Доевангельский Иисус
19-20 апреля 2018 г. участвовал в конференции «Образы Бога в Библии, истории, теологии и искусстве», проходившей в Санкт-Петербургском христианском университете. В первый день я выступил с сообщением «Образ Бога в Дидахе». В данном первохристианском памятнике (ок. 36 г.) хотя и говорится о Боге как о творце человека (1.2), подразумевая, понятно, его создание «по образу Бога» (Быт 1:27), но тема этого образа как самостоятельная возникает там в таком контексте: «Вы же, рабы, подчиняйтесь своим господам как Божьему образу, по совести и со страхом» (4.11).
Речь идет о рабах-христианах и об их отношении к своим господам тоже христианах, обративших их к вере и призванных являть им тот самый образ Бога в милости и справедливости к ним. Соответствующий текст сообщения я на днях подготовлю. А пока отмечу: первое в христианской письменности употребление понятия образ Бога еще не христологично, как позднее (через два десятилетия) у Павла. Иисус Христос в Дидахе еще Отрок/Раб Бога (9.2,3; 10.2,3), что указывает прежде всего на понимание Иисусом того служения, которое Он подъял в осуществление пророчества Второ-Исайи (Ис 52:13-53:12).
Опять же это еще один аргумент в пользу моей ранней датировки Дидахе, столь взволновавшей отечественную христианскую общественность, о чем исключительно ко мне были вопросы на конференции.
Правда, это уже было на второй ее день, когда по просьбе организаторов я провел 20-минутную презентацию своей книги «Как жили и во что верили первые христиане». Теперь о самом интересном. Понятно, за двадцать минут многого не скажешь. Да и собравшуюся ортодоксальную публику (консервативных протестантов и православных тоже) не предполагалось слишком шокировать.
Тем не менее, выступая практически экспромтом, я произнес термин, который безусловно войдет и в анналы истории христианства и в новозаветную науку - Доевангельский Иисус, т. е. Иисус еще не инкапсулированный в канонических Евангелиях позднейшими (после 70-х гг.) привнесениями как мифологического характера (рассказы о чудесах), так и чуждыми ему идеологемами, говоря по современному, насаждающими экстремизм. В отличие от Бультмана я не собираюсь демифологизировать новозаветное провозвестие.
Вообще, эта идея представляется странной, имея в виду что еще великий Баур в свое время счел нужным отметить что Павел (при его вполне мифологическом сознании) ничего не знал о чудесах Иисуса, равно как и о Его преестественном рождении. Ничего этого не знает и Дидахе, отмечу я от себя. Ну, а метод истории форм с его категорией «место в жизни» уже ясно указывает, откуда в Евангелиях та или иная идеологема (в т. ч. во всех без исключения притчах, вложенных в уста Иисуса) или мифологема.
Итак, встречайте Доевангельского Иисуса, не совершающего чудес и исцелений, зато учащего покаянию, примирению и общению и являющего пример в последнем. Именно этот Его образ до нас донесет Его любимый ученик Иоанн (не Зеведеев и не Апокалиптик) в своем 1-м послании, написанном уже в конце первого века. Над книгой о нем я теперь тружусь.
Но встает вопрос: не предполагает ли мое открытие программу деевангелизации Иисуса по образцу бультмановской демифологизации Нового Завета? Нет, конечно. Миф да остается мифом, главное чтобы он мыслился как таковой. А канонические Евангелия да остаются памятниками, отражающими кризис начального христианства, проявившемся в его втором и третьем поколениях.
Вот и нашлась тема для будущей (надеюсь через год Господь позволит ее написать) небольшой и рассчитанной на самого широкого читателя по обе стороны Атлантики книги «Иисус доевангельский», где, впрочем, и Иисус евангельский тоже будет представлен как отклик на постигшие в 60-х - 80-х гг. христиан (иудеев и язычников) бедствия, которые мало кто из них пережил достойно, чему учил Иисус в Своей эсхатологии.
Иннокентий Павлов
ФБ, комментарии:
Михаил Шелудько: О. Иннокентий, если апостол Павел, допустим, не знал о чудесах Иисуса Христа, каким образом можно сделать вывод, что таковые истории появились только ко времени появления Евангелий? На мой взгляд, это совсем не очевидно. В своей работе вы делаете много важных наблюдений, но выводы не представляются настолько же обоснованными.
Иннокентий Павлов: Очень просто. У Павла было вполне мифологичное сознание и он верил в чудеса. Он у Петра за 14 дней пребывания в Иерусалиме всё выведал об Иисусе. И если бы Тот творил чудеса, то как бы он о них трубил. Но нет, молчек. Вот и делайте выводы. И более раннее по отношению к посланиям Павла Дидахе о них молчит. И любимый ученик Иисуса в своих посланиях (Евангелие писал позже уже не он, а его "круг", где наряду с реальными свидетельствами имела место мифологизация бОльшая, чем у синоптиков.
Михаил Шелудько: Павел очень многого из известного Петру не повторяет в дошедших посланиях. Это можно очень по-разному трактовать:
- У Павла было свое видение как строить керигму;
- Петр не так много ему рассказал или не было достаточно времени его слушать в силу более насущных проблем, требующих решения;
- Были удовлетворяющие Павла другие источники, которыми располагали церкви и т.д.
Гипотез можно очень много выдвинуть, однако аргумент "от умолчания" - не самый лучший друг богослова. Сильно меняющим картину гипотезам нужны веские подтверждения, или хотя бы косвенные. Пока я не увидел ни одних, ни других. А хотелось бы.
Иннокентий Павлов: Но лучший друг историка
Михаил Шелудько: А что вы можете сказать о чудесах, которые сам Павел сотворил? Едва ли умолчание о них Павла аргумент в пользу их мифологичности )
Иннокентий Павлов: Так Лука, писавший о них был крупнейшим новзаветным мифологом.
Речь идет о рабах-христианах и об их отношении к своим господам тоже христианах, обративших их к вере и призванных являть им тот самый образ Бога в милости и справедливости к ним. Соответствующий текст сообщения я на днях подготовлю. А пока отмечу: первое в христианской письменности употребление понятия образ Бога еще не христологично, как позднее (через два десятилетия) у Павла. Иисус Христос в Дидахе еще Отрок/Раб Бога (9.2,3; 10.2,3), что указывает прежде всего на понимание Иисусом того служения, которое Он подъял в осуществление пророчества Второ-Исайи (Ис 52:13-53:12).
Опять же это еще один аргумент в пользу моей ранней датировки Дидахе, столь взволновавшей отечественную христианскую общественность, о чем исключительно ко мне были вопросы на конференции.
Правда, это уже было на второй ее день, когда по просьбе организаторов я провел 20-минутную презентацию своей книги «Как жили и во что верили первые христиане». Теперь о самом интересном. Понятно, за двадцать минут многого не скажешь. Да и собравшуюся ортодоксальную публику (консервативных протестантов и православных тоже) не предполагалось слишком шокировать.
Тем не менее, выступая практически экспромтом, я произнес термин, который безусловно войдет и в анналы истории христианства и в новозаветную науку - Доевангельский Иисус, т. е. Иисус еще не инкапсулированный в канонических Евангелиях позднейшими (после 70-х гг.) привнесениями как мифологического характера (рассказы о чудесах), так и чуждыми ему идеологемами, говоря по современному, насаждающими экстремизм. В отличие от Бультмана я не собираюсь демифологизировать новозаветное провозвестие.
Вообще, эта идея представляется странной, имея в виду что еще великий Баур в свое время счел нужным отметить что Павел (при его вполне мифологическом сознании) ничего не знал о чудесах Иисуса, равно как и о Его преестественном рождении. Ничего этого не знает и Дидахе, отмечу я от себя. Ну, а метод истории форм с его категорией «место в жизни» уже ясно указывает, откуда в Евангелиях та или иная идеологема (в т. ч. во всех без исключения притчах, вложенных в уста Иисуса) или мифологема.
Итак, встречайте Доевангельского Иисуса, не совершающего чудес и исцелений, зато учащего покаянию, примирению и общению и являющего пример в последнем. Именно этот Его образ до нас донесет Его любимый ученик Иоанн (не Зеведеев и не Апокалиптик) в своем 1-м послании, написанном уже в конце первого века. Над книгой о нем я теперь тружусь.
Но встает вопрос: не предполагает ли мое открытие программу деевангелизации Иисуса по образцу бультмановской демифологизации Нового Завета? Нет, конечно. Миф да остается мифом, главное чтобы он мыслился как таковой. А канонические Евангелия да остаются памятниками, отражающими кризис начального христианства, проявившемся в его втором и третьем поколениях.
Вот и нашлась тема для будущей (надеюсь через год Господь позволит ее написать) небольшой и рассчитанной на самого широкого читателя по обе стороны Атлантики книги «Иисус доевангельский», где, впрочем, и Иисус евангельский тоже будет представлен как отклик на постигшие в 60-х - 80-х гг. христиан (иудеев и язычников) бедствия, которые мало кто из них пережил достойно, чему учил Иисус в Своей эсхатологии.
Иннокентий Павлов
ФБ, комментарии:
Михаил Шелудько: О. Иннокентий, если апостол Павел, допустим, не знал о чудесах Иисуса Христа, каким образом можно сделать вывод, что таковые истории появились только ко времени появления Евангелий? На мой взгляд, это совсем не очевидно. В своей работе вы делаете много важных наблюдений, но выводы не представляются настолько же обоснованными.
Иннокентий Павлов: Очень просто. У Павла было вполне мифологичное сознание и он верил в чудеса. Он у Петра за 14 дней пребывания в Иерусалиме всё выведал об Иисусе. И если бы Тот творил чудеса, то как бы он о них трубил. Но нет, молчек. Вот и делайте выводы. И более раннее по отношению к посланиям Павла Дидахе о них молчит. И любимый ученик Иисуса в своих посланиях (Евангелие писал позже уже не он, а его "круг", где наряду с реальными свидетельствами имела место мифологизация бОльшая, чем у синоптиков.
Михаил Шелудько: Павел очень многого из известного Петру не повторяет в дошедших посланиях. Это можно очень по-разному трактовать:
- У Павла было свое видение как строить керигму;
- Петр не так много ему рассказал или не было достаточно времени его слушать в силу более насущных проблем, требующих решения;
- Были удовлетворяющие Павла другие источники, которыми располагали церкви и т.д.
Гипотез можно очень много выдвинуть, однако аргумент "от умолчания" - не самый лучший друг богослова. Сильно меняющим картину гипотезам нужны веские подтверждения, или хотя бы косвенные. Пока я не увидел ни одних, ни других. А хотелось бы.
Иннокентий Павлов: Но лучший друг историка
Михаил Шелудько: А что вы можете сказать о чудесах, которые сам Павел сотворил? Едва ли умолчание о них Павла аргумент в пользу их мифологичности )
Иннокентий Павлов: Так Лука, писавший о них был крупнейшим новзаветным мифологом.