Страна 404. 11
Только номера и стихи. Не пугайтесь, не мои :)
Просто текстом, без имен и комментариев.
Полный список был мной скопирован до, потому здесь можно увидеть также и то, что было снято с конкурса после.
Но поезд уходит, исправлять некогда. Да и зачем?! :)
http://stihi.lv/firsttour-2016/33579-polnyj-spisok-proizvedenij-kubka-mira-2016.html
* * * * *
273
LA LLORONA
1.
Звали Марией.
Стала марионеткой.
Помню, любила спелые апельсины...
Помню, легко могла бы нырнуть в трясину,
лишь бы остаться твоей быстроглазой деткой.
Гости у церкви. Тысячи змей под кожей.
Память мужчины - старое решето!
Знатный идальго, раз я для тебя никто -
хоть посмотри, как они на тебя похожи...
<Ох, постыдилась бы!> - шепчутся гневно все.
Потерпи, Хуанито!
Скоро пойдём, Хосе!
2.
А ведь был и он таким же сладким,
засыпал под звуки колыбельных,
рядом с мамой нежился в кроватке.
И когда же чувства огрубели?
Ко всему, увы, не подготовишь.
Дремлет зло в невинных наших детях.
Вырастают мальчики в чудовищ -
как же мне спасти хотя бы этих?
3.
Нет ничего честнее морской волны.
Дети мои, отчего же вы так бледны?
Это всего лишь стихия во всей красе.
Не убегай, не бойся, малыш Хосе!
Пенные гребни закрыли небесный свод.
Да, Хуанито, море тебя зовёт!
Только оно дьявола усмирит
и одарит бесконечным счастливым детством...
Гром из-за туч:
- Где дети твои, Мария?
- Не знаю, Отец мой...
4.
Не ходи, любимый, вдоль побережья:
искушать судьбу недостойно мудрых.
Кто её увидит - не станет прежним
и к своей семье не вернётся утром.
Знаю, ты не тот, кто смертельно ранит -
но она давно никому не верит,
лишь найдёшь её у луны на грани -
станешь вмиг прозрачен и эфемерен.
Глянет сквозь тебя, о другом горюя,
навсегда раздавлена божьим гневом.
С рукавов стекают морские струи.
С губ слетает: <Мальчики, где вы? Где вы?...>
5.
Голоса,
вплетаются в ветер.
Как пещеры, пусты глазницы.
Воскресаю
в призрачном свете
страшной птицей.
Старший сын
из снов ускользает.
Младший - душу всю измусолил.
В апельсин
зубы вонзаю...
...ничего, кроме соли...
* * * * *
274
АТАКА НА ДУБЛИН
Камикадзе пикируют строем на город вечерний,
Мерцающий электрическим янтарем.
Атака бесхитростна, но технична, как этюды Черни,
Как набросок черепа на крафте углем.
Атака беззвучна. Иероглифов миллионы,
Небесную вату прорвав, валятся вниз.
На прохожих, бродячих собак, на коляски, вагоны.
Город зябнет, укутываясь во fleece.
За секунду до небытия, за мгновенье до смерти -
Картинка замирает. Дальнейшее - как во сне.
Черно-белое фото лежит в пожелтевшем конверте.
Дублин. Поздний ноябрь. Падает мокрый снег.
* * * * *
275
ДОВЕРЯЙ ВЕСЛУ, ВОЛНЕ И ВЕТРУ...(СИВИЛЛА)
Доверяй веслу, волне и ветру,
Отплывая утром из Итаки.
Звезды на удачу - встанут летом.
Птица у порога - добрым знаком.
Доверяй своей руке и цели.
Дереву, что выбрали для лодки.
Плотнику - за крепкое уменье.
Топору - за честную работу.
Соблюдай в пути законы моря.
(Помни птицу утром у порога)
Истину ищи не в долгом споре.
Ты ее поднимешь на дороге.
Упреждай предательства и мели.
Сны смотри, - где дом, жена и дети.
Верь звезде, - которой путь отмерян.
Ты вернешься утром.
На рассвете.
* * * * *
276
ЛОВЕЦ ТУМАНОВ
Его и между чудаков
считали странным:
кто ловит жемчуг, кто любовь,
но кто - туманы?
Был к слухам безразличен он.
На захламлённом
столе теснился легион
цветных флаконов.
Когда в неубранный чердак
смотрело утро
лучи на них играли как
на перламутре.
Перебирал и вспоминал
при ярком свете,
где встретил тот, а где поймал
туман вот этот,
который, несмотря на страх,
однажды вырвал
во влажных мангровых лесах
из пасти тигра.
С каким трудом добыт другой
в песках трофеем,
где оседает бриз ночной
на скарабеях.
Как далеко зайти пришлось -
иной ловился
лишь там, где жирную лосось
рыбачат гризли.
Но вглядываясь находил
ожесточённо,
что не дотянет ни один
до эталона.
И на край света, бросив дом,
шёл неустанно
с мелкоячеистым сачком
ловить туманы.
И снова вслед неслось за ним
словцо худое,
мол он свои растратил дни
на неживое,
вот оттого-то одинок.
А он у сердца
хранил бесценный пузырёк
с туманом детства.
* * * * *
277
ВОРЧЛИВОЕ
На самом коротком отрезке забывчивой вечности,
На самом скромнейшем огрызке вселенской громадины -
Живём, ковыряемся в чувствах, козявки беспечные,
Чтоб нас похвалили нежнейше, а, может, и матерно.
Плевать ли тебе, что за звёздами - тьма безразмерная?
Ветра ледяные там дуют, а, может, и жаркие?
Мы кажемся всем эфемерными, тонкими, нервными.
Пространства с тобой мы освоим, а времени - жалко нам.
Но в чёрные дыры его ведь до чёрта накручено!
Как будто в консервные банки (к чему?) упаковано?
А мы наши годы скрипим, как дрянные уключины,
И каждый денёк - на счету, хоть живём бестолково мы.
Мне тесно в пространстве и времени запертой комнаты,
Где время, как мячик, о стенки стучится и мечется.
А там, за окном, за Плутоном - пространства огромные,
Полно в них разумных существ, но поболее - нечисти.
Эпохи за нашим столетием - несоразмерные,
Лавиной несутся вперёд с непонятными жизнями.
Никто ведь не хочет из нас финишировать первым и
Уйти вне пространством... с проблемами, может - и с шизами.
* * * * *
278
ДВОИЧНОЕ
Что рисовать? Розы-кровать? Сад за окном? Столик с вином? Как подписать? "Жизнь-благодать"?
Озеро, плот, полдень плывёт за окоём - это моё. Поле в снегу? Нет, не смогу.
Лучше сама: юрта, кошма, вьюга поёт - это твоё. И подпишись: "Вот-она-жизнь".
Соль не жалей - с ней тяжелей. Горсть - и чиста память холста. Крыши, дымы, окна и мы, а занесёт - поле. И всё.
________
Считаешь в уме пролеты, забыв о лифте.
Вниз проще - маячит выход, и легок шаг.
Но между шестым и пятым, где фифти-фифти,
встаешь, замираешь, слушаешь, не дыша:
всё кажется - дверь не хлопнет, замок не щелкнет.
Проблема ли - полпути отсчитать назад.
Но "пять от нее" короче "пяти еще к ней" -
к стене, под которой скорчился адресат.
* * * * *
279
* * * * *
280
ВЬЕТНАМСКАЯ КУХНЯ
пока старуха сидит говорит
вторая в ступке трет мнет чеснок
говорит наверное /курсив/ комары
человеков есть начинают с ног /конец курсива/
(крупный план: младенец-мотор-щенок)
человеку риса большую горсть
на щербатом блюдечке и гроза
запуталась лапами тощими между гор
дождевик сначала на байк потом на дитя
как бы так пальцами показать
что у нас другие с неба летят
и на небе другое летит
тонкое звонкое под козырек метро
белое много белое вне человечьих троп
выбирает пестик со дна мотив
говорит наверное /курсив/ худо ешь
доченька-внучка/конец курсива/ прямая речь
как влага находит брешь
* * * * *
281
И ВИЛСЯ ВОРОХ ПОДАЯНИЙ
смерть села на пол в переходе,
сняла платок для куражу.
и, вот вам крест, бросал народец.
ну, право слово, не блажу.
тянулись вервием миряне
и не шарахались ей-ей.
и вился ворох подаяний,
и оседал в небытие.
* * * * *
282
УХОДИШЬ
Уходишь. И больше не будешь со мной
Ни ссор, ни обид, ни единого слова
Ты знаешь, теперь мне остаться одной
Не то, чтобы страшно, но так...бестолково...
Я, в общем, готова, и в общем, смогу
Я знаю, как надо - мне крепко запало
Всё честно: раз прожили жизнь на бегу,
Пенять на дорогу едва ли пристало...
Ты скоро уйдёшь. Не смогу удержать.
Пытаюсь неловко, стараюсь с размахом...
Мышиные мысли в тоске ворожат,
А руки дрожат, но опять - не от страха...
Всё сказано, понято, всё прощено,
А если не всё - пусть отступит и канет...
Мне память ворсисто прядёт волконо
И жизнь пеленает крутыми витками
Нам мало осталось. В агонии зло.
Мы всё разбазарили щедро и голо.
Просохли обиды и время пришло
Друг друга ценить, через боль...до укола
Уходишь - иди!.. Я всё снова начну !
Ты знaешь, как я "невозможно упряма"...
Боишься, как в детстве, оставить одну?..
Не надо...
Hе плачь...
Не жалей меня, мама...
* * * * *
283
ЗЕНИТ
я тень твоя.
как крест заплечный
несешь сквозь страсти на скалу.
я тот, который бы навечно
продлил распятия канун.
когда зенит меня сжигает,
ты сходишь, воскресая в такт
испепелившимся желаниям
и снова будущим мечтам.
ты тень моя.
земля и небо
в тебе сливаются, чтоб мне
припасть прощенной веткой вербы
к великой медленной реке.
когда, устав от обретений,
звезда с звездой договорит,
взойдут ростками наши тени
на ожидающий зенит.
* * * * *
284
OPUS M.
... audi, vide, sile
на свет лица стремятся мотыльки.
не шелохнусь, я к воздуху приколот.
запомни, дикий сад, меня таким.
тепло кропит, вытачивая холод.
где к паутине крепится роса -
там все полнее, пуще, безраздельней
забытым звуком зарастает сад.
забытым звуком. сорным. колыбельным.
я подчиняюсь слитности цветков,
чей кроткий зов и вкрадчивое пенье
душе моей доступны целиком.
чем ниже тон целительных растений,
тем неизбежней близость мотыльков.
* * * * *
285
БЕЛАЯ ДОРОГА
Чрево тёплого родительского дома
всех нас вытолкнет. И выпадем все мы
в неприветливый и скрытный мир зимы -
взрослой жизни.
Словно ниточкой, ведомы
пуповиной детской памяти о нём -
нашем крове -
по сугробам не обмятым
белым светом ослеплённые кутята,
мы, пошатываясь, падая, пойдём.
Нам невнятно будет мниться вдалеке
что-то мягкое, знакомое такое...
Мы пойдём к нему,
влекомые тоскою
о пропавшем материнском молоке.
Понимая, что нельзя назад вернуться,
сократив отрезок памяти большой,
мы уткнёмся
в титьку матери чужой,
чтоб во сне -
не просыпаясь -
задохнуться.
* * * * *
286
НЕ ИСПОВЕДАННОЕ
кто зачем отправлялся на море,
шлюпка билась кормой о причал.
алкоголем и ветром просолен,
шум имен в откровенных речах.
кто зачем, кто кому не был мужем?
крикнет чайка - ее не поймут.
море - просто огромная лужа
на песчинках колючих минут.
как случилось, что раньше не встречен,
где носило тебя, боже мой?
из мгновений сложить слово < вечность>
может лишь говорливый прибой.
таял вечер сквозь щелку заката,
солнце плавилось воском живым,
на губах вкусом перечной мяты
поцелуи саднили твои.
и кружили крикливые чайки,
наблюдая с нездешних высот,
как забытые белые майки
засыпал равнодушный песок.
* * * * *
287
НЕЛЮБОВЬ
Что-то заведомо не твоё. Рок ли, проклятье?
Снежного кружева за окном - впору кроить
Белое тесное - не вздохнуть, в пуговках платье,
Горько-рябиновых, золотых, цвета любви.
Как бы отчаянно не желать счастья навеки,
Верить в языческий оберег, травной воде -
Падает, воронова крыла, тяжесть на веки.
Ворохом звёздные огоньки - жаль, что не те.
Стылость февральская забредёт в дом твой погреться
Кошкой приблудницей. Не гони! Так суждено.
Жёстким залижутся язычком раны на сердце,
Когтем распутается фата, где-то весной...
Платье свободное из надежд. Августа вехи
Станут нашёптывать-обещать: <Честен, хор-о-ош...>
Бедная. <Мечена-на века-а-а...> - ниточки эха
Сильным пророчеством скреплены. Тише... Не трожь!
Дождь пустомелется. Листопад саваном блёклым
Скоро закутает. Пролетят гуси, снега.
Вязью серебряной разошьёт синие окна...
Милая девочка, нелюбви ноша легка.
* * * * *
288
ГОРИЗОНТ
Ты не грусти, что я сильно тревожусь
в хмурый рассвет.
Всякий тревогу ту чувствует кожей,
будто раздет.
Будто раздет, и стою на ветру я, -
не обессудь...
Конь лихоманский звенит белой сбруей, -
просится в путь.
Просится в путь и листва ледяная.
Пар изо рта.
Как же опять дотянуть нам до мая, -
как скоротать
срок нескончаемый - век не короткий -
целой зимы?
Ну, а пока надо вытащить лодку.
Прежде с кормы
снасти забросить, - последние снасти
в крайний сезон.
Холоден, сер, одинок, беспристрастен
стал горизонт.
* * * * *
289
ТРУБА
Наступает труба. Заводская труба наступает
перекошенной тенью на серый щербатый асфальт.
Я куда-то иду - видно, что-то опять искупаю -
за колонной рабочих, услышавших гаммельнских альт
трудового гудка, и я встроился в клин темно-серый,
что спешит к эпицентру привычных забот и хлопот.
От холодной ладони окалиной пахнет и серой,
на брезенте спецовки мазками - мазута и пот,
постирать и повесить(ся) до наступления завтра.
Выполнение плана, внутривидовая борьба...
Не сегодня. Сегодня - будильник, зарядка и завтрак.
И труба.
Ведь она же когда-то наступит - труба.
* * * * *
290
ИЗ ЖИЗНИ БЕГЛЫХ ВОЛКОДАВОВ, ПОЗНАВШИХ ТРАВЛЮ И ОТСТРЕЛ,
НЕВЫНОСИМЫЙ ДУХ ЛЕГАВЫЙ И НИЩЕТУ СОБАЧЬИХ ДЕЛ
Они бежали. На бегу
Их пасти ярко пламенели,
Цепей обрывки тонко пели,
Бренча серьгою о серьгу.
Они вдыхали жадно зной,
Струящийся над диким полем,
Собравший здесь, помимо воли,
Пьянящих запахов настой.
Тимьян, чабрец и тамариск,
Степной полёвки острый мускус, -
Как одолеть весь этот искус
И не сомлеть, на страх и риск?
Они бежали. Ровный бег
Их был подобен наступленью,
Ещё - природному явленью,
Над чем не властен человек.
Чутьё подсказывало им,
Что в этой гонке нет финала:
Они бегут, поскольку мало
Жить только здесь и днём одним,
Поскольку бегство тянет гон:
Пусть запоздалый, крайне вялый,
Но не допустят генералы,
Чтоб псы линяли за кордон.
Они бежали. Целый день
Отряд летел навстречу ночи,
Не выбирая путь короче,
Свою вытягивая тень.
Им повстречалась свора псин:
Увечных, жалких и скулящих,
Готовых за бараний хрящик
Отдать в наложницы кузин.
Добром ничтожным не прельстясь,
Их сторонились волкодавы,
Учуяв в этом всём облавы
Глумливо-каверзную вязь.
Они бежали вновь, и даль
Стирала грань меж тьмой и светом,
Сливались в сумрак силуэты,
В глазах зверей мерцала сталь.
На пятисотой на версте
Они валились наземь разом,
И не гнушаясь битым часом,
Дремали в сорной пестроте.
Их чуткий сон оберегал
Парящий в дымке сизый кречет,
Готовый кликом сиплым <нечет!>
Дать знать, что ворог их нагнал.
Шёл мимо измождённый Бог, -
Жалел, что не имеет права
У жаркой пасти волкодава
Прилечь, забывшись от тревог,
Глядел из-под отёкших век,
Как дышат псы нутром подвздошным,
Ногами сучат заполошно,
Во сне не прекращая бег,
И уходил, звеня ключом
От тесной верхней комнатёнки,
Ища надёжные потёмки
В глубоких складках под плащом.
На этом бы и кончить стих
О беглецах, взалкавших воли,
Судьбы без кличек и паролей,
Без кабалы для <сирых сих>,
И думать, что настигнет псов
Лишь ветер, дробь тяжёлых капель,
Да шелест тростниковых сабель,
Да пыль душистая цветов,
Что во дворце вдруг - кавардак,
И с ним расстроится погоня,
По балкам разбредутся кони,
Опричник завернёт в кабак...
Но знаю: будет всё не так.
* * * * *
291
НОЧЬ. СТРАШНАЯ. ОЧЕНЬ
Ночь - тайна тайн.
Слепой осколок смерти.
Её макет и временный ковчег.
Букеты в вазах шепчутся как черти,
как живности пугающей набег!
Стекает ночь по складкам на кровати,
по темным окнам,
заслоняя свет,
по пальме,
затаившейся некстати.
Стекает черной лужей на паркет,
на лаковую крышку фортепьяно -
присвоить голос, напрягая слух...
Я капаю в мензурку валерьяну
и жду, когда опомнится петух. -
Споет три раза.
Или сколько надо?
Заголосит,
объявит новый день.
Ночь отползет к решетке зоосада.
Ночь - крокодил!
Шакал!
И - черта тень!
*
Дует ветер,
воет волком,
переждет и
в дудки свищет,
зубы щёлкают на полке
и душа в потемках рыщет.
То ли чёт,
а то ли нечет,
то ли ночь,
а то ли память,
то ли кто-то
тебя лечит,
то ли ножик
ржавый
ранит.
Месяц хищно -
из-за тучи,
звезды -
лазерной наводкой,
сердце -
круче,
круче,
круче,
шаг - и вырвется
из глотки.
То ли в омут
головою,
то ли водки,
то ли калий.
да цианистый
убойный,
он кобылу
каплей
валит.
лучше волки,
лучше дудки,
лучше ветер,
лучше...
лучше...
лучше злобный пёс
из будки.
сердце пленником
в падучей
до рассвета
память
мучит
мучит
мучит
мучит
му...
*
Пульспулеметомдописалстроку...
И панночке - привет!
ку--ка-ре-ку
ка
ре
ку-ка-ре-ку
* * * * *
292
ПУТЬ МОТЫЛЬКОВЫЙ
когда весна очнётся и найдёт
себя в больнице, занесённой снегом,
с ума сойдёт и оскудеет лёд
в речном коктейле из воды и неба.
и кто-то - в пляс, а кто-то - под откос,
но всем тревожно, весело и шатко,
как будто по канату - высоко,
и голова слетает вместе с шапкой.
качнётся мир, в нём каждый пассажир
сорвётся с предназначенного места,
а старость, не желая мест чужих,
своё уступит кукольному детству.
сыграют куклы в ящик, в тёмный шкаф -
душеводитель набирает скорость...
сухая ветка - ветхая рука
под локоток поддержит подростковость.
лететь на свет в конце календаря -
путь мотыльковый, краткий и безумный...
тот свет - есть то, что вслух не говорят,
но я скажу: /зачёркнуто цензурой/.
конечный пункт (а дальше чернота)
за абажуром спрятан, как за ширмой.
из кокона пожить и полетать
не выйти - и не совершить ошибку
всех безрассудных, лёгких, расписных...
неопалимых, видите ли - что им
до нас, остекленевших до весны,
на всякий случай зеркалА зашторив?
* * * * *
293
АНТИСКАЗКА
В тридевятом квартале ночь.
В тридесятой квартире свет.
Ваня льет по бокалам скотч
И Аленушке шлет респект,
Вспоминая, как на бегу,
Говорили подолгу с ней
И мечтали убить Ягу,
И любили дразнить гусей.
Все бы детям дудеть в дуду,
Но по жизни расклад другой -
И Аленушка спит в пруду,
И поладил Иван с Ягой.
Он в копытце вонзил насос
Для добычи полезных вод,
И хватило как раз на коз
И на маленький пивзавод.
Придавая добру объем
И наращивая навар,
Ваня варщиков бил рублем,
Им на чай оставляя пар.
Добурился до лона недр,
Что ни грезилось - все срослось!
И к понтону лиловый негр
Подгоняет ему <Роллс-Ройс>,
И сажает на самолет
До копытец Больших Озер.
А из лужиц Иван не пьет,
Потому что уже козел.
* * * * *
294
ЗИМНЕЕ
В одночасье закончилось лето без глупых конвульсий и мук.
Между стёкол сухая коллекция ос и замученных мух.
Деловитая, к нам на зонты осень прыгнула сразу.
Я тебе не обязана, ты мне вдвойне не обязан.
Оба знаем: обязанный - связан, а мы за свободу рук!
Но с пустыми руками - обидно до чёртиков. Замкнутый круг.
Сна мне не было больше ни ночью, ни днём; канул в лето покой.
Уток хлебом привычно кормила, но после махнула рукой
На дожди, на тебя. И на уток. Нет смысла и толка.
Поищи меня сам, если хочешь, ведь я не иголка
В необъятном стогу. Я колючая. И не бегу, смотри!
Просто так получилось: где остро снаружи - там остро внутри.
Но однажды настал белый день, и погода упала на мир!
По-щенячьи морозец погрыз покрывало тумана до дыр.
Я услышала: синью звеня, небо яростно пело!
Небо было пустым и безоблачным - в этом всё дело.
Мудро выпала ядрами суть из орехов, плодов лесных.
Год замкнулся. Заснула вода, и застыла земля до весны.
Знаешь, в сердце моём так тепло; и зимой продолжается жизнь!
У меня закрома тёплых слов и объятий - ты только держи!
Соли, чтоб обязательно съесть, два положенных пуда,
И посуды запас, чтобы бить! - бьётся к счастью посуда.
И без счёта свечей для ночей, барбарисовый сладкий чай...
Бедный мой, не замёрзни.
Храни тебя бог.
Прощай.
* * * * *
295
ИСКОПАЕМЫЙ ДРОНТ
в жизни он не писал стихов - это труд нелёгкий,
может справиться с ним такой обычный чувак ли?
тяжело рифмовать, к примеру, палку с селёдкой,
и подавно рифмы не подобрать для пакли.
замечает в груде камней черты великаньи,
сотворяет грушу, горькую, как... касторка,
он готовит завтрак на небольшом вулкане,
и про ворона знает - чем тот похож на конторку.
он в волшебные превращает простые вещи,
не меняясь в лице, не делая пассов, поэтому
после смерти он станет птицей, смешной и вещей,
и никто не узнает: в жизни он был поэтом.
* * * * *
296
ДРУГУ
Перекатывал поле как насвай,
В Швивой горке лежал, проломив наст,
Чуя хворь, обступали сваи, сваи,
Отступали насыпи пенопласта.
По привычке звал в пустоту, прости...
Повторите попытку, погорюйте минуту,
В трубке шипение - метель по области,
Ты сбываешься ранним утром.
Зависает программа "под снос, на слом",
Холлофайберовая голограмма -
Окоём за кадром, в прохладе слов
Нереальность, почти нирвана.
Знала, устроишься на века,
Томик Скэрдеруда в руках,
На лице следы соучастия,
Финн открыт на странице "здрасьте".
А на улице вьюжит густая синь,
Миллиарды не: не дом, не жизнь,
Все не то не того цвета.
В переплёт зарифмованных Янь да Инь,
Я кладу записочку: "Не простынь.
Допиши сонеты."
* * * * *
297
МОЙ БЕДНЫЙ САД
Мой сад разграблен ноябрем
До рваной паутинной нитки,
До мокрых листьев, до улитки,
Законопатившей свой дом
В надежде на тепло... потом.
Пока что - около нуля.
Здесь пальцы-ветви Паганини,
Каприз разучивают зимний -
От верхней и до нижней ля,
Ворон своим вибрато зля.
Прозрачен сад, тускнеет медь -
Финал, шановные панове...
Уже в заснеженном каноэ
Сюда плывет красотка-Смерть.
Ну а пока - смотреть, смотреть!
Смотреть насквозь, до белых слез,
Вдыхая холодок ангинный,
В зрачки впечатывать сангину
Ветвей, осиротелых гнезд
И в новолунье - Млечный мост.
И, завершив реестр утрат,
В морозном утре раствориться,
Ложась на белые страницы
Венком рифмованных тетрад.
...Разграблен ноябрем мой сад.
* * * * *
298
Я СТОЯЛ У РАСПАХНУТЫХ НАСТЕЖЬ ДВЕРЕЙ
Я стоял у распахнутых настежь дверей
В бесконечности залов, в плену галерей.
Со своею судьбою один на один,
Средь божественных статуй, бессмертных картин
Я дрожал, как дикарь в окруженье огня -
Это выше меня, это больше меня!
Непосильно душе средь заломленных рук,
Окровавленных стрел, Себастьяновых мук.
Я растерзан: в картинах - мои облака,
Вот на этой - мой взгляд, а на этой - рука.
Не помочь, не собрать. Помолчу о своём,
Там, где с Марсия кожу содрали живьём...
Вот и вечность прошла. Я её не постиг.
Сердце скупо, а значит, я вечный должник.
Ах, душа-первоцвет, я припомнить могу
Только палец, что поднят у сомкнутых губ.
Только кисти и флейту, цветок в хрустале -
Вот и всё, что оставлю я здесь на земле.
Мой рисунок Вселенной один к одному
Растворяется в снах, уплывает во тьму...
* * * * *
299
РАССКАЖИ
расскажи, о чем ты не помнишь
укажи на то, что не видишь
снов и снов бесшабашная помесь
божьих тел обожжённый выкидыш
отрешённый голос за кадром
на кого падёт, тот и лишний
потерялся на контурной карте
потолка перекрёстных линий
по струне, уставшей молчать, и
по странице, устланной пылью
оставляя следы на сетчатке
ходит мальчик, который был ли
в закоулках старого дома
второпях забившись от ветра
огоньки сквозь пустые ладони
наполняют прошлое цветом
и слова меняют местами
бог простит им невинную кражу
мы увидим то, что представим
и запомним то, что расскажем
* * * * *
300
РЕПЛИКАЦИЯ
Она это знает.
И знает, что знаю я.
Мы оба сражаемся в панцирях этих знаний,
но слишком остёр наконечник её копья
и мал разворот для манёвра на поле брани.
Мы вроде уже расчертили границы сфер
возможных вторжений в континуумы друг друга,
но сколько бы я ни готовил ответных мер -
они уместились в черте мелового круга.
До нужной отметки наполнен незримый шприц,
с которым она обращается столь умело,
безжалостной магией линий её ключиц
и жаркого буйства пленённого тканью тела.
Пропорция выбрана ею с коварством ведьм,
а доза рассчитана с точностью до десятых,
чтоб я не противился взглядам-уколам впредь,
почти одурманенный действием препарата.
Но я обречён.
В этой странной немой войне
мне вряд ли представится случай остаться с краю,
ведь вирус, запущенный ею, уже во мне.
Идёт репликация,
и
она это знает.
* * * * *
Просто текстом, без имен и комментариев.
Полный список был мной скопирован до, потому здесь можно увидеть также и то, что было снято с конкурса после.
Но поезд уходит, исправлять некогда. Да и зачем?! :)
http://stihi.lv/firsttour-2016/33579-polnyj-spisok-proizvedenij-kubka-mira-2016.html
* * * * *
273
LA LLORONA
1.
Звали Марией.
Стала марионеткой.
Помню, любила спелые апельсины...
Помню, легко могла бы нырнуть в трясину,
лишь бы остаться твоей быстроглазой деткой.
Гости у церкви. Тысячи змей под кожей.
Память мужчины - старое решето!
Знатный идальго, раз я для тебя никто -
хоть посмотри, как они на тебя похожи...
<Ох, постыдилась бы!> - шепчутся гневно все.
Потерпи, Хуанито!
Скоро пойдём, Хосе!
2.
А ведь был и он таким же сладким,
засыпал под звуки колыбельных,
рядом с мамой нежился в кроватке.
И когда же чувства огрубели?
Ко всему, увы, не подготовишь.
Дремлет зло в невинных наших детях.
Вырастают мальчики в чудовищ -
как же мне спасти хотя бы этих?
3.
Нет ничего честнее морской волны.
Дети мои, отчего же вы так бледны?
Это всего лишь стихия во всей красе.
Не убегай, не бойся, малыш Хосе!
Пенные гребни закрыли небесный свод.
Да, Хуанито, море тебя зовёт!
Только оно дьявола усмирит
и одарит бесконечным счастливым детством...
Гром из-за туч:
- Где дети твои, Мария?
- Не знаю, Отец мой...
4.
Не ходи, любимый, вдоль побережья:
искушать судьбу недостойно мудрых.
Кто её увидит - не станет прежним
и к своей семье не вернётся утром.
Знаю, ты не тот, кто смертельно ранит -
но она давно никому не верит,
лишь найдёшь её у луны на грани -
станешь вмиг прозрачен и эфемерен.
Глянет сквозь тебя, о другом горюя,
навсегда раздавлена божьим гневом.
С рукавов стекают морские струи.
С губ слетает: <Мальчики, где вы? Где вы?...>
5.
Голоса,
вплетаются в ветер.
Как пещеры, пусты глазницы.
Воскресаю
в призрачном свете
страшной птицей.
Старший сын
из снов ускользает.
Младший - душу всю измусолил.
В апельсин
зубы вонзаю...
...ничего, кроме соли...
* * * * *
274
АТАКА НА ДУБЛИН
Камикадзе пикируют строем на город вечерний,
Мерцающий электрическим янтарем.
Атака бесхитростна, но технична, как этюды Черни,
Как набросок черепа на крафте углем.
Атака беззвучна. Иероглифов миллионы,
Небесную вату прорвав, валятся вниз.
На прохожих, бродячих собак, на коляски, вагоны.
Город зябнет, укутываясь во fleece.
За секунду до небытия, за мгновенье до смерти -
Картинка замирает. Дальнейшее - как во сне.
Черно-белое фото лежит в пожелтевшем конверте.
Дублин. Поздний ноябрь. Падает мокрый снег.
* * * * *
275
ДОВЕРЯЙ ВЕСЛУ, ВОЛНЕ И ВЕТРУ...(СИВИЛЛА)
Доверяй веслу, волне и ветру,
Отплывая утром из Итаки.
Звезды на удачу - встанут летом.
Птица у порога - добрым знаком.
Доверяй своей руке и цели.
Дереву, что выбрали для лодки.
Плотнику - за крепкое уменье.
Топору - за честную работу.
Соблюдай в пути законы моря.
(Помни птицу утром у порога)
Истину ищи не в долгом споре.
Ты ее поднимешь на дороге.
Упреждай предательства и мели.
Сны смотри, - где дом, жена и дети.
Верь звезде, - которой путь отмерян.
Ты вернешься утром.
На рассвете.
* * * * *
276
ЛОВЕЦ ТУМАНОВ
Его и между чудаков
считали странным:
кто ловит жемчуг, кто любовь,
но кто - туманы?
Был к слухам безразличен он.
На захламлённом
столе теснился легион
цветных флаконов.
Когда в неубранный чердак
смотрело утро
лучи на них играли как
на перламутре.
Перебирал и вспоминал
при ярком свете,
где встретил тот, а где поймал
туман вот этот,
который, несмотря на страх,
однажды вырвал
во влажных мангровых лесах
из пасти тигра.
С каким трудом добыт другой
в песках трофеем,
где оседает бриз ночной
на скарабеях.
Как далеко зайти пришлось -
иной ловился
лишь там, где жирную лосось
рыбачат гризли.
Но вглядываясь находил
ожесточённо,
что не дотянет ни один
до эталона.
И на край света, бросив дом,
шёл неустанно
с мелкоячеистым сачком
ловить туманы.
И снова вслед неслось за ним
словцо худое,
мол он свои растратил дни
на неживое,
вот оттого-то одинок.
А он у сердца
хранил бесценный пузырёк
с туманом детства.
* * * * *
277
ВОРЧЛИВОЕ
На самом коротком отрезке забывчивой вечности,
На самом скромнейшем огрызке вселенской громадины -
Живём, ковыряемся в чувствах, козявки беспечные,
Чтоб нас похвалили нежнейше, а, может, и матерно.
Плевать ли тебе, что за звёздами - тьма безразмерная?
Ветра ледяные там дуют, а, может, и жаркие?
Мы кажемся всем эфемерными, тонкими, нервными.
Пространства с тобой мы освоим, а времени - жалко нам.
Но в чёрные дыры его ведь до чёрта накручено!
Как будто в консервные банки (к чему?) упаковано?
А мы наши годы скрипим, как дрянные уключины,
И каждый денёк - на счету, хоть живём бестолково мы.
Мне тесно в пространстве и времени запертой комнаты,
Где время, как мячик, о стенки стучится и мечется.
А там, за окном, за Плутоном - пространства огромные,
Полно в них разумных существ, но поболее - нечисти.
Эпохи за нашим столетием - несоразмерные,
Лавиной несутся вперёд с непонятными жизнями.
Никто ведь не хочет из нас финишировать первым и
Уйти вне пространством... с проблемами, может - и с шизами.
* * * * *
278
ДВОИЧНОЕ
Что рисовать? Розы-кровать? Сад за окном? Столик с вином? Как подписать? "Жизнь-благодать"?
Озеро, плот, полдень плывёт за окоём - это моё. Поле в снегу? Нет, не смогу.
Лучше сама: юрта, кошма, вьюга поёт - это твоё. И подпишись: "Вот-она-жизнь".
Соль не жалей - с ней тяжелей. Горсть - и чиста память холста. Крыши, дымы, окна и мы, а занесёт - поле. И всё.
________
Считаешь в уме пролеты, забыв о лифте.
Вниз проще - маячит выход, и легок шаг.
Но между шестым и пятым, где фифти-фифти,
встаешь, замираешь, слушаешь, не дыша:
всё кажется - дверь не хлопнет, замок не щелкнет.
Проблема ли - полпути отсчитать назад.
Но "пять от нее" короче "пяти еще к ней" -
к стене, под которой скорчился адресат.
* * * * *
279
* * * * *
280
ВЬЕТНАМСКАЯ КУХНЯ
пока старуха сидит говорит
вторая в ступке трет мнет чеснок
говорит наверное /курсив/ комары
человеков есть начинают с ног /конец курсива/
(крупный план: младенец-мотор-щенок)
человеку риса большую горсть
на щербатом блюдечке и гроза
запуталась лапами тощими между гор
дождевик сначала на байк потом на дитя
как бы так пальцами показать
что у нас другие с неба летят
и на небе другое летит
тонкое звонкое под козырек метро
белое много белое вне человечьих троп
выбирает пестик со дна мотив
говорит наверное /курсив/ худо ешь
доченька-внучка/конец курсива/ прямая речь
как влага находит брешь
* * * * *
281
И ВИЛСЯ ВОРОХ ПОДАЯНИЙ
смерть села на пол в переходе,
сняла платок для куражу.
и, вот вам крест, бросал народец.
ну, право слово, не блажу.
тянулись вервием миряне
и не шарахались ей-ей.
и вился ворох подаяний,
и оседал в небытие.
* * * * *
282
УХОДИШЬ
Уходишь. И больше не будешь со мной
Ни ссор, ни обид, ни единого слова
Ты знаешь, теперь мне остаться одной
Не то, чтобы страшно, но так...бестолково...
Я, в общем, готова, и в общем, смогу
Я знаю, как надо - мне крепко запало
Всё честно: раз прожили жизнь на бегу,
Пенять на дорогу едва ли пристало...
Ты скоро уйдёшь. Не смогу удержать.
Пытаюсь неловко, стараюсь с размахом...
Мышиные мысли в тоске ворожат,
А руки дрожат, но опять - не от страха...
Всё сказано, понято, всё прощено,
А если не всё - пусть отступит и канет...
Мне память ворсисто прядёт волконо
И жизнь пеленает крутыми витками
Нам мало осталось. В агонии зло.
Мы всё разбазарили щедро и голо.
Просохли обиды и время пришло
Друг друга ценить, через боль...до укола
Уходишь - иди!.. Я всё снова начну !
Ты знaешь, как я "невозможно упряма"...
Боишься, как в детстве, оставить одну?..
Не надо...
Hе плачь...
Не жалей меня, мама...
* * * * *
283
ЗЕНИТ
я тень твоя.
как крест заплечный
несешь сквозь страсти на скалу.
я тот, который бы навечно
продлил распятия канун.
когда зенит меня сжигает,
ты сходишь, воскресая в такт
испепелившимся желаниям
и снова будущим мечтам.
ты тень моя.
земля и небо
в тебе сливаются, чтоб мне
припасть прощенной веткой вербы
к великой медленной реке.
когда, устав от обретений,
звезда с звездой договорит,
взойдут ростками наши тени
на ожидающий зенит.
* * * * *
284
OPUS M.
... audi, vide, sile
на свет лица стремятся мотыльки.
не шелохнусь, я к воздуху приколот.
запомни, дикий сад, меня таким.
тепло кропит, вытачивая холод.
где к паутине крепится роса -
там все полнее, пуще, безраздельней
забытым звуком зарастает сад.
забытым звуком. сорным. колыбельным.
я подчиняюсь слитности цветков,
чей кроткий зов и вкрадчивое пенье
душе моей доступны целиком.
чем ниже тон целительных растений,
тем неизбежней близость мотыльков.
* * * * *
285
БЕЛАЯ ДОРОГА
Чрево тёплого родительского дома
всех нас вытолкнет. И выпадем все мы
в неприветливый и скрытный мир зимы -
взрослой жизни.
Словно ниточкой, ведомы
пуповиной детской памяти о нём -
нашем крове -
по сугробам не обмятым
белым светом ослеплённые кутята,
мы, пошатываясь, падая, пойдём.
Нам невнятно будет мниться вдалеке
что-то мягкое, знакомое такое...
Мы пойдём к нему,
влекомые тоскою
о пропавшем материнском молоке.
Понимая, что нельзя назад вернуться,
сократив отрезок памяти большой,
мы уткнёмся
в титьку матери чужой,
чтоб во сне -
не просыпаясь -
задохнуться.
* * * * *
286
НЕ ИСПОВЕДАННОЕ
кто зачем отправлялся на море,
шлюпка билась кормой о причал.
алкоголем и ветром просолен,
шум имен в откровенных речах.
кто зачем, кто кому не был мужем?
крикнет чайка - ее не поймут.
море - просто огромная лужа
на песчинках колючих минут.
как случилось, что раньше не встречен,
где носило тебя, боже мой?
из мгновений сложить слово < вечность>
может лишь говорливый прибой.
таял вечер сквозь щелку заката,
солнце плавилось воском живым,
на губах вкусом перечной мяты
поцелуи саднили твои.
и кружили крикливые чайки,
наблюдая с нездешних высот,
как забытые белые майки
засыпал равнодушный песок.
* * * * *
287
НЕЛЮБОВЬ
Что-то заведомо не твоё. Рок ли, проклятье?
Снежного кружева за окном - впору кроить
Белое тесное - не вздохнуть, в пуговках платье,
Горько-рябиновых, золотых, цвета любви.
Как бы отчаянно не желать счастья навеки,
Верить в языческий оберег, травной воде -
Падает, воронова крыла, тяжесть на веки.
Ворохом звёздные огоньки - жаль, что не те.
Стылость февральская забредёт в дом твой погреться
Кошкой приблудницей. Не гони! Так суждено.
Жёстким залижутся язычком раны на сердце,
Когтем распутается фата, где-то весной...
Платье свободное из надежд. Августа вехи
Станут нашёптывать-обещать: <Честен, хор-о-ош...>
Бедная. <Мечена-на века-а-а...> - ниточки эха
Сильным пророчеством скреплены. Тише... Не трожь!
Дождь пустомелется. Листопад саваном блёклым
Скоро закутает. Пролетят гуси, снега.
Вязью серебряной разошьёт синие окна...
Милая девочка, нелюбви ноша легка.
* * * * *
288
ГОРИЗОНТ
Ты не грусти, что я сильно тревожусь
в хмурый рассвет.
Всякий тревогу ту чувствует кожей,
будто раздет.
Будто раздет, и стою на ветру я, -
не обессудь...
Конь лихоманский звенит белой сбруей, -
просится в путь.
Просится в путь и листва ледяная.
Пар изо рта.
Как же опять дотянуть нам до мая, -
как скоротать
срок нескончаемый - век не короткий -
целой зимы?
Ну, а пока надо вытащить лодку.
Прежде с кормы
снасти забросить, - последние снасти
в крайний сезон.
Холоден, сер, одинок, беспристрастен
стал горизонт.
* * * * *
289
ТРУБА
Наступает труба. Заводская труба наступает
перекошенной тенью на серый щербатый асфальт.
Я куда-то иду - видно, что-то опять искупаю -
за колонной рабочих, услышавших гаммельнских альт
трудового гудка, и я встроился в клин темно-серый,
что спешит к эпицентру привычных забот и хлопот.
От холодной ладони окалиной пахнет и серой,
на брезенте спецовки мазками - мазута и пот,
постирать и повесить(ся) до наступления завтра.
Выполнение плана, внутривидовая борьба...
Не сегодня. Сегодня - будильник, зарядка и завтрак.
И труба.
Ведь она же когда-то наступит - труба.
* * * * *
290
ИЗ ЖИЗНИ БЕГЛЫХ ВОЛКОДАВОВ, ПОЗНАВШИХ ТРАВЛЮ И ОТСТРЕЛ,
НЕВЫНОСИМЫЙ ДУХ ЛЕГАВЫЙ И НИЩЕТУ СОБАЧЬИХ ДЕЛ
Они бежали. На бегу
Их пасти ярко пламенели,
Цепей обрывки тонко пели,
Бренча серьгою о серьгу.
Они вдыхали жадно зной,
Струящийся над диким полем,
Собравший здесь, помимо воли,
Пьянящих запахов настой.
Тимьян, чабрец и тамариск,
Степной полёвки острый мускус, -
Как одолеть весь этот искус
И не сомлеть, на страх и риск?
Они бежали. Ровный бег
Их был подобен наступленью,
Ещё - природному явленью,
Над чем не властен человек.
Чутьё подсказывало им,
Что в этой гонке нет финала:
Они бегут, поскольку мало
Жить только здесь и днём одним,
Поскольку бегство тянет гон:
Пусть запоздалый, крайне вялый,
Но не допустят генералы,
Чтоб псы линяли за кордон.
Они бежали. Целый день
Отряд летел навстречу ночи,
Не выбирая путь короче,
Свою вытягивая тень.
Им повстречалась свора псин:
Увечных, жалких и скулящих,
Готовых за бараний хрящик
Отдать в наложницы кузин.
Добром ничтожным не прельстясь,
Их сторонились волкодавы,
Учуяв в этом всём облавы
Глумливо-каверзную вязь.
Они бежали вновь, и даль
Стирала грань меж тьмой и светом,
Сливались в сумрак силуэты,
В глазах зверей мерцала сталь.
На пятисотой на версте
Они валились наземь разом,
И не гнушаясь битым часом,
Дремали в сорной пестроте.
Их чуткий сон оберегал
Парящий в дымке сизый кречет,
Готовый кликом сиплым <нечет!>
Дать знать, что ворог их нагнал.
Шёл мимо измождённый Бог, -
Жалел, что не имеет права
У жаркой пасти волкодава
Прилечь, забывшись от тревог,
Глядел из-под отёкших век,
Как дышат псы нутром подвздошным,
Ногами сучат заполошно,
Во сне не прекращая бег,
И уходил, звеня ключом
От тесной верхней комнатёнки,
Ища надёжные потёмки
В глубоких складках под плащом.
На этом бы и кончить стих
О беглецах, взалкавших воли,
Судьбы без кличек и паролей,
Без кабалы для <сирых сих>,
И думать, что настигнет псов
Лишь ветер, дробь тяжёлых капель,
Да шелест тростниковых сабель,
Да пыль душистая цветов,
Что во дворце вдруг - кавардак,
И с ним расстроится погоня,
По балкам разбредутся кони,
Опричник завернёт в кабак...
Но знаю: будет всё не так.
* * * * *
291
НОЧЬ. СТРАШНАЯ. ОЧЕНЬ
Ночь - тайна тайн.
Слепой осколок смерти.
Её макет и временный ковчег.
Букеты в вазах шепчутся как черти,
как живности пугающей набег!
Стекает ночь по складкам на кровати,
по темным окнам,
заслоняя свет,
по пальме,
затаившейся некстати.
Стекает черной лужей на паркет,
на лаковую крышку фортепьяно -
присвоить голос, напрягая слух...
Я капаю в мензурку валерьяну
и жду, когда опомнится петух. -
Споет три раза.
Или сколько надо?
Заголосит,
объявит новый день.
Ночь отползет к решетке зоосада.
Ночь - крокодил!
Шакал!
И - черта тень!
*
Дует ветер,
воет волком,
переждет и
в дудки свищет,
зубы щёлкают на полке
и душа в потемках рыщет.
То ли чёт,
а то ли нечет,
то ли ночь,
а то ли память,
то ли кто-то
тебя лечит,
то ли ножик
ржавый
ранит.
Месяц хищно -
из-за тучи,
звезды -
лазерной наводкой,
сердце -
круче,
круче,
круче,
шаг - и вырвется
из глотки.
То ли в омут
головою,
то ли водки,
то ли калий.
да цианистый
убойный,
он кобылу
каплей
валит.
лучше волки,
лучше дудки,
лучше ветер,
лучше...
лучше...
лучше злобный пёс
из будки.
сердце пленником
в падучей
до рассвета
память
мучит
мучит
мучит
мучит
му...
*
Пульспулеметомдописалстроку...
И панночке - привет!
ку--ка-ре-ку
ка
ре
ку-ка-ре-ку
* * * * *
292
ПУТЬ МОТЫЛЬКОВЫЙ
когда весна очнётся и найдёт
себя в больнице, занесённой снегом,
с ума сойдёт и оскудеет лёд
в речном коктейле из воды и неба.
и кто-то - в пляс, а кто-то - под откос,
но всем тревожно, весело и шатко,
как будто по канату - высоко,
и голова слетает вместе с шапкой.
качнётся мир, в нём каждый пассажир
сорвётся с предназначенного места,
а старость, не желая мест чужих,
своё уступит кукольному детству.
сыграют куклы в ящик, в тёмный шкаф -
душеводитель набирает скорость...
сухая ветка - ветхая рука
под локоток поддержит подростковость.
лететь на свет в конце календаря -
путь мотыльковый, краткий и безумный...
тот свет - есть то, что вслух не говорят,
но я скажу: /зачёркнуто цензурой/.
конечный пункт (а дальше чернота)
за абажуром спрятан, как за ширмой.
из кокона пожить и полетать
не выйти - и не совершить ошибку
всех безрассудных, лёгких, расписных...
неопалимых, видите ли - что им
до нас, остекленевших до весны,
на всякий случай зеркалА зашторив?
* * * * *
293
АНТИСКАЗКА
В тридевятом квартале ночь.
В тридесятой квартире свет.
Ваня льет по бокалам скотч
И Аленушке шлет респект,
Вспоминая, как на бегу,
Говорили подолгу с ней
И мечтали убить Ягу,
И любили дразнить гусей.
Все бы детям дудеть в дуду,
Но по жизни расклад другой -
И Аленушка спит в пруду,
И поладил Иван с Ягой.
Он в копытце вонзил насос
Для добычи полезных вод,
И хватило как раз на коз
И на маленький пивзавод.
Придавая добру объем
И наращивая навар,
Ваня варщиков бил рублем,
Им на чай оставляя пар.
Добурился до лона недр,
Что ни грезилось - все срослось!
И к понтону лиловый негр
Подгоняет ему <Роллс-Ройс>,
И сажает на самолет
До копытец Больших Озер.
А из лужиц Иван не пьет,
Потому что уже козел.
* * * * *
294
ЗИМНЕЕ
В одночасье закончилось лето без глупых конвульсий и мук.
Между стёкол сухая коллекция ос и замученных мух.
Деловитая, к нам на зонты осень прыгнула сразу.
Я тебе не обязана, ты мне вдвойне не обязан.
Оба знаем: обязанный - связан, а мы за свободу рук!
Но с пустыми руками - обидно до чёртиков. Замкнутый круг.
Сна мне не было больше ни ночью, ни днём; канул в лето покой.
Уток хлебом привычно кормила, но после махнула рукой
На дожди, на тебя. И на уток. Нет смысла и толка.
Поищи меня сам, если хочешь, ведь я не иголка
В необъятном стогу. Я колючая. И не бегу, смотри!
Просто так получилось: где остро снаружи - там остро внутри.
Но однажды настал белый день, и погода упала на мир!
По-щенячьи морозец погрыз покрывало тумана до дыр.
Я услышала: синью звеня, небо яростно пело!
Небо было пустым и безоблачным - в этом всё дело.
Мудро выпала ядрами суть из орехов, плодов лесных.
Год замкнулся. Заснула вода, и застыла земля до весны.
Знаешь, в сердце моём так тепло; и зимой продолжается жизнь!
У меня закрома тёплых слов и объятий - ты только держи!
Соли, чтоб обязательно съесть, два положенных пуда,
И посуды запас, чтобы бить! - бьётся к счастью посуда.
И без счёта свечей для ночей, барбарисовый сладкий чай...
Бедный мой, не замёрзни.
Храни тебя бог.
Прощай.
* * * * *
295
ИСКОПАЕМЫЙ ДРОНТ
в жизни он не писал стихов - это труд нелёгкий,
может справиться с ним такой обычный чувак ли?
тяжело рифмовать, к примеру, палку с селёдкой,
и подавно рифмы не подобрать для пакли.
замечает в груде камней черты великаньи,
сотворяет грушу, горькую, как... касторка,
он готовит завтрак на небольшом вулкане,
и про ворона знает - чем тот похож на конторку.
он в волшебные превращает простые вещи,
не меняясь в лице, не делая пассов, поэтому
после смерти он станет птицей, смешной и вещей,
и никто не узнает: в жизни он был поэтом.
* * * * *
296
ДРУГУ
Перекатывал поле как насвай,
В Швивой горке лежал, проломив наст,
Чуя хворь, обступали сваи, сваи,
Отступали насыпи пенопласта.
По привычке звал в пустоту, прости...
Повторите попытку, погорюйте минуту,
В трубке шипение - метель по области,
Ты сбываешься ранним утром.
Зависает программа "под снос, на слом",
Холлофайберовая голограмма -
Окоём за кадром, в прохладе слов
Нереальность, почти нирвана.
Знала, устроишься на века,
Томик Скэрдеруда в руках,
На лице следы соучастия,
Финн открыт на странице "здрасьте".
А на улице вьюжит густая синь,
Миллиарды не: не дом, не жизнь,
Все не то не того цвета.
В переплёт зарифмованных Янь да Инь,
Я кладу записочку: "Не простынь.
Допиши сонеты."
* * * * *
297
МОЙ БЕДНЫЙ САД
Мой сад разграблен ноябрем
До рваной паутинной нитки,
До мокрых листьев, до улитки,
Законопатившей свой дом
В надежде на тепло... потом.
Пока что - около нуля.
Здесь пальцы-ветви Паганини,
Каприз разучивают зимний -
От верхней и до нижней ля,
Ворон своим вибрато зля.
Прозрачен сад, тускнеет медь -
Финал, шановные панове...
Уже в заснеженном каноэ
Сюда плывет красотка-Смерть.
Ну а пока - смотреть, смотреть!
Смотреть насквозь, до белых слез,
Вдыхая холодок ангинный,
В зрачки впечатывать сангину
Ветвей, осиротелых гнезд
И в новолунье - Млечный мост.
И, завершив реестр утрат,
В морозном утре раствориться,
Ложась на белые страницы
Венком рифмованных тетрад.
...Разграблен ноябрем мой сад.
* * * * *
298
Я СТОЯЛ У РАСПАХНУТЫХ НАСТЕЖЬ ДВЕРЕЙ
Я стоял у распахнутых настежь дверей
В бесконечности залов, в плену галерей.
Со своею судьбою один на один,
Средь божественных статуй, бессмертных картин
Я дрожал, как дикарь в окруженье огня -
Это выше меня, это больше меня!
Непосильно душе средь заломленных рук,
Окровавленных стрел, Себастьяновых мук.
Я растерзан: в картинах - мои облака,
Вот на этой - мой взгляд, а на этой - рука.
Не помочь, не собрать. Помолчу о своём,
Там, где с Марсия кожу содрали живьём...
Вот и вечность прошла. Я её не постиг.
Сердце скупо, а значит, я вечный должник.
Ах, душа-первоцвет, я припомнить могу
Только палец, что поднят у сомкнутых губ.
Только кисти и флейту, цветок в хрустале -
Вот и всё, что оставлю я здесь на земле.
Мой рисунок Вселенной один к одному
Растворяется в снах, уплывает во тьму...
* * * * *
299
РАССКАЖИ
расскажи, о чем ты не помнишь
укажи на то, что не видишь
снов и снов бесшабашная помесь
божьих тел обожжённый выкидыш
отрешённый голос за кадром
на кого падёт, тот и лишний
потерялся на контурной карте
потолка перекрёстных линий
по струне, уставшей молчать, и
по странице, устланной пылью
оставляя следы на сетчатке
ходит мальчик, который был ли
в закоулках старого дома
второпях забившись от ветра
огоньки сквозь пустые ладони
наполняют прошлое цветом
и слова меняют местами
бог простит им невинную кражу
мы увидим то, что представим
и запомним то, что расскажем
* * * * *
300
РЕПЛИКАЦИЯ
Она это знает.
И знает, что знаю я.
Мы оба сражаемся в панцирях этих знаний,
но слишком остёр наконечник её копья
и мал разворот для манёвра на поле брани.
Мы вроде уже расчертили границы сфер
возможных вторжений в континуумы друг друга,
но сколько бы я ни готовил ответных мер -
они уместились в черте мелового круга.
До нужной отметки наполнен незримый шприц,
с которым она обращается столь умело,
безжалостной магией линий её ключиц
и жаркого буйства пленённого тканью тела.
Пропорция выбрана ею с коварством ведьм,
а доза рассчитана с точностью до десятых,
чтоб я не противился взглядам-уколам впредь,
почти одурманенный действием препарата.
Но я обречён.
В этой странной немой войне
мне вряд ли представится случай остаться с краю,
ведь вирус, запущенный ею, уже во мне.
Идёт репликация,
и
она это знает.
* * * * *