новые нигилисты, или величие человеческого [Жопа ярмарок и явление Мадонн]
«Это такой же ретроградный плач по утраченным консервативным ценностям, по дням боевой космической славы и прошлым завоеваниям. А еще, конечно, по временам, когда выход человека в космос или шаг, сделанный им по лунной поверхности, казались важнейшим этапом, после которого мир навсегда изменится к лучшему. Минуло полвека, и теперь вряд ли хоть кто-то, кроме узких специалистов, сможет объяснить, ради чего горы денег и толпы талантливых людей были уничтожены во славу этих «маленьких шагов», - пишет один из наших критиков по поводу фильма о Ниле Армстронге, выражая довольно популярное мнение об относительности человеческой славы, величия, героизма - и, далее по математическому коридору, таланта и гения. Показательное стремление девальвировать понятие величия человеческого было свойственно еще античным авторам, трибунам нигилизма: киники, Диоген, человек как курица. Прекрасный образ жития в бочке оказался опасно близок толстовскому пафосу: достаточно человеку и трех аршин земли (Боги, безжалостные в своем остроумии, предоставили нам произвести эксперимент: коммуналки, бараки, всеобщая теснота - чем не три аршина земли и диогенова бочка?). На что такой ненавистник мещанского и обыденного, и знаток далеко не великих душ, как Чехов, заметил, что три аршина нужно мертвому, а живому и земного шара будет недостаточно. Достаточно ли - и кому - одной бочки и трех аршин земли, а с ним и горшка с геранью, и ежедневного бормотания бытовой мысли ни о чем - вопрос, нас здесь не интересующий. Но хорошо видна та линия, идущая от старых, но еще великих, греческих безбожников, через вольтерьянцев и нигилистически-социальный XIX век к веку XX, к которому уже и само понятие «безбожности» не применимо (скорее «да вырастают все цветы», свойственное гниющему Древнему Риму), не говоря про XXI век.
Одни пытались и пытаются расчеловечить нас, отказывая «животному на двух ногах» в божественном происхождении. И среди них большинство - те, кто любят горшок с геранью, и невыносимую серость не бытия, но быта (социализм со своими фалангами). Большинство это зачастую не выносит тех атеистов, кто-таки пытается, греясь в навозе на солнышке (или в бочке - зачем нам космос?), взрастить величие в себе человеческое, не зависимое от звездного неба над нами: Ницше они не любят, прежде всего, за его аристократизм. Другие, и таковых, конечно, множество в наше время, когда споры религиозные этим «другим» кажутся уже слишком высокими и утонченными, а теология - пастишем из трактатов устаревших наук, подходят с иного конца: и старательно проводят линию за отмену человеческого величия, гения, элитарности (в том числе, и отличия человека от зверей - и собак, и кошек), героизма и силы человеческого духа. Они последовательно, схоластики в мелочах, предлагают человеку «быть демократичнее», то есть, «как все», что заранее предполагает именно тех «как все», кому и трех, а то и двух аршин довольно, и бочки, и горшка с геранью, но только ни в коем случае ни остроты Диогена, ни толстовского мученичества, ни воинственности ницшеанства. «Будь как все» означает великое и последнее очищение от ненужных как будто ценностей: долой героизм на войне, величие полководцев, завоевание космоса, гениальность как высочайший индивидуализм и со-ообщественность исторической человеческой мысли. Отменно рисуют себя критики «утраченных ценностей», монотонно девальвируя и понятия «гениальности» и «величия» применительно к художникам и их произведениям, да и вообще, искусству: и новый блокбастер может оказаться великим, и гениальна чуть ли не каждая фестивальная лента, и новая книжка уже, оказывается, написана «гениальным голосом поколения», и бронзовики из прошлого в тележках выкатываются, конечно, на всеобщее обозрение: но и бронзовики тешат самолюбие критиков только те, что ковыряются в мелочности человеческого, не в том пронизанном трансцендентным чувством благочестивого протестанта быту, что был свойственный живописцам Голландии Золотого века. А в быту, расщепленном на благочестие, которое отменяется, и протест, обязательно массовый, социально-критический и оглашенный. Здесь совершенно неважно, кто и против кого протестует. Как писал один немец: важно не что, а как - не за что и какие ценности, и против кого и чего, а как именно ты протестуешь и ведешь борьбу. «Как» - это совсем не вопрос эстетики, это вопрос автономной этики, той этики, которая свойственна одному, одиночеству человеческому, а не выкрикивающей гуманистические ценности и уверенной в массовой правде толпе.
Слава не сегодня начала девальвироваться (еще Музиль язвил по поводу «гениальных скаковых лошадей»), но сегодня она не случайно, ведомая многими, девальвируется до славы уже даже не кинозвезды, а звезды видеоблоггерства, или политического протеста, но не протеста еще очарованных героизмом и гордых величием подвига французов на баррикадах с обнаженной Свободою во главе, а протеста домашних петуха и курицы, которым просто не хочется в суп: оставьте вы птицу в покое, и через пару часов она мирно будет клевать по зернышку у навозной кучи.
Новым нигилистам, свободолюбивым, демократичным, левым не приходит в голову, что тем самым в действительности ростки великих, героев, гениев и просто талантливых духовно уничтожаются - вытаптываются еще до начала их созревания - во славу уже по-настоящему маленьких шагов и шажков не на Луне, а от бочки, перины и до окна, чтобы полить цветок. «Моргающий человек» не понимает, и не может понять, что омещанивание, и обыденность как вера слепая в быт, отказывают человеку не только в той самой, воспетой Маккиавели с Ницше, и древними римлянами, непонятной нашему веку доблести, или в подвигах во славу науки ли, Бога, народа, да хоть политической партии. А в простом человеческом достоинстве, отделенности от остальных своего «я», личной духовной собственности, великом индивидуализме души, говорящей, или молчащей наедине с невыразимым, с Богом, с нескончаемым Космосом. В красоте. Характерно, что не только Красота, написанная с заглавной буквы, но и простая физическая красота так беспокоит новых нигилистов: для них это «фашистское» понятие, которое тоже стоило бы отменить (что красота возведена на пьедестал еще древними греками, и пестовалась вплоть до Ренессанса хотя бы - им совершенно не важно). Потому что красота по сути своей уже предполагает иерархию, взгляд снизу вверх, из кучи навозной в небо. В «мире утраченных ценностей» низовое и высокое уравновешивались, не было никогда дефицита в язвительных критиках современности, однако вульгарный цирк Древнего Рима царил вместе с неоплатониками. Жопа ярмарок и народного средневекового хохота - не отменяла повсеместного явления Мадонн.
Новые нигилисты уверенно полагают, что ссылка на множество жертв человеческих в прошлом, в этом пугающем их мире «утраченных консервативных ценностей», величия человеческого и доблести - аргумент. Им не близка мысль: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить...». Духовное убожество их если и страшит, то не так, как гибель миллионов, убитых в религиозных и национальных войнах. А что оно надушено и, как будто бы, хорошо пахнет как в доме покойника - так это же хорошо: лежит это тело спокойно, ни в какие небеса не просится, чай, не душа, тихо себе гниёт.
Не связано ли это странное, парадоксальное в свете всего вышесказанного, навязчивое, почти истеричное желание новых нигилистов протестовать против каких-либо властей, идей, политических идеологий, тех же «утраченных ценностей» - с вытеснением героического? Не хочется ли им самим славы и доблести? Величия человеческого? Наверное, хочется. Но в безопасных масштабах: где-то 1 к 10 тысячам. И на контурных картах, без какой-либо глубины. "Да здравствует лубок, долой иконы", - сладостно и утешительно улыбается Жопа.
Одни пытались и пытаются расчеловечить нас, отказывая «животному на двух ногах» в божественном происхождении. И среди них большинство - те, кто любят горшок с геранью, и невыносимую серость не бытия, но быта (социализм со своими фалангами). Большинство это зачастую не выносит тех атеистов, кто-таки пытается, греясь в навозе на солнышке (или в бочке - зачем нам космос?), взрастить величие в себе человеческое, не зависимое от звездного неба над нами: Ницше они не любят, прежде всего, за его аристократизм. Другие, и таковых, конечно, множество в наше время, когда споры религиозные этим «другим» кажутся уже слишком высокими и утонченными, а теология - пастишем из трактатов устаревших наук, подходят с иного конца: и старательно проводят линию за отмену человеческого величия, гения, элитарности (в том числе, и отличия человека от зверей - и собак, и кошек), героизма и силы человеческого духа. Они последовательно, схоластики в мелочах, предлагают человеку «быть демократичнее», то есть, «как все», что заранее предполагает именно тех «как все», кому и трех, а то и двух аршин довольно, и бочки, и горшка с геранью, но только ни в коем случае ни остроты Диогена, ни толстовского мученичества, ни воинственности ницшеанства. «Будь как все» означает великое и последнее очищение от ненужных как будто ценностей: долой героизм на войне, величие полководцев, завоевание космоса, гениальность как высочайший индивидуализм и со-ообщественность исторической человеческой мысли. Отменно рисуют себя критики «утраченных ценностей», монотонно девальвируя и понятия «гениальности» и «величия» применительно к художникам и их произведениям, да и вообще, искусству: и новый блокбастер может оказаться великим, и гениальна чуть ли не каждая фестивальная лента, и новая книжка уже, оказывается, написана «гениальным голосом поколения», и бронзовики из прошлого в тележках выкатываются, конечно, на всеобщее обозрение: но и бронзовики тешат самолюбие критиков только те, что ковыряются в мелочности человеческого, не в том пронизанном трансцендентным чувством благочестивого протестанта быту, что был свойственный живописцам Голландии Золотого века. А в быту, расщепленном на благочестие, которое отменяется, и протест, обязательно массовый, социально-критический и оглашенный. Здесь совершенно неважно, кто и против кого протестует. Как писал один немец: важно не что, а как - не за что и какие ценности, и против кого и чего, а как именно ты протестуешь и ведешь борьбу. «Как» - это совсем не вопрос эстетики, это вопрос автономной этики, той этики, которая свойственна одному, одиночеству человеческому, а не выкрикивающей гуманистические ценности и уверенной в массовой правде толпе.
Слава не сегодня начала девальвироваться (еще Музиль язвил по поводу «гениальных скаковых лошадей»), но сегодня она не случайно, ведомая многими, девальвируется до славы уже даже не кинозвезды, а звезды видеоблоггерства, или политического протеста, но не протеста еще очарованных героизмом и гордых величием подвига французов на баррикадах с обнаженной Свободою во главе, а протеста домашних петуха и курицы, которым просто не хочется в суп: оставьте вы птицу в покое, и через пару часов она мирно будет клевать по зернышку у навозной кучи.
Новым нигилистам, свободолюбивым, демократичным, левым не приходит в голову, что тем самым в действительности ростки великих, героев, гениев и просто талантливых духовно уничтожаются - вытаптываются еще до начала их созревания - во славу уже по-настоящему маленьких шагов и шажков не на Луне, а от бочки, перины и до окна, чтобы полить цветок. «Моргающий человек» не понимает, и не может понять, что омещанивание, и обыденность как вера слепая в быт, отказывают человеку не только в той самой, воспетой Маккиавели с Ницше, и древними римлянами, непонятной нашему веку доблести, или в подвигах во славу науки ли, Бога, народа, да хоть политической партии. А в простом человеческом достоинстве, отделенности от остальных своего «я», личной духовной собственности, великом индивидуализме души, говорящей, или молчащей наедине с невыразимым, с Богом, с нескончаемым Космосом. В красоте. Характерно, что не только Красота, написанная с заглавной буквы, но и простая физическая красота так беспокоит новых нигилистов: для них это «фашистское» понятие, которое тоже стоило бы отменить (что красота возведена на пьедестал еще древними греками, и пестовалась вплоть до Ренессанса хотя бы - им совершенно не важно). Потому что красота по сути своей уже предполагает иерархию, взгляд снизу вверх, из кучи навозной в небо. В «мире утраченных ценностей» низовое и высокое уравновешивались, не было никогда дефицита в язвительных критиках современности, однако вульгарный цирк Древнего Рима царил вместе с неоплатониками. Жопа ярмарок и народного средневекового хохота - не отменяла повсеместного явления Мадонн.
Новые нигилисты уверенно полагают, что ссылка на множество жертв человеческих в прошлом, в этом пугающем их мире «утраченных консервативных ценностей», величия человеческого и доблести - аргумент. Им не близка мысль: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить...». Духовное убожество их если и страшит, то не так, как гибель миллионов, убитых в религиозных и национальных войнах. А что оно надушено и, как будто бы, хорошо пахнет как в доме покойника - так это же хорошо: лежит это тело спокойно, ни в какие небеса не просится, чай, не душа, тихо себе гниёт.
Не связано ли это странное, парадоксальное в свете всего вышесказанного, навязчивое, почти истеричное желание новых нигилистов протестовать против каких-либо властей, идей, политических идеологий, тех же «утраченных ценностей» - с вытеснением героического? Не хочется ли им самим славы и доблести? Величия человеческого? Наверное, хочется. Но в безопасных масштабах: где-то 1 к 10 тысячам. И на контурных картах, без какой-либо глубины. "Да здравствует лубок, долой иконы", - сладостно и утешительно улыбается Жопа.