садись, пятерка
Вчера исполнилось пять лет со дня моего затянувшегося приезда в Нью-Йорк. Как-то странно быстро пролетели эти пять лет на другом континенте. Мне бы радоваться тому, как ровненько и аккуратненько прошли мои 2010-е - первые пять лет ровно-ровно я прожила в Минске, а вторые пять - тоже ровно-ровно - в Нью-Йорке. В Минске было депрессивненько, в Нью-Йорке по-разному (часто сложно), но депрессивненько, как в Минске - нет, до такого не доводили. Надо было бы, конечно, написать итоги, отчет за пятилетку (вроде "издала две книги, а написала три или даже четыре", обучилась на магистра современных искусств в одной из лучших в мире школ современных искусств, осознала это и то, то и это), что-нибудь о том, каким мне помнится Минск после пяти лет тьмы и пустоты на его месте - но это такая веха, что не пишется ничего, более того - оно не формулируется, словно и не должны нарастать вокруг данной разновидности опыта формулировки и выводы. Что же я такого осознала, чего я не могла осознать в Минске? Ой, боюсь, что ничего. Зато сколько я всего наосознавала в Минске, просто слов нет! Кажется, вся моя жизнь там была сплошным потоком осознаний.
В целом, это был мой договор с Нью-Йорком, случившийся сразу после переезда - я пообещала ничего не писать о том, как в нем все устроено (вы не представляете, как меня достали эти откровения неофитов!), а он за это пообещал не прятать от меня, как в нем все на самом деле устроено. В целом, как-то так все и вышло, мы оба выполнили наши обещания, зато теперь речь об этом тайном устройстве моего нового мира у меня выключена, как у услужливой русалочки с вечно затекшими исколотыми ступнями; и сколько бы еще не было впереди (мы прекрасно понимаем, что это может и не затянуться надолго - но в целом, я уже пять лет живу свою жизнь как крайне временную; и я так с этим свыклась, что рекомендую практиковать осознанную временность пребывания во времени и пространстве как не столько каждодневное упражнение, сколько некое основное условие счастливой жизни - мы же на самом деле тут биологически крайне ненадолго, но держать это в уме как данность невозможно совершенно никак, только лишь через прямую географическую метафору, крах документов, неявку прокурора на судебный карнавал, гостинг и газлайтинг воображаемых друзей и другие напоминания мира о том, что ты в него забежал просто спросить, пока все сидят и ждут неизвестно чего, вероятно, страшного суда) - все это будет и счастье, и праздник, и благодать, и спасибо. Да, я всегда живу на грани катастрофы и в любое мгновение моей жизни понимаю, что это такое спасительное временное затишье перед апокалипсисом - но из таких мгновений человеческая жизнь в целом и состоит как тайный эволюционный проект, поэтому why not.
- Я в каком угодно депрессивном состоянии иногда выхожу на улицу и вдруг понимаю: ой, да это же Нью-Йорк! Я же тут живу! И всю депрессию как рукой снимает! - рассказывает мне сегодня Ася за спонтанным обедом в кафе Руккола. За соседним столиком сидит Итан Хоук и редактирует какую-то пьесу с, наверное, режиссером или автором. Вся крышка его ноутбука - в дурацких хипстерских наклейках.
- У меня точно такое же! - отвечаю я. - Иногда такой пиздец, кошмар, денег нет, ужас и тлен, и я выхожу - ну хотя нет, когда я выхожу, там кругом Бушвик, оставим Бушвик. Но вот я еду в город - и всякий раз, реально всякий сука раз, когда поезд проезжает по мосту, я такая: О, да это же Нью-Йорк! Я же в Нью-Йорке живу! Как я вообще смею ныть!
Ася переехала в Нью-Йорк из-за большой любви и с одним чемоданом. Этот единственный чемодан стал ее спасательным кругом-метафорой - она с тех пор написала, кажется, тысячу рефлексивных текстов, где постоянно фигурировал один чемодан как некий символ минимализма и легкой бойкой спонтанности перемен навсегда. Мои перемены как будто никогда не навсегда, я боюсь меняться, я все решительные шаги делаю осторожно, как будто ступая на тонкий лед - сколько у меня было чемоданов, когда лед чуть скрипнул? Кажется, тоже один. Уезжала я тихо, незаметно, словно в шутку, решив ни с кем не прощаться - это на три месяца, уверенно решила я, вот подам документы в арт-школы, возможно, останусь на интервью, а потом, если меня никуда не возьмут - приеду домой, в Минск. Тем не менее, в Минске я почему-то перебрала все свои вещи, разложила всю свою жизнь по ящикам (на этот драматичный переучет у меня ушло пять суток - длинной выдалась минская жизнь! тяжела биография музыкального критика!), сфотографировала кучу артефактов на случай распада памяти земной, провела душераздирающую ди-джей вечеринку в ночь перед вылетом (я назвала ее "Мои друзья-предатели", потому что чувствовала предательницей себя саму!), и, кажется, попрощалась только с Артемом (в новогоднюю ночь: пока, Артем, сказала я, мы увидимся может быть и не очень скоро, я на днях лечу в Нью-Йорк), а еще с Погодиной (в ту же ночь ди-джей вечеринки я беззаботно вытащила ее, как в школьном сериале, в туалет, и сообщила: я завтра улетаю в Нью-Йорк, увидимся через три месяца или три года, это такая лотерея!) и с Сашей - как сейчас помню, как мы с ней, облаченной в летучие юбки из чорных птиц и земляной хвои, пьем нефтяную маслянистую водоньку в заброшенном микро-лофте книгарни "Логвинов" на дне рождения Артура, вероятно, Клинова, тут провал в памяти. Провалов все больше. Даже родителям я побоялась сообщать, что уезжаю - тоже, кажется, сказала за пять дней или около того, буднично докладывая себе ложечку оливье - ой, я тут билетик купила, но вы не волнуйтесь. Мне все казалось, что меня высадят на метафизической границе, ссадят с самолета, сбросят в Атлантический туман, поэтому на тоненький ледок я пока выйду с пробным танцем, фальш-душой, вырезанной из папиросной бумаги невесомой снежинкой, а тело ловкой мускулистой ланью подбежит потом, когда нужно будет подхватить, покатить дальше душу на саночках. Вот я обнимаю родителей в аэропорту и думаю: следующий раз я увижу их через три года, есть такая вероятность. Но вдруг: сбой, не то окно, фальшивый паспортный контроль, единственный мой чемодан, кружась, медленно зависает над черной ледяной бездной - я возвращаюсь в исходную точку, и там по-прежнему стоят родители: перепутала терминал. Вот так всегда - когда думаешь, что в следующий раз увидишь кого-то через три года, видишь их еще раз через три минуты. Поэтому мы уже не прощались навсегда, неловко было. Маму я увидела через четыре года, отца только в мессенджерах с тех пор - но если нас не разбомбит иранскими боеголовками, есть вероятность, что в этом году получится (написала и подумала: никогда не пиши ни про какую вероятность!). Ой, пока я писала этот пост, Иран нанес удар по американским военным базам. Вот я и говорю: никогда не пиши! Сиди и молчи!
В целом моя пятилетняя жизнь в Америке оказалась довольно веселой, пусть и не самой простой. Плодотворная земля Нового Света уважительно отнеслась к моей легкой обсессивности синхронистичными ивентами (ну, не легкой, но вы же понимаете - критическое отношение к персональным обсессиям означает отсутствие психических проблем, хе-хе), теперь я буквально королева совпадений - Патти Смит и котик Уильям Блейк, принадлежащий наследной принцессе владельца Дженерал Моторз, могут подтвердить. Но за сверхспособности и неожиданное везение в областях метафизики, котиков и арт-резиденций мне пришлось платить невезением в других областях, бюрократических и институционалистичных, но тоже не будем об этом теперь говорить. Я никогда не думала, что в моей жизни будет хоть один эпизод, говоря о котором, я обращусь к этому надуманному, пустому "я никогда не подумала бы, что". Но это, кажется, как раз оно - все время, пока я жила в Минске, я никогда не подумала бы, что куда-нибудь уеду, что где-нибудь еще проживу целых пять лет. Я всегда считала себя трусливым испуганным домоседом, тихо завидовала всем, кто уехал куда-то учиться или жить, и травматично примеряла на себя эти счастливые чужие судьбы, как золотые незнакомые ледяные платья, которые я никогда в жизни не куплю. По-прежнему не эмигрант, по-прежнему некий вестник временности - но практиковать звенящую временность как совершенно осознанное отношение ко всему мне удается уже пять лет. И даже это не вывод. Ничто никогда не вывод, и это, наверное, меня пока что и удерживает на поверхности.
В целом, это был мой договор с Нью-Йорком, случившийся сразу после переезда - я пообещала ничего не писать о том, как в нем все устроено (вы не представляете, как меня достали эти откровения неофитов!), а он за это пообещал не прятать от меня, как в нем все на самом деле устроено. В целом, как-то так все и вышло, мы оба выполнили наши обещания, зато теперь речь об этом тайном устройстве моего нового мира у меня выключена, как у услужливой русалочки с вечно затекшими исколотыми ступнями; и сколько бы еще не было впереди (мы прекрасно понимаем, что это может и не затянуться надолго - но в целом, я уже пять лет живу свою жизнь как крайне временную; и я так с этим свыклась, что рекомендую практиковать осознанную временность пребывания во времени и пространстве как не столько каждодневное упражнение, сколько некое основное условие счастливой жизни - мы же на самом деле тут биологически крайне ненадолго, но держать это в уме как данность невозможно совершенно никак, только лишь через прямую географическую метафору, крах документов, неявку прокурора на судебный карнавал, гостинг и газлайтинг воображаемых друзей и другие напоминания мира о том, что ты в него забежал просто спросить, пока все сидят и ждут неизвестно чего, вероятно, страшного суда) - все это будет и счастье, и праздник, и благодать, и спасибо. Да, я всегда живу на грани катастрофы и в любое мгновение моей жизни понимаю, что это такое спасительное временное затишье перед апокалипсисом - но из таких мгновений человеческая жизнь в целом и состоит как тайный эволюционный проект, поэтому why not.
- Я в каком угодно депрессивном состоянии иногда выхожу на улицу и вдруг понимаю: ой, да это же Нью-Йорк! Я же тут живу! И всю депрессию как рукой снимает! - рассказывает мне сегодня Ася за спонтанным обедом в кафе Руккола. За соседним столиком сидит Итан Хоук и редактирует какую-то пьесу с, наверное, режиссером или автором. Вся крышка его ноутбука - в дурацких хипстерских наклейках.
- У меня точно такое же! - отвечаю я. - Иногда такой пиздец, кошмар, денег нет, ужас и тлен, и я выхожу - ну хотя нет, когда я выхожу, там кругом Бушвик, оставим Бушвик. Но вот я еду в город - и всякий раз, реально всякий сука раз, когда поезд проезжает по мосту, я такая: О, да это же Нью-Йорк! Я же в Нью-Йорке живу! Как я вообще смею ныть!
Ася переехала в Нью-Йорк из-за большой любви и с одним чемоданом. Этот единственный чемодан стал ее спасательным кругом-метафорой - она с тех пор написала, кажется, тысячу рефлексивных текстов, где постоянно фигурировал один чемодан как некий символ минимализма и легкой бойкой спонтанности перемен навсегда. Мои перемены как будто никогда не навсегда, я боюсь меняться, я все решительные шаги делаю осторожно, как будто ступая на тонкий лед - сколько у меня было чемоданов, когда лед чуть скрипнул? Кажется, тоже один. Уезжала я тихо, незаметно, словно в шутку, решив ни с кем не прощаться - это на три месяца, уверенно решила я, вот подам документы в арт-школы, возможно, останусь на интервью, а потом, если меня никуда не возьмут - приеду домой, в Минск. Тем не менее, в Минске я почему-то перебрала все свои вещи, разложила всю свою жизнь по ящикам (на этот драматичный переучет у меня ушло пять суток - длинной выдалась минская жизнь! тяжела биография музыкального критика!), сфотографировала кучу артефактов на случай распада памяти земной, провела душераздирающую ди-джей вечеринку в ночь перед вылетом (я назвала ее "Мои друзья-предатели", потому что чувствовала предательницей себя саму!), и, кажется, попрощалась только с Артемом (в новогоднюю ночь: пока, Артем, сказала я, мы увидимся может быть и не очень скоро, я на днях лечу в Нью-Йорк), а еще с Погодиной (в ту же ночь ди-джей вечеринки я беззаботно вытащила ее, как в школьном сериале, в туалет, и сообщила: я завтра улетаю в Нью-Йорк, увидимся через три месяца или три года, это такая лотерея!) и с Сашей - как сейчас помню, как мы с ней, облаченной в летучие юбки из чорных птиц и земляной хвои, пьем нефтяную маслянистую водоньку в заброшенном микро-лофте книгарни "Логвинов" на дне рождения Артура, вероятно, Клинова, тут провал в памяти. Провалов все больше. Даже родителям я побоялась сообщать, что уезжаю - тоже, кажется, сказала за пять дней или около того, буднично докладывая себе ложечку оливье - ой, я тут билетик купила, но вы не волнуйтесь. Мне все казалось, что меня высадят на метафизической границе, ссадят с самолета, сбросят в Атлантический туман, поэтому на тоненький ледок я пока выйду с пробным танцем, фальш-душой, вырезанной из папиросной бумаги невесомой снежинкой, а тело ловкой мускулистой ланью подбежит потом, когда нужно будет подхватить, покатить дальше душу на саночках. Вот я обнимаю родителей в аэропорту и думаю: следующий раз я увижу их через три года, есть такая вероятность. Но вдруг: сбой, не то окно, фальшивый паспортный контроль, единственный мой чемодан, кружась, медленно зависает над черной ледяной бездной - я возвращаюсь в исходную точку, и там по-прежнему стоят родители: перепутала терминал. Вот так всегда - когда думаешь, что в следующий раз увидишь кого-то через три года, видишь их еще раз через три минуты. Поэтому мы уже не прощались навсегда, неловко было. Маму я увидела через четыре года, отца только в мессенджерах с тех пор - но если нас не разбомбит иранскими боеголовками, есть вероятность, что в этом году получится (написала и подумала: никогда не пиши ни про какую вероятность!). Ой, пока я писала этот пост, Иран нанес удар по американским военным базам. Вот я и говорю: никогда не пиши! Сиди и молчи!
В целом моя пятилетняя жизнь в Америке оказалась довольно веселой, пусть и не самой простой. Плодотворная земля Нового Света уважительно отнеслась к моей легкой обсессивности синхронистичными ивентами (ну, не легкой, но вы же понимаете - критическое отношение к персональным обсессиям означает отсутствие психических проблем, хе-хе), теперь я буквально королева совпадений - Патти Смит и котик Уильям Блейк, принадлежащий наследной принцессе владельца Дженерал Моторз, могут подтвердить. Но за сверхспособности и неожиданное везение в областях метафизики, котиков и арт-резиденций мне пришлось платить невезением в других областях, бюрократических и институционалистичных, но тоже не будем об этом теперь говорить. Я никогда не думала, что в моей жизни будет хоть один эпизод, говоря о котором, я обращусь к этому надуманному, пустому "я никогда не подумала бы, что". Но это, кажется, как раз оно - все время, пока я жила в Минске, я никогда не подумала бы, что куда-нибудь уеду, что где-нибудь еще проживу целых пять лет. Я всегда считала себя трусливым испуганным домоседом, тихо завидовала всем, кто уехал куда-то учиться или жить, и травматично примеряла на себя эти счастливые чужие судьбы, как золотые незнакомые ледяные платья, которые я никогда в жизни не куплю. По-прежнему не эмигрант, по-прежнему некий вестник временности - но практиковать звенящую временность как совершенно осознанное отношение ко всему мне удается уже пять лет. И даже это не вывод. Ничто никогда не вывод, и это, наверное, меня пока что и удерживает на поверхности.