Как жили монахи и отшельники. Часть 3
Монахи часто проявляли беспощадную требовательность к себе, но в отношении других демонстрировали почти безграничную снисходительность. Осуждение и обличение чужих грехов не допускалось: наоборот, за грешников переживали так же, как за самих себя.
Услышав, что кто-то из иноков согрешил, старцы только плакали: «Сегодня он, а завтра я!» Когда пресвитер выгнал согрешившего инока из церкви, авва Виссарион встал и вышел вместе с ним, сказав: «И я грешник». А авва Феодор, узнав, что один из монахов ушел из скита и возвратился в мир, заметил: что же тут удивительного? Поражаться надо, если услышишь, что кому-то удалось спастись.
Чужие грехи следовало не только прощать, но и покрывать. На вопрос ученика: «Если я увидел, что мой брат согрешил, должен ли я рассказать об этом?» - старец ответил: если покроешь грехи своего брата, Бог покроет твои.
Высказывания отцов на эту тему неисчислимы. «Осуждая кого-то за грех, ты сам совершаешь грех». «Не осуждай блудника, даже если сам ты целомудрен: ведь Тот же, кто сказал «не прелюбодействуй», сказал и «не суди»». Даже если человек согрешил и отказывается это признать, не надо его обличать: скажи только - впредь не греши, и этим побудишь его к покаянию.
О том же говорит история про монахов, которые пришли к старцу и сообщили, что их брат держит у себя в келье девицу. Старец отправился вместе с ними к брату и заметил в келье большой кувшин, накрытый крышкой. Догадавшись, что инок спрятал девицу там, он сел на крышку и приказал монахам обыскать келью. Когда они ничего не нашли, старец отругал их за то, что они напрасно обидели брата, и ушел вместе с ними, посоветовав иноку держаться дальше от греха.
Монахам была не чужда не только снисходительность, но и заботливость, даже деликатность. Проводник аввы Иоанна заблудился ночью в пустыне, но стыдился в этом признаться, и старец, ни словом его не упрекнув, притворился уставшим, чтобы тот устроил привал и нашел дорогу утром при свете дня. Один из монахов пожаловался, что не может продать своих корзин, потому что у него кончились к ним ручки; тогда его сосед пошел к себе, оторвал ручки от своей корзины и отнес брату, сказав, что они у него лишние. Был даже инок, который попросил у Бога переселить в него демона, мучившего его брата, - и стал страдать вместо него.
С тем же чувством сопереживания была связана и забота о заболевших и стариках. На вопрос, кто больше угоден Богу - постящийся шесть дней в неделю или ухаживающий за больными, - старец ответил: даже если постящийся подвесит себя за ноздри, и то не сравняется с тем, кто заботится о больных.
Слабые монахи
Предаваясь жесточайшим подвигам, пустынники в то же время удерживали других от излишнего рвения. Не каждому были под силу суровые испытания, не все обладали безупречной верой. В скитах и пещерах жили слабые духом и немощные плотью.
Были монахи-пьяницы: один каждый день делал циновку, продавал ее в городе и тут же пропивал. Были блудники, которые тайно имели жен и даже детей. Были воры, грабившие своих старцев.
Были и сварливые монахи, которых никто не мог выносить. Авва Исидор нарочно принимал в свою келью самых раздражительных и склочных братьев, которых больше никто не переносил, и смягчал их долготерпением.
Некоторые монахи сомневались даже в существовании Бога, а другие - что Св. Дары действительно есть тело Господня. Инока Птолемея демон убедил, что все в мире происходит случайно и нет смысла поститься и ждать воздаяния за свои дела; он все бросил и ушел в город, где предался пьянству и разврату.
У монахов нередко возникал вопрос: что делать тем, кто не способен на лишения и подвиги, но хочет быть монахом? «Как мне спастись, - обратился инок к отцу Иосифу, - если я не в силах переносить страдания, работать не умею, а милостыню подавать не могу, потому что сам беден?» Сохраняй чистой свою совесть, ответил старец, тогда и спасешься.
Другой монах сокрушался: я много прошу у старцев поучений, но ничего не исполняю; зачем же тогда и спрашивать? «Чтобы очищаться, достаточно спрашивать, а не принимать», - был ответ.
В «Древнем патерике» есть сценка, где несколько братьев приходят к Антонию просить совета о монашеской жизни. Старец напомнил им слова Христа: если ударили тебя по правой щеке, подставь левую. «Увы, но мы на это неспособны», - признались братья. Тогда хотя бы терпите удар в правую, предложил Антоний. «Не можем и этого», - повторили братья. Тогда хотя бы не платите тем же! «И этого не можем…» Ну, тогда больше ешьте кашу, посоветовал им старец, и молитесь Богу, потому что вы очень слабы.
Монахи были снисходительны не только к своим собратьям, но и к мирянам. Отвергая мир для себя, они все равно признавали его творением Божием. Некий старец, увидев поразительной красоты женщину, восславил Господа и пролил слезы умиления: так он обратил себе на пользу то, что должно было послужить его погибели. Другой утверждал, что если душа чиста, можно с радостью слушать не только духовные, но и мирские песни.
Такая широта взглядов была, правда, скорее исключением, но общий настрой монахов заключался в том, чтобы ни над чем не превозноситься и ничего не ставить ниже себя.
Смирение
Ничто в монашестве не ценилось так высоко и не давалось так трудно, как смирение. Монах, не обретший смирения, не обретал ничего: все его старания были напрасны.
Парадоксальная сложность этого качества заключалась в том, что смирение нельзя было выработать специально: оно было плодом и итогом всех монашеских усилий. По нему, как по вернейшему симптому, судили, как далеко продвинулся инок на пути духовной жизни. Больше того, смирение не могло сознавать самого себя: смиренный не знал, что он смиренен, а ощущал себя просто грешником. Чем больше духовных подвигов совершал монах, тем большим грешником себя считал и тем смиренней поэтому становился.
Авва Дорофей приводил в пример знатного и богатого господина, который в своей провинции считает себя первым человеком, в митрополии - одним из последних, а при царском дворе - почти что нищим. Так и монах, приближаясь к Богу, видит себя все более жалким и ничтожным.
Если монах сознавал себя смиренным, он тут же терял смирение, и оно превращалось в свое обратное качество - страшнейший грех гордыни. Отшельники не могли не сознавать, что делают что-то исключительное, невероятное, непосильное другим людям, и изо всех сил боролись с тем, чтобы превозноситься и ставить это себе в заслугу.
Когда кто-то из иноков хвалился тем, что много постился, старцы говорили: лучше бы ты ел мясо, чем осквернял себя гордыней. Грешить и каяться не так опасно, как считать себя праведником; надо видеть не ангелов, а свои грехи. Поэтому не следует возлагать на себя слишком большие тяготы: если ты не выдержишь, то впадешь в отчаяние, а если выдержишь, то возгордишься.
Двигаться к совершенству надо медленно и постепенно, едва-едва, проверяя каждый свой шаг и не думая, что совершаешь что-то великое. Отшельники опасались быстрых успехов, великих подвигов, всяких знамений и видений, якобы свидетельствовавших об их духовной силе, даже явных наград от Господа. Во всем этом заключался большой соблазн.
Некоего Валента, возомнившего, что по ночам ему является Христос, монахи держали на цепи и морили голодом, пока он не пришел в себя. Один неопытный инок семь лет молил Бога, чтобы Тот дал ему некий духовный дар, и наконец получил его. Но старец сказал: а теперь моли еще семь лет, чтобы этот дар у тебя был отнят, потому что тебе он не полезен. Тот так и сделал, и дар исчез.
Существовал верный способ, как отличить подлинное, небесное видение инока от ложного, посланного лукавым. Скажи иноку, что виденное им был от дьявола: если он станет возмущаться и возражать, значит, видение было ложным; а если скромно признает, что да, от дьявола, потому что ничего другого он и недостоин, - значит, истинное.
Если смирения можно было достигнуть только косвенно и неприметно, то с гордыней боролись напрямую. Ее попирали намеренными унижениями и позором, добровольно сносимой клеветой или хотя бы избеганием какой-либо известности. Отшельники как огня боялись славы, которая могла привести к ним мирских людей и нарушить их уединение, да еще и ввергнуть в пагубу тщеславия.
Ради сохранения скромности они прибегали к обману: молились тайком, так, чтобы не показать, что молятся; приходящим к ним давали вина, а сами пили горькую воду с солью; отказывались говорить о вещах духовных, утверждая, что знают только земные и самые низменные страсти.
Не будь на людях благочестивым и постящимся, говорили старцы, всегда ешь что дают, не давай повода думать, что ты подвижник. Любой подвиг они считали грехом, если он становился известным. Если кто-то приходил к ним, чтобы посмотреть на их добродетели, они или убегали, или нарочно начинали есть и вести себя так, что люди плевались и уходили. Общий принцип был: или избегай людей, или веди себя как шут, которого все презирают.
Отсюда оставался один шаг до юродства, и он был сделан. На Нитрийской горе обитал странный монах, который ни с кем не разговаривал, а встретив кого-нибудь из братьев, начинал громко смеяться, так что все от него шарахались как от сумасшедшего. Был один старец, который, встречая гостей, нарочно садился у ворот своего дома и пожирал хлеб с сыром, чтобы все его осуждали за чревоугодие.
В то же время появились и женщины-юродивые. До нас дошла история о монахине Исидоре, которая притворялась безумной: грязно одетая, она всем служила, бралась за любую работу, почти не ела и молча терпела поношения. В женском монастыре ее считали местной дурочкой: остальные монахини над ней смеялись, постоянно ее оскорбляли, били и издевались, выливая на нее помои. Когда же открылась ее святость, она сбежала из обители, и больше ее никто не видел.
Монахи и миряне
Борясь с гордостью и превозношением, подвижники смирялись до того, что считали себя ниже мирян. В историях пустынников есть немало эпизодов, когда Господь уничижает монахов, превознося достоинства какого-нибудь мирянина.
Пафнутий спрашивал у Бога, с кем он сравнялся по своим подвигам, и ангел ему ответил: «Ты подобен одному скомороху, который в соседнем селении теперь промышляет своим искусством ради пропитания». Пафнутий нашел скомороха, который рассказал, что когда-то был разбойником и спас от изнасилования юную деву. Монах сделал вывод: «Не должны мы презирать никого в здешнем мире - будь то разбойник или комедиант, простой ли земледелец, женатый ли человек, купец ли, преданный своей торговле».
Антоний Великий обратился к Богу с таким же вопросом: все ли он делает для спасения души или кто-то превосходит его в этом деле, - и Бог указал ему не на другого, еще более совершенного подвижника, а на двух простых женщин, живших в городе. Когда Антоний отправился туда, чтобы узнать, что делают эти женщины и чего ему не хватает для совершенства, оказалось, что свекровь просто много лет прожила вместе с золовкой, ни разу не поссорившись.
Возможно, именно отсюда родилась одна из монашеских заповедей: прежде, чем бежать от людей, сначала научись хорошо с ними жить. Монахи ставили выше себя не только мирян, но и всех людей¸ включая иноверцев и рабов. Кто знает, рассуждали они, может быть, дух Божий в них, а не в тебе? Иеремиты принимали у себя даже манихеев и языческих жрецов и у них находили, чему поучиться.
Обретение смиренномудрия вело к кротости и незлобивости, к умению сносить обиды и отвечать на них любовью и добром. Есть характерный анекдот о двух отшельниках, которые жили в одной келье и никогда не ссорились. В конце концов, один из них заметил: это нехорошо, у всех людей есть ссоры, а у нас нет. Давай устроим распрю: я положу кирпич на землю и буду говорить, что он мой, а ты станешь возражать: нет, мой, и начнется распря. Так они и сделали: первый старец сказал - это мой кирпич, второй - нет, мой. Первый ответил - да, он твой, возьми его; и на этом «распря» кончилась.
Другие статьи на эту тему:
Как и почему возникло монашество
О том, как Пахомий создал первый монастырь
Как жили монахи и отшельники
Как жили монахи и отшельники. Часть 2