В начале войны
Еще из воспоминаний Катаевой-Венгер. 1941 год, начало войны.
"Глеб остановился против меня очень собранный, серьезный и, отведя в сторону, сказал: «Послушай, я бы хотел, чтобы ты возможно быстрее уехала из Москвы». Я опешила - почему, на каком основании он мне это предлагает? И сказала ему, что такого не будет никогда: я не так труслива, чтобы уехать из Москвы в этот тяжелый момент и оставить других защищать нашу столицу! Он выслушал этот поток и так же серьезно и спокойно сказал: «Ну, если ты не хочешь уехать из Москвы, то имей при себе хотя бы цианистый калий». - «Зачем, Глеб, зачем?!» - «Когда немцы подойдут к Москве, а они постараются подойти, в Москве начнут бить евреев», - сказал Глеб. Я поразилась: «Да ты что? Зачем? Почему?» Он снова помолчал и сказал: «Ты должна помнить, что в каждом русском живет антисемит». Это было для меня уже просто неожиданным ударом. Я ему не поверила, потому что за всю свою предыдущую жизнь я ни разу не столкнулась с прямым проявлением антисемитизма. Школа, в которой я училась, была насквозь еврейская. Здесь, в ИФЛИ, было тоже достаточно евреев, и атмосфера была слишком интеллигентная. Глеб сказал что-то невероятное, что-то страшное. «Глеб, - сказала я, - ну, а ты сам мог бы пойти бить меня только за то, что я еврейка?» Он прищурил глаза и ответил: «Тебя? Нет. Ведь я тебя люблю». Тут я повернулась и быстро пошла прочь и больше никогда его не видела. Теперь я думаю - он, конечно, же несколько преувеличивал шансы погромщиков, но его оценка, могущей сложиться ситуации, более чем заслуживает уважения - не всякий нашел бы в себе мужество сказать то, что он сказал мне в эти страшные дни. "
Что оказалось:
"Прошло еще немного времени - времени очень трудного,особенно во взаимоотношениях соседями. В частности, неузнаваемо изменились Екатерина Петровна и Василий Степаныч. Они стали вести себя как единственные хозяева квартиры, высокомерно и агрессивно. Сколько раз в те дни, именно в те, когда немцы вплотную подошли к Москве, я вспоминала разговор с Глебом в коридоре ИФЛИ... И все-таки я теперь твердо знаю, что антисемит живет далеко не в каждом русском, а только в людях деморализованных, ущербных, жаждущих таким образом изжить свои собственные комплексы."
И о женщинах на войне:
"Нас предупредили, что к нам придет профессор, который должен провести серьезную беседу. Группа наша состояла из студенток ИФЛИ. Профессор долго рассматривал нас, потом начал без обиняков: «Я вижу, что вы интеллигентные люди. Я пришел вам сказать, что главной задачей, которую вы призваны выполнять на фронте, будут не перевязки. И не помощь раненым на поле боя. Ваша задача будет - поднимать настроение воинов... Ну, скажем, обслуживать армию в качестве женщин... Так сказать, половое общение, без которого мужчинам бывает очень трудно. Вы должны понять - для солдат и офицеров, которые на много дней, а может быть, и месяцев войны будут отлучены от своих семей, вы будете единственными женщинами... Так что перед тем, как идти в армию, подумайте». Мы всё выслушали, но не были особенно потрясены - мы просто не поверили этому профессору. Потому что у нас никогда и нигде не обсуждалась проблема, которую мы теперь называем проблемой секса. Однако сейчас я думаю, что человек этот во многом был прав и его предупреждение помогло нам правильно повести себя в тех ситуациях, в которые мы попадали во время войны. "
"Глеб остановился против меня очень собранный, серьезный и, отведя в сторону, сказал: «Послушай, я бы хотел, чтобы ты возможно быстрее уехала из Москвы». Я опешила - почему, на каком основании он мне это предлагает? И сказала ему, что такого не будет никогда: я не так труслива, чтобы уехать из Москвы в этот тяжелый момент и оставить других защищать нашу столицу! Он выслушал этот поток и так же серьезно и спокойно сказал: «Ну, если ты не хочешь уехать из Москвы, то имей при себе хотя бы цианистый калий». - «Зачем, Глеб, зачем?!» - «Когда немцы подойдут к Москве, а они постараются подойти, в Москве начнут бить евреев», - сказал Глеб. Я поразилась: «Да ты что? Зачем? Почему?» Он снова помолчал и сказал: «Ты должна помнить, что в каждом русском живет антисемит». Это было для меня уже просто неожиданным ударом. Я ему не поверила, потому что за всю свою предыдущую жизнь я ни разу не столкнулась с прямым проявлением антисемитизма. Школа, в которой я училась, была насквозь еврейская. Здесь, в ИФЛИ, было тоже достаточно евреев, и атмосфера была слишком интеллигентная. Глеб сказал что-то невероятное, что-то страшное. «Глеб, - сказала я, - ну, а ты сам мог бы пойти бить меня только за то, что я еврейка?» Он прищурил глаза и ответил: «Тебя? Нет. Ведь я тебя люблю». Тут я повернулась и быстро пошла прочь и больше никогда его не видела. Теперь я думаю - он, конечно, же несколько преувеличивал шансы погромщиков, но его оценка, могущей сложиться ситуации, более чем заслуживает уважения - не всякий нашел бы в себе мужество сказать то, что он сказал мне в эти страшные дни. "
Что оказалось:
"Прошло еще немного времени - времени очень трудного,особенно во взаимоотношениях соседями. В частности, неузнаваемо изменились Екатерина Петровна и Василий Степаныч. Они стали вести себя как единственные хозяева квартиры, высокомерно и агрессивно. Сколько раз в те дни, именно в те, когда немцы вплотную подошли к Москве, я вспоминала разговор с Глебом в коридоре ИФЛИ... И все-таки я теперь твердо знаю, что антисемит живет далеко не в каждом русском, а только в людях деморализованных, ущербных, жаждущих таким образом изжить свои собственные комплексы."
И о женщинах на войне:
"Нас предупредили, что к нам придет профессор, который должен провести серьезную беседу. Группа наша состояла из студенток ИФЛИ. Профессор долго рассматривал нас, потом начал без обиняков: «Я вижу, что вы интеллигентные люди. Я пришел вам сказать, что главной задачей, которую вы призваны выполнять на фронте, будут не перевязки. И не помощь раненым на поле боя. Ваша задача будет - поднимать настроение воинов... Ну, скажем, обслуживать армию в качестве женщин... Так сказать, половое общение, без которого мужчинам бывает очень трудно. Вы должны понять - для солдат и офицеров, которые на много дней, а может быть, и месяцев войны будут отлучены от своих семей, вы будете единственными женщинами... Так что перед тем, как идти в армию, подумайте». Мы всё выслушали, но не были особенно потрясены - мы просто не поверили этому профессору. Потому что у нас никогда и нигде не обсуждалась проблема, которую мы теперь называем проблемой секса. Однако сейчас я думаю, что человек этот во многом был прав и его предупреждение помогло нам правильно повести себя в тех ситуациях, в которые мы попадали во время войны. "