(no subject)
Мадам знает толк в извращениях. И извращениям это известно.
Меня просят выбрать вино, спрашивают куда пойти, что смотреть, числят в аристократии разврата и излишеств. Сочла бы себя отцом Брауном, если бы только часть моих теорий не проходила вполне реальную практику. Впрочем, не копаюсь в чужих путях, хотя искушение велико, но киваю на указатели.
Когда ты уже на доске бессмысленно делать вид, что ты пешка, если на лбу у тебя написано - ладья или слон. Впрочем, принцам иногда позволено поиграть в нищих, а королевам в судомоек. Убийственная многозначительность царственного положения все равно оборачивается мельканием черных и белых клеток. Я не буду просить не искушать меня, напротив - искушайте, иначе как узнать, сколько сил и какова сопротивляемость.
Льняная салфетка на маленьком квадрате стола никак не лежит прямо. ТО ты положишь локти и сдвинешь, то я нервно поправлю и смещу. Плечи к ушам, глаза к вискам, тембр как у гигантских придушенных котят.
Черный квадрат стола - клетка, на которую никто из нас не может ступить. Я должна ее перескочить, ты пройти юзом по белой диагонали. Мы провожаем траектории друг друга взглядами, не имея возможности, а то и желания оторваться от исполнения своей партии, своего дОлжного.
Границы клеток не существует, ее нельзя потрогать, в нее нельзя заглянуть, расширить, сузить. Но всё же где-то заканчивается черное и начинается белое. Всё же мы знаем, что мы стоим на разных клетках и по разной траектории движемся. Редкие встречи, чтобы съесть друг друга, отваляться свое на краю стола среди других съеденных, недопитого вина и крошек от чипсов, и снова - на исходные.
Мадам знает толк в извращениях. В избыточности и недостаточности, в меде и орехах, в крови и боли, в вине и сигарах. Извращения любят беседовать с мадам о своих взаимоотношениях с обыденностью. Мадам не в претензии. Мадам всегда выслушает.