3 января. Инна Лиснянская
из дневника за 2007 год:
Вот тебе, бабушка, и Новый год! Уже не помню, когда открывала дневник, - все письма писала с октября 2006-го, да и стихи. […] Вообще-то жизнь у меня после ухода Сёмы странная, поделилась на два пространства - на Подмосковье и Иерусалим. Но во снах, которые мне снятся третьи сутки, я уже во второй половине бытия, т.е. - в смерти. И так странно: мне снятся всякие письменные вести из жизни, как будто она и есть инобытие. Словно бы все мое существование поменяло место, зеркально отражающее жизнь. Но это уже не жизнь, а смерть. Это я понимаю не только после сна, но и во время его. Вторая реальность поменялась местами с первой, и мне до слез жаль тех несчастных жителей гетто, которые мне посылают письма из жизни. Просыпаюсь - подушка влажная. И впрямь плакала во сне. Не пойму, к чему этот новый сериал снов (у меня же сны многосерийны). То ли пора мне на тот свет, то ли в конце прошлого года начиталась Борхеса. Особенно меня поразили его рассуждения о вечности, рассуждения со многими ссылками на философов, начиная с Платона. А по мне сейчас каждая минута - вечность. Видимо, я слишком стара, чтобы жить на два дома или вообще жить. А на улице солнце и довольно тепло. Понимаю, что надо выйти на прогулку, но как вспомню, что буду двигаться с безумной одышкой, открыв рот и тараща глаза, не хочется собираться на улицу. Но Лена меня все равно погонит. Но вот когда подъем я одолею и выйду на зеленую аллею, то буду радоваться скамейке, солнцу над собой и куполу монастыря, лишь опустишь глаза, и всей зимней зелени. За несколько дней до Нового года однажды выпал кратковременный снег. День - и от него не осталось и следа. Но нет, следы еще день продержались, мы выходили с Леночкой погулять, и было странно видеть на зеленых кустах лаванды и розмарина белые пятна снега. Да, с Иерусалимом мне не особенно повезло, если иметь в виду не глобальную, а локальную географию, - горные тропы мне уже не по силам. Не знаю, посетит ли меня муза и в этом году. Но если верить Алешковскому, звонившему мне перед Новым годом, то муза меня не покинет. Вообще Юз для меня уже полгода - подарок судьбы. В своих письмах, густо посоленных словотворческой матерщиной, он так по-ангельски возвышенно пишет мне о моих стихах, что я и на самом деле временами верю, что я - поэт. И тогда пишутся стихи - единственное блаженство, оставшееся мне от жизни. Однако я уже не знаю, если верить снам, на каком я свете - на Этом или на Том. Я решила о снах написать в дневнике, чтобы заболтать сны, пусть мне еще думается, что я жива. Не люблю неизвестности. Ничего не зная про инобытие, я его боюсь.
Вот тебе, бабушка, и Новый год! Уже не помню, когда открывала дневник, - все письма писала с октября 2006-го, да и стихи. […] Вообще-то жизнь у меня после ухода Сёмы странная, поделилась на два пространства - на Подмосковье и Иерусалим. Но во снах, которые мне снятся третьи сутки, я уже во второй половине бытия, т.е. - в смерти. И так странно: мне снятся всякие письменные вести из жизни, как будто она и есть инобытие. Словно бы все мое существование поменяло место, зеркально отражающее жизнь. Но это уже не жизнь, а смерть. Это я понимаю не только после сна, но и во время его. Вторая реальность поменялась местами с первой, и мне до слез жаль тех несчастных жителей гетто, которые мне посылают письма из жизни. Просыпаюсь - подушка влажная. И впрямь плакала во сне. Не пойму, к чему этот новый сериал снов (у меня же сны многосерийны). То ли пора мне на тот свет, то ли в конце прошлого года начиталась Борхеса. Особенно меня поразили его рассуждения о вечности, рассуждения со многими ссылками на философов, начиная с Платона. А по мне сейчас каждая минута - вечность. Видимо, я слишком стара, чтобы жить на два дома или вообще жить. А на улице солнце и довольно тепло. Понимаю, что надо выйти на прогулку, но как вспомню, что буду двигаться с безумной одышкой, открыв рот и тараща глаза, не хочется собираться на улицу. Но Лена меня все равно погонит. Но вот когда подъем я одолею и выйду на зеленую аллею, то буду радоваться скамейке, солнцу над собой и куполу монастыря, лишь опустишь глаза, и всей зимней зелени. За несколько дней до Нового года однажды выпал кратковременный снег. День - и от него не осталось и следа. Но нет, следы еще день продержались, мы выходили с Леночкой погулять, и было странно видеть на зеленых кустах лаванды и розмарина белые пятна снега. Да, с Иерусалимом мне не особенно повезло, если иметь в виду не глобальную, а локальную географию, - горные тропы мне уже не по силам. Не знаю, посетит ли меня муза и в этом году. Но если верить Алешковскому, звонившему мне перед Новым годом, то муза меня не покинет. Вообще Юз для меня уже полгода - подарок судьбы. В своих письмах, густо посоленных словотворческой матерщиной, он так по-ангельски возвышенно пишет мне о моих стихах, что я и на самом деле временами верю, что я - поэт. И тогда пишутся стихи - единственное блаженство, оставшееся мне от жизни. Однако я уже не знаю, если верить снам, на каком я свете - на Этом или на Том. Я решила о снах написать в дневнике, чтобы заболтать сны, пусть мне еще думается, что я жива. Не люблю неизвестности. Ничего не зная про инобытие, я его боюсь.