счастье как бесконечный фильм из десяти секунд с лицом дорогого тебе человека
«Одна секунда» (Yi miao zhong, 2019) Чжана Имоу
Меня не покидает чувство, что главный китайский эстет, снимающий дорогие и барочные по пышности мифологические постановки на исторические темы («Герой», «Дом летающих кинжалов», «Проклятие золотого цветка»), срежиссировавший для китайской партии открытие Олимпиады в Пекине - делает это лишь для того, чтобы финансировать из собственного кармана маленькие недорогие ленты о маленьких людях. Которые больше никто в мире не снимает так, как он. Непафосно, негромко, скромно, с юмором и дрожью печали в голосе. «Одна секунда» - это до сих пор официально нерелизнутый последний драматический фильм режиссера Чжан Имоу, получивший, увы, свою известность пока лишь тем, что был китайской цензурой снят с показа на 69-м Берлинском кинофестивале (формально его премьера состоялась в Китае в прошлом ноябре, но доказательств этой премьеры нет). Судя по имдб, его посмотрело менее 500 человек на всей планете Земля.
«Одна секунда» - это маленькое кино, которое на глазах превращается в великое, при этом рассказано оно абсолютно классическим киноязыком, и в смысле формы (восхитительные пустынные пейзажи и кинопортреты героев), и в смысле драматургии. На самом деле, это совершенно чаплиновское по духу кино. Оно похоже одновременно на многие ленты, но при этом остается уникальным. Мне лента напомнила «Джентльменов удачи», «Малыша» Чарли Чаплина, «Новый кинотеатр «Парадизо» Джузеппе Торнаторе и Варлама Шаламова.
Две бродяжки встречаются однажды вечером после показа фильма в одном из рабочих поселков во время Культурной революции - это чумазая девочка-подросток и такой же чумазый мужик. Девочка крадет бобину с фильмом для своих непонятных до последнего момента целей - мужик гоняется за ней по пустыне и пыльным дорогам, чтобы бобину вернуть, тоже, непонятно для девочки, почему. Их дуэт - сначала вроде бы воришек, затем соперников и врагов, а позднее товарищей и друзей, почти родственников, самое великое в этом негромком фильме. На фоне огромного китайского неба и бескрайней китайской пустыни эти маленькие человечки незаметно тянутся друг к другу, и нечаянно сразу влюбляют в себя зрителя, и удивительным образом Имоу заставляет следить за этой странной погоней и самой поразительной парочкой со времен чаплиновских комедий, испытывающей не менее поразительные приключения.
Постепенно мы узнаем прошлое обоих, когда они попадают в очередной рабочий поселок, где сотни работяг заждались кино, о котором терпеливо мечтали многие месяцы. Рабочие с уважением называют киномеханика «мистером Фильм», опекают его как какого-то Бога, кормят чуть ли не бесплатно. Десятками грязные сидят в пыли у клуба, где вечером им покажут кино, даже не так - Кино! Они будут гирляндами - взрослые, старики и дети - свисать с окон, и забьют клуб до отказа, и смотреть будут полотно с двух сторон. Им совершенно неважно, что кино это носит чисто пропагандистский характер, сюжет его шаблонный, а в финале все будет бравурно и торжественно хорошо. Они искренне вместе поют песню из фильма и дружно плачут в конце.
Однако центровой фокус фильма вовсе не сам кинопоказ, точнее, не показ самого фильма. А трейлера к нему - новостной кинохроники №22, за которой охотятся девочка и мужик. Девочке нужна просто пленка, чтобы сделать из нее абажур, который нечаянно сжег ее младший брат (оба - сироты), за что его теперь травят мальчишки поселка. А мужику - сама хроника №22, потому что там должны показать его 14-летнюю дочку. Увидеть ее мужику тем более проблематично, что через пару недель хронику вернут в Пекин, и начнут показывать другую новостную пропагандистскую хронику - а он заключенный трудового лагеря, куда его заперли за избиение красного хунвейбина, и из которого он, разумеется, узнав о дочке в хронике, тут же дал дёру. Ему совершенно наплевать, что жена ушла от него как от врага народа, а дочка отказалась считать за отца. И ему совершенно наплевать на то, что дочку в этой хронике покажут, как мы почти сразу понимаем из названия фильма - всего только одну секунду.
Имоу - великий режиссер, не потому, что снимает красивое кино, а потому что, как мало кто сегодня умеет, снимает доброе кино, не скатываясь в сентиментальную слезливость, и пошлое морализаторство. Фактически в фильме нет злодеев, даже хунвейбины с промытыми мозгами не оказываются для Имоу «красной сволочью», он показывает, как эти чекисты трогательно сидят в зале ночью, и со слезами на глазах смотрят кино - рядом с заключенными, которые - тоже плачут, глядя на экран, но связанные и избитые. Поразительно в фильме дедушки Имоу то, с какой он все-таки любовью показывает даже не эту отчаянную любовь рабочей бедноты к киноиллюзии, а их готовность сделать ради этого всё на свете: поврежденный кусок пленки в пустыне восстанавливают всем миром, тихо промывая ее, и высушивая веерами, и так же, как отцу совершенно неважно, что речь идет о пропагандистской нарезке новостей, в которой его дочка 14-ти лет зачем-то участвуют в трудовом соревновании наравне с мужиками, таская на себе мешки с мукой, так же и здешним сельчанам неважно, что восстанавливают они пропаганду. Для них это не пропаганда, а кусочек чуда, сравнимого с празднованием Нового года.
И когда киномеханик, способный, к слову, творить предательство и подлости в отношении ближнего своего, совершает главное волшебство для нашего героя - он замыкает десять секунд пленки, в которой появляется дочка героя, в «луп», делая из него бесконечный фильм - ты догадываешься, что единственной верной рифмой к этой сцене станет возвращение девочки-бродяги в жизнь нашего несчастного зэка, или заключенного - в жизнь уже подросшей девочки. Хотя бы на одну только секунду в счастливом финале. И дедушка Имоу, добрейшей души человек, дарит нам эту секунду неловкости, счастья обоих и замешательства в бескрайней до небес китайской пустыне. И эта секунда уже нам покажется вечностью. Что по сравнению с ней - какая-то там пропаганда.
Меня не покидает чувство, что главный китайский эстет, снимающий дорогие и барочные по пышности мифологические постановки на исторические темы («Герой», «Дом летающих кинжалов», «Проклятие золотого цветка»), срежиссировавший для китайской партии открытие Олимпиады в Пекине - делает это лишь для того, чтобы финансировать из собственного кармана маленькие недорогие ленты о маленьких людях. Которые больше никто в мире не снимает так, как он. Непафосно, негромко, скромно, с юмором и дрожью печали в голосе. «Одна секунда» - это до сих пор официально нерелизнутый последний драматический фильм режиссера Чжан Имоу, получивший, увы, свою известность пока лишь тем, что был китайской цензурой снят с показа на 69-м Берлинском кинофестивале (формально его премьера состоялась в Китае в прошлом ноябре, но доказательств этой премьеры нет). Судя по имдб, его посмотрело менее 500 человек на всей планете Земля.
«Одна секунда» - это маленькое кино, которое на глазах превращается в великое, при этом рассказано оно абсолютно классическим киноязыком, и в смысле формы (восхитительные пустынные пейзажи и кинопортреты героев), и в смысле драматургии. На самом деле, это совершенно чаплиновское по духу кино. Оно похоже одновременно на многие ленты, но при этом остается уникальным. Мне лента напомнила «Джентльменов удачи», «Малыша» Чарли Чаплина, «Новый кинотеатр «Парадизо» Джузеппе Торнаторе и Варлама Шаламова.
Две бродяжки встречаются однажды вечером после показа фильма в одном из рабочих поселков во время Культурной революции - это чумазая девочка-подросток и такой же чумазый мужик. Девочка крадет бобину с фильмом для своих непонятных до последнего момента целей - мужик гоняется за ней по пустыне и пыльным дорогам, чтобы бобину вернуть, тоже, непонятно для девочки, почему. Их дуэт - сначала вроде бы воришек, затем соперников и врагов, а позднее товарищей и друзей, почти родственников, самое великое в этом негромком фильме. На фоне огромного китайского неба и бескрайней китайской пустыни эти маленькие человечки незаметно тянутся друг к другу, и нечаянно сразу влюбляют в себя зрителя, и удивительным образом Имоу заставляет следить за этой странной погоней и самой поразительной парочкой со времен чаплиновских комедий, испытывающей не менее поразительные приключения.
Постепенно мы узнаем прошлое обоих, когда они попадают в очередной рабочий поселок, где сотни работяг заждались кино, о котором терпеливо мечтали многие месяцы. Рабочие с уважением называют киномеханика «мистером Фильм», опекают его как какого-то Бога, кормят чуть ли не бесплатно. Десятками грязные сидят в пыли у клуба, где вечером им покажут кино, даже не так - Кино! Они будут гирляндами - взрослые, старики и дети - свисать с окон, и забьют клуб до отказа, и смотреть будут полотно с двух сторон. Им совершенно неважно, что кино это носит чисто пропагандистский характер, сюжет его шаблонный, а в финале все будет бравурно и торжественно хорошо. Они искренне вместе поют песню из фильма и дружно плачут в конце.
Однако центровой фокус фильма вовсе не сам кинопоказ, точнее, не показ самого фильма. А трейлера к нему - новостной кинохроники №22, за которой охотятся девочка и мужик. Девочке нужна просто пленка, чтобы сделать из нее абажур, который нечаянно сжег ее младший брат (оба - сироты), за что его теперь травят мальчишки поселка. А мужику - сама хроника №22, потому что там должны показать его 14-летнюю дочку. Увидеть ее мужику тем более проблематично, что через пару недель хронику вернут в Пекин, и начнут показывать другую новостную пропагандистскую хронику - а он заключенный трудового лагеря, куда его заперли за избиение красного хунвейбина, и из которого он, разумеется, узнав о дочке в хронике, тут же дал дёру. Ему совершенно наплевать, что жена ушла от него как от врага народа, а дочка отказалась считать за отца. И ему совершенно наплевать на то, что дочку в этой хронике покажут, как мы почти сразу понимаем из названия фильма - всего только одну секунду.
Имоу - великий режиссер, не потому, что снимает красивое кино, а потому что, как мало кто сегодня умеет, снимает доброе кино, не скатываясь в сентиментальную слезливость, и пошлое морализаторство. Фактически в фильме нет злодеев, даже хунвейбины с промытыми мозгами не оказываются для Имоу «красной сволочью», он показывает, как эти чекисты трогательно сидят в зале ночью, и со слезами на глазах смотрят кино - рядом с заключенными, которые - тоже плачут, глядя на экран, но связанные и избитые. Поразительно в фильме дедушки Имоу то, с какой он все-таки любовью показывает даже не эту отчаянную любовь рабочей бедноты к киноиллюзии, а их готовность сделать ради этого всё на свете: поврежденный кусок пленки в пустыне восстанавливают всем миром, тихо промывая ее, и высушивая веерами, и так же, как отцу совершенно неважно, что речь идет о пропагандистской нарезке новостей, в которой его дочка 14-ти лет зачем-то участвуют в трудовом соревновании наравне с мужиками, таская на себе мешки с мукой, так же и здешним сельчанам неважно, что восстанавливают они пропаганду. Для них это не пропаганда, а кусочек чуда, сравнимого с празднованием Нового года.
И когда киномеханик, способный, к слову, творить предательство и подлости в отношении ближнего своего, совершает главное волшебство для нашего героя - он замыкает десять секунд пленки, в которой появляется дочка героя, в «луп», делая из него бесконечный фильм - ты догадываешься, что единственной верной рифмой к этой сцене станет возвращение девочки-бродяги в жизнь нашего несчастного зэка, или заключенного - в жизнь уже подросшей девочки. Хотя бы на одну только секунду в счастливом финале. И дедушка Имоу, добрейшей души человек, дарит нам эту секунду неловкости, счастья обоих и замешательства в бескрайней до небес китайской пустыне. И эта секунда уже нам покажется вечностью. Что по сравнению с ней - какая-то там пропаганда.