если в них содержится хотя бы одно нерассекреченное дело. Рассчёт был на то, что я поверю этим чинушам, и уж тем более никогда не рискну уточнить их информацию в самих спецслужбах. Только они забыли об одном - единожды солгавшему веры уже больше никогда нет.
Год с лишним у меня ушёл на то, чтобы найти документальные подтверждения тому, что в РГАНИ находятся как минимум ещё три десятка фондов, никогда до этого не указывавшихся в официальных перечнях, открытых для исследователей. Только после этого я получил официальное сообщение, что, да, в РГАНИ имеется 68 фондов, но на обнародование всех названий якобы в обязательном порядке требовались согласия ФСБ, Службы внешней разведки и других специальных инстанций. Я тогда ещё поинтересовался у главного хранителя РГАНИ Шевчука: он что, всех исследователей держит за полных идиотов и всерьёз считает, что название, к примеру, фонда Виктора Поляничко (который когда-то был вторым секретарём ЦК Компартии Азербайджана) надо согласовывать чуть ли не с самим Путиным? На что Шевчук, как прямо-таки настоящий иезуит, ответил: дескать, фонд Поляничко, как и бывшего секретаря ЦК КПСС Рудакова, лично для меня никакого интереса представлять не может. То есть руководители РГАНИ сами решали, что могло бы представлять интерес для исследователей, а что не могло.
Небольшое лирическое отступление. Под давлением предъявленных документов из других фондов Шевчук осенью 2015 года признал-таки наличие в РГАНИ фонда Ильичёва, но тут же пояснил, почему нигде не упоминал этот фонд: мол, тогда бы исследователи его замучили, стали бы заказывать дела, а ему это надо?!
В общем, только 1 января 2016 года Росархив наконец заставил руководство РГАНИ обнародовать практически весь список имеющихся у них фондов. Что же так долго и упорно Томилина в купе с Прозуменщиковым и Шевчуком скрывали от исследователей? По не совсем для меня понятным причинам они утаивали, в частности, фонды Арвида Пельше, Георгия Маленкова, Ильичёва, Александра Рудакова, других бывших руководителей партии.
Но обнародование названий этих фондов ещё не означало, что Томилина тут же разрешит выдавать исследователям дела из этих фондов. Исследователям вновь начали вешать лапшу на ушу. Скажем, Шевчук то ссылался на то, что эти фонды ещё никто не обрабатывал и не описывал, то приводил другую байку: мол, не закончена какая-то сверка. А потом стал говорить, что хочет все дела заново красиво переплести… Возмутившись такими подходами, один из исследователей Евгений Колобов не выдержал и весной 2016 года пожаловался на бездействие Томилиной и Шевчука руководителю Росархива Артизову. Но и это не помогло. Если уж Шевчук почему-то не захотел никому ничего выдавать, то его слово оставалось последним и никакой Артизов ему никогда указом не был. Начали частично дела из этих фондов выдавать лишь в декабре 2018 года. И что сразу же вскрылось?
Первое. Большинство этих фондов были сформированы ещё в 1992-1993 гг. Однако, похоже, содержавшаяся в них информация кого-то сильно обеспокоила. Возможно, именно поэтому эти фонды и было решено утаить от исследователей.
Возьмём фонд 99, связанный с Сухановым. Для начала скажу, кто такой был Суханов. Он работал в аппарате ЦК партии ещё с 1930-х годов. Позже он стал одним из самых ближайших помощников Георгия Маленкова. А Маленков с конца 1940-х годов считался в партии вторым человеком и многими в партаппарате воспринимался как преемник Сталина. Когда после смерти Сталина была предпринята попытка разграничить полномочия партии и правительства и центром власти сделать кабинет министров, Маленков, понимая, что переходный период будет не так-то прост, всё сделал для того, чтобы не упустить контроль над обиженной частью партаппарата, и протолкнул на должность руководителя канцелярии Президиума ЦК КПСС (а именно через эту канцелярию планировалось осуществлять взаимодействие с партаппаратом) своего ближайшего помощника и беспредельно верного ему человека Суханова. Хрущёв до поры до времени вынужден был с этим мириться. Но как только он существенно укрепил свои позиции в партии, то немедленно начал подкоп под своего ближайшего конкурента Маленкова, первым делом бросив все силы на компрометацию и последующий арест Суханова.
Так чем же интересен фонд Суханова, который стал складываться в РГАНИ, повторю, ещё в 1993 году? Если Суханов не врал, то получается, что процесс по реабилитации жертв репрессий начался задолго до XX съезда партии, практически сразу после смерти Сталина. И отвечал в партии за это направление в первую очередь секретарь ЦК Пётр Поспелов, который вообще-то всегда имел репутацию упёртого и кондового сталиниста. Подробно Суханов в своих материалах осветил и то, когда и почему Хрущёв начал последовательно отовсюду вытеснять Маленкова. Отдельно он коснулся и такого момента: был ли когда-либо у Маленкова альянс с Берией или всё это чьи-то выдумки.
Не буду далее перечислять все имеющиеся в фонде Суханова материалы. Подчеркну только два момента: 1) все эти документы позволяют гораздо глубже понять, как протекала внутрипартийная борьба после смерти Сталина вплоть до начала 1955 года, и 2) открывают много неизвестных штрихов в истории реабилитации жертв незаконных репрессий. Но почему в РГАНИ четверть века всё это скрывали?
Тут можно выдвинуть много версий. Нельзя исключать и такую. Дело в том, что в 2000-е годы вышло несколько сборников документов о процессе реабилитации, о XX и XXII съездах партии и ещё кое-чём, к которым имел непосредственное отношение замдиректора РГАНИ Михаил Прозуменщиков и где в выходных данных фигурировала Наталья Томилина, а в некоторых изданиях присутствовал даже сам Артизов. И там даны одни комментарии, а материалы Суханова дают основания в некоторых выводах руководителей РГАНИ серьёзно усомниться. Ну и зачем тому же Прозуменщикову самому себя высекать? Видимо, ему проще было всё сделать для того, чтобы держать фонд того же Суханова как можно дольше в тайне от исследователей.
Много вопросов лично у меня появилось и после того, как наконец удалось получить доступ к фондам Ильичёва и Маленкова. Начну с предисловий к описям этих фондов. Лично я так и не понял, когда же стал формироваться фонд Ильичёва, по чьей инициативе и из каких документов. В предисловии слишком много общих и лукавых фраз. Сообщено, что документы поступали из Архива Президента РФ, Министерства иностранных дел, а также из домашнего архива. Но ещё раз повторю - когда? И почему, например, то же Министерство иностранных дел что-то передало в РГАНИ, а не оставило у себя в своём архиве, который более известен как Архив внешней политики. То же самое можно сказать и о предисловии к фонду архива Рудакова. Когда начал формироваться этот архив, где, по чьей инициативе, об этом ничего в предисловии не сказано. И сделано это, видимо, с умыслом: чтобы никто не смог упрекнуть архивистов в том, что они четверть века сознательно скрывали от общества уникальные документы.
Возвращаясь к Ильичёву, замечу, что этот партфункционер задумывался о судьбе имеющихся у него документов ещё в начале горбачёвской перестройки и начал тогда же часть материалов передавать в Государственный литературный музей. Но и в этом музее, как и в РГАНИ, до сих пор не очень-то приветствуют стремление исследователей получить доступ к важным материалам.
Всё это очень затрудняет, с одной стороны, изучение истории партии и литературы первой половины 1960-х годов, а с другой стороны, мешает понять личность самого Ильичёва. Напомню, что в те времена, когда Ильичёв был секретарём ЦК КПСС по пропаганде, началось наступление Хрущёва на советскую интеллигенцию. Именно тогда Хрущёв обрушился на художников в Манеже, именно в ту пору он разругал Вознесенского и Аксёнова в Кремле, и именно в то время по сути начал меняться курс от оттепели к заморозкам. А какова во всём этом роль Ильичёва: это он провоцировал на всё перечисленное Хрущёва, или, наоборот, провоцировали другие руководители партии, а он пытался сдержать советского лидера? Был ли Ильичёв страшным гонителем лучших писателей страны или, наоборот, яростным их защитником? Кем, в конце концов, его считать - мракобесом или либералом? Частично на все эти вопросы давно уже могли ответить материалы фонда Ильичёва, но по вине Артизова и Томилиной этот фонд длительное время сознательно от всех скрывался, и никто ведь до сих пор за это так и не ответил.
Кстати, руководство РГАНИ до сих пор часть фондов по непонятным причинам укрывает от историков. К примеру, до сих пор исследователям недоступен фонд Арвида Пельше (номер 85). С чем продолжает быть связана такая таинственность, никто не может понять. Видимо, кто-то до сих пор продолжает бояться бывшего главного контролёра Партии. Вот уже и в другом архиве - в РГАЛИ - перестали исследователям выдавать дело Пельше из фонда 631 «Союз писателей СССР». Почему? Кто заинтересован в сокрытии информации о том, что бывший председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС много лет состоял в Союзе писателей СССР? Не удержусь и приведу такую подробность: большинство латышских писателей Пельше откровенно не любили и всерьёз его за литератора не воспринимали. Когда в 1966 году Пельше перевели из Риги в Москву, они завалили московский генералитет запросами: когда же, наконец, Пельше будет снят с учёта в Союзе писателей Латвии и перейдёт на учёт в Московскую писательскую организацию. Однако Пельше почему-то вставать на учёт в московской организации никак не хотел. Из-за этого в узких кругах литфункционеров Риги и Москвы периодически возникали дрязги, но московское литначальство указать Арвиду Пельше на его место в Союзе писателей так и не рискнуло.
Что тут ещё важно отметить? Даже на конец 2018 года исследователи так и не получили исчерпывающего списка имеющихся в РГАНИ фондов. До сих пор нет никаких сведений о фондах, укрывающихся за следующими номерами: 69, 75, 90 и 120. Что скрывается - это тайна за семью печатями. И раскроют ли когда-нибудь эту страшную тайну Томилина, Прозуменщиков и Шевчук, не известно.
Продолжение.
Оригинал: litrossia.ru
Рубрика в газете: В поисках правды, № 2018 / 48, 27.12.2018, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Почему Росархив тщательно десятилетиями скрывает от народа героическое прошлое нашей страны
Много лет занимаясь в федеральных архивах, я в какой-то момент обнаружил, что архивное ведомство весь постсоветский период тщательно утаивает от общества огромный массив документов о советском прошлом. При этом архивисты не гнушаются ничем. Они сознательно идут даже на подлоги, лишь бы не допустить исследователей к давно рассекреченным делам, касающимся ключевых моментов советской истории. Почему же они так поступают? Есть несколько версий.
Первая версия (самая примитивная): просто многие сотрудники хотят спокойной сытой жизни, ничего не делать и получать большие деньги. Им это надо - во что-то вникать и что-то разрешать?! А вдруг произойдёт какая-либо осечка и их за это погонят с насиженных мест? Многие из них не забыли, как в начале 90-х годов поплатился своей должностью первый директор Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ) Р.Усиков. Не вникнув в подсунутую ему заявку, он подписал требование на выдачу какому-то иностранному исследователю одного дела, касавшегося войны во Вьетнаме. А исследователь оказался не простой. Он полученную из этого дела информацию сопоставил с другими открытыми источниками и пришёл к выводу, что в своё время наши спецслужбы активно занимались во Вьетнаме дезинформацией. Дальше разгорелся скандал. Кто-то решил, что Усиков поспособствовал раскрытию методов работы советской разведки. Его сделали крайним и с позором уволили из архива.
Вторая версия. Есть основания полагать, что некоторые руководители архивов сознательно не выдают отечественным исследователям многие документы, придерживая их для западных историков. Не секрет, что многие западные институты проявляют огромный интерес к советской истории и готовы за информацию платить немалые деньги, но при одном условии - что за ними будет закреплён приоритет в изучении и публикации этих документов. И это не голословные обвинения. Вспомним, как в середине 90-х годов советник первого президента России Ельцина генерал Волкогонов заставил чуть ли не всё руководство РГАНИ делать копии с десятков тысяч документов КПСС для последующей их передачи различным американским фондам и университетам (разумеется, не бесплатно). А на каких основаниях сегодня директор РГАНИ Наталья Томилина иниициирует рассекречивание отдельных документов конца горбачёвской перестройки, которые потом всплывают в сборниках, изданных под эгидами различных европейских организаций (а российским исследователям те же самые документы при этом до сих пор не выдаются; та же самая Томилина предлагает нашим историкам дождаться, когда будет завершено рассекречивание всего массива документов)?
Есть и третья версия. Некоторые именитые архивисты то ли по собственной воле, то ли по чьему-то указанию очень не хотят, чтобы граждане сами могли разобраться в прошлом своей страны, и навязывают им определённую точку зрения, подкрепляя её лишь специально отобранными документами и скрывая от людей весь комплекс материалов. Так, на мой взгляд, поступает, к примеру, научный руководитель Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) Сергей Мироненко, который упорно отрицает героический подвиг 28 панфиловцев, размахивая как флагом всего лишь одной запиской военного прокурора, датированной концом 40-х годов, но при этом умалчивая о том, что на эту же самую тему в архивах есть немало и других важных документов с совершенно противоположной информацией.
Ну, и, конечно, нельзя исключать и то, что архивная отрасль при нынешнем руководителе Росархива Андрее Артизове сильно деградировала и компетентность большинства руководителей федеральных архивов свелась в последнее время к нулю.
А где же истина? Попытаемся её выявить в ходе нашего журналистского расследования.
1. Зачем архивисты усиленно представляют Леонида Брежнева в образе несведущего дурачка?
Начну с расхожих истин. По-моему, всем ясно, что советскую историю 1960-1980-х годов невозможно понять, не разобравшись в образе Леонида Брежнева. Разные советские историки представляют этого деятеля по-разному. Одни говорят, что Брежнев был чуть ли не гением, который вывел Советский Союз на совершенно новый уровень. Другие утверждают обратное - что именно он завёл Советский Союз в тупик и по сути предопределил распад великой державы. Но чтобы найти истину, надо поднять и изучить огромный массив архивных документов, связанных с Брежневым. Однако много лет наши исследователи даже не могли узнать, где хранятся архивы Брежнева. Дело доходило до странных парадоксов. Наш отечественный журнал «Родина» публиковал материалы немецких исследователей с обильным цитированием рабочих записей Брежнева, сообщая при этом все архивные шифры, но когда наши историки, руководствуясь этими шифрами, шли в РГАНИ и просили предоставить им оригиналы процитированных документов, сотрудники РГАНИ, ничуть не смущаясь, утверждали, что они об этих документах ничего не знают и что никаких бумаг Брежнева у них нет. Это враньё продолжалось вплоть до 2014 года. Только после моей встречи с руководителем Росархива Артизовым летом 2014 года руководство РГАНИ вынуждено было признать, что оно располагает фондами Хрущёва, Брежнева, Суслова, Андропова и Черненко. При этом за своё многолетнее враньё ни директор архива Томилина, ни её заместители Прозуменщиков и Шевчук никакого наказания не понесли.
Начав изучать фонд Брежнева, я наткнулся на следующие сведения: оказывается, ранее он находился в Архиве Президента Российской Федерации, но в 2009-2010 годах практически полностью был передан в РГАНИ и практически сразу после этого с ним начали работать сотрудники архива Казарина и Прозуменщиков, однако не для составления картотек или подготовки каких-то выставок, а, как я понял, исключительно как исследователи. Естественно, у меня тут же возник вопрос: а чем тот же Прозуменщиков отличается от других историков, не являющихся сотрудниками РГАНИ? Почему он получил право доступа к этому фонду, а других исследователей не подпускали к этому материалу, повторю, вплоть до лета 2014 года? Ответ на этот вопрос я нашёл лишь через несколько лет - после выхода трёхтомника «Леонид Брежнев. Рабочие и дневниковые записи». Как оказалось, Прозуменщиков - один из комментаторов этого издания. Видимо, поэтому он и не хотел, чтобы до выхода трёхтомника кто-то ещё имел доступ к фонду Брежнева. Судя по всему, заместитель директора РГАНИ Прозуменщиков сознательно хотел установить для себя монополию в праве пользования материалами РГАНИ.
Вообще, на этом трёхтомнике стоит остановиться особо. Это шикарное издание альбомного вида. Роскошность фолианта, видимо, должна была подчеркнуть, с одной стороны, уникальность личности главного героя, а с другой - чрезвычайную важность опубликованных материалов. А что получилось в итоге? Не знаю, случайность это или сознательная линия, но Брежнев после изучения этого тома предстаёт в образе этакого дурачка. После изучения этих документов закрадывается вопрос: а кто же руководил великой державой в течение 18 лет - полный дурак или законченный идиот?! Такое впечатление, что трёхтомник изначально был нацелен на то, чтобы всеми способами оглупить образ многолетнего лидера советской империи.
Начну с предисловия. Краткое вступительное слово к этому изданию сочинил не кто-нибудь, а руководитель Росархива Артизов. И что он сообщил в своём предисловии? Всего два момента: что какое-то время он сидел в одном кабинете с одним из бывших секретарей Брежнева и что какое-то время он лично сталкивался с бывшей сотрудницей аппарата Брежнева Дорошиной. Но, простите, какое читателям дело до того, с кем Артизов когда-то пересёкся в каком-то кабинете или коридоре?! Артизов - руководитель Росархива! И эти два штриха, которые он привёл в своём предисловии, можно было использовать лишь как небольшие лирические отступления для некоего оживления текста, но всё-таки само предисловие должно было быть посвящено другому - роли и месту Брежнева, как минимум, в истории России и тому, что нового открыли обнаруженные записи не только в облике Брежнева, но прежде всего в истории страны. Однако написание такого предисловия требовало глубокого погружения в материал, а Артизов, судя по всему, в рукопись трёхтомника не вникал, предпочтя отделаться двумя общими фразами. Видимо, он так и всей отраслью руководит - шапочно, без изучения проблем и выработки стратегии развития архивного дела. Что очень печально! Всё-таки во главе Росархива хотелось бы видеть личность, а не марионетку.
Теперь об опубликованных записях Брежнева. Насколько они ценны для того, чтобы подавать их в таком роскошном альбомном виде? Или всё-таки перед нами некий рабочий материал, который и подавать нужно соответствующим образом - не в виде дорогостоящих фолиантов, а в скромном оформлении - как обычные сборники подготовительных материалов?
Вчитаемся в содержание этих записей. Вот Брежнев уже в глубокой старости сообщает, что с утра побрился. Это очень важно? Смотря с какой точки зрения. Для судьбы страны, понятно, это не имело никакого значения - побрился в тот день Брежнев или не побрился. Но это, наверное, очень важно с точки зрения понимания образа жизни большого руководителя, который к концу 70-х годов подошёл к состоянию старческой немощи.
Поймите меня правильно, я против того, чтобы что-либо цензурировать или скрывать. Безусловно, надо было печатать и эти записи бытового характера. Они тоже нужны. Но надо уметь делать и соответствующие комментарии, чтобы было ясно, Брежнев реально управлял огромной страной или его никогда и ничего не волновало, кроме бритья? Из трёхтомника же следует вывод, что во главе огромной империи находился какой-то дурачок, а вообще-то всем управляли, прикрываясь именем генсека, совсем другие люди, предпочитавшие оставаться в тени.
Впрочем, бритьё - это всего лишь маленькая частность. Куда существенней другое. Всё-таки что из себя представляют рабочие записи Брежнева? Это что - подробные графики личных встреч, перечень телефонных звонков, некие отчёты за какие-то промежутки времени, отдельные напоминания лично для себя, выделение приоритетов на конкретный день, просто отдельные пометы или что-то ещё? Увы, составители трёхтомника показали свою профессиональную беспомощность, так и не дав подробной характеристики представленным документам и не сумев их должным образом откомментировать. Если полагаться только на опубликованные записи, то создаётся впечатление, что Брежнев был очень ограниченным и вздорным человеком, который рулил страной под настроение: вот сегодня ему захотелось услышать одного клеврета, завтра - другого, а что в целом со страной - плевать. За сиюминутностью не просматривалась никакая перспектива. А ведь это было далеко не так!
Не буду касаться всего. Возьму отдельные моменты, связанные с культурой и литературой. По изданному трёхтомнику записей Брежнева можно сделать вывод, что из всех обращений крупных писателей до него дошло только в 1967 году письмо Веры Кетлинской, которая интересовалась, почему наша печать стала замалчивать критику культа личности Сталина. Но мы-то знаем доподлинно, что к Брежневу в разное время обращались и Симонов, и Солженицын, и Шолохов, и другие именитые писатели, и что их письма тоже доходили до Брежнева, и что Брежнев на них реагировал.
Другой момент. Весной 1967 года Брежнев пометил: «Приветствие писателям». Потом он, правда, эту пометку зачеркнул. В комментарии сказано, что 4 мая 1967 года на заседании Политбюро был затронут вопрос: надо ли Генсеку партии выступить на Четвёртом съезде советских писателей. Сам Брежнев склонился к тому, чтобы ограничиться лишь приветствием ЦК к съезду. Между тем другие выявленные в архивах документы показывают, что Брежнев всегда огромное внимание уделял вопросам развития советской литературы, но конкретные решения в каждом отдельном случае принимал с учётом самых разных факторов и обстоятельств. Так, в декабре 1956 года он три дня председательствовал в ЦК на встречах с ведущими писателями страны, ибо тогда была одна ситуация. В 1967 году сложилась иная ситуация: Брежнев отказался выступать на писательском съезде, видимо, потому, что не хотел давать возможность использовать его имя в групповой борьбе различных литературных кланов (даже в его собственном окружении, к примеру, референт Самотейкин и помощник Александров-Агентов всячески тогда подталкивали его к сближению с Константином Симоновым, а также с некоторыми другими влиятельными либералами, а другие силы - прежде всего помощник по аграрным вопросам Голиков - хотели, чтобы Брежнев публично знаменем советской литературы провозгласил Шолохова).
Могу привести другой пример. В опубликованных записях Брежнева отмечено неудовольствие появлением в 1967 году в газете «Неделя» фрагментов из мемуаров Шульгина. Комментаторы сообщили, что саму публикацию Шульгина они не отыскали. Меж тем, если бы комментаторы обратились к хранящимся в РГАНИ протокольным записям, сделанным на заседаниях секретариата ЦК КПСС в апреле 1967 года, то нашли бы не только точную ссылку на публикацию Шульгина, но и узнали бы реакцию на эту публикацию Андрея Кириленко, Фёдора Кулакова и других руководителей партии. Но тут что интересно? Кто всё-таки первый среагировал на мемуары Шульгина? Брежнев или Кириленко? И почему руководство партии так напугали воспоминания бывшего монархиста? Ведь всем же было ясно, что никакой Шульгин советский режим уже был не в состоянии поколебать.
Ладно, литература не являлась для Брежнева самой главной вещью. Существовали дела поважнее, прежде всего - в политике и экономике. А как это отражено в рабочих записях Брежнева? Если брать материалы начала 1960-х годов, то видно, что Брежнев, отвечавший тогда за развитие оборонного комплекса страны, вникал во все в мелочи, касавшиеся, к примеру, ракетной техники. Но после того, как он стал Генеральным секретарём, никаких конкретных записей ни по ракетной технике в частности, ни по тяжёлой промышленности и машиностроению в целом он не делал. Лишь иногда он помечал, что принял Дмитрия Устинова (который в конце 1960-х годов как секретарь ЦК отвечал за оборонку) и отдельных министров, но это не означало, что он перестал глубоко вникать в проблемы промышленного развития страны. Однако из материалов трёхтомника этого не видно.
В связи с этим стоит обратить внимание на второй том, практически целиком состоящий из записей дежурных секретарей приёмной Брежнева. Хорошо, что составители книги включили полные тексты записей секретарей о том, кто в тот или иной день посещал кабинет Брежнева, с кем сотрудники приёмной соединяли Брежнева по телефону, а также указали поимённо всех, кто звонил в приёмную. Но ведь этого для понимания масштаба личности Брежнева и того, что делал Брежнев, крайне недостаточно. Здесь нужны сопроводительные материалы и серьёзные комментарии.
Наверное, очень сложно было бы подробно в одном томе расписать, отталкиваясь от записей секретарей приёмной, каждый день Брежнева за все 18 лет его руководства страной. Но почему нельзя было в качестве примера расписать хотя бы один день генсека? Вот секретарь приёмной сообщил, что в такой-то день в кабинет к Брежневу заходили Суслов, Андропов, Кириленко, Замятин, такой-то министр и, кроме того, он соединял генсека с четырьмя другими товарищами. Понятно, что ни один секретарь из приёмной непосредственно в кабинете Брежнева не присутствовал при разговорах вождя с Сусловым или с Кириленко, в лучшем случае принося в кабинет шефа чай с печеньем. Не прослушивали секретари и телефонные разговоры Брежнева (во всяком случае, хочется верить, что разговоры лидера обходились без прослушки спецслужбами). Ну так посмотрите по другим источникам, что в указанный день происходило в высших эшелонах власти. Возможно, было заседание Политбюро или Секретариата ЦК, на которых председательствовал Брежнев. Посмотрите, какие бумаги Брежнев подписывал, какие отдал письменные распоряжения. И тогда можно было бы представить во всей полноте картину за один день и хотя бы в общих чертах понять, с чем в течение одного рабочего дня конкретно сталкивался Брежнев и что именно он решал, в том числе то, что требовало его незамедлительной реакции, а что работало на отдалённую перспективу. И мы бы увидели, что в конкретный день Брежнева волновала не только публикация в газете «Неделя» воспоминаний Шульгина, но и проблемы космоса, насущные вопросы трактористов в сельской глубинке, прорывные технологии в медицине, комчванство какого-то мелкого функционера на Урале, а также очередные провокации Запада в ГДР или в Чехословакии… Не удержусь и приведу ещё один пример. Секретари приёмной Брежнева зафиксировали, что 4 декабря 1972 года генсек принял заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК А.Н. Яковлева. Но что он в тот день обсуждал с этим партаппаратчиком - доклад к 50-летию СССР или ошибки этого функционера, допущенные в опубликованной в «Литгазете» статье? Прояснить ситуацию могли бы протокольные записи заседаний Секретариата ЦК КПС за 1972 год, в частности, выступление Брежнева на одном из секретариатов ЦК. Но комментаторы трёхтомника поленились изучить эти протокольные записи.
Из других опубликованных в трёхтомнике записей дежурных секретарей приёмной Брежнева можно сделать вывод, что из всех художников в высшие эшелоны власти имел доступ один лишь Сергей Михалков. За несколько лет он звонил в приёмную Брежнева чуть ли не двадцать раз. Но по другим источникам известно, что Брежнев в разные годы относился к дяде Стёпе по-разному. Когда году в 1970 главный редактор газеты «Правда» Зимянин поинтересовался у помощников генсека публиковать ли ему очередную басню дяди Стёпы, помощники, не решившие взять на себя всю ответственность, доложили о смятениях Зимянина непосредственно боссу. И как отреагировал тогда на это Брежнев? Он потребовал от руководителя своего секретариата Цуканова больше не впутывать его в эти сомнительные истории, сказав: «а для чего у нас существуют соответствующие отделы ЦК», и дав ясно понять, что стишата Михалкова ему никогда близки не были. Тем не менее, тот же Брежнев как-то (точнее, 13 февраля 1969 года) принял Михалкова и поговорил с ним о детской литературе и о гимне Советского Союза, но, что интересно, новый предложенный тогда Михалковым текст гимна - отверг. Предложенный Михалковым текст гимна, кстати, обсуждался и 25 сентября 1970 года на Секретариате ЦК КПСС. Но Пётр Демичев тогда заявил: «Мне текст не нравится, он слишком упрощён» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 6, л. 136). Добавлю: последний раз Брежнев принял Михалкова 7 января 1980 года. Правда, что он тогда обсуждал с ним, пока выяснить не удалось.
Составители трёхтомника гордятся тем, что они напечатали в своём издании якобы уникальный биографический словарь на всех упомянутых в трёх книгах лиц. Но в чём ценность этого словаря, я так и не понял. Какой смысл был приводить короткие справки на почти одну тысячу человек, если сведения для них были почерпнуты исключительно из одной Википедии? Мне не ясно, для чего было в этот словарь включать, к примеру, Расула Гамзатова или Александра Твардовского, если они видели Брежнева мельком и по сути никогда с ним толком не общались? Здесь интерес могли бы представить материалы о людях из ближайшего окружения Брежнева, а также из его секретариата и приёмной. Причём хотелось бы в этих справках увидеть не только даты рождения и перечисления этапов большого пути, но хотя бы краткие характеристики этих людей.
Составители трёхтомника решили всех показать образцовыми людьми. Но в жизни-то было не так. Вот я читаю справку о бывшем секретаре приёмной Брежнева Геннадии Бровине. Раньше после таких восторженных справок фотографии людей разве что на доску почёта не вывешивали. И ни слова не сказано в трёхтомнике, что Бровин в своё время был обвинён в уголовных преступлениях. Как выяснилось, в 1986 году его дело рассматривалось в комитете партийного контроля при ЦК КПСС. Человека уличили во взяточничестве. Коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР под председательством И.Алхазова приговорила его к девяти годам. А вышли на Бровина совершенно случайно. До этого суд рассматривал дело о взятках в системе Минлегпрома РСФСР. И кто-то из обвиняемых тогда сказал: что же вы накинулись на стрелочников, а боитесь посмотреть наверх. Прокуроры проявили принципиальность и узнали, как Бровин действовал. Сидя в приёмной Брежнева, он периодически звонил первым секретарям обкомов партии, строго спрашивал, как те выполняли указания генсека по тем или иным вопросам, и между делом вскользь интересовался судьбами отдельных персонажей, которым грозило уголовное преследование за совершённые преступления. Первые секретари воспринимали эти звонки не как личную инициативу Бровина, а как поручения Брежнева, и всё делали для того, чтобы увести те лица, чьи фамилии звучали в телефонных разговорах, от уголовной ответственности. Ну а Бровин за это от спасённых им от наказания людишек получал немалые средства.
Другой пример. Не секрет, что практически всё делопроизводство, касавшееся Брежнева, осуществлял общий отдел ЦК КПСС. А кто тогда руководил этим отделом? По сути два человека - Константин Черненко и Клавдий Боголюбов. Однако, как потом выяснилось, Боголюбов никогда не отличался аскетизмом и очень любил большие деньги. Отвечая в аппарате ЦК за составление для Политиздата сборников партийных документов, он постоянно требовал от издательства огромные гонорары. Но всё это всплыло наружу уже после смерти Брежнева. Позже Егор Лигачёв инициировал исключение Боголюбова из партии. А нам в этом трёхтомнике преподносят Боголюбова как верного ленинца и честного коммуниста. Кого обманываем?
Здесь надо сказать, что главными составителями данного трёхтомника выступили бывшие руководители Архива Президента РФ А.Коротков и А.Степанов. Но они уже не раз демонстрировали свою профессиональную беспомощность. Максимум, что они всегда могли, это перепечатать выявленные в ранее засекреченных архивах какие-то документы. А уже на серьёзные и толковые комментарии эти деятели никогда способны не были. В 1993 году их страшно ругала Наталья Солженицына, недовольная ходом подготовки к печати сборника «Кремлёвский самосуд». Но, к сожалению, низким профессиональным уровнем отличаются не только Коротков и Степанов. Это характерно для всего руководства и РГАНИ, и РГАЛИ, и многих других федеральных архивов.
2. Всегда ли во всём виновата Федеральная служба безопасности (ФСБ), или Почему руководство РГАНИ четверть века запрещало обнародовать списки всех имеющихся в архиве фондов
Когда я ещё в 2008 году впервые пришёл в РГАНИ, то обратил внимание на такую странность: мне в читальном зале выдали список вроде всех находящихся в архиве фондов, но в перечне фигурировало только чуть больше десяти фондов, хотя последний фонд имел порядковый номер сто с хвостиком. Меня занимал вопрос: а куда же делись почти девяносто фондов? Их что, списали, или объединили с какими-то другими делами, или передали в какие-то другие ведомства? Однако никто из руководства РГАНИ ничего вразумительное ответить на мои недоумения так и не мог. Пришлось проводить своё собственное расследование. И первым, кого я с поличным поймал на вранье, был заместитель директора РГАНИ Михаил Прозуменщиков.
Я купил в магазине двухтомник «Два цвета времени» с документами о Хрущёве, и в обоих томах чуть ли не на каждой странице мелькали ссылки на фонд 52. В выходных данных этого двухтомника Прозуменщиков значился как составитель, а директор РГАНИ Томилина как главный редактор. Однако в выдававшемся в РГАНИ исследователям перечне этот фонд нигде не фигурировал. А всё-таки Хрущёв долгое время был советским лидером, и просто так его фонд вряд ли мог испариться.
Поймав Прозуменщикова (а заодно и Томилину) на грубом вранье, я тут же потребовал немедленной встречи с руководителем Росархива Артизовым. После этого в РГАНИ совершилась маленькая революция: тут же в перечень были включены фонды Брежнева, Андропова, Суслова и Черненко. Однако в целом это ситуацию не меняло. Просто стало не девяносто лакун, а на несколько единиц меньше.
Я потом, наверное, раз пятнадцать встречался с директором РГАНИ Натальей Томилиной и её заместителями Михаилом Прозуменщиковым и Иваном Шевчуком. Меня пытались убедить, что ничего большего я не добьюсь, ибо существуют некие запреты Федеральной службы безопасности. Мол, согласно каким-то инструкциям архив не имеет право сообщать о наличии у себя каких-либо фондов, если в них содержится хотя бы одно нерассекреченное дело. Рассчёт был на то, что я поверю этим чинушам, и уж тем более никогда не рискну уточнить их информацию в самих спецслужбах. Только они забыли об одном - единожды солгавшему веры уже больше никогда нет.
Год с лишним у меня ушёл на то, чтобы найти документальные подтверждения тому, что в РГАНИ находятся как минимум ещё три десятка фондов, никогда до этого не указывавшихся в официальных перечнях, открытых для исследователей. Только после этого я получил официальное сообщение, что, да, в РГАНИ имеется 68 фондов, но на обнародование всех названий якобы в обязательном порядке требовались согласия ФСБ, Службы внешней разведки и других специальных инстанций. Я тогда ещё поинтересовался у главного хранителя РГАНИ Шевчука: он что, всех исследователей держит за полных идиотов и всерьёз считает, что название, к примеру, фонда Виктора Поляничко (который когда-то был вторым секретарём ЦК Компартии Азербайджана) надо согласовывать чуть ли не с самим Путиным? На что Шевчук, как прямо-таки настоящий иезуит, ответил: дескать, фонд Поляничко, как и бывшего секретаря ЦК КПСС Рудакова, лично для меня никакого интереса представлять не может. То есть руководители РГАНИ сами решали, что могло бы представлять интерес для исследователей, а что не могло.
Небольшое лирическое отступление. Под давлением предъявленных документов из других фондов Шевчук осенью 2015 года признал-таки наличие в РГАНИ фонда Ильичёва, но тут же пояснил, почему нигде не упоминал этот фонд: мол, тогда бы исследователи его замучили, стали бы заказывать дела, а ему это надо?!
В общем, только 1 января 2016 года Росархив наконец заставил руководство РГАНИ обнародовать практически весь список имеющихся у них фондов. Что же так долго и упорно Томилина в купе с Прозуменщиковым и Шевчуком скрывали от исследователей? По не совсем для меня понятным причинам они утаивали, в частности, фонды Арвида Пельше, Георгия Маленкова, Ильичёва, Александра Рудакова, других бывших руководителей партии.
Но обнародование названий этих фондов ещё не означало, что Томилина тут же разрешит выдавать исследователям дела из этих фондов. Исследователям вновь начали вешать лапшу на ушу. Скажем, Шевчук то ссылался на то, что эти фонды ещё никто не обрабатывал и не описывал, то приводил другую байку: мол, не закончена какая-то сверка. А потом стал говорить, что хочет все дела заново красиво переплести… Возмутившись такими подходами, один из исследователей Евгений Колобов не выдержал и весной 2016 года пожаловался на бездействие Томилиной и Шевчука руководителю Росархива Артизову. Но и это не помогло. Если уж Шевчук почему-то не захотел никому ничего выдавать, то его слово оставалось последним и никакой Артизов ему никогда указом не был. Начали частично дела из этих фондов выдавать лишь в декабре 2018 года. И что сразу же вскрылось?
Первое. Большинство этих фондов были сформированы ещё в 1992-1993 гг. Однако, похоже, содержавшаяся в них информация кого-то сильно обеспокоила. Возможно, именно поэтому эти фонды и было решено утаить от исследователей.
Возьмём фонд 99, связанный с Сухановым. Для начала скажу, кто такой был Суханов. Он работал в аппарате ЦК партии ещё с 1930-х годов. Позже он стал одним из самых ближайших помощников Георгия Маленкова. А Маленков с конца 1940-х годов считался в партии вторым человеком и многими в партаппарате воспринимался как преемник Сталина. Когда после смерти Сталина была предпринята попытка разграничить полномочия партии и правительства и центром власти сделать кабинет министров, Маленков, понимая, что переходный период будет не так-то прост, всё сделал для того, чтобы не упустить контроль над обиженной частью партаппарата, и протолкнул на должность руководителя канцелярии Президиума ЦК КПСС (а именно через эту канцелярию планировалось осуществлять взаимодействие с партаппаратом) своего ближайшего помощника и беспредельно верного ему человека Суханова. Хрущёв до поры до времени вынужден был с этим мириться. Но как только он существенно укрепил свои позиции в партии, то немедленно начал подкоп под своего ближайшего конкурента Маленкова, первым делом бросив все силы на компрометацию и последующий арест Суханова.
Так чем же интересен фонд Суханова, который стал складываться в РГАНИ, повторю, ещё в 1993 году? Если Суханов не врал, то получается, что процесс по реабилитации жертв репрессий начался задолго до XX съезда партии, практически сразу после смерти Сталина. И отвечал в партии за это направление в первую очередь секретарь ЦК Пётр Поспелов, который вообще-то всегда имел репутацию упёртого и кондового сталиниста. Подробно Суханов в своих материалах осветил и то, когда и почему Хрущёв начал последовательно отовсюду вытеснять Маленкова. Отдельно он коснулся и такого момента: был ли когда-либо у Маленкова альянс с Берией или всё это чьи-то выдумки.
Не буду далее перечислять все имеющиеся в фонде Суханова материалы. Подчеркну только два момента: 1) все эти документы позволяют гораздо глубже понять, как протекала внутрипартийная борьба после смерти Сталина вплоть до начала 1955 года, и 2) открывают много неизвестных штрихов в истории реабилитации жертв незаконных репрессий. Но почему в РГАНИ четверть века всё это скрывали?
Тут можно выдвинуть много версий. Нельзя исключать и такую. Дело в том, что в 2000-е годы вышло несколько сборников документов о процессе реабилитации, о XX и XXII съездах партии и ещё кое-чём, к которым имел непосредственное отношение замдиректора РГАНИ Михаил Прозуменщиков и где в выходных данных фигурировала Наталья Томилина, а в некоторых изданиях присутствовал даже сам Артизов. И там даны одни комментарии, а материалы Суханова дают основания в некоторых выводах руководителей РГАНИ серьёзно усомниться. Ну и зачем тому же Прозуменщикову самому себя высекать? Видимо, ему проще было всё сделать для того, чтобы держать фонд того же Суханова как можно дольше в тайне от исследователей.
Много вопросов лично у меня появилось и после того, как наконец удалось получить доступ к фондам Ильичёва и Маленкова. Начну с предисловий к описям этих фондов. Лично я так и не понял, когда же стал формироваться фонд Ильичёва, по чьей инициативе и из каких документов. В предисловии слишком много общих и лукавых фраз. Сообщено, что документы поступали из Архива Президента РФ, Министерства иностранных дел, а также из домашнего архива. Но ещё раз повторю - когда? И почему, например, то же Министерство иностранных дел что-то передало в РГАНИ, а не оставило у себя в своём архиве, который более известен как Архив внешней политики. То же самое можно сказать и о предисловии к фонду архива Рудакова. Когда начал формироваться этот архив, где, по чьей инициативе, об этом ничего в предисловии не сказано. И сделано это, видимо, с умыслом: чтобы никто не смог упрекнуть архивистов в том, что они четверть века сознательно скрывали от общества уникальные документы.
Возвращаясь к Ильичёву, замечу, что этот партфункционер задумывался о судьбе имеющихся у него документов ещё в начале горбачёвской перестройки и начал тогда же часть материалов передавать в Государственный литературный музей. Но и в этом музее, как и в РГАНИ, до сих пор не очень-то приветствуют стремление исследователей получить доступ к важным материалам.
Всё это очень затрудняет, с одной стороны, изучение истории партии и литературы первой половины 1960-х годов, а с другой стороны, мешает понять личность самого Ильичёва. Напомню, что в те времена, когда Ильичёв был секретарём ЦК КПСС по пропаганде, началось наступление Хрущёва на советскую интеллигенцию. Именно тогда Хрущёв обрушился на художников в Манеже, именно в ту пору он разругал Вознесенского и Аксёнова в Кремле, и именно в то время по сути начал меняться курс от оттепели к заморозкам. А какова во всём этом роль Ильичёва: это он провоцировал на всё перечисленное Хрущёва, или, наоборот, провоцировали другие руководители партии, а он пытался сдержать советского лидера? Был ли Ильичёв страшным гонителем лучших писателей страны или, наоборот, яростным их защитником? Кем, в конце концов, его считать - мракобесом или либералом? Частично на все эти вопросы давно уже могли ответить материалы фонда Ильичёва, но по вине Артизова и Томилиной этот фонд длительное время сознательно от всех скрывался, и никто ведь до сих пор за это так и не ответил.
Кстати, руководство РГАНИ до сих пор часть фондов по непонятным причинам укрывает от историков. К примеру, до сих пор исследователям недоступен фонд Арвида Пельше (номер 85). С чем продолжает быть связана такая таинственность, никто не может понять. Видимо, кто-то до сих пор продолжает бояться бывшего главного контролёра Партии. Вот уже и в другом архиве - в РГАЛИ - перестали исследователям выдавать дело Пельше из фонда 631 «Союз писателей СССР». Почему? Кто заинтересован в сокрытии информации о том, что бывший председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС много лет состоял в Союзе писателей СССР? Не удержусь и приведу такую подробность: большинство латышских писателей Пельше откровенно не любили и всерьёз его за литератора не воспринимали. Когда в 1966 году Пельше перевели из Риги в Москву, они завалили московский генералитет запросами: когда же, наконец, Пельше будет снят с учёта в Союзе писателей Латвии и перейдёт на учёт в Московскую писательскую организацию. Однако Пельше почему-то вставать на учёт в московской организации никак не хотел. Из-за этого в узких кругах литфункционеров Риги и Москвы периодически возникали дрязги, но московское литначальство указать Арвиду Пельше на его место в Союзе писателей так и не рискнуло.
Что тут ещё важно отметить? Даже на конец 2018 года исследователи так и не получили исчерпывающего списка имеющихся в РГАНИ фондов. До сих пор нет никаких сведений о фондах, укрывающихся за следующими номерами: 69, 75, 90 и 120. Что скрывается - это тайна за семью печатями. И раскроют ли когда-нибудь эту страшную тайну Томилина, Прозуменщиков и Шевчук, не известно.
Продолжение.
Оригинал: litrossia.ru