1937 год в Московском зоопарке
(пост в память жертв репрессий и против поверхностного изложения событий)
Жизнь и творчество Веры Чаплиной настолько неразрывно связаны с Московским зоопарком, что попытки воссоздания ее биографии неизменно ведут нас к подробностям истории зоопарка 1930-х годов.
Но об этих подробностях, увы, литература сообщает либо мало, либо недостоверно.
И даже основательная книга «Московский зоологический парк: к 140-летию со дня основания. Страницы истории» (2004), изданная коллективом зоопарковских авторов, увы, не во всем может быть признана убедительным источником информации.
И, как выясняется, не только во второстепенных деталях, но и в описании ключевых событий. Одно из них - назначение в январе 1936 года нового директора Льва Островского, кадровая чистка и уход из зоопарка его крупнейшей фигуры профессора Петра Мантейфеля.
После подробного цитирования докладной записки Островского в секретариат МГК ВКП(б) от 27.11.1935 в книге сообщается: «В 1936 году П.А.Мантейфель из-за сложных отношений с Л.В.Островским перешел работать заведующим кафедрой биотехники в Московский пушно-меховой институт, в организации которого принимал активное участие. По воспоминаниям бывшей кюбзовки Е.В.Карасевой, его тоже обвинили в «потере бдительности, вредительстве, развале работы и еще чем-то в этом роде». Старшие кружковцы пытались вернуть своего любимого учителя «дядю Петю» в зоопарк, ходили просить за него в вышестоящие организации, но добились только того, что их самих выгнали из КЮБЗа. Были уволены из зоопарка все ученики П.А.Мантейфеля - сотрудники, занимавшиеся в кружке юных биологов.
Л.В.Островский пригласил на работу, особенно на руководящие посты, зоотехников с высшим образованием. Они сменили уволенных старых сотрудников, многие из которых выросли в КЮБЗе. Не имея образования, «старики» были прекрасными практиками, любящими и чувствовавшими животных. Зоопарк был для них буквально родным домом, поэтому вновь пришедших специалистов старая гвардия воспринимала ревниво и критически. Но это были талантливые и увлеченные делом сотрудники, сыгравшие в развитии зоопарка огромную роль […] Остались работать в зоопарке и некоторые кюбзовцы, например, В.В.Чаплина, Н.И.Калабухов, М.К.Крумина».
До самого последнего времени мы понимали цепочку событий ровно так, как она здесь описывается: в 1936 году директором назначают Островского (на волне им же инспирированной кадровой чистки), из-за него в этом же году уходит Мантейфель, после чего из зоопарка изгоняются почти все его ученики.
Правда, судя по переписке Чаплиной, в октябре 1936 года Мантейфель все еще работал в зоопарке. Но, полагаясь на авторов солидного издания, этот факт мы интерпретировали таким образом, что уволился он в самом конце года, и что подпись на подаренной им книге: «Дорогой Верочке от на все согласного П.Мантейфеля 15/III 37 г.» сделана уже после его ухода из зоопарка.
Но стоило начать просматривать московские и центральные газеты 1937 года, как нам стали попадаться материалы, которые свидетельствовали о том, что Мантейфель продолжает работать в зоопарке.
2 марта «Вечерняя Москва» публикует заметку «Разговор с глухарем», где указывается должность Мантейфеля: заведующий научно-исследовательским сектором зоопарка. 2 июня «Пионерская правда» публикует большую статью «Австралия в Москве» о последних опытах по выращиванию страусят из яиц в инкубаторе Московского зоопарка под руководством профессоров П.А.Мантейфеля и С.Я.Калмансона. 2 августа «Вечерняя Москва» публикует заметку о Кинули - корреспондент П.Венский ввиду отсутствия в зоопарке Веры Чаплиной (24 июля у нее родилась дочь) беседует о львице с зав. зоочастью П.А.Мантейфелем:
(фрагмент)
В августе материалов о Московском зоопарке становится особенно много: здесь проводится вторая массовая детская лотерея с «живыми подарками», а из Лондона привозят трех молодых слоних, морских львов, человекообразных обезьян и других экзотических животных.
1 сентября «Рабочая Москва» сообщает о рекорде посещаемости: 70.000 человек за один день 30 августа. Однако после этого дня газетные публикации внезапно прекращаются и до конца года о Московском зоопарке не появляется ни одной мало-мальской заметки.
Ни в одной газете.
Кроме «Известий».
(историка постигла бы колоссальная неудача, если, проштудировав самую богатую по количеству и качеству материалов о зоопарке подшивку «Вечерней Москвы», а также дополнив ее подшивками «Рабочей Москвы», «Пионерской правды», «Комсомольской правды» и «Правды» - он не обратился бы и к осенним газетам из подшивки «Известий»!
Такова особенность советской печати: некоторые «разоблачительные» темы становились прерогативой той центральной газеты, в которой они обнародовались)
Итак, 1 сентября 1937 года (в тот же день, что и бедная «Рабочая Москва») могущественные «Известия» публикуют разгромную статью «Зоологические нравы директора зоопарка».
За подписью: «Группа работников Московского зоопарка».
Скан можно увеличить, но для простоты чтения приводим текст письма-статьи:
«Московский зоопарк - самый старый в нашей стране. Он располагает богатейшими живыми коллекциями и прекрасными кадрами. Два миллиона человек посещают его в течение года. Казалось бы, налицо все предпосылки для того, чтобы развернуть здесь огромную, многогранную культурно-просветительную и научную работу. Всем нам, работникам зоопарка, казалось, что дальнейшие перспективы еще более заманчивы, ибо с прошлого года [после назначения директором Л.Островского] Московский совет начал отпускать большие суммы на капитальное строительство в парке. Но…
Директор Московского зоопарка Л.В.Островский упорно не желает видеть в порученном его заботам учреждении ничего другого, кроме шумного и доходного балагана. Он не только не стремится возглавить культурно-просветительную работу, но, наоборот, с методической настойчивостью сворачивает и сводит на нет все массовые и научные мероприятия. Выездные лекции наших научных работников, всегда и повсюду пользовавшиеся огромным успехом, почти прекратились. Количество этих лекций по сравнению с предыдущими годами уменьшилось больше чем впятеро.
Большим успехом - особенно среди московских педагогов и школьников - пользовался и наш инсектарий [созданный и возглавлявшийся профессором Б.С.Щербаковым], то есть отдел, показывавший интереснейший класс животных - насекомых. Ныне этот отдел больше не существует. Его ликвидировал все тот же Островский, который отобрал здание инсектария под… квартиру для научного работника Цветковой [зав. аквариумом].
История эта выявила весь чудовищный цинизм Островского и его приближенных, вызвав вполне понятное возмущение честных и преданных своему делу работников зоопарка. Закрыть инсектарий директор решил еще в начале 1936 года. Ведь что такое инсектарий?! Там нет столь милых сердцу Островского “доходных” слонов, обезьян и прочих экзотов животного мира! Научная ценность коллекций? Но какое ему дело до научной ценности чего бы то ни было! И Островский приказывает:
- Закрыть инсектарий!
В зоопарке началась война. Первая вылазка неприятеля была отбита дружно выступившим на защиту инсектария коллективом зоопарка. Но агрессор не сдавался. Он начал длительную обходное движение и в конце концов добился своего, несмотря на резкое сопротивление со стороны заведующего научной частью проф. П.А.Мантейфеля и других работников зоопарка.
Заручившись всемерной поддержкой со стороны получившей квартиру Цветковой, Островский повел дальнейшее наступление на зоопарк и его работников. Агрессор и есть агрессор. И, видимо, беря пример с одной агрессивной иностранной державы, Островский использовал для успеха своего наступления все средства, вплоть до провокаций. 23 августа в зоопарке состоялось собрание. Благодарная Цветкова выступила на этом собрании, как верная союзница Островского. Нежданно-негаданно она потребовала от заведующего научной частью проф. Мантейфеля ответа: почему… он погубил инсектарий?
- Я погубил? - переспросил ошеломленный профессор. - Но ведь вы же с директором забрали инсектарий под жилье!
- А зачем вы это допустили? - последовал циничный ответ, явно одобренный директором.
Наша отечественная мелкая фауна, столь необходимая в парке для изучения ее школьниками, охотоведами, звероводами и т.д., сейчас, как никогда, находится у нас в загоне. И это, несмотря на значительно возросшие возможности расширения подобных отделов. Очевидно, события развертываются так потому, что тетерев или певчие птицы не могут дать того денежного эффекта, которого ждет Островский от слонов, бегемотов и других тропических “монстров”. Между тем задача зоопарка заключается именно в том, чтобы наряду со слонами знакомить маленьких и больших советских граждан с фауной нашего Союза, с ее значением, способами определения и приемами того или иного воздействия на нее. Познать отечественную фауну, чтобы иметь возможность реконструировать ее в соответствии с интересами народного хозяйства страны, - это гораздо важнее, чем может и хочет себе представить директор зоопарка Л.В.Островский.
Ничего не сделал Островский и для того, чтобы снизить падеж животных. Напротив, бесплановое расширение заготовок живых экспонатов [по-видимому, оно и явилось базой для проведения масштабных «живых» лотерей], отсутствие заботы о каком бы то ни было, хотя бы мало-мальски рациональном их размещении и карантировании привело к тому, что в зоопарке создались значительно худшие условия содержания многих животных, если не считать некоторых “монстров”. Целиком к своим “заслугам” может отнести Островский и тот факт, что были погублены почти все полученные из Лондона обезьяны. Несмотря на предостережения со стороны понимающих сотрудников зоопарка, директор без всякой надобности перегрузил вновь прибывшими обезьянами тесное зимнее помещение низших обезьян, вместе с которыми погибло и большинство полученных из Лондона экземпляров. [сказалось и увольнение зав. обезьянником М.А.Величковского, которого Островский прямо обвинил в своей докладной записке в Секретариат МГК ВКП(б) от 27.11.1935: «…в Зоопарке нашли себе приют явно антисоветские элементы (Величковский, Мышецкий, Леонов и ряд других)…»]
Не понимая существа дела и не имея никакого желания вникнуть в него, директор отдает распоряжения, явно нелепые, недопустимые и приводящие нередко к плачевным результатам. Такие распоряжения отдаются обычно через головы знающих и преданных сотрудников, непосредственно руководящих тем или иным участком работы. Островский никогда не советуется с ними и зачастую поступает вопреки таким советам, буде их осмелится кто-нибудь высказать.
- Пересадить фламинго в большой пруд! - распорядился однажды Островский.
Ему доказывали, что с большого пруда фламинго непременно улетят, так как там их невозможно будет своевременно поймать, чтобы подрезать подрастающие перья на крыльях. Но самодурствующий директор настоял на своем. А в результате два фламинго из четырех улетели.
Заведующий научной частью и другие работники указывали Островскому на то, что подросших львят нельзя оставлять в тесном помещении, ибо слишком велик риск заражения их различными болезнями при такой скученности. Но Островский не желал слушать разумных советов, и львята подохли.
Подобное “руководство” в конечном счете приводит к систематическому подрыву авторитета отдельных работников, к распущенности, к насаждению безответственности и обезлички. В обращении с сотрудниками директор разрешает себе грубый, разнузданный и совершенно непристойный тон, образцы которого не могут быть приведены в печати. А в результате многие сотрудники зоопарка, искренно любившие и знавшие свое дело, ушли с работы. [помимо зав инсектарием Б.С.Щербакова, зав. обезьянами М.А.Величковского, Н.А.Мышецкого (помощника П.А.Мантейфеля), тогда же, по всей видимости, уволился и зав. секцией млекопитающих С.В.Гуляев] Текучесть кадров неимоверно возросла. О выращивании и выдвижении работников нет и помина.
Преклонение перед экзотикой и какое-то презрение к отечественной фауне вылилось у Островского в форму возмутительного великодержавного отношения к другим советским зоопаркам и какому-то пресмыканию перед некоторыми заграничными зоосадами. Нашим иногородним зоопаркам Островский не только не помогает, но и прямо издевается над их работниками. Был, например, случай, когда киевский Зоопарк, имеющий самку антилопы гну, хоте купить в московском Зоопарке лишний экземпляр самца гну. Сначала Островский пообещал продать его, а когда киевляне приехали, директор под носом у них продал животное зверинцу почти вдвое дешевле, чем предлагал киевский Зоопарк. Мотивировалось этот тем, что… зверинцы - крупные покупатели, а киевский зоопарк - “несолидная фирма”.
Одержимый дорого стоящей “слономанией”, Островский временами начинает вводить “экономию”. Так, экономя на кормах, он приказал зарезать двух редких гибридов индийского быка бантенга с коровой, редчайших гибридов овец, а также медведей из знаменитого семейства “Борца” и “Плаксы”. Тщетно методист и экскурсоводы уговаривали Островского пощадить жизнь ценнейших гибридов, столь необходимых для экскурсионной работы. Тщетно просил заведующий научной частью сохранить семью из пяти медведей, как наглядное доказательство первого удачного опыта “примирения” самца медведя со своим потомством [речь идет о трех медвежатах, рожденных Плаксой от Борца в январе 1934 г.; П.А.Мантефель трижды писал в «Известиях» об этой медвежьей семье (23.04.1934, 15.08.1934 и 16.02.1935)]. Тщетно доказывали директору, что все эти животные - растительноядные и потребляют дешевые корма. И гибриды овец, и гибриды бантенга, и медведи были зарезаны, а мясо их по дешевке роздано части сотрудников зоопарка. Немудрено, что у некоторых сотрудников начало вырабатываться совершенно иное, чем прежде, отношение к нашим живым экспонатам. Теперь можно услышать, как тот или иной работник зоопарка замечает:
- Эх, и жирен же стал этот зверь! Не плохо бы его зарезать да поджарить…
Крупные суммы, отпускаемые Моссоветом на строительство зоопарка, расходуются возмутительно. Перерасходы и невероятные запоздания с окончанием строек стали у нас обычным явлением. Здание слоновника, например, по плану предстояло построить в сентябре прошлого года, но оно и сейчас еще не готово. [в марте Островский в своей статье о летних планах зоопарка сообщал, что слоновник будет построен к 1 июня] Только по счастливой случайности эта затяжка сроков постройки не привела к серьезной катастрофе из-за вынужденного перевода слонов в неприспособленное помещение.
Таков краткий, далеко не полный обзор почти двухлетней “деятельности” Островского. Правда, он может похвастать тем, что теперь в зоопарке играет шумная музыка, от которой звери шарахаются и нередко калечат себя. Правда, он может похвастать тем, что завел в Зоопарке балет [организованные И.И.Шнейдером выступления театра Айседоры Дункан], который отвлекает посетителей от животных, а самый Зоопарк - от его прямых задач. Он может похвастать тем, что превращает крупнейшее культурно-просветительное и научное учреждение в балаган и свою вотчину. Но едва ли кто-нибудь зачтет Островскому эти “заслуги”!
Дольше терпеть нельзя. Пока еще дело можно поправить, Островский должен быть немедленно снят с работы и привлечен к ответственности.
Группа работников Московского зоопарка».
Отточенный стиль статьи позволяет предполагать, что одним из основных авторов этого письма мог быть помощник П.А.Мантейфеля профессор Сергей Яковлевич Калмансон, многократно печатавший в прессе свои заметки и статьи по материалам жизни Московского зоопарка, в их числе - большая статья о кормлении животных в «Известиях» от 03.08.1936 (это предположение подтверждают мемуары: Иванов-Разумник. Повторение пройденного… / Тюрьмы и ссылки: (По тюрьмам на родине) // Мера. - 1994. - № 1. - С. 146-191; № 2. - С. 152-210 : http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?num=6042&t=page - фрагмент № 364).
Стоял ли за этим письмом сам Петр Александрович Мантейфель? Судить об этом можно лишь по тому косвенному обстоятельству, что в 1934-1937 годах Мантейфель регулярно выступал на страницах «Известий» со статьями, очерками и заметками и несомненно являлся самой публичной фигурой советской зоологии той поры. Без его авторитета и влияния в редакции «Известий» это письмо вряд ли могло быть пущено в ход.
О дальнейших событиях можно судить по заметкам в тех же «Известиях».
4 сентября 1937 года:
Месяц спустя появилась новая заметка, от 2 октября:
Но буквально два дня спустя ситуация разворачивается в неожиданном направлении.
4 октября «Известия» публикуют заметку, название и тон которой резко меняется в сравнении с предыдущими материалами на эту тему:
Удар явно переводится с Островского на Калмансона. Первого предлагается не уволить, а лишь «отстранить от работы», а дело Калмансона, одного из авторов письма группы работников зоопарка, передается в прокуратуру. И уже на следующий день, 5 октября, Калмансона арестовывают (http://lists.memo.ru/dnew/f009.htm).
Сергей Яковлевич Калмансон (1900-1970), родился в Болгарии (его родители - известные эмигранты-народовольцы), закончил университет в Галле; в 1930 г. вместе с женой-немкой Хильдегардой Оттовной переехал в СССР, где преподавал зоологию в различных учебных заведениях, профессор. В 1932-1937 гг. работал в Московском зоопарке (помощником П.А.Мантейфеля, зав. сектором научных исследований; последняя должность на момент ареста - зам. зав. зоосектором и ответственный за кормление животных). Редактор Путеводителя по Московскому зоопарку 1935 г., в 1934-1936 гг. многократно публиковал статьи и заметки о зоопарке в «Вечерней Москве» (как под своей полной фамилией, так и с сокращенной подписью «К.»). Арестован 5 октября 1937 г., обвинение: 58-10, контрреволюционная деятельность, приговор: ОСО при НКВД СССР, 26.12.1937 - 5 лет ИТЛ, срок отбывал в г. Медвежья гора, Белбалтлаг НКВД, Пушсовхоз. С 12.07.1941 - Усольлаг НКВД. Освобожден из заключения в 1946 г. Реабилитация: Президиум Московского городского суда, 25.04.1956 - за отсутствием состава преступления. В 1946-48 и 1955-60 гг. заведовал кафедрой кормления и разведения с/х животных в Пермской с/х академии.
Князь «Мышицкий» - это Николай Алексеевич Мышецкий (1896-1972), князь, в 1898 г. упомянут в Дворцовом календаре. Родился в Туле, в 1917 г. окончил Тульскую гимназию, в 1918-1920 гг. участвовал в Гражданской войне в составе Красной армии. Затем работал на 1-ом конезаводе в Тульской губернии. В 1923 переехал в Москву, где поступил в Тимирязевскую академию на коневодческий факультет. Во время учебы поступил работать в Московский зоосад, в 1925-1929 гг. - зав секцией млекопитающих, в середине 1930-х - помощник П.А.Мантейфеля. В первой половине 1930-х Мышецкий был командирован в Германию для закупки слонов для московского Зоопарка и был репрессирован с обвинением в шпионаже в пользу Германии; в 1939 г. после пакта Молотова-Рибентроппа был выпущен в ссылку. После войны работал на зообазе Зоопарка под Петушками, обеспечивая киносъемки зверей. В начале 1960-х его собственную дворнягу, им надрессированную, сняли в фильме «Пес Барбос и необыкновенный кросс». В 1970 г. для фильма «Бег» понадобилось снять тараканьи бега. Мышецкий во время подготовки к фильму тренировал черных тараканов, заставляя их бегать по прямой по столу между натянутыми проволоками под небольшим напряжением. В фильме видны около тотализатора его руки, и он сам со спины. (М.Ю.Лебединский. Хроника рода князей Мышецких. М., 1998).
Вера Чаплина описала Н.А.Мышецкого в книгах «Малыши с зеленой площадки» (1935) и «Мои воспитанники» (1937) под именем Н.А.Мшетского.
«Бывший жандармский полковник» - речь в «Известиях», вероятно, шла о 79-летнем Михаиле Алексеевиче Величковском, еще в 1936 г. заведовавшим обезьянником (см. наш пост о нем: http://vchaplina-arhiv.livejournal.com/66124.html).
Разыскивая о нем информацию в дореволюционных справочниках «Вся Москва», мы, действительно, нашли полное совпадение с его фамилией, именем и отчеством:
(«Вся Москва» на 1913 г., с. 93/896)
В 1915 г. М.А.Величковский был переведен в Петроград, в чине полковника («Весь Петроград» на 1916 г.).
Так что информация, приведенная 4 октября 1937 г. «Известиями», казалось бы, позволяла утверждать, что полковник М.А.Величковский, выйдя после революции в отставку и будучи уже в пенсионном возрасте, работал в Московском зоопарке. Однако подробнейшее историческое расследование, проведенное уже после выхода данного поста Станиславом Серапинасом, не подтвердило эту интригующую версию:
http://sagittario.livejournal.com/536204.html
http://sagittario.livejournal.com/538508.html
7 октября 1937 года зоолог Михаил Алексеевич Величковский был арестован и 19 ноября расстрелян:
(http://rosgenea.ru/?alf=3&serchcatal=%C2%E5%EB%E8%F7%EA%EE%E2%F1%EA%E8%E9&r=4). Реабилитирован 24.06.1989 за отсутствием состава преступления.
Что же касается директора зоопарка Льва Островского, то 20 октября 1937 года «Известия опубликовали последнюю (и весьма расплывчатую) заметку по вопросу о его дальнейшей участи:
По всей видимости, авторы статьи-письма «Зоологические нравы директора зоопарка» недооценили его поддержку в московском городском комитете партии, и вся сила удара обернулась против них же самих.
А «дело» Островского в соответствующих инстанциях спустили на тормозах.
В январе 1938 года московские газеты вновь начали давать материалы о зоопарке. 1 февраля заметкой отметилась «Правда». «Известия» держались дольше других, поместив первую короткую заметку о столичном зоопарке 27 марта.
Наконец, 1 июня 1938 года происходит публичная «реабилитация» директора зоопарка Льва Островского - «Вечерняя Москва» публикует его статью «Молодняк зоопарка».
В 1939 году зоопарк под его руководством торжественно отметит свое 75-летие, а снимут Островского без всякого шума весной 1941 г.
А Мантейфелю уйти из Московского зоопарка пришлось осенью 1937 года - статья «Зоологические нравы директора зоопарка», направленная против руководителя-самодура, в итоге развернулась против человека, которым и вокруг которого был создан блистательный коллектив Московского зоопарка. И, конечно, в газетах отныне не было ни публикаций Мантейфеля, ни даже упоминаний имени одного из самых ярких и популярных авторов «Известий» середины 1930-х.
Встречая новый, 1938 год, 1 января Михаил Пришвин запишет в своем дневнике: «...С Петей высказывали друг другу свое горе о разрушении таких сложных и редких организаций, как Мантейфель и Мейерхольд...».
Электронные копии публикаций в «Известиях» взяты из Базы данных «East View»: http://www.ebiblioteka.ru/browse/publication/11265?searchLink=%2Fsearch%2Fadvanced
Жизнь и творчество Веры Чаплиной настолько неразрывно связаны с Московским зоопарком, что попытки воссоздания ее биографии неизменно ведут нас к подробностям истории зоопарка 1930-х годов.
Но об этих подробностях, увы, литература сообщает либо мало, либо недостоверно.
И даже основательная книга «Московский зоологический парк: к 140-летию со дня основания. Страницы истории» (2004), изданная коллективом зоопарковских авторов, увы, не во всем может быть признана убедительным источником информации.
И, как выясняется, не только во второстепенных деталях, но и в описании ключевых событий. Одно из них - назначение в январе 1936 года нового директора Льва Островского, кадровая чистка и уход из зоопарка его крупнейшей фигуры профессора Петра Мантейфеля.
После подробного цитирования докладной записки Островского в секретариат МГК ВКП(б) от 27.11.1935 в книге сообщается: «В 1936 году П.А.Мантейфель из-за сложных отношений с Л.В.Островским перешел работать заведующим кафедрой биотехники в Московский пушно-меховой институт, в организации которого принимал активное участие. По воспоминаниям бывшей кюбзовки Е.В.Карасевой, его тоже обвинили в «потере бдительности, вредительстве, развале работы и еще чем-то в этом роде». Старшие кружковцы пытались вернуть своего любимого учителя «дядю Петю» в зоопарк, ходили просить за него в вышестоящие организации, но добились только того, что их самих выгнали из КЮБЗа. Были уволены из зоопарка все ученики П.А.Мантейфеля - сотрудники, занимавшиеся в кружке юных биологов.
Л.В.Островский пригласил на работу, особенно на руководящие посты, зоотехников с высшим образованием. Они сменили уволенных старых сотрудников, многие из которых выросли в КЮБЗе. Не имея образования, «старики» были прекрасными практиками, любящими и чувствовавшими животных. Зоопарк был для них буквально родным домом, поэтому вновь пришедших специалистов старая гвардия воспринимала ревниво и критически. Но это были талантливые и увлеченные делом сотрудники, сыгравшие в развитии зоопарка огромную роль […] Остались работать в зоопарке и некоторые кюбзовцы, например, В.В.Чаплина, Н.И.Калабухов, М.К.Крумина».
До самого последнего времени мы понимали цепочку событий ровно так, как она здесь описывается: в 1936 году директором назначают Островского (на волне им же инспирированной кадровой чистки), из-за него в этом же году уходит Мантейфель, после чего из зоопарка изгоняются почти все его ученики.
Правда, судя по переписке Чаплиной, в октябре 1936 года Мантейфель все еще работал в зоопарке. Но, полагаясь на авторов солидного издания, этот факт мы интерпретировали таким образом, что уволился он в самом конце года, и что подпись на подаренной им книге: «Дорогой Верочке от на все согласного П.Мантейфеля 15/III 37 г.» сделана уже после его ухода из зоопарка.
Но стоило начать просматривать московские и центральные газеты 1937 года, как нам стали попадаться материалы, которые свидетельствовали о том, что Мантейфель продолжает работать в зоопарке.
2 марта «Вечерняя Москва» публикует заметку «Разговор с глухарем», где указывается должность Мантейфеля: заведующий научно-исследовательским сектором зоопарка. 2 июня «Пионерская правда» публикует большую статью «Австралия в Москве» о последних опытах по выращиванию страусят из яиц в инкубаторе Московского зоопарка под руководством профессоров П.А.Мантейфеля и С.Я.Калмансона. 2 августа «Вечерняя Москва» публикует заметку о Кинули - корреспондент П.Венский ввиду отсутствия в зоопарке Веры Чаплиной (24 июля у нее родилась дочь) беседует о львице с зав. зоочастью П.А.Мантейфелем:
(фрагмент)
В августе материалов о Московском зоопарке становится особенно много: здесь проводится вторая массовая детская лотерея с «живыми подарками», а из Лондона привозят трех молодых слоних, морских львов, человекообразных обезьян и других экзотических животных.
1 сентября «Рабочая Москва» сообщает о рекорде посещаемости: 70.000 человек за один день 30 августа. Однако после этого дня газетные публикации внезапно прекращаются и до конца года о Московском зоопарке не появляется ни одной мало-мальской заметки.
Ни в одной газете.
Кроме «Известий».
(историка постигла бы колоссальная неудача, если, проштудировав самую богатую по количеству и качеству материалов о зоопарке подшивку «Вечерней Москвы», а также дополнив ее подшивками «Рабочей Москвы», «Пионерской правды», «Комсомольской правды» и «Правды» - он не обратился бы и к осенним газетам из подшивки «Известий»!
Такова особенность советской печати: некоторые «разоблачительные» темы становились прерогативой той центральной газеты, в которой они обнародовались)
Итак, 1 сентября 1937 года (в тот же день, что и бедная «Рабочая Москва») могущественные «Известия» публикуют разгромную статью «Зоологические нравы директора зоопарка».
За подписью: «Группа работников Московского зоопарка».
Скан можно увеличить, но для простоты чтения приводим текст письма-статьи:
«Московский зоопарк - самый старый в нашей стране. Он располагает богатейшими живыми коллекциями и прекрасными кадрами. Два миллиона человек посещают его в течение года. Казалось бы, налицо все предпосылки для того, чтобы развернуть здесь огромную, многогранную культурно-просветительную и научную работу. Всем нам, работникам зоопарка, казалось, что дальнейшие перспективы еще более заманчивы, ибо с прошлого года [после назначения директором Л.Островского] Московский совет начал отпускать большие суммы на капитальное строительство в парке. Но…
Директор Московского зоопарка Л.В.Островский упорно не желает видеть в порученном его заботам учреждении ничего другого, кроме шумного и доходного балагана. Он не только не стремится возглавить культурно-просветительную работу, но, наоборот, с методической настойчивостью сворачивает и сводит на нет все массовые и научные мероприятия. Выездные лекции наших научных работников, всегда и повсюду пользовавшиеся огромным успехом, почти прекратились. Количество этих лекций по сравнению с предыдущими годами уменьшилось больше чем впятеро.
Большим успехом - особенно среди московских педагогов и школьников - пользовался и наш инсектарий [созданный и возглавлявшийся профессором Б.С.Щербаковым], то есть отдел, показывавший интереснейший класс животных - насекомых. Ныне этот отдел больше не существует. Его ликвидировал все тот же Островский, который отобрал здание инсектария под… квартиру для научного работника Цветковой [зав. аквариумом].
История эта выявила весь чудовищный цинизм Островского и его приближенных, вызвав вполне понятное возмущение честных и преданных своему делу работников зоопарка. Закрыть инсектарий директор решил еще в начале 1936 года. Ведь что такое инсектарий?! Там нет столь милых сердцу Островского “доходных” слонов, обезьян и прочих экзотов животного мира! Научная ценность коллекций? Но какое ему дело до научной ценности чего бы то ни было! И Островский приказывает:
- Закрыть инсектарий!
В зоопарке началась война. Первая вылазка неприятеля была отбита дружно выступившим на защиту инсектария коллективом зоопарка. Но агрессор не сдавался. Он начал длительную обходное движение и в конце концов добился своего, несмотря на резкое сопротивление со стороны заведующего научной частью проф. П.А.Мантейфеля и других работников зоопарка.
Заручившись всемерной поддержкой со стороны получившей квартиру Цветковой, Островский повел дальнейшее наступление на зоопарк и его работников. Агрессор и есть агрессор. И, видимо, беря пример с одной агрессивной иностранной державы, Островский использовал для успеха своего наступления все средства, вплоть до провокаций. 23 августа в зоопарке состоялось собрание. Благодарная Цветкова выступила на этом собрании, как верная союзница Островского. Нежданно-негаданно она потребовала от заведующего научной частью проф. Мантейфеля ответа: почему… он погубил инсектарий?
- Я погубил? - переспросил ошеломленный профессор. - Но ведь вы же с директором забрали инсектарий под жилье!
- А зачем вы это допустили? - последовал циничный ответ, явно одобренный директором.
Наша отечественная мелкая фауна, столь необходимая в парке для изучения ее школьниками, охотоведами, звероводами и т.д., сейчас, как никогда, находится у нас в загоне. И это, несмотря на значительно возросшие возможности расширения подобных отделов. Очевидно, события развертываются так потому, что тетерев или певчие птицы не могут дать того денежного эффекта, которого ждет Островский от слонов, бегемотов и других тропических “монстров”. Между тем задача зоопарка заключается именно в том, чтобы наряду со слонами знакомить маленьких и больших советских граждан с фауной нашего Союза, с ее значением, способами определения и приемами того или иного воздействия на нее. Познать отечественную фауну, чтобы иметь возможность реконструировать ее в соответствии с интересами народного хозяйства страны, - это гораздо важнее, чем может и хочет себе представить директор зоопарка Л.В.Островский.
Ничего не сделал Островский и для того, чтобы снизить падеж животных. Напротив, бесплановое расширение заготовок живых экспонатов [по-видимому, оно и явилось базой для проведения масштабных «живых» лотерей], отсутствие заботы о каком бы то ни было, хотя бы мало-мальски рациональном их размещении и карантировании привело к тому, что в зоопарке создались значительно худшие условия содержания многих животных, если не считать некоторых “монстров”. Целиком к своим “заслугам” может отнести Островский и тот факт, что были погублены почти все полученные из Лондона обезьяны. Несмотря на предостережения со стороны понимающих сотрудников зоопарка, директор без всякой надобности перегрузил вновь прибывшими обезьянами тесное зимнее помещение низших обезьян, вместе с которыми погибло и большинство полученных из Лондона экземпляров. [сказалось и увольнение зав. обезьянником М.А.Величковского, которого Островский прямо обвинил в своей докладной записке в Секретариат МГК ВКП(б) от 27.11.1935: «…в Зоопарке нашли себе приют явно антисоветские элементы (Величковский, Мышецкий, Леонов и ряд других)…»]
Не понимая существа дела и не имея никакого желания вникнуть в него, директор отдает распоряжения, явно нелепые, недопустимые и приводящие нередко к плачевным результатам. Такие распоряжения отдаются обычно через головы знающих и преданных сотрудников, непосредственно руководящих тем или иным участком работы. Островский никогда не советуется с ними и зачастую поступает вопреки таким советам, буде их осмелится кто-нибудь высказать.
- Пересадить фламинго в большой пруд! - распорядился однажды Островский.
Ему доказывали, что с большого пруда фламинго непременно улетят, так как там их невозможно будет своевременно поймать, чтобы подрезать подрастающие перья на крыльях. Но самодурствующий директор настоял на своем. А в результате два фламинго из четырех улетели.
Заведующий научной частью и другие работники указывали Островскому на то, что подросших львят нельзя оставлять в тесном помещении, ибо слишком велик риск заражения их различными болезнями при такой скученности. Но Островский не желал слушать разумных советов, и львята подохли.
Подобное “руководство” в конечном счете приводит к систематическому подрыву авторитета отдельных работников, к распущенности, к насаждению безответственности и обезлички. В обращении с сотрудниками директор разрешает себе грубый, разнузданный и совершенно непристойный тон, образцы которого не могут быть приведены в печати. А в результате многие сотрудники зоопарка, искренно любившие и знавшие свое дело, ушли с работы. [помимо зав инсектарием Б.С.Щербакова, зав. обезьянами М.А.Величковского, Н.А.Мышецкого (помощника П.А.Мантейфеля), тогда же, по всей видимости, уволился и зав. секцией млекопитающих С.В.Гуляев] Текучесть кадров неимоверно возросла. О выращивании и выдвижении работников нет и помина.
Преклонение перед экзотикой и какое-то презрение к отечественной фауне вылилось у Островского в форму возмутительного великодержавного отношения к другим советским зоопаркам и какому-то пресмыканию перед некоторыми заграничными зоосадами. Нашим иногородним зоопаркам Островский не только не помогает, но и прямо издевается над их работниками. Был, например, случай, когда киевский Зоопарк, имеющий самку антилопы гну, хоте купить в московском Зоопарке лишний экземпляр самца гну. Сначала Островский пообещал продать его, а когда киевляне приехали, директор под носом у них продал животное зверинцу почти вдвое дешевле, чем предлагал киевский Зоопарк. Мотивировалось этот тем, что… зверинцы - крупные покупатели, а киевский зоопарк - “несолидная фирма”.
Одержимый дорого стоящей “слономанией”, Островский временами начинает вводить “экономию”. Так, экономя на кормах, он приказал зарезать двух редких гибридов индийского быка бантенга с коровой, редчайших гибридов овец, а также медведей из знаменитого семейства “Борца” и “Плаксы”. Тщетно методист и экскурсоводы уговаривали Островского пощадить жизнь ценнейших гибридов, столь необходимых для экскурсионной работы. Тщетно просил заведующий научной частью сохранить семью из пяти медведей, как наглядное доказательство первого удачного опыта “примирения” самца медведя со своим потомством [речь идет о трех медвежатах, рожденных Плаксой от Борца в январе 1934 г.; П.А.Мантефель трижды писал в «Известиях» об этой медвежьей семье (23.04.1934, 15.08.1934 и 16.02.1935)]. Тщетно доказывали директору, что все эти животные - растительноядные и потребляют дешевые корма. И гибриды овец, и гибриды бантенга, и медведи были зарезаны, а мясо их по дешевке роздано части сотрудников зоопарка. Немудрено, что у некоторых сотрудников начало вырабатываться совершенно иное, чем прежде, отношение к нашим живым экспонатам. Теперь можно услышать, как тот или иной работник зоопарка замечает:
- Эх, и жирен же стал этот зверь! Не плохо бы его зарезать да поджарить…
Крупные суммы, отпускаемые Моссоветом на строительство зоопарка, расходуются возмутительно. Перерасходы и невероятные запоздания с окончанием строек стали у нас обычным явлением. Здание слоновника, например, по плану предстояло построить в сентябре прошлого года, но оно и сейчас еще не готово. [в марте Островский в своей статье о летних планах зоопарка сообщал, что слоновник будет построен к 1 июня] Только по счастливой случайности эта затяжка сроков постройки не привела к серьезной катастрофе из-за вынужденного перевода слонов в неприспособленное помещение.
Таков краткий, далеко не полный обзор почти двухлетней “деятельности” Островского. Правда, он может похвастать тем, что теперь в зоопарке играет шумная музыка, от которой звери шарахаются и нередко калечат себя. Правда, он может похвастать тем, что завел в Зоопарке балет [организованные И.И.Шнейдером выступления театра Айседоры Дункан], который отвлекает посетителей от животных, а самый Зоопарк - от его прямых задач. Он может похвастать тем, что превращает крупнейшее культурно-просветительное и научное учреждение в балаган и свою вотчину. Но едва ли кто-нибудь зачтет Островскому эти “заслуги”!
Дольше терпеть нельзя. Пока еще дело можно поправить, Островский должен быть немедленно снят с работы и привлечен к ответственности.
Группа работников Московского зоопарка».
Отточенный стиль статьи позволяет предполагать, что одним из основных авторов этого письма мог быть помощник П.А.Мантейфеля профессор Сергей Яковлевич Калмансон, многократно печатавший в прессе свои заметки и статьи по материалам жизни Московского зоопарка, в их числе - большая статья о кормлении животных в «Известиях» от 03.08.1936 (это предположение подтверждают мемуары: Иванов-Разумник. Повторение пройденного… / Тюрьмы и ссылки: (По тюрьмам на родине) // Мера. - 1994. - № 1. - С. 146-191; № 2. - С. 152-210 : http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?num=6042&t=page - фрагмент № 364).
Стоял ли за этим письмом сам Петр Александрович Мантейфель? Судить об этом можно лишь по тому косвенному обстоятельству, что в 1934-1937 годах Мантейфель регулярно выступал на страницах «Известий» со статьями, очерками и заметками и несомненно являлся самой публичной фигурой советской зоологии той поры. Без его авторитета и влияния в редакции «Известий» это письмо вряд ли могло быть пущено в ход.
О дальнейших событиях можно судить по заметкам в тех же «Известиях».
4 сентября 1937 года:
Месяц спустя появилась новая заметка, от 2 октября:
Но буквально два дня спустя ситуация разворачивается в неожиданном направлении.
4 октября «Известия» публикуют заметку, название и тон которой резко меняется в сравнении с предыдущими материалами на эту тему:
Удар явно переводится с Островского на Калмансона. Первого предлагается не уволить, а лишь «отстранить от работы», а дело Калмансона, одного из авторов письма группы работников зоопарка, передается в прокуратуру. И уже на следующий день, 5 октября, Калмансона арестовывают (http://lists.memo.ru/dnew/f009.htm).
Сергей Яковлевич Калмансон (1900-1970), родился в Болгарии (его родители - известные эмигранты-народовольцы), закончил университет в Галле; в 1930 г. вместе с женой-немкой Хильдегардой Оттовной переехал в СССР, где преподавал зоологию в различных учебных заведениях, профессор. В 1932-1937 гг. работал в Московском зоопарке (помощником П.А.Мантейфеля, зав. сектором научных исследований; последняя должность на момент ареста - зам. зав. зоосектором и ответственный за кормление животных). Редактор Путеводителя по Московскому зоопарку 1935 г., в 1934-1936 гг. многократно публиковал статьи и заметки о зоопарке в «Вечерней Москве» (как под своей полной фамилией, так и с сокращенной подписью «К.»). Арестован 5 октября 1937 г., обвинение: 58-10, контрреволюционная деятельность, приговор: ОСО при НКВД СССР, 26.12.1937 - 5 лет ИТЛ, срок отбывал в г. Медвежья гора, Белбалтлаг НКВД, Пушсовхоз. С 12.07.1941 - Усольлаг НКВД. Освобожден из заключения в 1946 г. Реабилитация: Президиум Московского городского суда, 25.04.1956 - за отсутствием состава преступления. В 1946-48 и 1955-60 гг. заведовал кафедрой кормления и разведения с/х животных в Пермской с/х академии.
Князь «Мышицкий» - это Николай Алексеевич Мышецкий (1896-1972), князь, в 1898 г. упомянут в Дворцовом календаре. Родился в Туле, в 1917 г. окончил Тульскую гимназию, в 1918-1920 гг. участвовал в Гражданской войне в составе Красной армии. Затем работал на 1-ом конезаводе в Тульской губернии. В 1923 переехал в Москву, где поступил в Тимирязевскую академию на коневодческий факультет. Во время учебы поступил работать в Московский зоосад, в 1925-1929 гг. - зав секцией млекопитающих, в середине 1930-х - помощник П.А.Мантейфеля. В первой половине 1930-х Мышецкий был командирован в Германию для закупки слонов для московского Зоопарка и был репрессирован с обвинением в шпионаже в пользу Германии; в 1939 г. после пакта Молотова-Рибентроппа был выпущен в ссылку. После войны работал на зообазе Зоопарка под Петушками, обеспечивая киносъемки зверей. В начале 1960-х его собственную дворнягу, им надрессированную, сняли в фильме «Пес Барбос и необыкновенный кросс». В 1970 г. для фильма «Бег» понадобилось снять тараканьи бега. Мышецкий во время подготовки к фильму тренировал черных тараканов, заставляя их бегать по прямой по столу между натянутыми проволоками под небольшим напряжением. В фильме видны около тотализатора его руки, и он сам со спины. (М.Ю.Лебединский. Хроника рода князей Мышецких. М., 1998).
Вера Чаплина описала Н.А.Мышецкого в книгах «Малыши с зеленой площадки» (1935) и «Мои воспитанники» (1937) под именем Н.А.Мшетского.
«Бывший жандармский полковник» - речь в «Известиях», вероятно, шла о 79-летнем Михаиле Алексеевиче Величковском, еще в 1936 г. заведовавшим обезьянником (см. наш пост о нем: http://vchaplina-arhiv.livejournal.com/66124.html).
Разыскивая о нем информацию в дореволюционных справочниках «Вся Москва», мы, действительно, нашли полное совпадение с его фамилией, именем и отчеством:
(«Вся Москва» на 1913 г., с. 93/896)
В 1915 г. М.А.Величковский был переведен в Петроград, в чине полковника («Весь Петроград» на 1916 г.).
Так что информация, приведенная 4 октября 1937 г. «Известиями», казалось бы, позволяла утверждать, что полковник М.А.Величковский, выйдя после революции в отставку и будучи уже в пенсионном возрасте, работал в Московском зоопарке. Однако подробнейшее историческое расследование, проведенное уже после выхода данного поста Станиславом Серапинасом, не подтвердило эту интригующую версию:
http://sagittario.livejournal.com/536204.html
http://sagittario.livejournal.com/538508.html
7 октября 1937 года зоолог Михаил Алексеевич Величковский был арестован и 19 ноября расстрелян:
(http://rosgenea.ru/?alf=3&serchcatal=%C2%E5%EB%E8%F7%EA%EE%E2%F1%EA%E8%E9&r=4). Реабилитирован 24.06.1989 за отсутствием состава преступления.
Что же касается директора зоопарка Льва Островского, то 20 октября 1937 года «Известия опубликовали последнюю (и весьма расплывчатую) заметку по вопросу о его дальнейшей участи:
По всей видимости, авторы статьи-письма «Зоологические нравы директора зоопарка» недооценили его поддержку в московском городском комитете партии, и вся сила удара обернулась против них же самих.
А «дело» Островского в соответствующих инстанциях спустили на тормозах.
В январе 1938 года московские газеты вновь начали давать материалы о зоопарке. 1 февраля заметкой отметилась «Правда». «Известия» держались дольше других, поместив первую короткую заметку о столичном зоопарке 27 марта.
Наконец, 1 июня 1938 года происходит публичная «реабилитация» директора зоопарка Льва Островского - «Вечерняя Москва» публикует его статью «Молодняк зоопарка».
В 1939 году зоопарк под его руководством торжественно отметит свое 75-летие, а снимут Островского без всякого шума весной 1941 г.
А Мантейфелю уйти из Московского зоопарка пришлось осенью 1937 года - статья «Зоологические нравы директора зоопарка», направленная против руководителя-самодура, в итоге развернулась против человека, которым и вокруг которого был создан блистательный коллектив Московского зоопарка. И, конечно, в газетах отныне не было ни публикаций Мантейфеля, ни даже упоминаний имени одного из самых ярких и популярных авторов «Известий» середины 1930-х.
Встречая новый, 1938 год, 1 января Михаил Пришвин запишет в своем дневнике: «...С Петей высказывали друг другу свое горе о разрушении таких сложных и редких организаций, как Мантейфель и Мейерхольд...».
Электронные копии публикаций в «Известиях» взяты из Базы данных «East View»: http://www.ebiblioteka.ru/browse/publication/11265?searchLink=%2Fsearch%2Fadvanced