Страна 404. 07
Только номера и стихи. Не пугайтесь, не мои :)
Просто текстом, без имен и комментариев.
Полный список был мной скопирован до, потому здесь можно увидеть также и то, что было снято с конкурса после.
Но поезд уходит, исправлять некогда. Да и зачем?! :)
http://stihi.lv/firsttour-2016/33579-polnyj-spisok-proizvedenij-kubka-mira-2016.html
* * * * *
166
ОЗАРЕНИЕ
А когда у меня отнимали твою любовь,
Закипали фонтаны, куражился в танцах парк.
Мне нахально заглядывал прямо в лицо любой,
Словно кто-то незримый: <Ату, её!> - кликнул старт.
И вперёд: кто быстрей, кто повыше и кто сильней
Выдирали любовь из моих ослабевших рук.
Веселились огни разухабистых фонарей,
Замыкая, как сказано в песне, порочный круг.
Лихорадило сцены обилием модных тем,
На неловкой гитаре нелепо рвалась струна.
И мерещилось в запахе многих потливых тел:
<Посмотри, посмотри, до чего же она дурна!
Истерична.
Кричит, унижается, терпит боль.
Шантажирует стонами, типа - умру для всех...>
А когда у меня отнимали твою любовь,
Я узнала, что самое страшное - это смех.
Исхлестал, вырывая любовь из моей горсти.
На губах, на глазах оставляя свою печать.
Вот тогда им меня ослепило.
Любовь, прости...
Я не знала, что я не умею тебя терять.
* * * * *
167
СЕ ЛЯ ЖИЗНЬ
Роса сердила нас и старила,
Когда брели мы сквозь туман,
Воспоминаньями затарившись
О постановке "Ханума",
И знатной мхатовскою паузой
Нам отзывалось все вокруг -
И, ошалев от счастья, Яуза
В Мытищи превратилась вдруг...
* * * * *
168
МИР ВХОДЯЩЕМУ
Каждая позиция имеет свой сценарий и свой финал.
Эрик Берн
Входящий в мир беспечен и криклив,
но выход и дороже, и печальней.
Пока сюжет судьбой не нарекли,
заводит оттирание плечами.
Разведанные залежи щедрот
спрессованы под толщею под кожей.
Сценарий выносящего ведро
рождённому метаться не поможет.
Как только остаётся только три
шага от самой крыши и до неба,
само собой, сомнения сотри.
Всевышний при делах, но здесь он не был.
Вселенский завсегдатай пустоты
невольно промышляет эпатажем.
Для мудреца довольно, просто ты
не можешь похвалиться пилотажем.
Полёты и во сне, и напролёт -
с залётами не сходятся, и с темы
не съехать, даже если королём
ходить, потом как нож войти в систему
и съехаться с той самой, что милей,
столкнувшись к носу нос, капот к решётке,
и сколько там промилле не залей,
всё будет на мази, а значит - чётко.
Но мазь не помогает, и укол
лишь тянет окончание банкета.
Обвисли и деревья, и трико,
с вещами навсегда уходит лето.
Картину не осилит и Шагал,
она не маслом, впрочем, и без хлеба.
До крыши не добраться, три шага
теперь от подоконника до неба.
Входящие бесплатны в мире том,
стучащему откроется, и всё же
рецептами исписан целый том.
Оно по делу, только не поможет.
Сестра, ответь, в чём сила, где она?
Что надлежит - вот здесь возьми, в кармане...
И быть ли доходягой, до окна?
Иль нет? Вот в чём вопрос... На старт!.. Внимани...
Исходы не даются просто так,
сюжеты заплетаются как косы.
Сестра с косой, оставь один пятак,
ведь у Харона могут быть вопросы.
Сомнения уже не по плечу.
Сходящему текущий мир не нужен.
А за окном - лечу, лечу, лечу -
пустой асфальт и полный месяц в лужах.
* * * * *
169
РОССИЯ. АНКТРАКТ
Пришли в себя - своим путём:
В лесу воняло комарами...
Мы жалкими лотками пьём -
А это значит, что мы в храме!
Москва - ты пот семи морей,
Ты слёзы целины и тундры!
Прослыл мозольный мавзолей
Столицею мускулатуры.
Китаец покорит Москву -
Пускай не сразу, не мгновенно -
И станет кровь иной на звук
В набухших, посиневших венах.
И станут громче - голоса
И коренными - мусульмане...
Висков седые паруса
Стыдливо прячутся в тумане.
* * * * *
170
ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
Стульность стола измеряется в сломанных ножках.
Стильность стекла - это трещин вживляемых сеть.
Лук не хранится в колготках, чулках и лукошках.
Русью беременна в поле чудес карусель.
В купленной <Ауди> самое ценное - выхлоп
(После того, как с капота отклеен штрих-код).
Если в Кремле появляется плата за выход -
Значит, царю недостаточно платы за вход.
С мятой купюрой утюг разберётся по-свойски.
Пятна мундира скрывают шинель и тулуп.
Если завёлся вдруг обокралиссимус в войске -
Ждите расцвета поэзии в тюрьмах в тылу.
Если цена на серебряный <паркер> взлетела -
Спрос упадёт на обычные карандаши...
Вспомним ли случай, когда заведённое дело
Кончилось дырочкой в правом виске у правши?
* * * * *
171
ВАРЕНЬКА
вечереет. прян и медоносен
волости стареющей мирок.
редких ос, опробовавших осень,
рамы заготавливают впрок.
тихий свет колышется, не режет.
в горницу доносятся вразброд -
створок, перемолвившихся, скрежет,
голос у отворенных ворот.
вот опять - прощальнее и резче.
крестный дым ложится на село.
страшно заглянуть в глубины речи,-
сколько здесь веков перетекло...
1.
В памяти люблю бродить и я,
Прошлые страницы не мешая:
Дом отца, сестра моя меньшая.
Рядышком - родня и кумовья,
Сонный сад собой преображая.
Вечер после сбора урожая.
Ожидает ужина семья.
Дразнятся копчения, соленья,
Бражка будоражит аппетит.
Нагло прерывая лицезренья,
Говорю, с улыбкой набекрень, я:
- Варенька, попробуйте варенье,
Вишенка на блюдечке блестит!
Чей вихор вился за огорожей -
Не взглянула. Теребит кайму.
Девочка пыталась быть хорошей,
Да хороших надо ли кому...
2.
Не поймёшь, какой-такой поганыш
Накряхтел, мол, доля удалась.
Сказывают, рано вышла замуж.
Мужика с войны не дождалась.
Пёс брехал, захлёбывался лаем,
Люд гудел, но Варенька цвела:
В ночь гуляла с певчим Николаем,
Утром исповедоваться шла.
К Пасхе с алтаря пахнуло серой...
Вскрикнула, схватилась за подол.
... Муж вернулся к ночи. Мрачный. Серый.
Скинул с лавки ляльку. Сел за стол.
Крепок стол был... Тёсаный, сосновый... Стародельный...
С той поры Рябой люто пил.
Потом сошёлся с новой.
(И, хотя бранился чин сановный,)
Бил её наотмашь, на убой.
3.
Был я здесь и после - за стихами,
Благости в себе не находя.
Ветер полинявшими штрихами
Ласковил прелюдию дождя.
Под ногами - глина, глина, глина...
Всюду глина, хоть о стену лбом!
Страшно голосила Акулина,
Словно свет сошёлся на Рябом.
Но за нею - темью на иконах,
Муки покаяниями для,
В оспинах последних насекомых,
Старая косматится земля...
4.
Стыло ныне. Уголья в кадиле
Греют поредевшее село.
Николая в балке подстрелили.
Акулину тифом унесло.
Мгла да гладь, да взвар на зверобое.
Молкнет лай умаявшихся свор...
Говорят, отчаявшие двое
Осень доживают через двор.
* * * * *
172
АНГЕЛ БЕЗРУКИЙ
Что б наконец от города отдохнуть,
и поскорее на вешалку сбросить ношу,
думаешь через кладбище срезать путь,
но почему-то выходит намного дольше.
Взглядом выхватываешь среди камней,
статуй, надгробий, крестов и колонн лежащих,
то что сказали люди, которых нет,
людям которых не стало немного раньше.
Время - смотритель чокнутый, оттого
трёт эта бестолочь камень посередине,
и вынимает медленно из него,
буква за буквою, имя необратимо,
будто нарочно рядом оставив мох.
Смотрит на это старание отрешённо
слова не в силах вымолвить ангелок
сам в результате обеих кистей лишённый.
Подзадержавшись слушаешь - меж тобой
и незадачливым стражем мраморнолицым,
прежде чем стать осенней густой землёй
красноречиво и взвешенно шепчут листья.
Вдруг ниоткуда вспыхнет над головой,
перепугав тишину, озорная белка,
цокнет сердясь: - Иди-ка ты с глаз долой.
Что ты стоишь любопытствуя у калеки?
Рыжий прыгун любимой забавы ждёт -
в час когда нет проходящих и посторонних
жёлудь бросает ангелу, ну а тот
ловит с усмешкой отсутствующей ладонью.
* * * * *
173
БЕЗУМЕЦ
Там, где вокруг на сотни верст леса, и небеса свернулись в звёздный кокон,
где белая от холода луна и синий от теней еловых снег,
где до табачной лавки три часа, и триста метров до соседских окон,
отдав и получив долги сполна, хотел бы поселиться я навек.
Какой там царь, какой там век вовне, кто дергает вселенную за нитки,
как матери калечат дочерей, а дети позабыли про отцов,
тревожило бы там меня во сне, но усыплял бы тонкий скрип калитки,
и тихие шаги лесных зверей, и нежный звон небесных бубенцов.
А вот ещё. Туда, где океан до сей поры хранит поморов кочи,
где белый мох на серых валунах и нити спелой клюквы вдоль тропы,
пришёл бы я, не прошен и не зван, ловил бы позывные долгой ночи
и собирал их в зимний альманах посредством строк коротких и скупых.
Толкался бы в ладонь лобастый пёс, в сарае на стене висели сети,
и крепкий запах рыбной чешуи въедался в узелки подживших ран.
И реки так и не пролитых слёз, и всё, за что когда-то был в ответе,
вопросы и сомнения мои унес с отливом белый океан.
Но я всего лишь шарик кровяной, бегущий по сосудам шумных улиц,
одна из сотен маленьких дробин.
Я - рядовой, шагающий не в такт,
я - внук и сын ушибленных войной,
храбрец из тех, на ком клеймо <безумец>.
И дремлет над диваном карабин, и близится к финалу третий акт.
* * * * *
174
СТИХИ И СТИХИИ
В наших душах отлив обнажил неликвиды.
Черти газ поддают, прогревая тандыры.
А чтоб вверх улетали угара флюиды,
В тверди неба просверлены <чёрные дыры>.
Жупел глотку свербит - слой защитный продрелен,
Словно доски весною под устья скворечен.
Я поэт - и давно должен быть бы расстрелян.
На худое - хотя бы отравлен, повешен.
Но я жив вопреки прописному поверью
И смотрю на себя - взгляд мой потусторонен.
Дух свой падший спасая в дубравах под Тверью,
Вижу демонов древних сквозь склепы в Вероне.
Досконально я ими, дружище, изучен -
Им <стучит> специально обученный гоблин.
За моею спиной приговор мой озвучен
И палач к исполненью его подготовлен.
Смерть за мною впритык. А за тонкою гранью
Жизнь. Та грань отделяет живот мой от смерти.
Я рванул в неизвестное утренней ранью.
Пели ангелы чёрные реквием Верди.
Грань прорвал я и буду расстрелян едва ли.
И повешен я тоже не буду, пожалуй.
Средь цветущих Болоний, Провансов, Вестфалий
Я бреду одиноко - уставший хожалый.
Мне с трудом удалось эти годы лихие
Пережить - я не вор, не разбойник, не ландскнехт.
Я в пространство стремлюсь, где стихи и стихии...
Это Русь.
Там светло и... Божественно пахнет!
* * * * *
175
МАЛЬЧИК
Милая, хочешь в рай?
Хочешь туда, где хором
бают шептуньи-горы
cказки уже с утра,
солнце зовут: кис-кис,
гладят его, колдуньи,
шерстка лучится, дунь и
свет полетит с руки.
Может, и мы вдвоём,
страхов оставив россыпь,
тени пустые сбросив
в шорохов водоём,
снимем туман рутин,
сложим мечты в корзину,
крылышком стрекозиным
вздрогнем - и полетим?..
В рай, где взлелеяв день,
свет засыпает к ночи,
крохи-цветы щекочут
воздух, бегут к воде,
пух-белый смех теряя,
мчатся в ладони рек.
Рядом костровый треск
стайкой листвы играет.
Дуб на ветвях-рогах
небо качает-нянчит.
Бог - наш кудрявый мальчик
дремлет у очага...
* * * * *
176
ОФО*
Моя кровь стала ржавой. Теперь она ферромагнитна -
Меня тянет к металлу. И вовсе не тянет к добру.
Потаённую дверцу в душе своей я отопру,
Чтоб увидеть в пугающем чёрном пространстве огни на
Бесконечно далёком и близком от нас берегу
Речки времени Стикс, что впадает в безвременье Леты.
Недоступны в цене за продление жизни билеты.
За ценой не стою - я готов на любой перекуп.
Всё, что было сверх меры отсыпано Вышним, профу...
Мне теперь часто снятся Тартар и горящий детинец.
Я решился всё бросить и срочно уехать в Уфу,
Чтоб пожить там немного в одной из доступных гостиниц...
Расписался я быстро на бланке в последней графе
И стремглав - черепахой - в свой номер. Спасибо Зенонам!
На карнизе моргало страдальчески слово <ОФО>,
В темноте освещая дорогу мертвецким ксеноном.
Мне мерцал, будто дальние звёзды, искусственный свет,
Проходя через мутные стёкла на старом балконе.
На столе три тетрадки и книга - потрёпанный Фет.
И трёхлетний зловонный коньяк в огранённом флаконе.
Я плеснул из флакона на донце напиток хмельной
И его проглотил, заедая полоской лимона.
Вдруг в движенье пришла моей чёрной изнанки флегмона,
Сквозь каверны исторгнув наружу скопившийся гной.
И, воспряв, возмечтал я: <Себя на труды обреку.
Буду строить дома, и высаживать парки...et cetra>.
Кружит голову маслом эфирным лимонная цедра...
Мчится жизни река - я стою на её берегу.
_________________
ОФО (башк.) - транскрип. ЭФЭ - УФА
* * * * *
177
МЕССИИ
Я трудный путь прошёл, дружок,
Жил без любви, надежд и веры,
Но в 46 свершил прыжок,
Душой прорвавшись в стратосферы.
Неизв. автор
Почти что не жил, а не то что бы молод
И крошится жизнь чёрно-бело долями.
Я к шпалам свой рельс пригвозжу костылями.
Звенят костыли, принимая мой молот.
Поленница шпал, рельсы стянуты в связки -
За годы прогон я отстрою <скайвэя>
И запах мой пота - кровавый и вязкий -
Не смогут стереть ароматы шалфея.
Наверх я отправлюсь - и конь, и возница -
Где музыка сфер и обитель смиренья.
Меня не прельщает в ладонях синица -
Ищу я на небе любви и прозренья.
Мерцает на шпалах моих креозотом
Запёкшейся крови чернёные пятна.
Душой прикоснулся я горним высотам.
Мне только вперёд - и никак на попятный...
Внизу копошенье - камлают, пророчат.
Слова пролетают, Судьбы не касаясь.
Но всё же себя в мудрецы они прочат,
На небо открыто взглянуть опасаясь.
И тут мне один намекнул в разговоре -
Цивильный сюртук и <селёдка> на шее -
<Вертайся, Серёга - мы нынче в фаворе.
А к завтрему будет ещё хорошее>...
Что нынче в Алеппо? Что будет в Зугдиди? -
Идём по спирали сквозь мор амнезии.
Фальшивы пророки... А что вы хотите?
Какая эпоха - такие мессии...
* * * * *
178
ВОКЗАЛЬНОЕ
Поезда породы электрички учатся носить добычу к дому.
Не родня им жалкие трамваи! К городу пристёгнуты на сворки.
У вокзала скверная привычка - до утра впадать в ночную кому.
Семафоры душу изливают: дескать, мы, как звёзды, дальнозорки.
А вокзал берёт меня в кавычки, будто я пришла сюда впервые.
В недрах нервно спящего буфета мечутся флюиды бутербродов...
Мне в ларьке на сдачу дали спички, и они в кармане как живые.
Я их изломаю до рассвета - горсть пиротехнических уродов.
Несколько вокзальных манекенов (вместо глаз пластмассовые веки)
Душат кресла твёрдыми боками. Спят; неловко вывернули шеи.
У вокзала каждый первый - пленный. Мне вокзал и лекарь, и аптекарь:
Убежишь от мыслей не ногами. И не торопись, а то успеешь.
Краем света не закроешь бреши, этот край искать - пустое дело.
Вот опять красавец пассажирский мчится, мчится к чёрту на кулички,
Унося больных и сумасшедших, что глядят в себя остекленело...
Вслед гудят им горестно и низко поезда породы электрички.
* * * * *
179
СЧИТАЛОЧКА (ПОЧТИ ПО МАКСУ ЭРНСТУ)
Нарисованный, бдит на заборе чужом
Человечек с пенисом и ружьем.
в запустенье сады усыхает лоза
мобили
зация
мо
би
ли
за
На войну выезжает автобус веселый.
Перебежками проникают в школу
Дети, напуганные соловьем.
чет и нечет перелет недолет
наше имущество наперечет
куклы и зайцы
паяц и коза
эваку
ация
мо
би
ли
за
Школьный звонок, удар, разрыв.
Окопы на переучет закрыв,
Игроки рассаживаются у стола.
Пулька, пожалуй, что удалась.
функционер
генерал
стратег
эксперт
эрнсту не снился подобный сюжет
Сломан деревьев дух, тени падают ниц.
Тень выедает похлебку глазниц.
Фонарей павлиньи хвосты распускаются в радужных лужах.
Артобстрел на обед, "град" на ужин.
всякому городу всякий здесь волен
ехать остаться ли пригород полон
вздохами выпи и смехом совы
некому выполоть
не
ко
му
вы
Выбегаешь на выстрел и слышишь: "Это
Лишь соловей, привыкай, Джульетта."
http://vera-croose.livejournal.com/10559.html
Ещё одна находка - vera_croose
* * * * *
180
ОММММ
Где ветра вырезают дудки из серых скал,
у непуганных ящериц насмерть черны глаза.
Над ущельем полоска неба бледна, узка.
Трепыхается воздух, от зноя гудит базальт.
Распластайся на нём, слова позабыв, мычи,
повторяя извечное глухонемое <омммм>.
Тишина рассыпается стрёкотом саранчи.
Стрекоза, замерев, улыбается жутким ртом...
Посмотри: это вечность, безвестность, полынный дух.
Здесь вино превращается в воду и в камни - хлеб.
Здесь тела пожирает кровавая птица Рух
и к вершинам прикованы Сириус и Денеб.
А теперь убирайся, пока не сошёл с ума.
Что горам твои беды, беспомощный бунтовщик?
Одиночества хочешь? Довольно с тебя холма -
чтобы камень катить или крест на него тащить.
* * * * *
181
НЕ СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК
Не Соловей - разбойник свистнул,
И лось валежник не ломал,
То, челюсти завистник стиснул,
Которые не разжимал.
Сегодня лобно, завтра пристно,
Когда в глазах калики виснут
Миры, чешуйчато и мглисто,
Мне скажут - ну, ату, и я...
Сожму плечистых и нескромных.
И степь не степь, когда смаковных
И каменных, таких огромных...
Но, бабам же... до ковыля!
* * * * *
182
ЕСЛИ ЧЕСТНО
Летала во сне. Росла, как водится,
духовно, ведь было давно <за тридцать>.
Но не ругала свою бессонницу:
готовилась к росту, пока не спится.
Хранила верность своим законам,
не нарушая, впрочем, чужие.
Мир на квартирный и за оконный
делился. Оба согласно жили.
Скользили мимо косые взгляды:
не зацепиться. Какая жалость.
Квадратных метров не много надо,
чтоб разместиться мечтам. Казалось,
что счастье есть и чего же боле,
но продолжался полёт зачем-то,
а недолёт отзывался болью.
И это - правильно, если честно.
* * * * *
183
К ДЕВЕ
больше не проведете меня на мякине
не раните фразами сердце мне
либо пускаете в зону бикини
либо уйду к Розалии Герцевне
хватит с меня музеев и ужинов
довольно терпел унижения
шея моя до мозолей натружена
пальцы натерты до жжения
у меня имеется банковский счет
ежедневно тающий дабы
заслужить уважение и почет
капризной и взбалмошной бабы
будто ни к городу ни к селу я
кроме смазливого личика
ни единого поцелуя
ни спущенной лямки лифчика
у кровати карликовое деревце
на платьице рюхи батик
хватит краля выделываться!
выпендриваться говорю хватит!
стою у окна в голубой пижаме
купленной по случаю на вокзале
спро?сите куда это я уезжаю?
да мало ли в России Розалий!
* * * * *
184
МОИСЕЮ
Забери их из Египта, где роскошные фасады
В нескончаемых рисунках славят алчность и войну.
Там, где громкие молитвы, там, где пышные обряды,
Невозможно слышать Бога. Уведи их в тишину,
Где понятен каждый шорох, где заметен каждый атом,
Где гранит горит гранатом, и прочна земная твердь,
Где становятся камнями имена, места и даты,
Где сплетаются в браслеты звёздный свет, агат и медь.
Пусть вокруг молчит пустыня, обнажая сердце тайны,
Все истории вселенной собирая в стройный ряд,
Ведь иначе быль - банальна, а молитва - не сакральна.
Даже музыка случайна, где молчание не чтят.
Пусть в глазах чернее ночи тишиной сверкают луны,
Пусть хранят молчанье дюны под безмерной пустотой,
Пусть беззвучными стихами станут литеры и руны:
Покажи им душу Бога -
Одари их тишиной.
* * * * *
185
КАК СТРАШНО ВЫТЬ НА КЛАДБИЩЕ ПУСТОМ
Как страшно выть на кладбище пустом,
к могиле прижимаясь человечьей,
когда под каждым камнем и кустом
мерещится притихнувшая нечисть,
и березняк кладбищенской стеной
дрожит тревожной тенью над оградой,
и рядом нет компании честной,
с которой хоть в загул, хоть сразу падай,
хоть на войну, хоть с песней прямо в ад,
а землю пусть огонь весёлый лижет.
Никто из наших не был виноват,
и ты не виноватый в том, что выжил.
А что теперь? И помыслы чисты,
и встречи поминальные не часты,
а вот сидишь и кипой бересты
себя заткнуть пытаешься сейчас ты.
* * * * *
186
НИКТО. НИКОМУ. НИКОГДА
Намедни небо лютовало-лютовало,
бросалось в краску и обратно выходило,
а то ли не было, а то ли было-было;
а то ли слишком, то ли мало, мал-помалу
дождями небо затянуло-затянуло -
река легонько подхватила ветки-щепки -
речных стараний не хватило - тщетно-тщетно -
и щепки ветки утонули-утонули.
А я отстала, я стояла и рыдала -
чуть было не было, чуть было не случилось;
вода сквозь башни просочилась, прослезилась,
а то ли слишком, то ли мало, мало-ало.
И повернулось колесо на с_чем-то_девять,
да задымилось - воздух-запах - едок-едок.
В воде три башни отразилось напоследок -
а в первой - жизнь, а в другой - смерть, а в третьей верят.
А верят-верят, да чего-то не доверят
[чуть было не было, чуть было не случилось]
ни длани Божьей, ни руке, что затаила,
да всё не кинет то, что знает, знает-ает.
И как назло - такое зло, что только к чёрту -
иди ты к чёрту (!) - я пошла - вспорхнула птица
и принесла дожди - бесслёзному напиться -
герои целы (даже братья) - бело-чёрным
одним вопросом перечёркнуто всё небо -
/дожди - обратно - вместо частых - редки-редки,
нашлись все щепки, арестованы все реки/
не [кто виновен] и [чего прикажешь делать] -
д о к о л е?
Буду с тем, который - ты, водиться?
[который - чёрт, который - брат, который - птица]
А что тебе моя солёная водица?
ни переплыть
ни утолить
ни утопиться.
* * * * *
187
МАННА
Осколок зеркала накрыт газетой "Правда"
В соседней комнате. А я пока жива.
И штукатурка продолжает падать,
Как падала и год назад, и два.
Здесь очень тихо. ?С неба сыплет манна,
Как снег. Она бела и чуть горька.
Не сразу, по кусочку, беспрестанно,
За часом час слетает с потолка.
В остывшем доме манна вместо хлеба.
Зима. Закрыты шторы. ?Я одна.
Мне дрожь унять, к тебе прижаться мне бы.
На зеркале газета. Тишина.
* * * * *
188
КРУИЗ
На экране Тарантино зажигает тарантеллу,
Элтон Джон за гей-парадом носит пламенную речь.
Мы плывём на бригантине, солнца луч прижавши к телу,
Покрывая шоколадом обнажённость потных плеч.
Только так, а не иначе - добираясь до финала,
Продолжая бег на месте, заплывая за буйки.
Я герой-любовник, мачо несусветского журнала,
Утопаю в мягком кресле, лёгкой качке вопреки.
Километры за кормою разливного океана,
От Каира до Бейрута рай оранжевых лучей.
Отношения с тобою эксклюзивно-виртуально,
Нам двухспальная каюта отдаётся без ключей.
Чайки, чашки, чарки, чётки, тоник-джин в хрустальной рюмке,
Уик-энд на бригантине в суете опухших лиц.
Ты тусишь под бой чечётки, чуть скромней продажной шлюхи
И шикарное бикини не скрывает ягодиц.
Но креветки и мивина улетели в зев сортира,
Словно шавку чау-чау укачали бриг шторма
И красавицу Мальвину деревянный Буратино
Утащил от бурь к причалу, под отели-терема.
На Манхэттене в Нью-Йорке, трезвом детище Обамы,
Пьют Кончиты и Хуаны, Вани, Мани, братья Лю.
Ты, забив в косяк махорки миллиграмм марихуаны,
Предложила ехать в Канны, фестивалить во хмелю.
Нужно Монику Беллуччи наконец увидеть в деле,
В теле, чтобы песни пели Лепс, Леонтьев и Кобзон.
Чтоб красавицы от Gucci "жгли" ковровые панели,
Камышом в реке шумели, на мотив сибирских зон.
Я согласен, мир прекрасен в сопричастности с тобою,
Я люблю тебя до боли, больше псов и марсиан.
Окосев от саг и басен, нас тропою голубою,
Перенёс шикарный Боинг в секонд-хенд заморских стран.
Всё, АмЭрика, пока, нам надоели ваши титры,
Ваши литры виски с содой под неоновой луной.
Мы шатаемся по Каннам, где живут Лоллобриджиды,
С новой модой, с пьяной мордой, собираемся домой.
* * * * *
189
ПОТАНЦУЙ СО МНОЮ, ЖЕНЩИНА
Потанцуй со мною, женщина.
Пригласи меня на вальс.
Не смотри, что я уменьшенный,
да и пью совсем не квас.
За твою улыбку тайную
десять тысяч аллилуй.
Не спеши в минуту данную,
просто в мыслях потанцуй.
Покружись со мной на раз-два-три,
много взглядом обещай,
а потом словами разными
до утра шепчи прощай.
Ток твоих колен касания
в памяти паркетных плит,
и глаза полны желания,
что тоску мою когтит.
Мы кружим, игрой влекомые,
и я чую, как во мне
вырастают ноги новые
вместо даренных войне.
* * * * *
190
КОГДА В ДУШЕ СТАНОВИТСЯ ТЕМНО
Когда в душе становится темно,
не греет солнце, не пьянит вино,
судьба к оплате предъявляет вексель -
продай за грош своих обид хомут
и счетоводом траченных минут
на знаменатель всех своих рефлексий
помножь обетований кружева
и раздели на два.
Виновных отыскать - сизифов труд,
коль не умял на этом соли пуд.
За каждою спиной - нетрезвый ангел.
Себе вослед тем лучше не смотреть,
чем он бледней становится и впредь,
рассеиваясь в мареве от Данхилл,
на дальнем возникает берегу,
дабы срубить деньгу.
Ещё трудней подобного найти,
кто будет верен до конца пути
и больше, чем от скаутских печенек
шалея, с Богом малевать закат,
кто будет и восходу адвокат,
и с дуру не попрёт на запах денег.
Попутчика такого береги
днём и когда ни зги.
Как только станет ясно что почём
и ты почуешь спутника плечо,
отмерь стезю размером непогонным.
Тебе, который все осилить смог,
невыносимо вдруг в конце дорог,
захочется быть кем-нибудь прощённым,
захочется кого-нибудь простить,
чтобы дышать и жить.
* * * * *
Просто текстом, без имен и комментариев.
Полный список был мной скопирован до, потому здесь можно увидеть также и то, что было снято с конкурса после.
Но поезд уходит, исправлять некогда. Да и зачем?! :)
http://stihi.lv/firsttour-2016/33579-polnyj-spisok-proizvedenij-kubka-mira-2016.html
* * * * *
166
ОЗАРЕНИЕ
А когда у меня отнимали твою любовь,
Закипали фонтаны, куражился в танцах парк.
Мне нахально заглядывал прямо в лицо любой,
Словно кто-то незримый: <Ату, её!> - кликнул старт.
И вперёд: кто быстрей, кто повыше и кто сильней
Выдирали любовь из моих ослабевших рук.
Веселились огни разухабистых фонарей,
Замыкая, как сказано в песне, порочный круг.
Лихорадило сцены обилием модных тем,
На неловкой гитаре нелепо рвалась струна.
И мерещилось в запахе многих потливых тел:
<Посмотри, посмотри, до чего же она дурна!
Истерична.
Кричит, унижается, терпит боль.
Шантажирует стонами, типа - умру для всех...>
А когда у меня отнимали твою любовь,
Я узнала, что самое страшное - это смех.
Исхлестал, вырывая любовь из моей горсти.
На губах, на глазах оставляя свою печать.
Вот тогда им меня ослепило.
Любовь, прости...
Я не знала, что я не умею тебя терять.
* * * * *
167
СЕ ЛЯ ЖИЗНЬ
Роса сердила нас и старила,
Когда брели мы сквозь туман,
Воспоминаньями затарившись
О постановке "Ханума",
И знатной мхатовскою паузой
Нам отзывалось все вокруг -
И, ошалев от счастья, Яуза
В Мытищи превратилась вдруг...
* * * * *
168
МИР ВХОДЯЩЕМУ
Каждая позиция имеет свой сценарий и свой финал.
Эрик Берн
Входящий в мир беспечен и криклив,
но выход и дороже, и печальней.
Пока сюжет судьбой не нарекли,
заводит оттирание плечами.
Разведанные залежи щедрот
спрессованы под толщею под кожей.
Сценарий выносящего ведро
рождённому метаться не поможет.
Как только остаётся только три
шага от самой крыши и до неба,
само собой, сомнения сотри.
Всевышний при делах, но здесь он не был.
Вселенский завсегдатай пустоты
невольно промышляет эпатажем.
Для мудреца довольно, просто ты
не можешь похвалиться пилотажем.
Полёты и во сне, и напролёт -
с залётами не сходятся, и с темы
не съехать, даже если королём
ходить, потом как нож войти в систему
и съехаться с той самой, что милей,
столкнувшись к носу нос, капот к решётке,
и сколько там промилле не залей,
всё будет на мази, а значит - чётко.
Но мазь не помогает, и укол
лишь тянет окончание банкета.
Обвисли и деревья, и трико,
с вещами навсегда уходит лето.
Картину не осилит и Шагал,
она не маслом, впрочем, и без хлеба.
До крыши не добраться, три шага
теперь от подоконника до неба.
Входящие бесплатны в мире том,
стучащему откроется, и всё же
рецептами исписан целый том.
Оно по делу, только не поможет.
Сестра, ответь, в чём сила, где она?
Что надлежит - вот здесь возьми, в кармане...
И быть ли доходягой, до окна?
Иль нет? Вот в чём вопрос... На старт!.. Внимани...
Исходы не даются просто так,
сюжеты заплетаются как косы.
Сестра с косой, оставь один пятак,
ведь у Харона могут быть вопросы.
Сомнения уже не по плечу.
Сходящему текущий мир не нужен.
А за окном - лечу, лечу, лечу -
пустой асфальт и полный месяц в лужах.
* * * * *
169
РОССИЯ. АНКТРАКТ
Пришли в себя - своим путём:
В лесу воняло комарами...
Мы жалкими лотками пьём -
А это значит, что мы в храме!
Москва - ты пот семи морей,
Ты слёзы целины и тундры!
Прослыл мозольный мавзолей
Столицею мускулатуры.
Китаец покорит Москву -
Пускай не сразу, не мгновенно -
И станет кровь иной на звук
В набухших, посиневших венах.
И станут громче - голоса
И коренными - мусульмане...
Висков седые паруса
Стыдливо прячутся в тумане.
* * * * *
170
ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
Стульность стола измеряется в сломанных ножках.
Стильность стекла - это трещин вживляемых сеть.
Лук не хранится в колготках, чулках и лукошках.
Русью беременна в поле чудес карусель.
В купленной <Ауди> самое ценное - выхлоп
(После того, как с капота отклеен штрих-код).
Если в Кремле появляется плата за выход -
Значит, царю недостаточно платы за вход.
С мятой купюрой утюг разберётся по-свойски.
Пятна мундира скрывают шинель и тулуп.
Если завёлся вдруг обокралиссимус в войске -
Ждите расцвета поэзии в тюрьмах в тылу.
Если цена на серебряный <паркер> взлетела -
Спрос упадёт на обычные карандаши...
Вспомним ли случай, когда заведённое дело
Кончилось дырочкой в правом виске у правши?
* * * * *
171
ВАРЕНЬКА
вечереет. прян и медоносен
волости стареющей мирок.
редких ос, опробовавших осень,
рамы заготавливают впрок.
тихий свет колышется, не режет.
в горницу доносятся вразброд -
створок, перемолвившихся, скрежет,
голос у отворенных ворот.
вот опять - прощальнее и резче.
крестный дым ложится на село.
страшно заглянуть в глубины речи,-
сколько здесь веков перетекло...
1.
В памяти люблю бродить и я,
Прошлые страницы не мешая:
Дом отца, сестра моя меньшая.
Рядышком - родня и кумовья,
Сонный сад собой преображая.
Вечер после сбора урожая.
Ожидает ужина семья.
Дразнятся копчения, соленья,
Бражка будоражит аппетит.
Нагло прерывая лицезренья,
Говорю, с улыбкой набекрень, я:
- Варенька, попробуйте варенье,
Вишенка на блюдечке блестит!
Чей вихор вился за огорожей -
Не взглянула. Теребит кайму.
Девочка пыталась быть хорошей,
Да хороших надо ли кому...
2.
Не поймёшь, какой-такой поганыш
Накряхтел, мол, доля удалась.
Сказывают, рано вышла замуж.
Мужика с войны не дождалась.
Пёс брехал, захлёбывался лаем,
Люд гудел, но Варенька цвела:
В ночь гуляла с певчим Николаем,
Утром исповедоваться шла.
К Пасхе с алтаря пахнуло серой...
Вскрикнула, схватилась за подол.
... Муж вернулся к ночи. Мрачный. Серый.
Скинул с лавки ляльку. Сел за стол.
Крепок стол был... Тёсаный, сосновый... Стародельный...
С той поры Рябой люто пил.
Потом сошёлся с новой.
(И, хотя бранился чин сановный,)
Бил её наотмашь, на убой.
3.
Был я здесь и после - за стихами,
Благости в себе не находя.
Ветер полинявшими штрихами
Ласковил прелюдию дождя.
Под ногами - глина, глина, глина...
Всюду глина, хоть о стену лбом!
Страшно голосила Акулина,
Словно свет сошёлся на Рябом.
Но за нею - темью на иконах,
Муки покаяниями для,
В оспинах последних насекомых,
Старая косматится земля...
4.
Стыло ныне. Уголья в кадиле
Греют поредевшее село.
Николая в балке подстрелили.
Акулину тифом унесло.
Мгла да гладь, да взвар на зверобое.
Молкнет лай умаявшихся свор...
Говорят, отчаявшие двое
Осень доживают через двор.
* * * * *
172
АНГЕЛ БЕЗРУКИЙ
Что б наконец от города отдохнуть,
и поскорее на вешалку сбросить ношу,
думаешь через кладбище срезать путь,
но почему-то выходит намного дольше.
Взглядом выхватываешь среди камней,
статуй, надгробий, крестов и колонн лежащих,
то что сказали люди, которых нет,
людям которых не стало немного раньше.
Время - смотритель чокнутый, оттого
трёт эта бестолочь камень посередине,
и вынимает медленно из него,
буква за буквою, имя необратимо,
будто нарочно рядом оставив мох.
Смотрит на это старание отрешённо
слова не в силах вымолвить ангелок
сам в результате обеих кистей лишённый.
Подзадержавшись слушаешь - меж тобой
и незадачливым стражем мраморнолицым,
прежде чем стать осенней густой землёй
красноречиво и взвешенно шепчут листья.
Вдруг ниоткуда вспыхнет над головой,
перепугав тишину, озорная белка,
цокнет сердясь: - Иди-ка ты с глаз долой.
Что ты стоишь любопытствуя у калеки?
Рыжий прыгун любимой забавы ждёт -
в час когда нет проходящих и посторонних
жёлудь бросает ангелу, ну а тот
ловит с усмешкой отсутствующей ладонью.
* * * * *
173
БЕЗУМЕЦ
Там, где вокруг на сотни верст леса, и небеса свернулись в звёздный кокон,
где белая от холода луна и синий от теней еловых снег,
где до табачной лавки три часа, и триста метров до соседских окон,
отдав и получив долги сполна, хотел бы поселиться я навек.
Какой там царь, какой там век вовне, кто дергает вселенную за нитки,
как матери калечат дочерей, а дети позабыли про отцов,
тревожило бы там меня во сне, но усыплял бы тонкий скрип калитки,
и тихие шаги лесных зверей, и нежный звон небесных бубенцов.
А вот ещё. Туда, где океан до сей поры хранит поморов кочи,
где белый мох на серых валунах и нити спелой клюквы вдоль тропы,
пришёл бы я, не прошен и не зван, ловил бы позывные долгой ночи
и собирал их в зимний альманах посредством строк коротких и скупых.
Толкался бы в ладонь лобастый пёс, в сарае на стене висели сети,
и крепкий запах рыбной чешуи въедался в узелки подживших ран.
И реки так и не пролитых слёз, и всё, за что когда-то был в ответе,
вопросы и сомнения мои унес с отливом белый океан.
Но я всего лишь шарик кровяной, бегущий по сосудам шумных улиц,
одна из сотен маленьких дробин.
Я - рядовой, шагающий не в такт,
я - внук и сын ушибленных войной,
храбрец из тех, на ком клеймо <безумец>.
И дремлет над диваном карабин, и близится к финалу третий акт.
* * * * *
174
СТИХИ И СТИХИИ
В наших душах отлив обнажил неликвиды.
Черти газ поддают, прогревая тандыры.
А чтоб вверх улетали угара флюиды,
В тверди неба просверлены <чёрные дыры>.
Жупел глотку свербит - слой защитный продрелен,
Словно доски весною под устья скворечен.
Я поэт - и давно должен быть бы расстрелян.
На худое - хотя бы отравлен, повешен.
Но я жив вопреки прописному поверью
И смотрю на себя - взгляд мой потусторонен.
Дух свой падший спасая в дубравах под Тверью,
Вижу демонов древних сквозь склепы в Вероне.
Досконально я ими, дружище, изучен -
Им <стучит> специально обученный гоблин.
За моею спиной приговор мой озвучен
И палач к исполненью его подготовлен.
Смерть за мною впритык. А за тонкою гранью
Жизнь. Та грань отделяет живот мой от смерти.
Я рванул в неизвестное утренней ранью.
Пели ангелы чёрные реквием Верди.
Грань прорвал я и буду расстрелян едва ли.
И повешен я тоже не буду, пожалуй.
Средь цветущих Болоний, Провансов, Вестфалий
Я бреду одиноко - уставший хожалый.
Мне с трудом удалось эти годы лихие
Пережить - я не вор, не разбойник, не ландскнехт.
Я в пространство стремлюсь, где стихи и стихии...
Это Русь.
Там светло и... Божественно пахнет!
* * * * *
175
МАЛЬЧИК
Милая, хочешь в рай?
Хочешь туда, где хором
бают шептуньи-горы
cказки уже с утра,
солнце зовут: кис-кис,
гладят его, колдуньи,
шерстка лучится, дунь и
свет полетит с руки.
Может, и мы вдвоём,
страхов оставив россыпь,
тени пустые сбросив
в шорохов водоём,
снимем туман рутин,
сложим мечты в корзину,
крылышком стрекозиным
вздрогнем - и полетим?..
В рай, где взлелеяв день,
свет засыпает к ночи,
крохи-цветы щекочут
воздух, бегут к воде,
пух-белый смех теряя,
мчатся в ладони рек.
Рядом костровый треск
стайкой листвы играет.
Дуб на ветвях-рогах
небо качает-нянчит.
Бог - наш кудрявый мальчик
дремлет у очага...
* * * * *
176
ОФО*
Моя кровь стала ржавой. Теперь она ферромагнитна -
Меня тянет к металлу. И вовсе не тянет к добру.
Потаённую дверцу в душе своей я отопру,
Чтоб увидеть в пугающем чёрном пространстве огни на
Бесконечно далёком и близком от нас берегу
Речки времени Стикс, что впадает в безвременье Леты.
Недоступны в цене за продление жизни билеты.
За ценой не стою - я готов на любой перекуп.
Всё, что было сверх меры отсыпано Вышним, профу...
Мне теперь часто снятся Тартар и горящий детинец.
Я решился всё бросить и срочно уехать в Уфу,
Чтоб пожить там немного в одной из доступных гостиниц...
Расписался я быстро на бланке в последней графе
И стремглав - черепахой - в свой номер. Спасибо Зенонам!
На карнизе моргало страдальчески слово <ОФО>,
В темноте освещая дорогу мертвецким ксеноном.
Мне мерцал, будто дальние звёзды, искусственный свет,
Проходя через мутные стёкла на старом балконе.
На столе три тетрадки и книга - потрёпанный Фет.
И трёхлетний зловонный коньяк в огранённом флаконе.
Я плеснул из флакона на донце напиток хмельной
И его проглотил, заедая полоской лимона.
Вдруг в движенье пришла моей чёрной изнанки флегмона,
Сквозь каверны исторгнув наружу скопившийся гной.
И, воспряв, возмечтал я: <Себя на труды обреку.
Буду строить дома, и высаживать парки...et cetra>.
Кружит голову маслом эфирным лимонная цедра...
Мчится жизни река - я стою на её берегу.
_________________
ОФО (башк.) - транскрип. ЭФЭ - УФА
* * * * *
177
МЕССИИ
Я трудный путь прошёл, дружок,
Жил без любви, надежд и веры,
Но в 46 свершил прыжок,
Душой прорвавшись в стратосферы.
Неизв. автор
Почти что не жил, а не то что бы молод
И крошится жизнь чёрно-бело долями.
Я к шпалам свой рельс пригвозжу костылями.
Звенят костыли, принимая мой молот.
Поленница шпал, рельсы стянуты в связки -
За годы прогон я отстрою <скайвэя>
И запах мой пота - кровавый и вязкий -
Не смогут стереть ароматы шалфея.
Наверх я отправлюсь - и конь, и возница -
Где музыка сфер и обитель смиренья.
Меня не прельщает в ладонях синица -
Ищу я на небе любви и прозренья.
Мерцает на шпалах моих креозотом
Запёкшейся крови чернёные пятна.
Душой прикоснулся я горним высотам.
Мне только вперёд - и никак на попятный...
Внизу копошенье - камлают, пророчат.
Слова пролетают, Судьбы не касаясь.
Но всё же себя в мудрецы они прочат,
На небо открыто взглянуть опасаясь.
И тут мне один намекнул в разговоре -
Цивильный сюртук и <селёдка> на шее -
<Вертайся, Серёга - мы нынче в фаворе.
А к завтрему будет ещё хорошее>...
Что нынче в Алеппо? Что будет в Зугдиди? -
Идём по спирали сквозь мор амнезии.
Фальшивы пророки... А что вы хотите?
Какая эпоха - такие мессии...
* * * * *
178
ВОКЗАЛЬНОЕ
Поезда породы электрички учатся носить добычу к дому.
Не родня им жалкие трамваи! К городу пристёгнуты на сворки.
У вокзала скверная привычка - до утра впадать в ночную кому.
Семафоры душу изливают: дескать, мы, как звёзды, дальнозорки.
А вокзал берёт меня в кавычки, будто я пришла сюда впервые.
В недрах нервно спящего буфета мечутся флюиды бутербродов...
Мне в ларьке на сдачу дали спички, и они в кармане как живые.
Я их изломаю до рассвета - горсть пиротехнических уродов.
Несколько вокзальных манекенов (вместо глаз пластмассовые веки)
Душат кресла твёрдыми боками. Спят; неловко вывернули шеи.
У вокзала каждый первый - пленный. Мне вокзал и лекарь, и аптекарь:
Убежишь от мыслей не ногами. И не торопись, а то успеешь.
Краем света не закроешь бреши, этот край искать - пустое дело.
Вот опять красавец пассажирский мчится, мчится к чёрту на кулички,
Унося больных и сумасшедших, что глядят в себя остекленело...
Вслед гудят им горестно и низко поезда породы электрички.
* * * * *
179
СЧИТАЛОЧКА (ПОЧТИ ПО МАКСУ ЭРНСТУ)
Нарисованный, бдит на заборе чужом
Человечек с пенисом и ружьем.
в запустенье сады усыхает лоза
мобили
зация
мо
би
ли
за
На войну выезжает автобус веселый.
Перебежками проникают в школу
Дети, напуганные соловьем.
чет и нечет перелет недолет
наше имущество наперечет
куклы и зайцы
паяц и коза
эваку
ация
мо
би
ли
за
Школьный звонок, удар, разрыв.
Окопы на переучет закрыв,
Игроки рассаживаются у стола.
Пулька, пожалуй, что удалась.
функционер
генерал
стратег
эксперт
эрнсту не снился подобный сюжет
Сломан деревьев дух, тени падают ниц.
Тень выедает похлебку глазниц.
Фонарей павлиньи хвосты распускаются в радужных лужах.
Артобстрел на обед, "град" на ужин.
всякому городу всякий здесь волен
ехать остаться ли пригород полон
вздохами выпи и смехом совы
некому выполоть
не
ко
му
вы
Выбегаешь на выстрел и слышишь: "Это
Лишь соловей, привыкай, Джульетта."
http://vera-croose.livejournal.com/10559.html
Ещё одна находка - vera_croose
* * * * *
180
ОММММ
Где ветра вырезают дудки из серых скал,
у непуганных ящериц насмерть черны глаза.
Над ущельем полоска неба бледна, узка.
Трепыхается воздух, от зноя гудит базальт.
Распластайся на нём, слова позабыв, мычи,
повторяя извечное глухонемое <омммм>.
Тишина рассыпается стрёкотом саранчи.
Стрекоза, замерев, улыбается жутким ртом...
Посмотри: это вечность, безвестность, полынный дух.
Здесь вино превращается в воду и в камни - хлеб.
Здесь тела пожирает кровавая птица Рух
и к вершинам прикованы Сириус и Денеб.
А теперь убирайся, пока не сошёл с ума.
Что горам твои беды, беспомощный бунтовщик?
Одиночества хочешь? Довольно с тебя холма -
чтобы камень катить или крест на него тащить.
* * * * *
181
НЕ СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК
Не Соловей - разбойник свистнул,
И лось валежник не ломал,
То, челюсти завистник стиснул,
Которые не разжимал.
Сегодня лобно, завтра пристно,
Когда в глазах калики виснут
Миры, чешуйчато и мглисто,
Мне скажут - ну, ату, и я...
Сожму плечистых и нескромных.
И степь не степь, когда смаковных
И каменных, таких огромных...
Но, бабам же... до ковыля!
* * * * *
182
ЕСЛИ ЧЕСТНО
Летала во сне. Росла, как водится,
духовно, ведь было давно <за тридцать>.
Но не ругала свою бессонницу:
готовилась к росту, пока не спится.
Хранила верность своим законам,
не нарушая, впрочем, чужие.
Мир на квартирный и за оконный
делился. Оба согласно жили.
Скользили мимо косые взгляды:
не зацепиться. Какая жалость.
Квадратных метров не много надо,
чтоб разместиться мечтам. Казалось,
что счастье есть и чего же боле,
но продолжался полёт зачем-то,
а недолёт отзывался болью.
И это - правильно, если честно.
* * * * *
183
К ДЕВЕ
больше не проведете меня на мякине
не раните фразами сердце мне
либо пускаете в зону бикини
либо уйду к Розалии Герцевне
хватит с меня музеев и ужинов
довольно терпел унижения
шея моя до мозолей натружена
пальцы натерты до жжения
у меня имеется банковский счет
ежедневно тающий дабы
заслужить уважение и почет
капризной и взбалмошной бабы
будто ни к городу ни к селу я
кроме смазливого личика
ни единого поцелуя
ни спущенной лямки лифчика
у кровати карликовое деревце
на платьице рюхи батик
хватит краля выделываться!
выпендриваться говорю хватит!
стою у окна в голубой пижаме
купленной по случаю на вокзале
спро?сите куда это я уезжаю?
да мало ли в России Розалий!
* * * * *
184
МОИСЕЮ
Забери их из Египта, где роскошные фасады
В нескончаемых рисунках славят алчность и войну.
Там, где громкие молитвы, там, где пышные обряды,
Невозможно слышать Бога. Уведи их в тишину,
Где понятен каждый шорох, где заметен каждый атом,
Где гранит горит гранатом, и прочна земная твердь,
Где становятся камнями имена, места и даты,
Где сплетаются в браслеты звёздный свет, агат и медь.
Пусть вокруг молчит пустыня, обнажая сердце тайны,
Все истории вселенной собирая в стройный ряд,
Ведь иначе быль - банальна, а молитва - не сакральна.
Даже музыка случайна, где молчание не чтят.
Пусть в глазах чернее ночи тишиной сверкают луны,
Пусть хранят молчанье дюны под безмерной пустотой,
Пусть беззвучными стихами станут литеры и руны:
Покажи им душу Бога -
Одари их тишиной.
* * * * *
185
КАК СТРАШНО ВЫТЬ НА КЛАДБИЩЕ ПУСТОМ
Как страшно выть на кладбище пустом,
к могиле прижимаясь человечьей,
когда под каждым камнем и кустом
мерещится притихнувшая нечисть,
и березняк кладбищенской стеной
дрожит тревожной тенью над оградой,
и рядом нет компании честной,
с которой хоть в загул, хоть сразу падай,
хоть на войну, хоть с песней прямо в ад,
а землю пусть огонь весёлый лижет.
Никто из наших не был виноват,
и ты не виноватый в том, что выжил.
А что теперь? И помыслы чисты,
и встречи поминальные не часты,
а вот сидишь и кипой бересты
себя заткнуть пытаешься сейчас ты.
* * * * *
186
НИКТО. НИКОМУ. НИКОГДА
Намедни небо лютовало-лютовало,
бросалось в краску и обратно выходило,
а то ли не было, а то ли было-было;
а то ли слишком, то ли мало, мал-помалу
дождями небо затянуло-затянуло -
река легонько подхватила ветки-щепки -
речных стараний не хватило - тщетно-тщетно -
и щепки ветки утонули-утонули.
А я отстала, я стояла и рыдала -
чуть было не было, чуть было не случилось;
вода сквозь башни просочилась, прослезилась,
а то ли слишком, то ли мало, мало-ало.
И повернулось колесо на с_чем-то_девять,
да задымилось - воздух-запах - едок-едок.
В воде три башни отразилось напоследок -
а в первой - жизнь, а в другой - смерть, а в третьей верят.
А верят-верят, да чего-то не доверят
[чуть было не было, чуть было не случилось]
ни длани Божьей, ни руке, что затаила,
да всё не кинет то, что знает, знает-ает.
И как назло - такое зло, что только к чёрту -
иди ты к чёрту (!) - я пошла - вспорхнула птица
и принесла дожди - бесслёзному напиться -
герои целы (даже братья) - бело-чёрным
одним вопросом перечёркнуто всё небо -
/дожди - обратно - вместо частых - редки-редки,
нашлись все щепки, арестованы все реки/
не [кто виновен] и [чего прикажешь делать] -
д о к о л е?
Буду с тем, который - ты, водиться?
[который - чёрт, который - брат, который - птица]
А что тебе моя солёная водица?
ни переплыть
ни утолить
ни утопиться.
* * * * *
187
МАННА
Осколок зеркала накрыт газетой "Правда"
В соседней комнате. А я пока жива.
И штукатурка продолжает падать,
Как падала и год назад, и два.
Здесь очень тихо. ?С неба сыплет манна,
Как снег. Она бела и чуть горька.
Не сразу, по кусочку, беспрестанно,
За часом час слетает с потолка.
В остывшем доме манна вместо хлеба.
Зима. Закрыты шторы. ?Я одна.
Мне дрожь унять, к тебе прижаться мне бы.
На зеркале газета. Тишина.
* * * * *
188
КРУИЗ
На экране Тарантино зажигает тарантеллу,
Элтон Джон за гей-парадом носит пламенную речь.
Мы плывём на бригантине, солнца луч прижавши к телу,
Покрывая шоколадом обнажённость потных плеч.
Только так, а не иначе - добираясь до финала,
Продолжая бег на месте, заплывая за буйки.
Я герой-любовник, мачо несусветского журнала,
Утопаю в мягком кресле, лёгкой качке вопреки.
Километры за кормою разливного океана,
От Каира до Бейрута рай оранжевых лучей.
Отношения с тобою эксклюзивно-виртуально,
Нам двухспальная каюта отдаётся без ключей.
Чайки, чашки, чарки, чётки, тоник-джин в хрустальной рюмке,
Уик-энд на бригантине в суете опухших лиц.
Ты тусишь под бой чечётки, чуть скромней продажной шлюхи
И шикарное бикини не скрывает ягодиц.
Но креветки и мивина улетели в зев сортира,
Словно шавку чау-чау укачали бриг шторма
И красавицу Мальвину деревянный Буратино
Утащил от бурь к причалу, под отели-терема.
На Манхэттене в Нью-Йорке, трезвом детище Обамы,
Пьют Кончиты и Хуаны, Вани, Мани, братья Лю.
Ты, забив в косяк махорки миллиграмм марихуаны,
Предложила ехать в Канны, фестивалить во хмелю.
Нужно Монику Беллуччи наконец увидеть в деле,
В теле, чтобы песни пели Лепс, Леонтьев и Кобзон.
Чтоб красавицы от Gucci "жгли" ковровые панели,
Камышом в реке шумели, на мотив сибирских зон.
Я согласен, мир прекрасен в сопричастности с тобою,
Я люблю тебя до боли, больше псов и марсиан.
Окосев от саг и басен, нас тропою голубою,
Перенёс шикарный Боинг в секонд-хенд заморских стран.
Всё, АмЭрика, пока, нам надоели ваши титры,
Ваши литры виски с содой под неоновой луной.
Мы шатаемся по Каннам, где живут Лоллобриджиды,
С новой модой, с пьяной мордой, собираемся домой.
* * * * *
189
ПОТАНЦУЙ СО МНОЮ, ЖЕНЩИНА
Потанцуй со мною, женщина.
Пригласи меня на вальс.
Не смотри, что я уменьшенный,
да и пью совсем не квас.
За твою улыбку тайную
десять тысяч аллилуй.
Не спеши в минуту данную,
просто в мыслях потанцуй.
Покружись со мной на раз-два-три,
много взглядом обещай,
а потом словами разными
до утра шепчи прощай.
Ток твоих колен касания
в памяти паркетных плит,
и глаза полны желания,
что тоску мою когтит.
Мы кружим, игрой влекомые,
и я чую, как во мне
вырастают ноги новые
вместо даренных войне.
* * * * *
190
КОГДА В ДУШЕ СТАНОВИТСЯ ТЕМНО
Когда в душе становится темно,
не греет солнце, не пьянит вино,
судьба к оплате предъявляет вексель -
продай за грош своих обид хомут
и счетоводом траченных минут
на знаменатель всех своих рефлексий
помножь обетований кружева
и раздели на два.
Виновных отыскать - сизифов труд,
коль не умял на этом соли пуд.
За каждою спиной - нетрезвый ангел.
Себе вослед тем лучше не смотреть,
чем он бледней становится и впредь,
рассеиваясь в мареве от Данхилл,
на дальнем возникает берегу,
дабы срубить деньгу.
Ещё трудней подобного найти,
кто будет верен до конца пути
и больше, чем от скаутских печенек
шалея, с Богом малевать закат,
кто будет и восходу адвокат,
и с дуру не попрёт на запах денег.
Попутчика такого береги
днём и когда ни зги.
Как только станет ясно что почём
и ты почуешь спутника плечо,
отмерь стезю размером непогонным.
Тебе, который все осилить смог,
невыносимо вдруг в конце дорог,
захочется быть кем-нибудь прощённым,
захочется кого-нибудь простить,
чтобы дышать и жить.
* * * * *