22 мая 1953-го года
из дневников
Михаил Пришвин, 80 лет, Московская область, Дунино:
22 мая. (9 Мая Никола Вешний.) Последние дни стоят чередой самые роскошные, какие только могут быть в году: тепло, но не жарко, тихо, все птицы поют.
За эти дни пересматривал для автобиографии материалы и, прикинув свои материалы на жизнь Хомякова, понял всю щемящую бедность свою при наличии живой души. И что удивительно и хорошо, это что бедность не захлестнула добра души, я не обозлился и не перевел себя на отмщение.
Вчера рассказывал Н. В. Шарыгиной о том, как я был марксистом, как, не расставаясь с мыслью и сочувствием к тому, что рабочий класс когда-нибудь победит буржуазию, занялся собой: вернее, проводив бескорыстную юность, занялся сам собою, чтобы жить и быть полезным людям. Это усилие привело меня к творчеству, и в нем я нашел путь к счастью. Теперь же я, вполне владея собой, ожидаю смутно, что тоже и вся наша революция, как и я когда-то, бедный студент, займется собой (творчеством жизни самой, а не одними планами коммунизма).
Разговаривал с рабочими, и они Маленкова называли с большим сочувствием «он». (Амнистированные радуются больше Ворошилову, «Климу».) Так что сейчас мое время, когда я начал писать, вроде как бы перекликнулось с настоящим.
Лев Аннинский, литературный критик, 19 лет, студент МГУ:
22 мая.
«...Исчезло утреннее алое освещение, и когда миновали бури и рассеялись мрачные тучи, мы были больше умны и меньше счастливы...» (Герцен. Былое и думы).
Евгений Мравинский, дирижер, 49 лет:
22 мая.
Пятница. Встал довольно поздно. Скулит немного сердце, отдает в руку. После завтрака (10.30) покурил на амбаре, угостил Катая булочкой, пришли с ним вместе в комнаты. Он лег, спит около меня, я записал вчерашний вечер и до сих пор.
День сегодня опять солнечный, сияющий, но свежий: легкий ветер дует с севера. С 11 до 1.30 занимался финалом Пятой Чайковского и «Мефисто-вальсом» Листа. Сначала было очень трудно, весь организм точно восстает против «эмоций», потом постепенно вошел в атмосферу - и наладилось. Катай лежал около и во сне чмокал - видно, сосал матку... Маша рядом копошится у печки.
1.30 - пошел к домику. Сиротинин на огороде сажает горох, посидели с ним на скамейке. Он многословно рассказывал про «болезнь» своей подсадной утки, о своей охоте весной на селезней. Девчушка их ездит вокруг на велосипедике, а Атька то и дело выглядывает из окна и рычит на меня.
С Г. В. [Гошей Васильевым] вместе пошли к домику, оглядели все (яблоня еще не расцвела) и прошли на «верхнюю» дорожку - я ему показал примулы. Заглянул к Наталье. Пришел домой к 3.30. Очень жарко и маятно, да и сердце все ноет - ничего не охота. Немного почитал после обеда и все-таки решил пойти на озеро - не терять воздуха и простора. Проехал «с дорожкой» за наш залив до вязов, спускался к которому с высокой луговинки; в тени высокого берега полежал в лодке; полный штиль, чуть переливается солнечная гладь озера. С берегов струится медовый запах цветущих черемух; многочисленные купы ее светлеют среди яркой зелени лесов.
Как всегда, где-то разговаривают гагары. К острову протянул кроншнеп. Птичье щебетание в лесу...
Приехал домой к 10-ти вечера. Хозяева в бане. Вечером значительно стало прохладнее. Заснул крепко и скоро, заставившись одеялом от лучей серебристого полулуния..
Михаил Пришвин, 80 лет, Московская область, Дунино:
22 мая. (9 Мая Никола Вешний.) Последние дни стоят чередой самые роскошные, какие только могут быть в году: тепло, но не жарко, тихо, все птицы поют.
За эти дни пересматривал для автобиографии материалы и, прикинув свои материалы на жизнь Хомякова, понял всю щемящую бедность свою при наличии живой души. И что удивительно и хорошо, это что бедность не захлестнула добра души, я не обозлился и не перевел себя на отмщение.
Вчера рассказывал Н. В. Шарыгиной о том, как я был марксистом, как, не расставаясь с мыслью и сочувствием к тому, что рабочий класс когда-нибудь победит буржуазию, занялся собой: вернее, проводив бескорыстную юность, занялся сам собою, чтобы жить и быть полезным людям. Это усилие привело меня к творчеству, и в нем я нашел путь к счастью. Теперь же я, вполне владея собой, ожидаю смутно, что тоже и вся наша революция, как и я когда-то, бедный студент, займется собой (творчеством жизни самой, а не одними планами коммунизма).
Разговаривал с рабочими, и они Маленкова называли с большим сочувствием «он». (Амнистированные радуются больше Ворошилову, «Климу».) Так что сейчас мое время, когда я начал писать, вроде как бы перекликнулось с настоящим.
Лев Аннинский, литературный критик, 19 лет, студент МГУ:
22 мая.
«...Исчезло утреннее алое освещение, и когда миновали бури и рассеялись мрачные тучи, мы были больше умны и меньше счастливы...» (Герцен. Былое и думы).
Евгений Мравинский, дирижер, 49 лет:
22 мая.
Пятница. Встал довольно поздно. Скулит немного сердце, отдает в руку. После завтрака (10.30) покурил на амбаре, угостил Катая булочкой, пришли с ним вместе в комнаты. Он лег, спит около меня, я записал вчерашний вечер и до сих пор.
День сегодня опять солнечный, сияющий, но свежий: легкий ветер дует с севера. С 11 до 1.30 занимался финалом Пятой Чайковского и «Мефисто-вальсом» Листа. Сначала было очень трудно, весь организм точно восстает против «эмоций», потом постепенно вошел в атмосферу - и наладилось. Катай лежал около и во сне чмокал - видно, сосал матку... Маша рядом копошится у печки.
1.30 - пошел к домику. Сиротинин на огороде сажает горох, посидели с ним на скамейке. Он многословно рассказывал про «болезнь» своей подсадной утки, о своей охоте весной на селезней. Девчушка их ездит вокруг на велосипедике, а Атька то и дело выглядывает из окна и рычит на меня.
С Г. В. [Гошей Васильевым] вместе пошли к домику, оглядели все (яблоня еще не расцвела) и прошли на «верхнюю» дорожку - я ему показал примулы. Заглянул к Наталье. Пришел домой к 3.30. Очень жарко и маятно, да и сердце все ноет - ничего не охота. Немного почитал после обеда и все-таки решил пойти на озеро - не терять воздуха и простора. Проехал «с дорожкой» за наш залив до вязов, спускался к которому с высокой луговинки; в тени высокого берега полежал в лодке; полный штиль, чуть переливается солнечная гладь озера. С берегов струится медовый запах цветущих черемух; многочисленные купы ее светлеют среди яркой зелени лесов.
Как всегда, где-то разговаривают гагары. К острову протянул кроншнеп. Птичье щебетание в лесу...
Приехал домой к 10-ти вечера. Хозяева в бане. Вечером значительно стало прохладнее. Заснул крепко и скоро, заставившись одеялом от лучей серебристого полулуния..