31 июля 100 лет назад
Корней Чуковский записал в своём дневнике(в Ольгино):
31 июля. «Тараканище» пишется. Целый день в мозгу стучат рифмы. Сегодня сидел весь день с 8 часов утра до половины 8-го вечера - и казалось, что писал вдохновенно, но сейчас ночью зачеркнул почти все. Однако в общем «Тараканище» сильно подвинулся. Сегодня, сидя на балконе, увидел двух поселян - как будто загримированных в Художественном театре - они говорили о злобе здешнего дня, о том, что змея укусила козу. Коз здесь очень много - Козье болото. Говорил, собственно, один, а другой был наперсником. Говорящий - хромой, очевидно пастух, интонации задушевные, - как у плохих актеров, которые играют пастухов. Он долго рассказывал, как он увидел, что коза держит ножку вот так - как он позвал женщину, уложил козу в мешок (не козу, а козленка) и понес лечить, как лечили козленка нашатырным спиртом и йодом и проч., и проч. По этому
случаю служанка Мечниковых Мария Афанасьевна (с наивными бровями восьмилетки) сказала, что от змеиного укуса коз лечат только заговором, что если человека укусит змея, человек должен бежать к воде - скоро, скоро, - потому что змея тоже побежит к воде: если змея окунется раньше человека, человек умрет, а если
человек поспеет раньше, умрет змея, так как у нее не вырастет новое жало взамен старого, которое она теряет при укусе. Это она слыхала «от самой заговорщицы».
Вот как идиллически мы здесь живем.
Но есть и трагедии. Девица, которую я принес домой, оказалось - сейчас после аборта. Это она поведала мне сама - со странной откровенностью. Причем отец ее убитого ребенка - врач по женским болезням - с пошловатым именем Анатолий Евгеньевич - пришел лениво раза два, посидел, побарабанил пальцами и
ушел. А она горит, у нее жар, вся в поту, кровотечение. Положение ее отвратительное - ни денег, ни еды, ни участия. Но спасает ее тот сумбур, который у нее в голове. Она читает йогов, пишет стихи, жаждет музицировать.
Вечер был сегодня изумительный. Я много гулял с Ильей Ильичем Мечниковым.
31 июля 1922-го состоялся отъезд Марины Цветаевой из Берлина в Прагу. Этим же днем датировано её стихотворение:
Леты слепотекущий всхлип.
Долг твой тебе отпущен: слит
С Летою, -- еле-еле жив
В лепете сребротекущих ив.
Ивовый сребролетейский плеск
Плачущий... В слепотекущий склеп
Памятей -- перетомилась -- спрячь
В ивовый сребролетейский плач.
На плечи -- сребро-седым плащом
Старческим, сребро-сухим плющом
На плечи -- перетомилась -- ляг,
Ладанный слеполетейский мрак
Маковый...
-- ибо красный цвет
Старится, ибо пурпур -- сед
В памяти, ибо выпив всю --
Сухостями теку.
Тусклостями: ущербленных жил
Скупостями, молодых сивилл
Слепостями, головных истом
Седостями: свинцом.
Берлин, 31 июля 1922
31 июля. «Тараканище» пишется. Целый день в мозгу стучат рифмы. Сегодня сидел весь день с 8 часов утра до половины 8-го вечера - и казалось, что писал вдохновенно, но сейчас ночью зачеркнул почти все. Однако в общем «Тараканище» сильно подвинулся. Сегодня, сидя на балконе, увидел двух поселян - как будто загримированных в Художественном театре - они говорили о злобе здешнего дня, о том, что змея укусила козу. Коз здесь очень много - Козье болото. Говорил, собственно, один, а другой был наперсником. Говорящий - хромой, очевидно пастух, интонации задушевные, - как у плохих актеров, которые играют пастухов. Он долго рассказывал, как он увидел, что коза держит ножку вот так - как он позвал женщину, уложил козу в мешок (не козу, а козленка) и понес лечить, как лечили козленка нашатырным спиртом и йодом и проч., и проч. По этому
случаю служанка Мечниковых Мария Афанасьевна (с наивными бровями восьмилетки) сказала, что от змеиного укуса коз лечат только заговором, что если человека укусит змея, человек должен бежать к воде - скоро, скоро, - потому что змея тоже побежит к воде: если змея окунется раньше человека, человек умрет, а если
человек поспеет раньше, умрет змея, так как у нее не вырастет новое жало взамен старого, которое она теряет при укусе. Это она слыхала «от самой заговорщицы».
Вот как идиллически мы здесь живем.
Но есть и трагедии. Девица, которую я принес домой, оказалось - сейчас после аборта. Это она поведала мне сама - со странной откровенностью. Причем отец ее убитого ребенка - врач по женским болезням - с пошловатым именем Анатолий Евгеньевич - пришел лениво раза два, посидел, побарабанил пальцами и
ушел. А она горит, у нее жар, вся в поту, кровотечение. Положение ее отвратительное - ни денег, ни еды, ни участия. Но спасает ее тот сумбур, который у нее в голове. Она читает йогов, пишет стихи, жаждет музицировать.
Вечер был сегодня изумительный. Я много гулял с Ильей Ильичем Мечниковым.
31 июля 1922-го состоялся отъезд Марины Цветаевой из Берлина в Прагу. Этим же днем датировано её стихотворение:
Леты слепотекущий всхлип.
Долг твой тебе отпущен: слит
С Летою, -- еле-еле жив
В лепете сребротекущих ив.
Ивовый сребролетейский плеск
Плачущий... В слепотекущий склеп
Памятей -- перетомилась -- спрячь
В ивовый сребролетейский плач.
На плечи -- сребро-седым плащом
Старческим, сребро-сухим плющом
На плечи -- перетомилась -- ляг,
Ладанный слеполетейский мрак
Маковый...
-- ибо красный цвет
Старится, ибо пурпур -- сед
В памяти, ибо выпив всю --
Сухостями теку.
Тусклостями: ущербленных жил
Скупостями, молодых сивилл
Слепостями, головных истом
Седостями: свинцом.
Берлин, 31 июля 1922