Новые книги: ежегодник "Япония"
Новый ежегодник «Япония»: статьи по современной политике и экономике, по истории, литературе, религиям и искусствам. В том числе работы Е.М. Дьяконовой по рыбам и китам в японских мифах (со множеством иллюстраций!); Л.Ш. Кулиевой по истории мусульман в Японии, О.В. Торбина по коллекции японского искусства в Самаре (начало ей положило собрание предпринимателя А. фон Вакано, фамилия звучит совсем по-японски, однако на самом деле он австриец, производил в Самаре пиво и занимался множеством других дел - политикой, благотворительностью, коллекционированием…). «Проб пера», статей молодых японоведов, в этот раз целых три, и все очень интересные. Перевод - А Н. Мещерякова, из автобиографии Фукудзавы Юкити (1835-1901), главы про учёбу в осакской школе медицины в 1850-х. Вот такие, например:
Убийство понарошку
Случалось и такое…
Вместе с моим старшим товарищем по имени Мацусита Гэмпо (он был родом из княжества Курумэ) мы отправились поглазеть на вечерний рынок Горё, расположенный неподалеку от святилища. Мы ошивались возле прилавка с растениями. Тут хозяин произнес: «Господа, только ведите себя прилично!» Мы так поняли, что по нашему виду он принял нас за воров, а это было оскорбительно. Я гневно закричал - совершенно в духе Бэнтэн Кодзо: «Мацусита! Убей его! Не говори ни слова - убей!» Мацусита ответил примирительно: «Может, все-таки пожалеем?» Я сказал: «Отстань! Не мешай мне! Я сам убью его одним ударом!»
Вокруг стали собираться люди, целая толпа. Дело принимало интересный оборот, это мне нравилось. Тут откуда ни возьмись появился борец сумо и сказал: «Простите хозяина, пожалуйста!» Я отвечал: «Хорошо, если ты просишь за него, так и быть - прощу. Но если он завтра осмелится здесь торговать, я его все равно убью! Но раз ты просишь, сегодня я его пощажу».
На следующий вечер мы снова отправились на рынок. Цветочник оказался честным человеком, на месте его прилавка зияла пустота. Вот я и говорю: полиции тогда не было, можно было творить, что хочешь. Но вообще-то я не творил настоящих безобразий. Случай с цветочником на такое безобразие не тянет.
Держи вора!
Один раз я влип по-настоящему. Неподалеку от того же рынка Горё по случаю праздника Сунамоти устраивали процессию: сотня-другая молодых людей с бумажными фонариками на голове с шумными выкриками обходили квартал. Нас было трое или четверо студентов, и я, не знаю уж зачем, наверное, под влиянием выпитого, сбил палкой такой фонарик с головы молодого человека. Он закричал: «Держи вора!» А в Осаке ведь как было принято: вора без лишних слов забивают до смерти, а труп бросают в реку. Я испугался по-настоящему. Нужно бежать! И я припустил - босиком - в направлении Додзимы. Короткий меч был при мне. Если бы меня догнали, пришлось бы пустить его в ход. Это была бы катастрофа. Порань я кого - прощения не добиться. Вот я и бежал изо всех сил - пока не добежал до представительства Накацу. Только там я смог перевести дух.
Никаких богов и будд!
На северо-востоке Осаки есть мост Асия. Место перед ним называлось Цукидзи. Там выстроились заведения с сомнительной репутацией. Это был грязный район дешевых проституток. При входе в него находился храмик, посвященный то ли Дзидзо, то ли Компире. Похоже, что он пользовался популярностью, ведь ему делали много подношений: рисунки молящихся мужчин и женщин; конверт, приклеенный к рамке с пучком волос. Присмотревшись к этим подношениям при свете дня, мы ушли, а ночью своровали и пучок, и конверты. Вернувшись в общежитие, мы открывали конверты и читали вложенные в них молитвы. Люди просили о самом разном, и это было интересно! Ага! Вот этот мужик хочет распрощаться с азартными играми, а этот с выпивкой. Этот благодарит, что корабль не затонул во время шторма. Кто-то винился, что чересчур любвеобилен, а вот какая-то девица мечтает о мужчине. Любопытно, сколько ей годков? Мы воровали такие письма не один раз, нам было интересно. Читать для забавы сокровенные послания было большим грехом. Но уж таковы были голландоведы, не признававшие ни богов, ни будд.
Воровство в харчевнях
Я уже поминал, что цветочник на рынке Горё заподозрил в нас воришек. Он был недалек от истины - студенты школы Огата и вправду подворовывали. Правда, это не касалось дорогих вещей, скажем, в магазине одежды. Угостившись вином в какой-нибудь харчевне, мы прихватывали с собой чарку, тарелочку или еще какую-нибудь подручную мелочь. Мы хвалились друг перед другом такой ловкостью рук. На больших сборищах, вроде проводов кого-то на родину, добыча была особенно велика. После одной вечеринки кто-то засунул за спиной под одежду большой веер, кто-то спрятал за пазуху целое блюдо, а кто-то довольствовался крышкой от суповой пиалы в рукаве. Один парень сказал: «Вы все мелочитесь, я вам сейчас покажу, что такое настоящее мастерство!» И продемонстрировал десяток тарелок, которые он унес в узелке из полотенца. Сейчас я думаю, что поскольку мы пировали в одних и тех же местах, там всё про нас понимали и включали цену сворованного в счёт. Там знали, что мы заядлые воришки.
Соревнование по переписыванию и чтению
Теперь расскажу, как мы учились. Поступивший в школу человек ничего не смыслил в голландском. С ним поступали так: выдавали ему напечатанный в Эдо двухтомник. Первый том - «Грамматика», второй - «Синтаксис». Новичок брался за «Грамматику», учился с помощью преподавателя читать ее вслух. Покончив с первым томом, брался за «Синтаксис», который осваивался таким же образом. После этого наступал черед занятий по самостоятельному чтению. Они проходили следующим образом. К группе из 10 или 15 человек приставлялся руководитель. Он выслушивал, как студент читает текст. К этому времени упор делался уже на самостоятельные занятия. При подготовке запрещалось обращаться к другим студентам за помощью. Да таких паршивых студентов у нас и не бывало. В школьной библиотеке имелись книги только по физике и медицине. Их было меньше десятка. Это были книги, привезенные из Голландии. Каждая - в одном экземпляре. Студент, освоивший грамматику, должен был переписать соответствующую книгу. Вот с такими копиями и проводились занятия по чтению шесть раз в месяц. Поскольку вся группа из десяти, скажем, человек не могла одновременно заниматься копированием одной и той же книги, устанавливали очередь жребием. Европейской бумаги, разумеется, не было, писали уставным почерком на шершавой японской. Поскольку писать на такой бумаге было неудобно, ее предварительно разглаживали фарфоровой чашкой, а потом уже переписывали «орлиным пером». Такие пёрышки длиною в три суна делались из пера то ли журавля, то ли гуся. Их в то время продавали сколько хочешь в аптеках. Я еще слышал, что из них делали крючки для ловли тунца. Стоили всего ничего. Заостришь перо ножичком - вот тебе и ручка получилась. Никаких европейских чернил, понятно, не имелось. Растворишь тушь в банке - вот тебе и чернила. Поскольку все студенты были обязаны заниматься копированием, мы набивали руку, получалось хорошо. Один читает, а другой со слуха переписывает, ошибок не случалось. Вот так вдвоем и переписывали. Переписали - передали книгу другим. Ну, и так дальше. Задание на урок большим не казалось - страниц пять.
Самостоятельные занятия
Хорошо, текст переписали. Никто тебя не учит, никто и не слушает - готовься сам. Мы стыдились тайком получать помощь, никто правил не нарушал. Ты должен в одиночку разобраться с текстом. У тебя есть учебник и словарь. На них и рассчитывай. Словарь - это переписанная копия словаря доктора Хендрика Дуффа, в школе имелся один экземпляр. Здоровенная книжища - шесть тысяч страниц. Поэтому словарь имелся только один - попробуй, перепиши! Голландец Дуфф когда-то жил на острове Дэсима, что рядом с Нагасаки. Его словарь - перевод немецко-голландского словаря Халма, для всех голландоведов - сущее сокровище. Какой-то японец переписал его, а поскольку в школе Огата была только одна копия, возле полки с этим многотомным словарем всегда толпились студенты. Имелся и оригинал голландского лексикона Вейланда в шести томах. Не нашел сло́ва у Дуффа - ищи у Вейланда. Но для начинающих Вейланд был труден - там всё по-голландски написано. Поэтому Дуффом пользовались больше. Дни проверочных занятий были определены заранее, ночь накануне даже лентяи бодрствовали. В комнате со словарем Дуффа толпился десяток человек, они молча копались в словаре.
Но вот наступает проверочный день. Жребием определяется, кто и какой отрывок читает. Руководитель держит в руках оригинал книги. Каждый студент отвечает по попавшемуся ему отрывку. Если проваливается, наступает очередь следующего. Если и он не сдюжит, тогда - снова следующий. Кто смог прочесть - тому ставят белый кружок, кто провалился - черный. Кто прочел безупречно, удостаивается белого треугольника. Он ценился в три раза больше кружка. Классы в школе делились на 7-8 ступеней. Если студент на протяжении трех месяцев достигал наивысших результатов, его переводили на следующую ступень. Старшие студенты вели уроки с младшими (это не касается проверочных занятий), и в результате между ними складывались поистине братские отношения. Подготовка к проверочным занятиям лежала на совести каждого студента, и шесть раз в месяц он как бы сдавал экзамен.
По мере продвижения в учебе все книги в библиотеке прочитывались, и студенту было нечем заняться. Требовалось практиковаться на более сложных текстах. Самые продвинутые студенты брались за предисловия, которые не имели практической ценности. Или же просили самого Огату почитать им лекции. Я был одним из его слушателей. Слушая его, каждый раз ощущал точность и широту его знаний - он был светилом в голландоведении, его гигантом. После занятия мы возвращались в общежитие, и мои друзья говорили: «Ну как тебе сегодняшняя лекция? Мы просто неучи по сравнению с ним».
Наши хулиганские вылазки в город, сопровождавшиеся возлияниями, приходились на вечера или на следующие дни после проверочных уроков - ведь до следующего испытания оставалось еще несколько дней. Однако по мере приближения очередного испытания мы занимались все усерднее. Разумеется, твои успехи зависели и от природных способностей, но никто не мог перейти в следующий класс или получить свидетельство об окончании только потому, что он долго пробыл в стенах школы. Система подготовки способствовала получению настоящих знаний, так что студенты научались хорошо читать на голландском.
Переписка книги князя Куроды
Князь Курода, управитель провинции Тикудзэн, имевший титул управителя провинции Мино, был дедом нынешнего господина Куроды. Учитель Огата был вхож в дом князя. Он не ездил ни в Тикудзэн, ни в Эдо, но пользовал членов дома Куроды в Осаке. Когда Курода направлялся в Эдо или возвращался оттуда, он проезжал через Осаку, Огата являлся в представительство Тикудзэн и осведомлялся о здоровье князя.
Это было в третьем или четвертом году Ансэй (1856-1857). Князь проезжал через Осаку, и Огата, как обычно, явился в представительство Тикудзэн, расположенное в районе Наканосима. Вернувшись, он тут же вызвал меня. Я недоумевал о причине вызова, а Огата показал мне некую книгу: «Князь сказал, что недавно разжился этой книгой, а я ненадолго одолжил ее у него». Это оказался голландский перевод новой английской книги Вандербильта. Там рассказывалось о новейших научных достижениях, в особенности подробно говорилось про электричество. Находясь в этой самой Осаке, я знал про электричество ничтожно мало - только то, что сообщалось в одном голландском школьном учебнике. В этой же книге, доставленной недавно из Европы, подробно рассказывалось об открытиях великого Фарадея в области электричества. Все было таким новым для меня, я прямо ахнул и спросил, на какое время учитель одолжил эту замечательную книгу. Он отвечал, что Курода пробудет в Осаке два дня и до его отъезда можно подержать книгу у себя.
Я решил показать книгу нашим студентам в общежитии. Они окружили книгу кольцом. Я посоветовался со студентами постарше, и мы решили переписать книгу. «Не будет никакого толку, если мы просто посмотрим книгу. Так что кончаем глазеть, приступаем к переписке. Здесь тысяча страниц, полностью переписать не успеем. Будем переписывать только последнюю главу про электричество. Всем приготовить кисти, бумагу и тушь!» Но вот ведь незадача: мы не имели права разброшюровать такую ценную книгу, принадлежавшую князю! Нас было несколько десятков человек и если бы мы были вольны в своих действиях, то успели бы к сроку… Но студенты школы Огата были опытными переписчиками. Один читал, другой записывал. Как только второй уставал и начинал работать медленнее, его сменял другой студент. Ну, и так далее. Те, кто притомились, тут же ложились спать - будь то день или ночь. Работа не останавливалась круглые сутки, перерывов на еду и перекуры не существовало, так что мы не теряли ни минуты. За три дня и две ночи мы переписали главу про электричество и скопировали все рисунки, успели даже провести сверку. Всего получилось страниц триста. Нам хотелось переписать и другие разделы, но времени не хватило. Но все равно хорошо, что успели с электричеством. Огата обмолвился, что Курода купил книгу за 80 рё:. Нищим студентам такая сумма и не снилась. Никто не мог даже и мечтать о покупке такой книги.
Но вот настал вечер, когда князь должен был отправляться в путь. Передавая книгу из рук в руки и бережно оглаживая ее, мы прощались с ней, как прощаются с дорогим родителем. Книгу мы вернули, но наши представления об электричестве поднялись на совсем другой уровень. Не побоюсь сказать, что в тогдашней Японии мы знали про электричество больше всех! Даже сегодня, когда заходит речь об электричестве, я могу поддержать разговор. И всё это благодаря той самой книге. Так что многое в моей жизни связано с той доставшейся по случаю книгой. Я несколько раз просил нынешнего Куроду поискать ее у себя, но он не смог ее найти - говорил, что в бурные годы [революции Мэйдзи] она куда-то затерялась. Очень жаль.