Конопушка с ушками
Розовым январским вечером, неподалеку от Черного озера, я заметила кружащую над опушкой крупную птицу. Солнце село. Запад налился брусничной краснотой и тихо тлел, угасая. Парящий силуэт в еще светлом небе я не узнала - не ястребок, ли? Описав круг-другой, птица пропала. Я еще потопталась на берегу озера (не вернется ли?), повздыхала, глядя на открыточный пушистый пейзаж, да и пошла восвояси; чай, не лето - долго не простоишь.
Потом ударили запоздалые Крещенские морозы, а за ними повалили снега. Я наведывалась в лес ненадолго - пробежаться по холодку, стуча друг об дружку одеревенелыми ляжками, и скорее назад в тепло, пить чай с душистым карельским вареньем. А там январь ослаб, помягчел. После работы, еще засветло я пошла бродить по окрестностям.
Люблю вечереющий зимний лес, яшмовые елки под наливным яблочно-румяным небом, скрипучие лесные дорожки, на которых в этот час никого уже не встретишь. В одном месте, где ёлки растут особенно густо, стоячие сумерки под нависшими ветками держатся даже в полдень. Я туда частенько заглядываю в снегопад, ища укрытия. Заглянула и теперь. И чуть не наступила на рыхлую бурую кучку (явно не собачью), еще не успевшую схватиться на морозе. Кто это тут нужду справил?
Подняла голову, и еле удержала восторженное «ах!» На обломанном суку над моей головой, вытянувшись вдоль изъеденного лишайником ствола, сидел конопатый столбик с ушками. Я знала, что у нас ушастые совы живут, но то летом. А на зиму они перебираются южнее. Эта видно осталась…
Шорох и хруст снега обеспокоили ее: сова вытянула шею, взъерошила перья, приоткрыла сонные темно-янтарные щелочки глаз и наставила торчком перьевые ушки. Я затаила дыхание: если она слышит мыша под снегом, то меня и подавно. Я не шевелилась. Сова понемногу опала, съежилась, стала клевать носом. С полузакрытыми глазами пыталась постичь меня - назойливый предмет, маячивший на фоне ее снов.
Должно быть, из-за меня сове приснился кошмар: моя вертлявая башка в капюшоне, обрамленном густым черным мехом. Но конопушка оказалась не робкого десятка. Она неуклюже заворочалась на суку, сдвигаясь к краю и вдруг сделала: «У!» - угрожающе навесив надо мной рябые крылья.
- Ухожу-ухожу, - понятливо залепетала я, пятясь и кланяясь, чтоб не обрушить на голову сугроб с нижних веток.
Но поздно. Сердитая птица вынырнула из под ветвей и, широко раскинув пестрые опахала, понеслась среди ёлок. Полет ее был стремителен и беззвучен. Она петляла, находя путь, не зрением, но тонким ощущением близости стволов, как бы сканируя пространство чутким оперением.
Я видела, как сова поднялась к самым верхушкам деревьев - к черно-снежным пикам, и узнала тот, виденный раньше, силуэт. Хищница пошла плавными кругами, снижаясь над испещренным лыжнями озером, над островком, поросшим молодыми сосенками. Видно пришла пора приискать себе на ужин какого ни есть мыша…
