Осторожно эвфемизм!
Эвфемизм - это приличный заменитель неприличного. С ним надо ухо держать востро. Он может оказаться непонятным или нераспознанным. Дядя Онегина у Пушкина «мух давил». Признаюсь, я это понимал буквально. Оказалось, что «мухами» в пушкинскую пору называли маленькие шкалики для водки. Потому смысл здесь : «попивал водочку». Дядя не был горьким пьяницей, а попивал от деревенской скуки и частенько был «под мухой», то есть «выпивши шкалик-муху».
В самом начале романа «Евгений Онегин» тот же дядя «уважать себя заставил». Ну, это понятно: скончался и стал покойником, про которых плохо не говорят, уважают. Пушкин это разъяснил дальнейшими строками. Вот, если бы он слово «мух» заключил в кавычки. Тогда и потомкам поэта понятнее было.
Похожий упрёк-пожелание можно адресовать и Л.Н.Толстому. В романе «Война и мир» он пишет про мужчину, который появился в обществе в панталонах необычного цвета. Толстой назвал этот цвет с помощью эвфемизма-заменителя вот так, по-французски: цвета cuisse de nymphe ;mue. Хорошо, конечно, прилично и благозвучно, но, всё же, не вполне понятно. Какой-то доброхот перевёл это на русский так: «как ляжки у Машки». Фу, как грубо! Мастера слова переиначили эту французскую фразу более утончённо и изящно: «цвета бедра испуганной нимфы». Прилично, но тоже нуждается в пояснении. Нимфы мыслились как божества низшего уровня, всегда в виде прелестных обнажённых дев. Высшие, олимпийские боги любили подсматривать, наблюдать за ними, чем пугали и смущали их, вгоняли в краску стыда. Отсюда и возник этот образ, использованный как указание на цвет. Французское cuisse можно перевести и как «бедро», и как «ляжка». Каждый переводит на свой вкус, а о вкусах не спорят. Короче, кавалер появился в салоне Шерар в панталонах бледно-розового цвета. Писатель мог бы сказать об этом прямо, в лоб, но он сказал намёком, эвфемизмом. На то он и мастер слова.