Русский и немец
Оригинал взят у 0gnev в Русский и немец
Командиры Красной Армии! Неустанно повышайте боевую выучку воинских частей и соединений, крепите дисциплину и единоначалие, изучайте в совершенстве дело взаимодействия родов войск, становитесь мастерами вождения войск! (Из лозунгов ЦК ВКП(б) к 25-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции).
Алексей Толстой, " Красная звезда", СССР (№261 [5325]).
Статья опубликована 5 ноября 1942 года.
Предположим, - в эту минуту не слышно стрельбы на переднем крае и не воет сирена. Холодный туман навис над лесом, в блиндаже прилажена печурка. Поговорим о немцах без ругани, - что называется,- академически. Что это за народ?
В Германии я бывал, немцев видел. Как только переедешь немецкую границу, сразу - порядок. Бесхозного какого-нибудь болотца или почему-нибудь невспаханного клина, или березового лесочка, где видны коровы, а на опушке у костра пастушенок - ничего этого нет. Прямые дороги, огороженные участки. Если попадается дерево, значит оно - нумерованное, под охраной или историческое - около него ищи пивную. Частые городки, с прямыми улицами, где прохожие идут по правой стороне, а если какой-нибудь иностранец идет по левой, ему всякий скажет строго - всегда нужно итти по правой. Посреди городка кирпичная кирка, где на островерхой оцинкованной кровле, на шпиле вместо креста - золоченый петух. Опять аккуратные поля картошки и брюквы. Вот помещичья усадьба - барский дом, так себе, в готическом стиле, с башенками по углам, конюшни, хлева, птичники стоят четыреугольником, прочные, как крепость. Здоровенный помещик с красными, выбритыми жабрами, в зеленой венгерке, в зеленой шляпе, с петушиным перышком сзади, строго посматривает, похаживает. Коровы у него гладкие, свиньи - сытые, мытые, щекастые. Огород у него - ботва к ботве. В поле - колос к колосу. В это лето у него работают русские и украинские девушки с исплаканными глазами, истаявшие от недоедания и побоев.
Необ'ятный Берлин. Заводы, заводы, длинные многоэтажные рабочие корпуса, красно-желтые рекламы с черными готическими буквами, открытые платформы городских вокзалов, внизу - пряные, похожие одна на другую, улицы темно-коричневых домов с красными крышами. Вот и центр города, здесь дома крайне безобразной архитектуры, - вывески, рекламы до самых крыш и на крышах. Если сейчас пять часов пополудни, по тротуарам густыми потоками идут проститутки. В часы пик немцы по пути домой наспех перехватывают удовольствие.
Впрочем, сейчас война. Все девки обслуживают армию и офицерские курорты. На улицах народу мало, а из мужчин только широкоплечие блондины - гитлеровские гвардейцы, которые упругим шагом, с бездной в глазах, заходят в любой дом, по любому делу, вплоть до исполнения с хозяйкой долга перед нацией. Да, потери на русском фронте колоссально и пирамидально велики. Этого никто не ждал, хотя Геббельс все еще повторяет, что «для немца война - это красивое желание».
Дома, пивные, даже улицы в Берлине, как и в других немецких городах, пахнут дешевыми сигарами, пивом и вареным горохом. Это немецкий запах. На фронте он заменен запахом заношенного белья и сопревшего тела, а также трупным запахом. Немцы, кроме того, любят духовную музыку и похабную литературу, над которой громко хохочут; очень любят шутки или вицы, которые непонятны людям другой национальности, так как похожи на лепешки, падающие из-под коровьего хвоста на землю.
Немцы чрезвычайно почитают выше себя стоящих, немец умиляется от сознания, что есть человек, который выше его по званию, богатству или положению. Если немца уверить в том, что люди равны и он, Макс Кнопкэ, равен Адольфу Гитлеру, - он затоскует и может даже повеситься на подтяжках, так как мир представится ему пустым, без восторгов, преклонения и подчинения.
Немцы любят всевозможные мелкие полезные предметы. Например, если немец желает в жаркий день отдохнуть под деревом, он вынет из жилетного кармана складную вешалочку со шпилькой, раскроет, приколет к дереву и на крючочек повесит свою шляпу. Если пошел по магазинам - на левой руке у него надето никелированное кольцо с цепочками, оканчивающимися крючочками, на которые он и нацепляет свертки с покупками. Если у него зачесалось в ухе, - из кармана достается замшевый футлярчик, а из него - ушная ковырялка. Карманы Макса Кнопкэ набиты удобствами, а фабриканты этих полезных предметов потирают руки, очень довольные, что он такой дурак: какую ни придумай вещицу, например, искусственную соплю, которую можно, сидя за обедом, потихоньку вставить в ноздрю и напугать дам, - немец непременно купит.
Не будем вписывать в актив немцам то далекое время, когда у них были Бах и Бетховен, Гёте и Шиллер, Кант и Гегель. Большая музыка, поэзия, философия быльем поросли. Теперь уже больше половины столетия Германия это - царство мещан, собирающих свое счастьице по пфеннигу, с самодовольством, с мелочной бережливостью, со злым посверкиванием глаз. Немец работает со всей аккуратностью и считает, что ни один народ работать не умеет. Еще Мартин Лютер уверил немцев, будто каждому из них доступно царствие небесное при условии, если он будет беречь копеечку и почитать выше себя стоящих. Но немцы при всем том неизобретательны, за малым исключением, ум их способен только к практическому приспособлению. Творят, изобретают, делают гениальные открытия - русские, американцы, французы англичане. Немцы крадут изобретения и приспособляют их.
Немец терпелив. Если, например, он полюбил девушку, - будет ждать ее хоть десять лет, покуда он и она не прикопят деньжонок на свадьбу, он сбережениями или аферами, она - чаще всего работой в публичном доме, оставаясь при том верной душою своему Максу Кнопкэ. Немец хорошо обращается с домашним скотом, но с людьми он жесток, потому что каждый человек занимает определенное место в «жизненном пространстве», которое мог бы занять Макс Кнопкэ.
Впрочем, я все говорю о немцах догитлеровского времени, об отцах или, в крайности, о рожденных в начале века. Это люди раздвоенные, испытавшие горечь поражения, крушения империи и инфляцию. Это последние армейские резервы, уже пущенные в ход. Но все же Гитлер из них и сварил тот фашистский суп, который Германии скоро придется расхлебывать с разбитой рожей и горькими слезами.
За полгода до появления Гитлера у власти я был в Германии и обратил внимание на большое количество особенных молодых людей. Их сразу можно было заметить в толпе: они ходили пружинящим шагом, в спортивных костюмах, с открытой головой и заброшенными назад волосами; рослые, здоровенные, загадочно суровые, они стремительно проходили по тротуарам Берлина, глядя поверх голов взглядом, в котором отражалась бездна. Меня предупредили, чтобы я был поосторожнее с ними и в особенности не заглядывал в одну пивную в центре города, где бьют.
- За что бьют? - спросил я.
- За иностранное происхождение, в особенности достается брюнетам.
Эти загадочные молодые люди были детьми своих отцов - Макс Кнопкэ родил Фрица Кнопкэ и отдал его в собственность, с душой и телом, Гитлеру в надежде, что он, рейхсканцлер, второй мировой войной, или хотя бы только угрожая оной, поправит немецкие делишки.
Отцы, Максы Кнопкэ, слишком многого даже и не хотели. Ну, Украину, ну, Эльзас и Лотарингию, ну, колонию Камерун в Африке и кое-что другое, но больше всего мечтали они попить вволю доброго довоенного пива в пивнушке под липами, заедая его редькой и хлопая по задам толстых кельнерш-подавальщиц.
Зато их сыновьям Фрицам Кнопкэ не хотелось ни редьки с пивом, ни царствия небесного, обещанного Мартином Лютером за трудолюбие и бережливость. Гитлер обещал им упоительное будущее. Война, грохот танков и гул бомбардировщиков, пылающие города, обезумевшие женщины, которых можно насиловать, сокровища, которые можно грабить, народы, в ужасе молящие о пощаде, и он, Фриц Кнопкэ, которого еще вчера на кухне экономно кормили вареной картошкой и папа и мама читали ему скучные наставления из программы Мартина Лютера, - он стоит во весь рост, с автоматом в волосатых руках и с кривой усмешкой глядит сверху вниз на покоренные народы всего мира.
Для этого нужно было только отбросить, как ветошь, гуманитарную культуру, забыть папашкину мораль, подавить в себе всякое проявление жалости и человеколюбия, стать варваром и красивым зверем. Ничего не было легче, как уговорить немецкую молодежь сделать это. Отцы сначала только охали, глядя, как их сыновья с непостижимой легкостью освобождаются от всяких признаков человечности - воловий бич фашизма гнал стада фрицев назад - через века культуры в доисторические пещеры, на обглоданные кости. Отцы не понимали, что сами подготовили все к тому, чтобы именно в Германии произошло падение человека. Они даже пытались протестовать и отмежевываться, но сыновья кулаками и резинками привели их к порядку. Папашка Макс Кнопкэ заткнул рот тряпочкой.
Началась война с фантастическими победами в Европе. Фриц от'елся на оккупационных харчах и вполне всем насладился. Отныне он ариец и зверь, хозяин жизни. Да здравствует варварство! Папашка Кнопкэ вполне присоединился к сыну и Гитлеру. Он орал в восторге: «Долой раздвоенность, хайль Гитлер!». Он уверовал в счастливое будущее фашистской Германии.
Но вот фриц попал в Россию. Он шел гордый и презрительный, засучив рукава. Он думал, что советская Россия - глиняный колосс, который при сильном ударе разобьется на тысячу кусков.
Немецкие танки резали клиньями фронт Красной Армии. Немецкие летчики носились над пылающими крышами городов и деревень и позволяли себе удовольствие пикировать на обнаруженную среди ржи русскую девчонку с васильками в кулачке. Война как будто развивалась по календарным срокам.
Но тут, никак не ожидая этого, и совсем к тому неподготовленный, немец встретил русского солдата. Русский солдат был тот самый солдат, кто десять веков отважно оборонял отечество ото всяких иноземных полчищ, напиравших с востока и запада. Готовясь к бою, он всегда по русскому обычаю, надевал чистую рубаху, чтобы в смертном деле быть чистым и душой и телом. Суворов завещал солдату свое сердце и славу. В отечественную войну он по колена в крови недвижимо стоял на дымном бородинском поле. Через столетие, в трудную освободительную войну, он под красным знаменем в зимнюю вьюгу, примерзая босыми ногами к стременам, с презрением атаковывал саму смерть, потому, что дороже жизни была ему справедливость, свобода и родина.
Это был тот русский солдат, по поводу которого Бисмарк на смертном одре со слезами завещал Германии - никогда, ни при каких обстоятельствах не ввязываться в войну с Россией.
Из трудных времен освободительной войны, когда с четырех сторон, от четырех морей навалились армии интервентов и белогвардейцев, когда борьба за Царицын была вопросом жизни для Советской республики и голод, и сыпнотифозная вошь уносили людей больше, чем пушки и пулеметы, - русский народ внимал высоким и страстным речам о мировой справедливости и гуманизме за раскованного человека, за его будущее счастье. С пением «Интернационала» в зимнюю вьюгу, голые по пояс, балтийские и черноморские моряки штурмовали танки и батареи интервентов.
Нет, не карманной вешалочкой для шляпы, не ушной ковырялкой или искусственной соплей, но правдой и справедливостью прельщался русский народ во все времена своей исторической жизни. Много перетерпел он горя и унижения, ходил в лаптях, когда другие народы носили козловые сапожки, но не приуныл и святой веры своей не потерял. Ленин знал, к кому обратить речь с броневика на площади Финляндского вокзала. Семена его гения упали в чистую душу народа, жаждущего много веков, чтобы у штурвала его великой родины встали правда и справедливость.
Русский народ добр и любит добро, широк в жизненном размахе, как широка и необ'ятна наша родина, неистощим внутренними силами, вынослив в борьбе, отважен и дерзок в игре со смертью; он умен и талантлив, - лишь дай ему поприще для применения его ума и таланта, он способен совершить чудо; таким чудом было строительство трех пятилеток и строительство обороны в эту войну.
Военная встреча немецкого народа с народом русским оказалась для немцев неожиданной и катастрофичной, о чем Бисмарк и предупреждал Германию. Встретились два разных мировоззрения, два нравственные уровня, две человеческие группы, подготовленные к исполнению прямо противоположных задач.
Понятно, что преимущества вооружения и военного опыта были на стороне немцев и дали им перевес в начале войны, но они ожидали не перевеса, а победы, кровавого разгрома советской России, грабежа Москвы и Ленинграда, овладения кузницей Советского Союза - Уралом и сказочными богатствами Кавказа и Средней Азии. Несмотря на их чудовищные усилия и жертвы, этого не случилось. Русский солдат защищал свою родину. Колосс не развалился, как ждали немцы с часу на час, но креп под ударами.
Надменному варвару Фрицу Кнопкэ пришлось «организовать» ватное одеяло, прорезать в нем дыру для головы и в таком виде, непривычном для завоевателя вселенной, не попадая зуб на зуб, подгоняемый трескучим морозом, еще стремительнее катиться в первобытное состояние двуногого животного, отличающегося от орангутанга только пристрастием к табаку и спиртным напиткам.
Когда же под Москвой фашистские армии были разгромлены и гордые завоеватели Европы сотнями тысяч, будто вытащенные из рефрижератора, валялись в снегах, просверленные пулями и разорванные снарядами, - Фриц Кнопкэ совсем потерял присутствие духа. Он начал бояться русского солдата, в его квадратном мозгу осталась только дикая злоба. Он жег, резал, умерщвлял, мучил, разрушал всех и все, что относилось к русскому солдату, - все русское.
Фриц Кнопкэ больше ничему теперь не верил, кроме ужаса войны. Она была слишком страшна для этого белоручки с атрофированной нравственностью и животной жаждой жизни, но его снова и снова поили водкой, ставили в строй и посылали вперед. Оставшись живым, фриц писал письма своему папашке: «В России кругом ад, никто отсюда не вернется». Страх, неверие, отчаяние, злоба давили его мозг. Теперь он не мог видеть ребенка, чтобы не размозжить ему голову, - одним русским меньше.
Довольно о фрице. Это безнадежно павший человек. Нельзя допустить, чтобы он когда-нибудь вытер окровавленные руки о штаны и снова пошел по берлинскому тротуару. Он должен быть уничтожен. Этого требует возмездие.
Нынешняя мировая война есть война моторов. Но победит тот, у кого больше моторов и тверже нравственный дух народа. Страдать деятельно можно только во имя высокой задачи, бесцельное страдание - разрушительно, бедствия и миллионы смертей, которые Гитлер навел на Германию, бесцельны для германского народа и потому разрушительны. На допросе пленный немец сказал: «Мы защищаем родину». Он лгал. Какую чортову родину он защищает? Безумие, честолюбие Гитлера, лопающийся от золота кошелек Геринга, акции германских промышленников, да еще - свою возможность улизнуть от суда за все уголовные преступления фашистской армии.
Народы Советского Союза стойко переживают тяжкие испытания войны. Много жертв, много слез, много страданий. Но жертвы и слезы и страдания искупаются в одном слове - Родина. Родина это наша надежда, наш путь в будущее, наша утешительница и наша слава. Родина это - тот тихий свет воспоминаний, от которых сладко сжимается сердце. Родина это тот рай земной, который мы должны построить своими руками - самый человечный, самый справедливый, самый мудрый, самый изобильный.
Вот почему русский солдат с сердцем, переполненным любовью к Родине, бьется под Сталинградом, и немецкие дивизии тонут в своей крови и не могут пройти. // Алексей Толстой.
____________________________________________________
Крестьянин и его земля ("Time", США)
Русский дух ("Time", США)
Душа народа ("Красная звезда", СССР)
Осенние фрицы ("Красная звезда", СССР)
Фрицы о фрицах ("Красная звезда", СССР)
Отчет о России и русских ("The New York Times", США)
Боевой дух Красной Армии ("The New York Times", США)
Сергей - боец Красной Армии ("The New York Times", США)
Человек, который остановил Гитлера ("The New York Times", США)
Й.Геббельс: О так называемой русской душе ("Das Reich", Германия)
Система оболванивания в германской армии ("Красная звезда", СССР)
Командиры Красной Армии! Неустанно повышайте боевую выучку воинских частей и соединений, крепите дисциплину и единоначалие, изучайте в совершенстве дело взаимодействия родов войск, становитесь мастерами вождения войск! (Из лозунгов ЦК ВКП(б) к 25-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции).
Алексей Толстой, " Красная звезда", СССР (№261 [5325]).
Статья опубликована 5 ноября 1942 года.
Предположим, - в эту минуту не слышно стрельбы на переднем крае и не воет сирена. Холодный туман навис над лесом, в блиндаже прилажена печурка. Поговорим о немцах без ругани, - что называется,- академически. Что это за народ?
В Германии я бывал, немцев видел. Как только переедешь немецкую границу, сразу - порядок. Бесхозного какого-нибудь болотца или почему-нибудь невспаханного клина, или березового лесочка, где видны коровы, а на опушке у костра пастушенок - ничего этого нет. Прямые дороги, огороженные участки. Если попадается дерево, значит оно - нумерованное, под охраной или историческое - около него ищи пивную. Частые городки, с прямыми улицами, где прохожие идут по правой стороне, а если какой-нибудь иностранец идет по левой, ему всякий скажет строго - всегда нужно итти по правой. Посреди городка кирпичная кирка, где на островерхой оцинкованной кровле, на шпиле вместо креста - золоченый петух. Опять аккуратные поля картошки и брюквы. Вот помещичья усадьба - барский дом, так себе, в готическом стиле, с башенками по углам, конюшни, хлева, птичники стоят четыреугольником, прочные, как крепость. Здоровенный помещик с красными, выбритыми жабрами, в зеленой венгерке, в зеленой шляпе, с петушиным перышком сзади, строго посматривает, похаживает. Коровы у него гладкие, свиньи - сытые, мытые, щекастые. Огород у него - ботва к ботве. В поле - колос к колосу. В это лето у него работают русские и украинские девушки с исплаканными глазами, истаявшие от недоедания и побоев.
Необ'ятный Берлин. Заводы, заводы, длинные многоэтажные рабочие корпуса, красно-желтые рекламы с черными готическими буквами, открытые платформы городских вокзалов, внизу - пряные, похожие одна на другую, улицы темно-коричневых домов с красными крышами. Вот и центр города, здесь дома крайне безобразной архитектуры, - вывески, рекламы до самых крыш и на крышах. Если сейчас пять часов пополудни, по тротуарам густыми потоками идут проститутки. В часы пик немцы по пути домой наспех перехватывают удовольствие.
Впрочем, сейчас война. Все девки обслуживают армию и офицерские курорты. На улицах народу мало, а из мужчин только широкоплечие блондины - гитлеровские гвардейцы, которые упругим шагом, с бездной в глазах, заходят в любой дом, по любому делу, вплоть до исполнения с хозяйкой долга перед нацией. Да, потери на русском фронте колоссально и пирамидально велики. Этого никто не ждал, хотя Геббельс все еще повторяет, что «для немца война - это красивое желание».
Дома, пивные, даже улицы в Берлине, как и в других немецких городах, пахнут дешевыми сигарами, пивом и вареным горохом. Это немецкий запах. На фронте он заменен запахом заношенного белья и сопревшего тела, а также трупным запахом. Немцы, кроме того, любят духовную музыку и похабную литературу, над которой громко хохочут; очень любят шутки или вицы, которые непонятны людям другой национальности, так как похожи на лепешки, падающие из-под коровьего хвоста на землю.
Немцы чрезвычайно почитают выше себя стоящих, немец умиляется от сознания, что есть человек, который выше его по званию, богатству или положению. Если немца уверить в том, что люди равны и он, Макс Кнопкэ, равен Адольфу Гитлеру, - он затоскует и может даже повеситься на подтяжках, так как мир представится ему пустым, без восторгов, преклонения и подчинения.
Немцы любят всевозможные мелкие полезные предметы. Например, если немец желает в жаркий день отдохнуть под деревом, он вынет из жилетного кармана складную вешалочку со шпилькой, раскроет, приколет к дереву и на крючочек повесит свою шляпу. Если пошел по магазинам - на левой руке у него надето никелированное кольцо с цепочками, оканчивающимися крючочками, на которые он и нацепляет свертки с покупками. Если у него зачесалось в ухе, - из кармана достается замшевый футлярчик, а из него - ушная ковырялка. Карманы Макса Кнопкэ набиты удобствами, а фабриканты этих полезных предметов потирают руки, очень довольные, что он такой дурак: какую ни придумай вещицу, например, искусственную соплю, которую можно, сидя за обедом, потихоньку вставить в ноздрю и напугать дам, - немец непременно купит.
Не будем вписывать в актив немцам то далекое время, когда у них были Бах и Бетховен, Гёте и Шиллер, Кант и Гегель. Большая музыка, поэзия, философия быльем поросли. Теперь уже больше половины столетия Германия это - царство мещан, собирающих свое счастьице по пфеннигу, с самодовольством, с мелочной бережливостью, со злым посверкиванием глаз. Немец работает со всей аккуратностью и считает, что ни один народ работать не умеет. Еще Мартин Лютер уверил немцев, будто каждому из них доступно царствие небесное при условии, если он будет беречь копеечку и почитать выше себя стоящих. Но немцы при всем том неизобретательны, за малым исключением, ум их способен только к практическому приспособлению. Творят, изобретают, делают гениальные открытия - русские, американцы, французы англичане. Немцы крадут изобретения и приспособляют их.
Немец терпелив. Если, например, он полюбил девушку, - будет ждать ее хоть десять лет, покуда он и она не прикопят деньжонок на свадьбу, он сбережениями или аферами, она - чаще всего работой в публичном доме, оставаясь при том верной душою своему Максу Кнопкэ. Немец хорошо обращается с домашним скотом, но с людьми он жесток, потому что каждый человек занимает определенное место в «жизненном пространстве», которое мог бы занять Макс Кнопкэ.
Впрочем, я все говорю о немцах догитлеровского времени, об отцах или, в крайности, о рожденных в начале века. Это люди раздвоенные, испытавшие горечь поражения, крушения империи и инфляцию. Это последние армейские резервы, уже пущенные в ход. Но все же Гитлер из них и сварил тот фашистский суп, который Германии скоро придется расхлебывать с разбитой рожей и горькими слезами.
За полгода до появления Гитлера у власти я был в Германии и обратил внимание на большое количество особенных молодых людей. Их сразу можно было заметить в толпе: они ходили пружинящим шагом, в спортивных костюмах, с открытой головой и заброшенными назад волосами; рослые, здоровенные, загадочно суровые, они стремительно проходили по тротуарам Берлина, глядя поверх голов взглядом, в котором отражалась бездна. Меня предупредили, чтобы я был поосторожнее с ними и в особенности не заглядывал в одну пивную в центре города, где бьют.
- За что бьют? - спросил я.
- За иностранное происхождение, в особенности достается брюнетам.
Эти загадочные молодые люди были детьми своих отцов - Макс Кнопкэ родил Фрица Кнопкэ и отдал его в собственность, с душой и телом, Гитлеру в надежде, что он, рейхсканцлер, второй мировой войной, или хотя бы только угрожая оной, поправит немецкие делишки.
Отцы, Максы Кнопкэ, слишком многого даже и не хотели. Ну, Украину, ну, Эльзас и Лотарингию, ну, колонию Камерун в Африке и кое-что другое, но больше всего мечтали они попить вволю доброго довоенного пива в пивнушке под липами, заедая его редькой и хлопая по задам толстых кельнерш-подавальщиц.
Зато их сыновьям Фрицам Кнопкэ не хотелось ни редьки с пивом, ни царствия небесного, обещанного Мартином Лютером за трудолюбие и бережливость. Гитлер обещал им упоительное будущее. Война, грохот танков и гул бомбардировщиков, пылающие города, обезумевшие женщины, которых можно насиловать, сокровища, которые можно грабить, народы, в ужасе молящие о пощаде, и он, Фриц Кнопкэ, которого еще вчера на кухне экономно кормили вареной картошкой и папа и мама читали ему скучные наставления из программы Мартина Лютера, - он стоит во весь рост, с автоматом в волосатых руках и с кривой усмешкой глядит сверху вниз на покоренные народы всего мира.
Для этого нужно было только отбросить, как ветошь, гуманитарную культуру, забыть папашкину мораль, подавить в себе всякое проявление жалости и человеколюбия, стать варваром и красивым зверем. Ничего не было легче, как уговорить немецкую молодежь сделать это. Отцы сначала только охали, глядя, как их сыновья с непостижимой легкостью освобождаются от всяких признаков человечности - воловий бич фашизма гнал стада фрицев назад - через века культуры в доисторические пещеры, на обглоданные кости. Отцы не понимали, что сами подготовили все к тому, чтобы именно в Германии произошло падение человека. Они даже пытались протестовать и отмежевываться, но сыновья кулаками и резинками привели их к порядку. Папашка Макс Кнопкэ заткнул рот тряпочкой.
Началась война с фантастическими победами в Европе. Фриц от'елся на оккупационных харчах и вполне всем насладился. Отныне он ариец и зверь, хозяин жизни. Да здравствует варварство! Папашка Кнопкэ вполне присоединился к сыну и Гитлеру. Он орал в восторге: «Долой раздвоенность, хайль Гитлер!». Он уверовал в счастливое будущее фашистской Германии.
Но вот фриц попал в Россию. Он шел гордый и презрительный, засучив рукава. Он думал, что советская Россия - глиняный колосс, который при сильном ударе разобьется на тысячу кусков.
Немецкие танки резали клиньями фронт Красной Армии. Немецкие летчики носились над пылающими крышами городов и деревень и позволяли себе удовольствие пикировать на обнаруженную среди ржи русскую девчонку с васильками в кулачке. Война как будто развивалась по календарным срокам.
Но тут, никак не ожидая этого, и совсем к тому неподготовленный, немец встретил русского солдата. Русский солдат был тот самый солдат, кто десять веков отважно оборонял отечество ото всяких иноземных полчищ, напиравших с востока и запада. Готовясь к бою, он всегда по русскому обычаю, надевал чистую рубаху, чтобы в смертном деле быть чистым и душой и телом. Суворов завещал солдату свое сердце и славу. В отечественную войну он по колена в крови недвижимо стоял на дымном бородинском поле. Через столетие, в трудную освободительную войну, он под красным знаменем в зимнюю вьюгу, примерзая босыми ногами к стременам, с презрением атаковывал саму смерть, потому, что дороже жизни была ему справедливость, свобода и родина.
Это был тот русский солдат, по поводу которого Бисмарк на смертном одре со слезами завещал Германии - никогда, ни при каких обстоятельствах не ввязываться в войну с Россией.
Из трудных времен освободительной войны, когда с четырех сторон, от четырех морей навалились армии интервентов и белогвардейцев, когда борьба за Царицын была вопросом жизни для Советской республики и голод, и сыпнотифозная вошь уносили людей больше, чем пушки и пулеметы, - русский народ внимал высоким и страстным речам о мировой справедливости и гуманизме за раскованного человека, за его будущее счастье. С пением «Интернационала» в зимнюю вьюгу, голые по пояс, балтийские и черноморские моряки штурмовали танки и батареи интервентов.
Нет, не карманной вешалочкой для шляпы, не ушной ковырялкой или искусственной соплей, но правдой и справедливостью прельщался русский народ во все времена своей исторической жизни. Много перетерпел он горя и унижения, ходил в лаптях, когда другие народы носили козловые сапожки, но не приуныл и святой веры своей не потерял. Ленин знал, к кому обратить речь с броневика на площади Финляндского вокзала. Семена его гения упали в чистую душу народа, жаждущего много веков, чтобы у штурвала его великой родины встали правда и справедливость.
Русский народ добр и любит добро, широк в жизненном размахе, как широка и необ'ятна наша родина, неистощим внутренними силами, вынослив в борьбе, отважен и дерзок в игре со смертью; он умен и талантлив, - лишь дай ему поприще для применения его ума и таланта, он способен совершить чудо; таким чудом было строительство трех пятилеток и строительство обороны в эту войну.
Военная встреча немецкого народа с народом русским оказалась для немцев неожиданной и катастрофичной, о чем Бисмарк и предупреждал Германию. Встретились два разных мировоззрения, два нравственные уровня, две человеческие группы, подготовленные к исполнению прямо противоположных задач.
Понятно, что преимущества вооружения и военного опыта были на стороне немцев и дали им перевес в начале войны, но они ожидали не перевеса, а победы, кровавого разгрома советской России, грабежа Москвы и Ленинграда, овладения кузницей Советского Союза - Уралом и сказочными богатствами Кавказа и Средней Азии. Несмотря на их чудовищные усилия и жертвы, этого не случилось. Русский солдат защищал свою родину. Колосс не развалился, как ждали немцы с часу на час, но креп под ударами.
Надменному варвару Фрицу Кнопкэ пришлось «организовать» ватное одеяло, прорезать в нем дыру для головы и в таком виде, непривычном для завоевателя вселенной, не попадая зуб на зуб, подгоняемый трескучим морозом, еще стремительнее катиться в первобытное состояние двуногого животного, отличающегося от орангутанга только пристрастием к табаку и спиртным напиткам.
Когда же под Москвой фашистские армии были разгромлены и гордые завоеватели Европы сотнями тысяч, будто вытащенные из рефрижератора, валялись в снегах, просверленные пулями и разорванные снарядами, - Фриц Кнопкэ совсем потерял присутствие духа. Он начал бояться русского солдата, в его квадратном мозгу осталась только дикая злоба. Он жег, резал, умерщвлял, мучил, разрушал всех и все, что относилось к русскому солдату, - все русское.
Фриц Кнопкэ больше ничему теперь не верил, кроме ужаса войны. Она была слишком страшна для этого белоручки с атрофированной нравственностью и животной жаждой жизни, но его снова и снова поили водкой, ставили в строй и посылали вперед. Оставшись живым, фриц писал письма своему папашке: «В России кругом ад, никто отсюда не вернется». Страх, неверие, отчаяние, злоба давили его мозг. Теперь он не мог видеть ребенка, чтобы не размозжить ему голову, - одним русским меньше.
Довольно о фрице. Это безнадежно павший человек. Нельзя допустить, чтобы он когда-нибудь вытер окровавленные руки о штаны и снова пошел по берлинскому тротуару. Он должен быть уничтожен. Этого требует возмездие.
Нынешняя мировая война есть война моторов. Но победит тот, у кого больше моторов и тверже нравственный дух народа. Страдать деятельно можно только во имя высокой задачи, бесцельное страдание - разрушительно, бедствия и миллионы смертей, которые Гитлер навел на Германию, бесцельны для германского народа и потому разрушительны. На допросе пленный немец сказал: «Мы защищаем родину». Он лгал. Какую чортову родину он защищает? Безумие, честолюбие Гитлера, лопающийся от золота кошелек Геринга, акции германских промышленников, да еще - свою возможность улизнуть от суда за все уголовные преступления фашистской армии.
Народы Советского Союза стойко переживают тяжкие испытания войны. Много жертв, много слез, много страданий. Но жертвы и слезы и страдания искупаются в одном слове - Родина. Родина это наша надежда, наш путь в будущее, наша утешительница и наша слава. Родина это - тот тихий свет воспоминаний, от которых сладко сжимается сердце. Родина это тот рай земной, который мы должны построить своими руками - самый человечный, самый справедливый, самый мудрый, самый изобильный.
Вот почему русский солдат с сердцем, переполненным любовью к Родине, бьется под Сталинградом, и немецкие дивизии тонут в своей крови и не могут пройти. // Алексей Толстой.
____________________________________________________
Крестьянин и его земля ("Time", США)
Русский дух ("Time", США)
Душа народа ("Красная звезда", СССР)
Осенние фрицы ("Красная звезда", СССР)
Фрицы о фрицах ("Красная звезда", СССР)
Отчет о России и русских ("The New York Times", США)
Боевой дух Красной Армии ("The New York Times", США)
Сергей - боец Красной Армии ("The New York Times", США)
Человек, который остановил Гитлера ("The New York Times", США)
Й.Геббельс: О так называемой русской душе ("Das Reich", Германия)
Система оболванивания в германской армии ("Красная звезда", СССР)