Дозволенная щекотка
.
Разница между "разрешенной" и "неразрешенной" литературой:
«Холодок бежит за ворот» Лебедев-Кумач
«Холодок щекочет темя» Мандельштам
Разрешенная литература всегда "наглей комсомольской ячейки и вузовской песни наглей". В последнем основании, она всегда остается в рамках онтологического дозволенного, не просто потому, что не бросает вызов государству (здесь-то как раз ее "дозволенность" часто и проявляется больше всего - Солженицын, Аксенов, шестидесятники), но она никогда не бросит метафизического вызова - времени, Богу, космическому порядку вещей (Гоголь, Толстой, Платонов, Набоков (не Достоевский; перепуганнный насмерть государством на Семеновском плацу, он так и остался стоять перед ним в ступоре, с мешком на голове, - но уже перед государством в форме Бога).
"Разрешенная" всегда вписывает свой протест в социум, "национальное", "народное", "государственное", "гуманистическое"; она описывает человека, не довольного своим местом в обществе и истории. "Неразрешенная" жаждет справедливости для земли и неба, и, не находя ее, отрекается от себя - "искусства в себе" и "себя в искусстве".
* * *
Холодок щекочет темя,
И нельзя признаться вдруг, -
И меня срезает время,
Как скосило твой каблук.
Жизнь себя перемогает,
Понемногу тает звук,
Все чего-то не хватает,
Что-то вспомнить недосуг.
А ведь раньше лучше было,
И, пожалуй, не сравнишь,
Как ты прежде шелестила,
Кровь, как нынче шелестишь.
Видно, даром не проходит
Шевеленье этих губ,
И вершина колобродит,
Обреченная на сруб.
Разница между "разрешенной" и "неразрешенной" литературой:
«Холодок бежит за ворот» Лебедев-Кумач
«Холодок щекочет темя» Мандельштам
Разрешенная литература всегда "наглей комсомольской ячейки и вузовской песни наглей". В последнем основании, она всегда остается в рамках онтологического дозволенного, не просто потому, что не бросает вызов государству (здесь-то как раз ее "дозволенность" часто и проявляется больше всего - Солженицын, Аксенов, шестидесятники), но она никогда не бросит метафизического вызова - времени, Богу, космическому порядку вещей (Гоголь, Толстой, Платонов, Набоков (не Достоевский; перепуганнный насмерть государством на Семеновском плацу, он так и остался стоять перед ним в ступоре, с мешком на голове, - но уже перед государством в форме Бога).
"Разрешенная" всегда вписывает свой протест в социум, "национальное", "народное", "государственное", "гуманистическое"; она описывает человека, не довольного своим местом в обществе и истории. "Неразрешенная" жаждет справедливости для земли и неба, и, не находя ее, отрекается от себя - "искусства в себе" и "себя в искусстве".
* * *
Холодок щекочет темя,
И нельзя признаться вдруг, -
И меня срезает время,
Как скосило твой каблук.
Жизнь себя перемогает,
Понемногу тает звук,
Все чего-то не хватает,
Что-то вспомнить недосуг.
А ведь раньше лучше было,
И, пожалуй, не сравнишь,
Как ты прежде шелестила,
Кровь, как нынче шелестишь.
Видно, даром не проходит
Шевеленье этих губ,
И вершина колобродит,
Обреченная на сруб.