сеанс коллективного ужаса, коллективной беспомощности и коллективной же амнезии ["жизнь есть сон"]
«Башня» (Tower, 2016) Кита Мейтланда и «История The Velvet Underground» (The Velvet Underground, 2021) Тодда Хейнса
На дворе царили «шестидесятые». Несмотря на убийство президента США Джона Кеннеди несколькими годами ранее и войну во Вьетнаме - люди казались счастливыми, дружелюбными. И, главное, уверенными в себе и в собственном будущем. Люди были уверены, что уж к ним-то, на их лужайки красиво подстриженные в ухоженных пригородах как на картинках в гламурных журналах, не придёт никакая опасность, никакое зло, никакие ужасы и кошмары («убивают внезапно только президентов, а кому мы нужны, да и война где-то там, далеко»). Итс ол’райт, итс о’кей. Everything, что называется, in its right place. В 1966 году, в разгар «шестидесятых», за год до известного «лета любви», когда в Сан-Франциско соберутся тысячи хиппи со всей необъятной страны, через всю территорию Соединенных Штатов Америки покатится небольшой автобус с «бандой неудачников и пижонов», странноватого вида людьми в черном, так контрастирующими с разноцветной модой 1960-х. Люди в черном из шоу с красноречивым названием «Взрыв пластика неизбежен» ненавидели хиппи от души, и те, надо сказать, отвечали им полной взаимностью: песен их не понимали и не принимали, в газетах Западного побережья группу высмеивали, благородные горожане и «грязные хиппи», наконец-то, в чем-то сошлись - «Вон из нашего городка, неудачники, надоели!» Одна из неудачниц, барабанщица по кличке Мо, полвека спустя признается, что по-прежнему сильно хиппи не любит: «Они, кретины длинноволосые, решили, что могут изменить мир и бороться со злом улыбками и цветами в волосах! Терпеть мы их тогда не могли! Да и сейчас я поражаюсь их глупости: вокруг война, убийства, наркотики, невежество и расизм. А тут они, мать вашу, со своими цветами и радужными надеждами!»
Где именно 1 августа 1966 года проезжал автобус с «бандой неудачников», историей точно не установлено, но в этот необыкновенно жаркий день даже для Техаса, в городке Остин, что на Юго-западе США, одна из представительниц «поколения шестидесятых», студентка Клэр Уилсон, возможно, не будучи даже при этом формально хиппи (но, конечно, не имевшей ни малейшего представления о банде неудачников), счастливо прогуливалась по кампусу Техасского университета со своим оптимистичным и жизнерадностным парнем. В этот, пожалуй что, идеальный солнечный день они обсуждали планы на жизнь, радостно делясь надеждами, и в красках рисуя себе общее будущее. Everything, что называется, было - in its right place. Внезапно ужаленная чем-то молодая девушка рухнула на раскаленный асфальт, и распростерлась чуть ли не на середине университетской площади перед самой башней Техасского университета. Через пару секунд упал рядом подстреленный насмерть её бойфренд. Проходившие мимо смеялись и улыбались, глядя на них, а один суровый дяденька в пиджаке даже успел отчитать: развалились, мол, тут (…«грязные хиппи»). Клэр Уилсон, бывшая на восьмом месяце беременности, пролежала на асфальте под раскаленным солнцем почти полтора часа, не способная двигаться и медленно умирая (университетской секретарше Шарлотте повезло больше, см. фото. - она все полтора часа кошмара живой простояла на голых коленках за бетонным флагштоком не двигаясь на жаре). Попрятавшиеся повсюду студенты и преподаватели не решались помочь ей, опасаясь быть убитыми сами: место со всех сторон прекрасно простреливалось. Только молодая девушка Рита Старпаттерн выбежала и легла рядом, целый час утешая несчастную простыми словами - чем-то вроде «Итс ол’райт, итс о’кей. Everything, что называется, in its right place». В этот день, 1 августа 1966 года, стрелок Чарльз Уитман, неожиданно открыв огонь из башни с часами Техасского университета, за полтора часа успел убить 16 человек. Первым убитым с самой башни стал Бэби Бой Уилсон, нерожденный младенец, насмерть подстреленный прямо в утробе ничего не подозревавшей студентки.
К Северу-востоку от места событий, в Нью-Йорке, через пару месяцев после стрельбы в университете, пижон Энди Уорхол спросит одного параноика (который временами ненавидел людей не меньше, наверное, чем Уитман): почему бы ему не написать песню о паранойе? Результатом стала поп-песенка, записанная Лу Ридом и «бандой неудачников», ставших впоследствии одной из самых влиятельных групп в истории музыки - The Velvet Underground (пока все радовались и улыбались, эти дикие и странные люди в черном пели о БДСМ, наркомании и, собственно, паранойе). Ядовитая и мрачная по своему смыслу песенка («Watch out, the world's behind you/There's always someone around you»), но рекреационно-расслабленная по форме, с саркастичным названием «Sunday Morning», в исполнении сексуальной Нико, точно этого было мало, известна еще и парадоксально-радостной при этом тональностью - «фа мажор». У группы The Velvet Underground в истории музыки XX и XXI века было немало наследников. Но нам важно то, что одна из далеких наследниц их, группа Radiohead, примерно треть века спустя после техасских событий, 3 августа 2000 года, выпустит неожиданный по саунду для многих поклонников альбом «Kid A», откроет который одна из самых мрачных их песен о контрасте между внешним благополучием и просто гармонией - и внутренней неуверенностью и паранойей. Том Йорк, не меньший параноик, чем Лу Рид, живя в гораздо более богатые и прогрессивные времена, чем даже 1960-е (казалось бы - живи да радуйся!), ядовито назвал её «Everything in Its Right Place». Every-fucking-thing, что называется, in its right place, yep.
Образ истекающей кровью беременной студентки, полтора часа пролежавшей в центре университетской площадки в полуденную жару у всех на виду - вы никогда не забудете. Вам даже кино «Башня» для этого необязательно смотреть или лезть в википедию, вот вы только что про нее прочитали, и теперь она с вами уже навсегда. Есть такие образы и картины, которые как в микрокосме заключают в себя всё абсолютно («Все мысли веков, все мечты, все миры. Всё будущее галерей и музеев… Все яблоки, все золотые шары»). Автор удивительно-нежной «пощечины наотмашь» по имени Tower этот образ не придумал, он просто поставил его в центр исповедальной анимационно-хроникальной документалки, и потом нарезал круги вокруг него, не в силах оторваться, как бандерлоги в «Книге джунглей» от удава Каа. Как завороженный открывшейся перед ним бездной, черной дырой, в которую сваливается мироздание, предварительно покосившись, в каком-то обратном головокружительном водовороте, где пропадает всё, вообще всё («Все мысли веков, все мечты, все миры. Всё будущее галерей и музеев… Все яблоки, все золотые шары»). В этом образе торжествуют две равновеликих силы, ни одна не побеждая абсолютно - Добро и Зло. Но, увы, перефразируя известную фразу из Евангелия про то, что из веры, надежды и любви любовь пребывает больше - Зло в данном случае побеждает больше. «Башня» фокусируется на умирающей студентке по всем возможным причинам на свете - от обратного «потому что на всем остальном фокусироваться уже нельзя да и попросту невозможно». Но назову только главные.
Она в фокусе потому, что всепроникающее иррациональное Зло, пробудившееся ото сна - делает до боли ощутимым, телесным и предметным, а не какой-то там далекой метафорой из 1960-х: вот вам тело, вот вам жара, вот вам асфальт, вот непостижимый ужас, убивающий случайно. Если это и метафора, то она философствует молотом. Жили-были, не тужили - и Оно вдруг раззявило пасть. И самый ужас тут, конечно, вот в этом «вдруг». Суть не в том, что человек «иногда внезапно смертен». Потому что помимо «человека» и «смертен» есть какое-то третье лицо, за занавесом «вдруг», и это «третье лицо» - иррационально и случайно. Десятилетия спустя еще можно как-то пытаться упростить «его», понять, пытаясь тем самым обезопасить - как древние считали, что зная чье-то имя, ты способен его обезвредить. Но у этого иррационального зла нет имени, нет даже конкретного лица, у него одновременно сотни лиц и имен, «имя им легион». В «Башне» ты можешь вживую, в прямом эфире (фильм длится примерно столько же, сколько длилась и стрельба 1 августа 1966 года) наблюдать за тем, как в кукольный университетский городок врывается абсурдный, нелепый, но очень при этом конкретный ужас. Как в довольно мирные до сих пор и радостные благополучные шестидесятые заглядывает призрак будущего (героиновая наркомания, расовые бунты, локауты Нью-Йорка - вплоть до оксиконтиновой эпидемии начала 2000-х и нашей пандемии). Между техасским стрелком и коронавирусом даже не надо натягивать какой-то длиннющий виадук сравнений, перекидывая его через 60 лет. Здесь и там зло било и бьет прицельно - и в то же время как-то… случайно, что ли. Жалит невидимо. Но люди падают как снопы у тебя на глазах. А ты ничем им помочь не можешь. Лица техасского стрелка за весь фильм ни разу так и не показали (только фото его трехлетнего с двумя винтовками на руках ближе к финалу) - но 16 человек от чего-то или от кого-то погибли. Не показали, потому что жертвы его и не видели, не знали, где он, и откуда ждать пули! Ну, и потому что фильм не про психопата с автоматом, устроившего очередную массовую бойню в Колумбайне, Перми или Казани - а про то, как это меняет, искривляет реальности других людей, вселяет в них страх и ужас и трусость и безнадежность и ненависть и усталость и последующее сожаление, и стыд, и раскаяние, и желание перекрутить кинопленку назад, и поступить уже по-человечески, и кого-то спасти. И желание потом все забыть - это тоже поразительный феномен. Как признаются выжившие герои, уже на следующий день жизнь в Остине пошла своим чередом, студенты бежали по лекциям, улыбались, смеялись и болтали о том о сём - и никто, никто не пожелал вспоминать произошедшего! Не то, что как-то отрефлексировать, а просто точно забыли все, морок напал, «ничего не помним». И так дни, недели, месяцы и годы. «Белое пятно» на месте памяти о 1 августа 1966 года, у всего городка. И особенно у тех, кто пережил стрельбу - точно коллективная амнезия.
Во-вторых, образ умирающей полтора часа подряд студентки на жарком солнце - в фокусе потому, что она лежала и умирала - у всех на виду. В десятках метров от нее сотни людей сидели на коленках, на корточках, видели все, смотрели на то, что она-то жива еще. Но как в сонном параличе - полтора часа так все и просидели (за исключением одной девушки, см. выше). И речь тут, конечно, не только и даже не столько о трусости (хотя не мешало бы и о ней поговорить - но как-нибудь в другой раз) - тем более, необдуманно лезть в прорубь за утопающим всё же не стоит: вместо одного синеющего трупа спасатели потом вытащат два. Речь о том, что образ студентки, он как монета, с орлом и решкой. С одной стороны, любой зритель сразу вживается в роль умирающей, и понимает с ужасом, что и он или она вот так упадет и долго будет умирать у всех на виду («кто-то лапку сломал - не в счет, а помрет - так помрет») - а другие, самые близкие, и враги и друзья, будут стоять и смотреть, ни в силах что-либо сделать, или, что страшнее всего, не желая «лезть ради тебя под пули». Но пожалев, быть может, это да, от всей души и от всего сердца, со слезами на глазах - да что толку-то с того, скажет про себя умирающий и погибающий, дайте воды, сукины дети, дайте воды! Девушка полтора часа ждала воды, на жаре, истекая кровью - никто и не дернулся. С другой стороны, обвинять всех в трусости будет все-таки свинством. «Башню» смотришь так, как никакой другой фильм ужасов. Эти люди, на экране (там есть и хроникальные кадры, и фото, и воспоминания реальных людей, и анимационная реконструкция - полифония, короче, почти также снят и документальный байопик «Вельвет Андеграунд» Тодда Хейнса) - они ни разу с таким не сталкивались! Их охватывает дурное оцепенение, потому что все, буквально все, включая рейнджеров и патрульных - в растерянности. Их к такому не готовили. Они такому совсем не учились. Они не знают, что надо делать. И как правильно поступать. А даже если и знают - ноги точно к земле приросли (как во сне, когда хочешь бежать от злодея - но не в состоянии). Из 2021 года судить и рядить очень просто. Но ведь даже в 2021 году, в точно таком же внезапном ЧП, «зло заглянуло в глаза к тебе из-за угла на повороте», сотни людей будут паниковать, с десяток в лучшем случае знать, как надо поступать. И лишь единицы - поступят правильно. В «Башне» есть чистосердечное признание одной студентки, которая наблюдала за умирающей беременной с безопасного расстояния, из университета, за стеклом. «Я, говорит, понимала, что ее нужно спасать. И делать это прямо сейчас. Но испугалась. Я понимала, что струсила, но не могла с собою ничего не поделать. Это событие как-то сразу показало, кто есть кто, кто трус, а кто герой. И я поняла - что трус…». Осуждать ее за это - неправильно. Фильм снят не за этим. Фильм снят, возможно, скорее именно для того, чтобы ты, не столкнувшись (пока) на практике с атакой иррационального хищного всепроникающего Зла - знал, что такое бывает - и как такое бывает. Это экзистенциальный хоррор, спускающий метафору «жизнь это сон» с литературных небес: да, жизнь это иногда в буквальном смысле сон, кошмар, в котором все герои страдают и все герои беспомощны, не в силах ни себе, ни друг другу как-то помочь. Умирать и знать, что помощи ждать неоткуда, ощутив вот эту невыносимую беспомощность - страшно до жути. Про это - образ беременной студентки. Но видеть зло, неправду, несправедливость и просто умирание в прямом эфире, в полшаге от себя - и знать, что ты помочь не в силах (потому что страшно, потому что «у тебя же дети», потому что «самадуравиновата» и еще с десяток «потому что»), что ты абсолютно тоже беспомощен, это не менее страшно. А возможно, и еще страшнее. Наверное, «Башня» еще и о том, что как бы не хотели мы сами поступать в таких случаях - на деле у нас ноги прирастут к земле, и мы будем еще долго ощущать в себе эту проклятую ноющую беспомощность.
П.С. А в-третьих, уже о хорошем, о «торжестве добра», наконец, писать нарочно много не буду, там слишком все очевидно. Тут тоже говорящий образ. Клэр Уилсон не умерла. Она пролежала полтора часа на раскаленном бетоне, пока не выбежали два смельчака и не спасли ее, вытащив в тень. Весь фильм нам показывают анимационные зарисовки и портреты людей, вспоминающих о событиях того дня. И только в финале показывают реальных выживших. Которые - см. нежелание вспоминать об ужасе и «амнезию» - впервые друг другом встретились ради фильма. Старенькая Клэр больше так и не имела своих детей, и мужа - не потому, что не могла, а потому что…И вот рядом с ней сидит постаревший John "Artly" Fox, тот самый «ботаник» в очках, который первый дернулся к ней, и вытащил ее буквально на руках. Он плачет, всхлипывая, говорит, мне всю жизнь, до сих пор стыдно, что я не выбежал за Клэр сразу же, ну, или хотя бы пораньше…Каждый день, говорит, вспоминаю и думаю об этом. И сияющая старушка Клэр протягивает ему руку, кладет ее на его ладонь, поглаживает, и улыбается: «Ну ладно, ладно, что ты, прекрати, пожалуйста». Это удивительно, но в глазах у нее не столько благодарность, сколько радостная гордость за него! Она им гордится.
На дворе царили «шестидесятые». Несмотря на убийство президента США Джона Кеннеди несколькими годами ранее и войну во Вьетнаме - люди казались счастливыми, дружелюбными. И, главное, уверенными в себе и в собственном будущем. Люди были уверены, что уж к ним-то, на их лужайки красиво подстриженные в ухоженных пригородах как на картинках в гламурных журналах, не придёт никакая опасность, никакое зло, никакие ужасы и кошмары («убивают внезапно только президентов, а кому мы нужны, да и война где-то там, далеко»). Итс ол’райт, итс о’кей. Everything, что называется, in its right place. В 1966 году, в разгар «шестидесятых», за год до известного «лета любви», когда в Сан-Франциско соберутся тысячи хиппи со всей необъятной страны, через всю территорию Соединенных Штатов Америки покатится небольшой автобус с «бандой неудачников и пижонов», странноватого вида людьми в черном, так контрастирующими с разноцветной модой 1960-х. Люди в черном из шоу с красноречивым названием «Взрыв пластика неизбежен» ненавидели хиппи от души, и те, надо сказать, отвечали им полной взаимностью: песен их не понимали и не принимали, в газетах Западного побережья группу высмеивали, благородные горожане и «грязные хиппи», наконец-то, в чем-то сошлись - «Вон из нашего городка, неудачники, надоели!» Одна из неудачниц, барабанщица по кличке Мо, полвека спустя признается, что по-прежнему сильно хиппи не любит: «Они, кретины длинноволосые, решили, что могут изменить мир и бороться со злом улыбками и цветами в волосах! Терпеть мы их тогда не могли! Да и сейчас я поражаюсь их глупости: вокруг война, убийства, наркотики, невежество и расизм. А тут они, мать вашу, со своими цветами и радужными надеждами!»
Где именно 1 августа 1966 года проезжал автобус с «бандой неудачников», историей точно не установлено, но в этот необыкновенно жаркий день даже для Техаса, в городке Остин, что на Юго-западе США, одна из представительниц «поколения шестидесятых», студентка Клэр Уилсон, возможно, не будучи даже при этом формально хиппи (но, конечно, не имевшей ни малейшего представления о банде неудачников), счастливо прогуливалась по кампусу Техасского университета со своим оптимистичным и жизнерадностным парнем. В этот, пожалуй что, идеальный солнечный день они обсуждали планы на жизнь, радостно делясь надеждами, и в красках рисуя себе общее будущее. Everything, что называется, было - in its right place. Внезапно ужаленная чем-то молодая девушка рухнула на раскаленный асфальт, и распростерлась чуть ли не на середине университетской площади перед самой башней Техасского университета. Через пару секунд упал рядом подстреленный насмерть её бойфренд. Проходившие мимо смеялись и улыбались, глядя на них, а один суровый дяденька в пиджаке даже успел отчитать: развалились, мол, тут (…«грязные хиппи»). Клэр Уилсон, бывшая на восьмом месяце беременности, пролежала на асфальте под раскаленным солнцем почти полтора часа, не способная двигаться и медленно умирая (университетской секретарше Шарлотте повезло больше, см. фото. - она все полтора часа кошмара живой простояла на голых коленках за бетонным флагштоком не двигаясь на жаре). Попрятавшиеся повсюду студенты и преподаватели не решались помочь ей, опасаясь быть убитыми сами: место со всех сторон прекрасно простреливалось. Только молодая девушка Рита Старпаттерн выбежала и легла рядом, целый час утешая несчастную простыми словами - чем-то вроде «Итс ол’райт, итс о’кей. Everything, что называется, in its right place». В этот день, 1 августа 1966 года, стрелок Чарльз Уитман, неожиданно открыв огонь из башни с часами Техасского университета, за полтора часа успел убить 16 человек. Первым убитым с самой башни стал Бэби Бой Уилсон, нерожденный младенец, насмерть подстреленный прямо в утробе ничего не подозревавшей студентки.
К Северу-востоку от места событий, в Нью-Йорке, через пару месяцев после стрельбы в университете, пижон Энди Уорхол спросит одного параноика (который временами ненавидел людей не меньше, наверное, чем Уитман): почему бы ему не написать песню о паранойе? Результатом стала поп-песенка, записанная Лу Ридом и «бандой неудачников», ставших впоследствии одной из самых влиятельных групп в истории музыки - The Velvet Underground (пока все радовались и улыбались, эти дикие и странные люди в черном пели о БДСМ, наркомании и, собственно, паранойе). Ядовитая и мрачная по своему смыслу песенка («Watch out, the world's behind you/There's always someone around you»), но рекреационно-расслабленная по форме, с саркастичным названием «Sunday Morning», в исполнении сексуальной Нико, точно этого было мало, известна еще и парадоксально-радостной при этом тональностью - «фа мажор». У группы The Velvet Underground в истории музыки XX и XXI века было немало наследников. Но нам важно то, что одна из далеких наследниц их, группа Radiohead, примерно треть века спустя после техасских событий, 3 августа 2000 года, выпустит неожиданный по саунду для многих поклонников альбом «Kid A», откроет который одна из самых мрачных их песен о контрасте между внешним благополучием и просто гармонией - и внутренней неуверенностью и паранойей. Том Йорк, не меньший параноик, чем Лу Рид, живя в гораздо более богатые и прогрессивные времена, чем даже 1960-е (казалось бы - живи да радуйся!), ядовито назвал её «Everything in Its Right Place». Every-fucking-thing, что называется, in its right place, yep.
Образ истекающей кровью беременной студентки, полтора часа пролежавшей в центре университетской площадки в полуденную жару у всех на виду - вы никогда не забудете. Вам даже кино «Башня» для этого необязательно смотреть или лезть в википедию, вот вы только что про нее прочитали, и теперь она с вами уже навсегда. Есть такие образы и картины, которые как в микрокосме заключают в себя всё абсолютно («Все мысли веков, все мечты, все миры. Всё будущее галерей и музеев… Все яблоки, все золотые шары»). Автор удивительно-нежной «пощечины наотмашь» по имени Tower этот образ не придумал, он просто поставил его в центр исповедальной анимационно-хроникальной документалки, и потом нарезал круги вокруг него, не в силах оторваться, как бандерлоги в «Книге джунглей» от удава Каа. Как завороженный открывшейся перед ним бездной, черной дырой, в которую сваливается мироздание, предварительно покосившись, в каком-то обратном головокружительном водовороте, где пропадает всё, вообще всё («Все мысли веков, все мечты, все миры. Всё будущее галерей и музеев… Все яблоки, все золотые шары»). В этом образе торжествуют две равновеликих силы, ни одна не побеждая абсолютно - Добро и Зло. Но, увы, перефразируя известную фразу из Евангелия про то, что из веры, надежды и любви любовь пребывает больше - Зло в данном случае побеждает больше. «Башня» фокусируется на умирающей студентке по всем возможным причинам на свете - от обратного «потому что на всем остальном фокусироваться уже нельзя да и попросту невозможно». Но назову только главные.
Она в фокусе потому, что всепроникающее иррациональное Зло, пробудившееся ото сна - делает до боли ощутимым, телесным и предметным, а не какой-то там далекой метафорой из 1960-х: вот вам тело, вот вам жара, вот вам асфальт, вот непостижимый ужас, убивающий случайно. Если это и метафора, то она философствует молотом. Жили-были, не тужили - и Оно вдруг раззявило пасть. И самый ужас тут, конечно, вот в этом «вдруг». Суть не в том, что человек «иногда внезапно смертен». Потому что помимо «человека» и «смертен» есть какое-то третье лицо, за занавесом «вдруг», и это «третье лицо» - иррационально и случайно. Десятилетия спустя еще можно как-то пытаться упростить «его», понять, пытаясь тем самым обезопасить - как древние считали, что зная чье-то имя, ты способен его обезвредить. Но у этого иррационального зла нет имени, нет даже конкретного лица, у него одновременно сотни лиц и имен, «имя им легион». В «Башне» ты можешь вживую, в прямом эфире (фильм длится примерно столько же, сколько длилась и стрельба 1 августа 1966 года) наблюдать за тем, как в кукольный университетский городок врывается абсурдный, нелепый, но очень при этом конкретный ужас. Как в довольно мирные до сих пор и радостные благополучные шестидесятые заглядывает призрак будущего (героиновая наркомания, расовые бунты, локауты Нью-Йорка - вплоть до оксиконтиновой эпидемии начала 2000-х и нашей пандемии). Между техасским стрелком и коронавирусом даже не надо натягивать какой-то длиннющий виадук сравнений, перекидывая его через 60 лет. Здесь и там зло било и бьет прицельно - и в то же время как-то… случайно, что ли. Жалит невидимо. Но люди падают как снопы у тебя на глазах. А ты ничем им помочь не можешь. Лица техасского стрелка за весь фильм ни разу так и не показали (только фото его трехлетнего с двумя винтовками на руках ближе к финалу) - но 16 человек от чего-то или от кого-то погибли. Не показали, потому что жертвы его и не видели, не знали, где он, и откуда ждать пули! Ну, и потому что фильм не про психопата с автоматом, устроившего очередную массовую бойню в Колумбайне, Перми или Казани - а про то, как это меняет, искривляет реальности других людей, вселяет в них страх и ужас и трусость и безнадежность и ненависть и усталость и последующее сожаление, и стыд, и раскаяние, и желание перекрутить кинопленку назад, и поступить уже по-человечески, и кого-то спасти. И желание потом все забыть - это тоже поразительный феномен. Как признаются выжившие герои, уже на следующий день жизнь в Остине пошла своим чередом, студенты бежали по лекциям, улыбались, смеялись и болтали о том о сём - и никто, никто не пожелал вспоминать произошедшего! Не то, что как-то отрефлексировать, а просто точно забыли все, морок напал, «ничего не помним». И так дни, недели, месяцы и годы. «Белое пятно» на месте памяти о 1 августа 1966 года, у всего городка. И особенно у тех, кто пережил стрельбу - точно коллективная амнезия.
Во-вторых, образ умирающей полтора часа подряд студентки на жарком солнце - в фокусе потому, что она лежала и умирала - у всех на виду. В десятках метров от нее сотни людей сидели на коленках, на корточках, видели все, смотрели на то, что она-то жива еще. Но как в сонном параличе - полтора часа так все и просидели (за исключением одной девушки, см. выше). И речь тут, конечно, не только и даже не столько о трусости (хотя не мешало бы и о ней поговорить - но как-нибудь в другой раз) - тем более, необдуманно лезть в прорубь за утопающим всё же не стоит: вместо одного синеющего трупа спасатели потом вытащат два. Речь о том, что образ студентки, он как монета, с орлом и решкой. С одной стороны, любой зритель сразу вживается в роль умирающей, и понимает с ужасом, что и он или она вот так упадет и долго будет умирать у всех на виду («кто-то лапку сломал - не в счет, а помрет - так помрет») - а другие, самые близкие, и враги и друзья, будут стоять и смотреть, ни в силах что-либо сделать, или, что страшнее всего, не желая «лезть ради тебя под пули». Но пожалев, быть может, это да, от всей души и от всего сердца, со слезами на глазах - да что толку-то с того, скажет про себя умирающий и погибающий, дайте воды, сукины дети, дайте воды! Девушка полтора часа ждала воды, на жаре, истекая кровью - никто и не дернулся. С другой стороны, обвинять всех в трусости будет все-таки свинством. «Башню» смотришь так, как никакой другой фильм ужасов. Эти люди, на экране (там есть и хроникальные кадры, и фото, и воспоминания реальных людей, и анимационная реконструкция - полифония, короче, почти также снят и документальный байопик «Вельвет Андеграунд» Тодда Хейнса) - они ни разу с таким не сталкивались! Их охватывает дурное оцепенение, потому что все, буквально все, включая рейнджеров и патрульных - в растерянности. Их к такому не готовили. Они такому совсем не учились. Они не знают, что надо делать. И как правильно поступать. А даже если и знают - ноги точно к земле приросли (как во сне, когда хочешь бежать от злодея - но не в состоянии). Из 2021 года судить и рядить очень просто. Но ведь даже в 2021 году, в точно таком же внезапном ЧП, «зло заглянуло в глаза к тебе из-за угла на повороте», сотни людей будут паниковать, с десяток в лучшем случае знать, как надо поступать. И лишь единицы - поступят правильно. В «Башне» есть чистосердечное признание одной студентки, которая наблюдала за умирающей беременной с безопасного расстояния, из университета, за стеклом. «Я, говорит, понимала, что ее нужно спасать. И делать это прямо сейчас. Но испугалась. Я понимала, что струсила, но не могла с собою ничего не поделать. Это событие как-то сразу показало, кто есть кто, кто трус, а кто герой. И я поняла - что трус…». Осуждать ее за это - неправильно. Фильм снят не за этим. Фильм снят, возможно, скорее именно для того, чтобы ты, не столкнувшись (пока) на практике с атакой иррационального хищного всепроникающего Зла - знал, что такое бывает - и как такое бывает. Это экзистенциальный хоррор, спускающий метафору «жизнь это сон» с литературных небес: да, жизнь это иногда в буквальном смысле сон, кошмар, в котором все герои страдают и все герои беспомощны, не в силах ни себе, ни друг другу как-то помочь. Умирать и знать, что помощи ждать неоткуда, ощутив вот эту невыносимую беспомощность - страшно до жути. Про это - образ беременной студентки. Но видеть зло, неправду, несправедливость и просто умирание в прямом эфире, в полшаге от себя - и знать, что ты помочь не в силах (потому что страшно, потому что «у тебя же дети», потому что «самадуравиновата» и еще с десяток «потому что»), что ты абсолютно тоже беспомощен, это не менее страшно. А возможно, и еще страшнее. Наверное, «Башня» еще и о том, что как бы не хотели мы сами поступать в таких случаях - на деле у нас ноги прирастут к земле, и мы будем еще долго ощущать в себе эту проклятую ноющую беспомощность.
П.С. А в-третьих, уже о хорошем, о «торжестве добра», наконец, писать нарочно много не буду, там слишком все очевидно. Тут тоже говорящий образ. Клэр Уилсон не умерла. Она пролежала полтора часа на раскаленном бетоне, пока не выбежали два смельчака и не спасли ее, вытащив в тень. Весь фильм нам показывают анимационные зарисовки и портреты людей, вспоминающих о событиях того дня. И только в финале показывают реальных выживших. Которые - см. нежелание вспоминать об ужасе и «амнезию» - впервые друг другом встретились ради фильма. Старенькая Клэр больше так и не имела своих детей, и мужа - не потому, что не могла, а потому что…И вот рядом с ней сидит постаревший John "Artly" Fox, тот самый «ботаник» в очках, который первый дернулся к ней, и вытащил ее буквально на руках. Он плачет, всхлипывая, говорит, мне всю жизнь, до сих пор стыдно, что я не выбежал за Клэр сразу же, ну, или хотя бы пораньше…Каждый день, говорит, вспоминаю и думаю об этом. И сияющая старушка Клэр протягивает ему руку, кладет ее на его ладонь, поглаживает, и улыбается: «Ну ладно, ладно, что ты, прекрати, пожалуйста». Это удивительно, но в глазах у нее не столько благодарность, сколько радостная гордость за него! Она им гордится.