«Мотивы славы» (Tunes of Glory, 1960) Рональда Нима
Фильм, по ошибке приписываемый к жанру военного/антивоенного кино, принадлежит к гораздо более редкому жанру - «дуэли». Лишь к финалу - после, как минимум, двух лопнувших струн - драма о поединке разных натур, обращается высокой трагедией с монологом Алека Гиннеса, оказавшегося и победителем, и побежденным. Изначально же перед нами классические фигуры «дуэли»: протагонист и антагонист. Кто из них кто, сказать на протяжении фильма не так-то просто, симпатии равно распределяются стальными стружками у разных магнитных полюсов. Многие, как внутри фильма, так и снаружи его (зрители), безусловно, могут больше сочувствовать подполковнику Синклеру, которого с очевидным комическим оттенком играет великий британский комик Алек Гиннес. Его роль, впрочем, поначалу традиционна, несколько буффонадна, рубаха-парень и алкоголик, он вроде гусара Дениса Давыдова. Со своим шотландским горским полком Синклер прошел всю войну, фактически возглавляя полк после того, как последний полковник был убит во время Североафриканской кампании Второй мировой. Но звание полковника он сам так и не получил. Высшее командование решает, что в мирное время возглавить полк лучше штабному офицеру Бэзилу Барроу, человеку к тому же не пьющему. Чтобы понять контекст развернувшейся дуэли, стоит еще учесть, что Барроу - аристократ, обучавшийся в глубоко английском Итоне и Оксфорде, его предки в свое время регулярно возглавляли этот полк, только по целому ряду случайностей Барроу провел войну условной «штабной крысой», в родном полку он служил от силы год. Сам полк существовал на самом деле, и назывался «Гордонскими горцами», это был пехотный полк Британской армии, названный в честь шотландского клана - он прекратил свое существование в 1994 году. В полку было принято сопровождать каждое важное действие - музыкой, в частности, волынкой, барабанами и вообще военными маршами.
Несмотря на мощнейшее обаяние Синклера, от него несколько подустали подчиненные, в частности его адъютант. Над ним и его привычками глушить виски под аккомпанемент волынки и барабанов уже начинают посмеиваться. На дворе 1948 год, занять себя полку совершенно нечем. Пьянки и постоянные нарушения субординации уже никого не удивляют. Но полк встречает попытки Барроу насадить новые порядки, утренние подъемы, жизнь по уставу, марши на плацу - в еще большие штыки. Напившись Синклер проговаривается: «Я играл полковника, я должен быть полковником, и, клянусь Богом ... я буду полковником!»
Довольно сложно пересказать главную сюжетную линию фильма, не упростив ее совершенно бульварным образом, представив «дуэль» чем-то вроде петушиного боя двух альфа-самцов (вроде «Годзиллы против Кинг Конга»). В действительности это противостояние гораздо сложнее, а обе фигуры - антагониста и протагониста (кто бы кем ни был) - вовсе не одномерные, как то зачастую бывает в бесчисленных произведениях на тему противостояния бывалых служивых - штабным офицерам, или же, что еще хуже, в лентах традиционной антивоенной направленности. Последнее было бы для Британии 1960-го года и вовсе невозможным - тогда еще отлично помнили ту благодарность, которое испытывало общество по отношению к армии в 1945 году, чтобы впадать в какой-то пацифистский идеализм (в него общество впадет на 10 лет позднее). Барроу вызывает сочувствие не меньшее, чем Синклер: наконец-то, сбылась его мечта, которой он грезил с детских лет, расставляя в комнате игрушечных солдатиков. Но он прекрасно понимает отчужденность со стороны полка, и почти сразу понимает, что оказался в тупике - его никогда не примут в «свои», но при этом его офицерский долг - не отказываться от назначения, и сделать так, чтоб подчиненные не вовсе распустились. Но понять можно и Синклера, которого обошли в звании, и главное, которому нечего делать в мирной жизни, что он тоже прекрасно понимает: Синклер давно оказался в своем тупике. Продолжать накачиваться виски и вести тупую казарменную жизнь - для него не выход. Отказываться от борьбы за влияние на полк - ему не позволяет гордость. Напряжение достигает последнего накала, когда Синклер в пьяном угаре бьет в баре капрала-волынщика, узнав о тайных свиданиях с его дочерью. «По уставу» - ему грозит трибунал, Барроу при этом не хочется докладывать в штаб о скандале, несмотря на то, что на этом решении настаивает как будто бы местный «Иуда», адъютант Скотт, бывший друг Синклера, уставший от его пьяных выходок. Барроу уже будучи изгоем в родном для него полку знает: пожалуйся он на Синклера в штаб - и станет уже совершеннейшей парией. В какой-то момент, будучи в отчаянии, он даже желает, чтобы его переубедили. И Синклер убеждает спустить дело на тормозах - в ответ обещая играть в команде с Барроу.
Разумеется, никакого счастливого финала не происходит. Синклер сотоварищи устраивают очередную попойку, горланя военные шотландские марши - интеллигентный Барроу угрюмо покидает её, таким же одиночкой, каким когда-то пришел в этот полк. И оказывается в бильярдной, где адъютант, ранее его поддерживавший, уничтожает его намеком о том, что в действительности полком продолжает руководить герой Алека Гиннеса - который потому и смог его убедить, о чем теперь прекрасно знают все.
Здесь у фильма лопается первая струна. Полковник Барроу молча поднимается к себе. И стреляется.
Вот тут и начинается то великое кино, к которому предыдущий час, как мы выясняем, был всего лишь подводкой, расстановкой фигур, обрисовкой черт и характеров. Военной диспозицией - перед главным событием. Зритель, видя надломленного внезапным поворотом винта Синклера, который сначала пытается вяло и горько шутить (что его видение призрака Барроу - не шутка, узнается ближе к финалу), быстро догадывается, что одним выстрелом Барроу убил и себя, и Синклера. Последний, еще не осознавая, что произошло, созывает офицерское собрание, объявляя о планах похорон, которые должны быть достойными звания фельдмаршала, в качестве некоторого приношения (или извинения) перед человеком, который был-таки своим, полковым офицером. Синклер перечисляет «мелодии славы», те шотландские маршы гордых горцев, которые волынщики будут играть на похоронах.
Он все больше забывается, погружаясь в фантазии, он слышит удары барабанов, которые приводят его в восторг, и пугают. Офицеры сначала с удивлением, затем с ужасом наблюдают за командиром, который срываясь говорит, то, что уже знает весь полк (что они все убили Барроу). Ему приходит на ум еще один «мотив славы». Удары барабанов теперь уже оглушительно наполняют комнату, от волынок закладывает в ушах, но слышит их один Синклер, в марше поётся что-то про лес. Внезапно один вымышленный шотландский герой оказывается на одной линии с другим вымышленным шотландским героем, Макбетом, увидевшим Бирнамский лес (давно, кстати, исчезнувший). Синклер и Барроу и Макбет - одержимы одним и тем же грехом, и это не стремление к власти, которое их разрушает, а гордость, или, в категории смертных грехов - гордыня, с целым роем иллюзий, которые она приносит за собой, завлекая в пропасть своими же призраками. «Будь горд, как лев», пророчествуют Макбету, пока Бирнамский лес не выйдет в бой. Гордыня - самый тяжелый в буквальном смысле грех для одержимого ею. И нередко своей этой тяжестью она буквально раздавливает человека, непомерными амбициями или невозможностью продлить пик могущества, времена неизбежно меняются, статуи засыпают песками, снегами, ты больше не нужен истории, драме или трагедии. От строчки «Я Озимандия, я царь царей» до библейского «Воздай возмездие гордым» в жизни обычного человека проходит всего ничего, три года в ней как целая эпоха. Раздавленный Барроу - кончает с собой.
А Синклер, впав в полуобморочное безумное забытье, с остекленевшими глазами, марширует от стене к стене на фоне окна, за которым на плац валят снежные хлопья. В комнате остаются лишь трое. Включая адъютанта Скотта, который смотрит на друга со страхом и христианской жалостью.
Здесь лопается вторая струна фильма.
Синклер в очередной раз дойдя до стены в своем безумно-горделивом марше, бредя катафалками, отданием почестей погибшему, красивой хореографией офицеров полка на плацу, и гордой музыкой (волынками, барабанами, мотивами славы) -
- срывается в истерическое рыдание, закрывая лицо руками, двое сослуживцев, обнимая его, выводят из комнаты на плац, где ему салютуют солдаты и офицеры под неслышимый ими, но слышимый нами и Синклером военный марш. Они в недоумении, им жалко командира. Наверное, думаем мы, до сих пор он не позволял себе ни единой слезинки, ни минуты потери духа. Наверное, думаем мы, он больше не вернется в родной полк. Продолжая закрывать руками лицо и подергиваясь всем телом герой войны, сопровождаемый двумя офицерами, садится в автомобиль, похожий на катафалк, и покидает плац, который все больше засыпает снегом, пока кроме снега вокруг не остается уже ничего. Только волынки и барабаны за кадром кого-то еще отпевают.