О книге Роберта Ная "Покойный мастер Шекспир" (Robert Nye (1939 - 2016). 'The late Mr. Shakespeare', 1998).
Жанр этой известной книги можно определить как роман - пародию на научную биографию и одновременно на мемуары. Пародия, однако, имела бы меньше смысла, если бы не была серьезной. О книге следует сказать прежде всего, что в ней много непристойностей, иногда вызывающих, но соответствующих характеру вымышленного рассказчика; поэтому книга не подойдет для того читателя, который не пожелает прощать такой подход (но, если пожелает, - возможно, в итоге об этом не пожалеет). Во-вторых, книга очень остроумная. В-третьих, она веселая, но веселая в частностях, а в целом скорее печальная - хотя и жизнеутверждающая. В-четвертых, она свидетельствует о глубоком знании описываемого предмета в мелочах. В-пятых, она выражает уважение к фантазии. В-шестых и в-последних: она представляет собой памятник глубокой и искренней любви вымышленного рассказчика к главному герою его рассказа. Товарищеской и сыновней любви.
Если вас заинтриговало это вступление, можно двигаться дальше.
Время действия - 1665 - 1666 гг. Книга начинается во время эпидемии чумы в Лондоне, а оканчивается во время знаменитого Великого пожара. Это эпоха Реставрации: в Англии опять популярен театр, но вкусы поменялись и шекспировские пьесы, хотя известны, иногда признаются устаревшими. Они, во всяком случае, не считаются всегда современными. В театре теперь играют женщины, а пьесы елизаветинского и яковлевского времени представляются части публики более грубыми, нежели в нынешнее время прилично. Это огорчает рассказчика - а кто он? В Лондоне на чердаке над борделем - не самое уютное, но характеризующее и эпоху, и персонаж место - проживает восьмидесятилетний актер Роберт Рейнолдс по прозвищу Пиклхерринг (Picklherring, в переводе - "маринованная селедка"). Роберт Рейнолдс интересен тем, что работал - то есть, простите, об актерах лучше говорить "служил".... Служил он, начиная примерно с 1596 года в легендарной труппе Слуг лорда-камергера, впоследствии - Слуг короля, бок о бок с мастером Вильямом Шекспиром до самого конца карьеры последнего. Именно мастер Шекспир взял мальчика-сироту Пиклхерринга в театр, для начала - играть маленького принца Артура в "Короле Иоанне". Затем Пиклхерринг сделался исполнителем женских ролей, и играл он большинство самых знаменитых шекспировских героинь - Розалинду, Офелию, Корделию, леди Макбет, Клеопатру и других. В завершение театральной деятельности мастера Шекспира они с Пиклхеррингом выступили дуэтом: Пиклхерринг был Ариэлем, а Шекспир, как вы догадались, - Просперо. Помимо этого Пиклхерринг, по собственному признанию, исполнял при мастере Шекспире обязанности пажа и, значит, проводил с ним много времени. Теперь мастер уже давно - в могиле, и переживший всю труппу и эпоху Пиклхерринг принимается писать воспоминания о своем господине и учителе. А заодно - о себе, о жизни и о путях развития английского (и вообще) театра.
Я сперва решила, что Пиклхерринг - персонаж вымышленный и задуман он как комический двойник Шекспира, поэтому у него и такое прозвище, напоминающее составную фамилию: Shake-speare, Pickle-herring. Так, да не так. Оказалось, что английский актер Роберт Рейнолдс по прозвищу Пиклхерринг, действительно, жил в XVII веке и упоминания о нем встречаются в театроведческих публикациях. Дальше - больше: в известной книге С. Гринблатта "Will in the World" рассказывается о староанглийской пантомиме, где пятеро сыновей умерщвляют сумасшедшего отца, а потом один из них, по имени как раз Pickle Herring, возвращает отца к жизни. То есть сюжет этой книги - разворот известной сентенции "Шекспир сделал своего умершего сына бессмертным".(Пиклхерринг - примерно ровесник умершего в 11 лет сына Шекспира Гамнета. Старше его на год или около того).
Пиклхерринг, как быстро можно догадаться, хотел бы видеть в мастере Шекспире своего приемного отца. Мастер Шекспир, хотя и заслужил любовь тогда еще юного Пиклхерринга, по-видимому, все же не относился к нему как к приемному сыну - скорее как к ученику и слуге, а также как к инструменту сценического воплощения замыслов. К тону Пиклхерринга порой примешивается горечь. Он объявляет тогда, что его воспоминания - это еще и месть актера, подчинявшегося чужому вымыслу, игравшего множество чужих жизней и чаще всего - женских жизней. Однако в любви к своему покойному господину он признается на первых же страницах, и в дальнейшем искренность этого признания не вызывает сомнений. Чего бы Пиклхерринг не писал.
Образ Пиклхерринга в романе, как можно ожидать, многозначен. Он - и конкретный исторический персонаж, и намеренно не очень плотно сидящая маска автора, предающегося анализу шекспировских и других текстов, и дух театра всех времен и народов (мне время от времени хотелось назвать Пиклхерринга "Петр Иваныч Уксусов"). Он чередует голоса болтуна, литературного и театрального критика, собирателя скабрезных анекдотов, поэта, исследователя.
Пиклхерринг ... вы еще не забыли, что роман на самом деле - о Шекспире? Но необходимо дать как можно более подробную характеристику рассказчика, так как читатель именно в его обществе будет знакомиться с шекспировской биографией и разными-около-нее-околицами. Быстро понимаешь, что Пиклхерринг - печальный шутник: одинокий и болтливый старик, которому поболтать особенно и не с кем, и он пишет свои мемуары, чтобы отвлечься от одиночества и заново пережить насыщенную молодость. Он, как мы сказали, живет в Лондоне над борделем. Он беден и очень стар. Он влюблен в молоденькую проститутку, у которой два имени - Анна и Полли. За ней он иногда подсматривает (и предупреждаю: описания того, что он видит, могут быть испытанием для иного читателя. Но с точки зрения замысла эти описания в романе оправданы: они характеризуют мир Пиклхерринга и создают переход к его рассказу о трудной любви его героя). Полли для Пиклхерринга - одна оставшаяся муза (аналог и госпожи Анны Шекспир, и смуглой леди сонетов Люси Нигро, продажной, но, по мнению Пиклхерринга, все же великолепной дамы). Ближе к концу романа рассказчик открывает читателю больше о своей жизни: Пиклхерринг - совершенно несчастный человек, переживший трагедию, после которой он и решил собирать материалы для шекспировской биографии. Получившаяся книга, таким образом, - тот смысл, какой еще остался в его жизни.
С покойным (на момент литературного творчества Пиклхерринга) мастером Шекспиром они, как было сказано, проводили вместе очень много времени. Поэтому Пиклхерринг наблюдал своего господина в самых разных ситуациях, в том числе - за работой, не говоря о том, что шекспировские тексты, и не только драматические, он знает профессионально. Для мастера Шекспира все же была характерна известная скрытность. Поэтому от воспоминаний о нем Пиклхерринга не ожидается полной документальной точности. Даже совсем наоборот. Когда после смерти мастера Пиклхерринг предпринял исследование его жизни, он собрал в значительной мере версии и байки. Истинность кое-чего установил исследовательским путем. Кое-что, благодаря наблюдениям, он знал. Кое-что сам придумал.
У Пиклхерринга два основных метода составления биографии своего мастера на основании собранных пустейших пустяков. Пиклхерринг очень уважает легенду и байку, называя их "сельской историей" (country history). Потому в его мемуарах многочисленные легенды, версии и байки соседствуют между собой и с результатами выводов из вполне научного анализа текстов и тех фактических данных, которыми располагает автор книги. Особенно много баек в главах о детстве и юношестве пиклхеррингова героя (а они занимают более половины книги, состоящей из ста глав). Пиклхерринг, например, доказывает, что прототипом (ближайшим) монументального образа сэра Джона Фальстафа следует считать отца его героя, Джона Шекспира, с которым Пиклхерринг был знаком и который Пиклхеррингу симпатичен, но он также изображает госпожу Мэри Шекспир как чародейку и считает ее (благодаря признанию ее старшего сына) прототипом колдуньи Сикораксы из "Бури". Иногда он приводит взаимно противоречивые версии и байки, не всегда для того, чтобы оставить из них только одну. Таким образом, та недостаточность известных фактов шекспировской биографии, на которую принято сетовать, компенсируется сознательной ставкой на жизнеспособность легенд и версий. (Пиклхерринг - стратфордианец. Он даже воинствующий стратфордианец).
В чем достоинство такого подхода - очень понятно. Часто о какой-то истории говорят, что это истина в последней инстанции, тогда как это скорее легенда. Здесь же, напротив: вымыслы искренне дополняют достоверность, включая и плоды серьезных исследований. Мне бы хотелось обнаглеть и перевести название этого романа - 'The Late Mr. Shakespeare' - буквально "Покойный мастер Шекспир" как "То, что осталось от мастера Шекспира": художественные тексты, научные и не совсем дискуссии, и множество предположений, переработок и баек.
Другой метод Пиклхерринга - обращать внимание на нелогичные и художественно вроде бы не оправданные детали в шекспировских текстах. Скажем, если какая-нибудь деталь выглядит случайной для образа и сюжета, она может быть указанием на жизнь автора, который эту мелочь где-то нашел. Поэтому Пиклхерринг тоже ее подбирает. Он демонстрирует недюжинное внимание, замечая такие детали. Его вниманию нужно отдать должное, даже если читатель и не будет полностью согласен с его выводами.
Из баек, вставляемых доблестным Пиклхеррингом в шекспировскую биографию из других источников, я узнала две. В повествовании о рождении и крещении мастера Шекспира заметно влияние многократного крещения Тиля Уленшпигеля (что мне понравилось, ведь Уленшпигель, это - "Я - ваше зеркало!" Что лучше найдешь для прозвища актера?). Другая сразу узнанная мной вставка - сказка "Мистер Фокс", которую цитирует Бенедикт в "Много шума из ничего". Повышенная стыдливость и робость, как мы признали, не способны и не пытаются сдержать пиклхеррингову музу. Возможно, читателю понравится и запомнится рассказ о внезапной встрече и предполагаемом любовном приключении Джона Шекспира с королевой Елизаветой, вследствие которого на свет мог появиться вышеупомянутый Вильям (потому что это - его папа). Но тот же Вильям мог появиться на свет и вследствие любовных приключений своей матери на стороне - опять, же, предполагаемых, но на рассказ о них может заворчать читательница (потому что это - его мама) ... А еще немало читателей обоих полов, не ожидавших такого, заворчит на очень смело предполагаемые Пиклхеррингом пикантные подробности слишком раннего сексуального воспитания юного гения ... Но в мемуарах Пиклхерринга есть много чего помимо скабрезностей.
Наверное, самое любопытное в познавательном плане - это размышления о театре без актрис с точки зрения актера, игравшего в таком театре лучшие женские роли. Пиклхерринг уверен, что шекспировские пьесы много теряют в постановке из-за того, что в них стали играть женщины, и поясняет читателю, (который без Пиклхерринга мог этого не замечать), как на пьесы повлияло то, что они предназначены для труппы с полностью мужским составом. Заодно он обосновывает мнение пуритан, отождествлявших театр и разврат ... Я опасаюсь, что у актрис, ныне играющих в спектаклях по шекспировским пьесам, мемуары Пиклхерринга могут развить комплекс неполноценности и чувство зависти к актерам-мальчикам. Но историю театра после такого ознакомления представляешь себе лучше.
(Нет, в этом романе и Пиклхерринг, и сам Шекспир - всецело традиционной ориентации. При чтении у меня временами были сомнения, но Пиклхерринг настойчиво просит не сомневаться).
Мастер Шекспир в этой книге един в двух лицах. Как персонажа - взрослого человека, с которым непосредственно общался рассказчик, его, как кажется, не слишком много - всего несколько запоминающихся эпизодов. Но как творческий дух он - везде, так как Пиклхерринг часто говорит о шекспировских произведениях. Своего господина Пиклхерринг называет auctor - объединение актера и автора. Это и каждый из его персонажей, и ни один из них. Господин Пиклхерринга может быть любым человеком, но он и меньше, чем любой человек. При таком умении перевоплощаться, за картами он недостаточно сдерживается, чтобы его лицо не выдало, когда ему достается выигрышная комбинация. В одном из эпизодов Пиклхерринг вспоминает: как-то во время дождя он видел, как мастер Шекспир ловил на язык дождевые капли. Это в глазах Пиклхерринга характеризует его господина как человека, стремящегося все изведать. Пиклхерринг также называет своего господина отстраненной, но солнечной натурой, и самым разумным человеком, которого он знал (не беря во внимание его большой роковой любви, к которой Пиклхерринг предлагает отнестись снисходительно).
К госпоже Анне Шекспир, Пиклхерринг питает уважение и настаивает, что утверждения, будто бы муж ее не любил (совершенно и никогда), несправедливы и основаны на тенденциозном истолковании шекспировских текстов. Насколько это во всех смыслах сильная женщина, Пиклхерринг убедился лично, когда, в порыве странного вдохновения, находясь в Стратфорде после шекспировских похорон, попробовал тайком примерить на себя одежды мистрис Шекспир и повертеться в них - и, застигнутый врасплох, был изгнан ею с применением березовой метлы, сохранив об этом событии яркие воспоминания. "Прекрасного друга" Генри Ризли, графа Саутгемптона, Пиклхерринг терпеть не может и сознается, что это, вероятно, из ревности. Также Пиклхерринг дает почувствовать свою неприязнь к Бену Джонсону, завидовавшему его господину.
Насчет "смуглой леди": обращение с нею отлично иллюстрирует методы Пиклхерринга как биографа - он тщательно обосновывает, но предубежден. Он постепенно рассматривает несколько предлагавшихся кандидаток и развенчивает их, но прежде, чем перейти к главной даме, напоминает своему читателю, что образы дамы и друга в сонетах могут быть собирательными. Я уже совсем привыкла считать "смуглой леди" Эмилию Бассано, в супружестве - Ланье (интересно же: "смуглая леди" - дама-поэт), но Пиклхерринг ее не уважает, что должно, конечно, возмущать ее поклонниц. (Всякое может быть, но, наверное, зря Пиклхерринг предпочитает не заметить употребления имени Эмилия в шекспировских пьесах, а равно имени героя-любовника в "Венецианском купце"). А указывает он читателю на Люси Нигро, фрейлину африканского происхождения, впоследствии открывшую бордель с уклоном в шоу-бизнес. И говорит о ней с таким трепетом (при сознании ее пороков), что у читателя не должно быть сомнений: только она была достойна стать прототипом и "смуглой леди", и шекспировской Клеопатры, как истинно царственная распутница. В этом романе заведение Люси, посвященное разного рода удовольствиям, - это аналог театра, с ним связанный, и Люси в своем мире оказывается женским парным персонажем пиклхеррингова мастера. (Который, однако, подарив ей Клеопатру, все же под конец жизни вернулся к жене).
Пиклхерринг обращается иногда к воображаемым читателям, деля их по половому признаку - sir и madam. Меня сперва рассердило то, как, судя по этим пометкам, автор представляет свою читательницу - как любопытную ханжу, которую как раз то, на что она фыркает в его книге, больше всего и интересует. И вряд ли это - образ дам только из эпохи Реставрации. Обидное мнение, но перекликается со словами одного из моих любимых шекспировских персонажей: ты будешь бранить то во мне (буквально - те части), что тебе больше всего нравится... Продолжалось мое раздражение до тех пор, пока я не заметила, что мнение Пиклхерринга о воображаемой даме улучшилось и он пару раз словно прочел мои мысли, причем оба раза высказал своей условной читательнице любезность. Либо автор решил, что с читательницами лучше не ссориться, либо Пиклхерринг решил проявить душевную щедрость. Неохота признавать, что они оба знают нравы если не всех, то многих женщин...
Оканчивается роман трагедией, которую побеждает фантазия. Пиклхерринг дописал мемуары до смерти мастера Шекспира. В это время разражается Великий пожар Лондона, обитатели борделя разбегаются, и Пиклхерринг, оставленный всеми в горящем здании, прыгает с чердака ... Верная смерть? - о, нет. Финал, как у фильма "Небеса обетованные". Пиклхерринг, так как он - еще и Ариэль, не падает, а улетает. Читатель же верит в то, что ему ближе - но хорошо бы любитель нескромностей, но добрый рассказчик и в самом деле взлетел...
Самый общий вывод. По-моему, это одна из тех книг, которые неплохо позволяют читателю, в особенности - читательнице, понаблюдать над собой. Несколько раз в самом начале чтения я думала, что не выдержу столь изысканного интеллектуального испытания. Однако никак нельзя было позволить себя победить, поэтому я продолжала настаивать на своей выносливости. Одна часть моей читательской сущности жеманничала, но другая повторяла, что жеманство это - притворное, и отказаться от него - не так сложно. Постепенно я привыкла к голосу рассказчика и стала сопереживать ему. Некоторые исследовательские предположения автора, может быть, и спорны. Но я не исключаю, что теперь, увидев в постановке "Бури" Ариэля, буду иногда мысленно восклицать: "Пиклхерринг прилетел!"