(no subject)
Истекая туристическим соком, в отнюдь не туристической ситуации, с задранными на стенку цвета вишни с молоком ногами. Чем не сибаритство. И почему бы нет.
Итак. Штирлиц любил Германию.
Я люблю ее и сейчас. Мое Рождество искони говорит на немецком языке. Возможно, поэтому язык этот не кажется мне грубым. Аккуратные огни рождественских ярмарок, стройные гирлянды глазированных пряников, звуки рождественских гимнов, стройными трубами подстерегающие на каждом углу, тут же полу-бомжатская хава нагила гобой-аккордеон, и украинский джаз-банд под запахи сосисок и глинтвейна. Вышколенные блестящие елки при полном отсутствии снега. Длиннющие нечитабельные слова на бумажке, приклеенной к прилавку ярмарочного домика - куда ни ткни, все окажется сосиской, главное ткнуть. Глинтвейн дает обильную пену, в воздухе носится запах охреневшего от жары винограда. Рождество - идеальное время для покупки максимального количества ненужных вещей.
Разумеется, кино, за которым я сюда приехала не входит в число ненужных вещей, хотя бы потому что мне платят зарплату именно за то, что я трачу государственные деньги. Экранная реальность в больших количествах рождает периодические приступы нереальности вокруг. Где-то внутри меня специальная программа считывает окружающее меня видео, аудио и преобразует их в эмоции, ощущения себя кем-то, где-то при каких то там обстоятельствах. Чем больше общаюсь на рынках с людьми, тем больше радуюсь, что перестала быть участником обмена «массовой информацией». Хотя я отдаю себе отчет в том, что выборка не слишком репрезентативна, но так или иначе мы все равно притягиваем именно то, чего заслуживаем. В том числе и своими страхами. Каждый год все больше влюбляюсь в латышей. Умиляюсь немецким немцам ( в смысле не турецким или югославским или киргизским), улыбаюсь латинянам и в стаккатной и в шепелявой ипостасях, хихикаю над англичанами, недоумеваю из-за братьев-славян.
Когда то Германия вовсе не была гладкой как ламинат в спортзале и предсказуемой, как стрелка на колготках. Тогда в Германии была философия. Сейчас, по приезде в Германию, голова волшебно очищается от мыслей. То есть процесс идет, но думать его не надо. Не знаю, в чем тут дело, в замене ли евреев на казахов или в социальной стабильности, но раз столкнувшись с этой проблемой, уже не можешь избавиться от навязчивого вопроса, что ж лучше, жить в бессознательном благополучии или в жопе, но в сознании? Проблема социальной адаптации умственно отсталых, например, одна из самых частых тем немецкого телевизионного кино.
МЫ завтракаем в наутилусе. НА 9 м этаже отеля ресторан со стеклянной стеной, открывающей чумовой вид на Альстер. Утром он в тумане. Ажур полуголых веток на этом берегу, футуристический пейзаж с дизайнерскими багами в виде шпилей кирх - на противоположном. Теплый желтый свет ресторана, серая прохлада за окнами. Здесь среди черных костюмов и белых рубашек, худосочных бизнес-самок и 15 видов варенья и булочек, должен бродить герой какого нибудь полупрозрачного дамского романишки. Сладкоглазый как бы латинос, пахнуший армани или давидофф. На практике же за столиками сидят изможденные соответствием основным тенденциям приличности для миддл класса дамы без возраста, но с карьерой, упакованные в одежду и реноме мущины с кнопками лысин. Отточенная безразличная доброжелательность персонала, давно уже неспособная обмануть никого, кто сталкивался с ней не единожды.
Ограненная и рубрицированная до состоянии эстетики красота предоставлена в распоряжение тех, кто не верит в ее естественность и стесняется или думает, что не имеет времени и права ею наслаждаться. Только констатировать. «Да. Красиво»
Мой личный критик, пользуясь пребыванием в портовом городе поглощает селедку, соленую и копченую рыбу, интенсивно консервируя свои представления и впечатления. Критикуемая им бедная девочка требует сладостей и мечтательно вгрызаясь в глазированную слойку, ностальгирует по берлинскому печенью-«свиным ушкам», коих нет уже ныне.
Черные воды Альстерзее и Эльбы. Карусели запахов, среди которых полная демократия. НИ один не является преимущественным, характеризующим этот город во всей его полноте или в максимуме личного ощущения. Гамбург прекрасен как воплощение мужественности из художественной литературы.
Пилот объявляет прибытие на родину с комментарием « Погода хорошая. Плюс семь градусов жары»