Пожарники и костоправы
Старые японские города, включая Эдо, были деревянными и часто горели - порою горели страшно, как мы помним, например, из истории зеленщицы Осити. Жёсткие правила противопожарной безопасности спасали не больше, чем в других деревянных городах, - всё равно находилась какая-нибудь «копеечная свечка». Стало быть, требовались пожарные, по возможности обученные, расторопные и с большими полномочиями. Недаром в самой, пожалуй, знаменитой пьесе Кабуки, «Сокровищнице вассальной верности», благородные мстители-заговорщики переодеваются пожарниками, чтобы беспрепятственно ходить по городу при оружии и большим отрядом.
Так что во всех крупных городах были свои казённые пожарные команды, пользовавшиеся большим почётом и носившие яркую форму. И в театре Кабуки в танцевальные представления охотно включали танцы на тему «Пожарник на досуге» - весёлый, нарядный и, как правило, несколько пьяный пожарный плясал что-нибудь бравурное.
Парадная одёжка главы пожарной команды. Позаимствовано отсюда
Но команды эти имели и свои недостатки. Во-первых, при больших полномочиях у них не всегда было хорошо с дисциплиной (по строгим японским меркам). Во-вторых, их возможности были довольно ограниченны - бывало, что на красивые одёжки и парады тратилось больше средств, чем на собственно пожарный инвентарь и обучение. А в-третьих, если уж пожарные брались тушить дом, то сплошь и рядом (как и в деревянной Европе) разносили его до основания, во избежание распространения огня, а куда что из домашнего имущества девалось - они не отвечали, огонь всё спишет. Поэтому богатые и знатные люди, особенно князья с их обязательными столичными усадьбами, нередко заводили собственных, частных пожарников, на которых положиться было легче. С казёнными пожарными частные хорошо ладили далеко не всегда.
Вот и в пьесе Каватакэ Мокуами «Слепой костоправ, или Пожарный отряд князя Кага под цветущими сливами» (盲長屋梅加賀鳶, «Мэкура нагая умэ-га кагатоби», 1886) действие вертится вокруг такой частной пожарной команды господина Маэды, князя Кага. Почти половину изначальной семиактной постановки занимали пляски пожарных и их междоусобицы; потом некоторые танцы обособились, их стали ставить как отдельные номера, а в пьесе главной стала детективная линия (и она за счёт этого сократилась до четырёх действий). Мы будем пересказывать тоже в основном её - и разбавлять картинками с пожарниками, чтобы не забывать, что их выступлениями прослоено всё действие. Впрочем, роль сыщика в этой истории тоже исполняет пожарник. Ну действительно, не презренному же в Кабуки полицейскому стражнику такое важное дело доверять?
1
Действие начинается в самом начале нового года, Эдо, у ворот квартала Хонго:, где расположена усадьба князя Кага и расквартирована его частная пожарная дружина. (Сейчас на месте этой усадьбы - Токийский университет.) Здесь собирается воинственно настроенный отряд городских, казённых пожарников - во всём блеске своей формы, с крючьями и топориками и с твёрдым намерением показать этим частникам, кто чего стоит. Дело в том, что недавно княжеские люди посмели тушить пожар, на который не имели никаких прав, - не на усадебной земле, а в городе. Ну да, могла заняться и усадьба - но по-честному надо было дождаться пожарников казённых, в конце концов ведь только они - настоящие, а эти частники - по сути самозванцы! Во главе казённых пожарных стоит Мацудзо:, заместитель брандмейстера, храбрый и уважаемый малый; он и должен вести товарищей на штурм и на бой с «кагасцами». А сам брандмейстер, Умэкити, отправился на переговоры с супостатами. Ожидание затягивается, пожарные шумят; наконец Умэкити возвращается и пробует их утихомирить: переговоры идут хорошо, может быть, получится добиться и извинений, и возмещения, главное - не спешить.
Но его команда - ребята горячие, они хотят не стоять и годить, а идти на штурм и мстить за обиду! Умэкити, понимая, что сейчас начнётся резня, и тогда остановить её уже едва ли удастся (у князя в усадьбе не только пожарники, конечно, но и самураи-охранники), грудью загораживает своей команде путь к воротам: «Раз вы не желаете повиноваться моим приказам - сперва убейте меня, а потом делайте что хотите!» Иные буяны готовы так и поступить, но внезапно сторону брандмейстера принимает главный заводила, Мацудзо:. «Если у нас будет такой бардак, что мы командира не слушаемся и через его труп попрём - мы ж ещё хуже кагасцев окажемся! Те, конечно, на чужой участок влезли - но своих-то они не били!» Поворчав, пожарные начинают расходиться, а Умэкити с благодарностью смотрит на своего помощника, которого считал главным своим соперником внутри команды.
2
Поздним вечером вдоль рва в квартале Отяномидзу бредёт хворый старик-горожанин по имени Тадзиэмон. Кости у него болят, мышцы болят, суставы болят - и внезапно так схватывает, что он с места сдвинуться не может, только стонет, скрючившись. На счастье, тут слышится свист - это по той же не слишком оживлённой улице идёт слепой костоправ Куматака До:гэн (слепцам в Эдо полагалось носить с собою свисток и давать им знать о своём приближении - чтобы прохожие не налетали на них, а уступали дорогу. Вообще о слепых костоправах-массажистах в токугавской Японии вообще и в Кабуки в частности мы уже немного писали здесь).
Он приходит на помощь Тадзиэмону, начинает его ощупывать в поисках больного места - и натыкается на увесистый свёрток с серебром. Жадность берёт верх, До:гэн выхватывает нож, одним ударом закалывает беспомощного старика, хватает деньги и удирает. Он вообще скверный человек, этот костоправ, как мы ещё не раз убедимся.
Не успел До:гэн удалиться, как на улице появляется возвращающийся со сходки пожарник Мацудзо:. Он обдумывает, как быть дальше с кагасцами, и едва не спотыкается о тело Тадзиэмона. Мацудзо: видит кровь, озирается в поисках убийцы - но вокруг никого, только в дальнем конце улицы нетвёрдым шагом невозмутимо удаляется слепец, посвистывая в свой свисток. Пожарник склоняется над телом; мёртвому уже не помочь, но рядом с трупом валяется кисет с табаком - а трубки-то нет. «Эге, - думает Мацудзо:, - уж не убийца ли это обронил? Рана совсем свежая, тело тёплая - убийство явно произошло только что, но не слепец же зрячего зарезал? Или всё-таки слепец?» Он прибирает кисет и идёт доложить об обнаруженном мертвеце.
На афише - злой костоправ и проницательный пожарник
3
Куматака До:гэн женат на женщине по имени Осэцу, и к той как раз зашла в гости её молоденькая племянница, сиротка Оаса. Эта бедная девушка работает по найму - служанкой и сиделицей в закладной лавке. Сейчас она очень довольна: показывает тётке пять золотых и хвастается, что эти деньги (очень немалые для того городского слоя, который описывается в пьесе) получила от своего хозяина, уважаемого Ёхэя. Осэцу немедленно начинает беспокоиться: «С чего бы это ему так расщедриться? Уж не за постельные ли услуги? Или, ещё того хуже, ты эти деньги украла?» - «Да что ты, тётушка, как можно! Просто вот мой хозяин оказался уж таким добрым человеком, таким добрым! Как здорово, что я к нему нанялась!»
Сам До:гэн из-за перегородки слышит весь разговор. Он выходит и заявляет: «Не может такого быть, чтобы всё сводилось к хозяйской доброте - что-то ты недоговариваешь! Сходи-ка, жена, в эту закладную лавку, разберись, что к чему!» Осэцу уходит - и немедленно появляется новая гостья, только и ждавшая, пока хозяйка удалится. Это Оканэ, женщина-массажистка, приятельница и любовница До:гэна. Костоправ рассказывает ей новости, и теперь они уже вдвоём наседают на растерянную девушку: «Нет, ты не ври, ты признайся, как всё было на самом деле! Мы ж тебе всё равно не верим, мы жизнь лучше знаем!» До:гэн грозится, Оканэ давит - и скоро Оаса решает, что лучше уж признаться в том, чего не было (а может, и было, просто она не поняла? Взрослым-то виднее…). Да, хозяин приставал. Да, соблазнил. Да, наверно, за это и денег дал… Да, если надо, я письменное признание подпишу, только оставьте в покое! «Отлично! - торжествуют костоправы. - Теперь можно нажать на ростовщика - заплатит и ещё, раз не поскупился на такие деньжищи, или плакало его доброе имя, по всему Эдо ославим!» - «Но он же меня выгонит!» - в ужасе лепечет Оаса. «Ну так где ж такую гулящую на работе держать будут? Разве что в весёлом доме! Это, кстати, хорошая мысль: туда мы тебя и пристроим!» Девушка в полном ужасе; но на самом деле дядюшка так или иначе задумывал продать её в весёлый дом - и как раз сейчас к нему является сводня-посредница, с которой он об этом толковал. Под её присмотром До:гэн и Оканэ оставляют перепуганную и рыдающую Оасу, а сами отправляются в закладную лавку Ёхэя - поскольку Осэцу всё никак не возвращается.
А городские пожарники тем временем оказываются втянуты в ещё одну стычку с княжескими… Обе стороны показали себя молодцами
4
Коварная парочка является к закладчику в лавку. Оканэ пока старается не привлекать к себе внимания и прячется за ширмой, а До:гэн громогласно приветствует приказчиков и сидельцев и рассыпается в благодарностях за то, что они присматривают за его молоденькой недотёпой-племянницей и опекают её. Приказчики добродушно кивают: да о чём речь, девочка работящая, приветливая, послушная, побольше бы таких!
Появляется и сам хозяин - Ёхэй; До:гэн униженно благодарит его за деньги, сообщает, что уже посылал жену убедиться, что Оаса эти пять золотых не украла, да та куда-то запропастилась… «Всё в порядке, - отвечает Ёхэй, - твоя жена тут уже побывала, мы поговорили, ни о какой краже и речи нет». - «Вот я так и подумал - не ворованные эти деньги. Можно сказать, заработанные. Только вот не нравится мне то, как они заработаны!» - неожиданно жёстко заявляет слепец. «Ты о чём?» - удивляется Ёхэй, и тут-то До:гэн и предъявляет ему письменное признание Оасы. «Мы тебе доверили невинное дитя, цветочек наш нетронутый, а ты его соблазнил, опозорил, никто девочку теперь замуж не возьмёт! Всем расскажу, как ты, кровопийца, над простыми беззащитными людьми глумишься, никто в твою лавку больше ногою не ступит! Хотя… можно и договориться. Пожалуй, сто золотых смогут смыть навлечённый тобою позор…» Ёхэй возмущённо отрицает все обвинения, но тут вперёд выступает Оканэ и подтверждлает: бумага не поддельная, она собственными ушами слышала признание Оасы, готова выступать свидетелем!
Гравюра Тоёхара Кунитика. В центре - решительный До:гэн и смущённый Ёхэй, слева - Оканэ торгуется с приказчиком, а справа - Матадзо: с трубкой и грамоткой. При чём тут он? А вот увидите…
Ёхэй в полной растерянности: он-то знает, что ничего такого не было, и не понимает, с чего девочка решила его оклеветать. Вмешивается старший приказчик, человек опытный и тёртый, и начинает торговаться с костоправами. Ему удаётся сбить цену вдвое - «Ну а уж полсотни, хозяин, придётся выложить - доброе имя дороже!» До:гэн прибирает деньги и собирается с торжеством удалиться, когда на пороге его перехватывает пожарник Мацудзо:, уже некоторое время стоявший в дверях и слушавший, о чём идёт речь. «Ну-ка, ну-ка, покажите-ка мне это письменное признание!» Пожарник - человек казённый, и ему с неохотой передают грамотку, которую Мацудзо: пристально изучает. «Эге! А почерк-то мужской, это не девушка писала. Не сам ли ты, До:гэн, это признание и написал, и подписал за девчонку?» - «Ещё чего!» - кипятится До:гэн и вдруг замолкает, когда в руке у пожарника появляется кисет с табаком. «Понимаешь ли, - неспешно говорит Мацудзо:, набивая трубочку, - этот кисет я подобрал около тела старика, которого в Отяномидзу недавно зарезали. Больше того, я видел, кто этот кисет обронил. А, ну да, ты ж кисет видеть не можешь - ничего, пощупай - и подумай, стоит ли он, к примеру, десяти золотых?» До:гэн вцепляется в кисет: «Это же чистый грабёж! Ну да ладно…» - и отсчитывает десять монет. С выкупленной уликой он спешит убраться подальше, а пожарник ухмыляется: если раньше у него и были какие-то сомнения в виновности костоправа, то теперь их не осталось. А кроме того, он почти уверен теперь, что «слепец» прекрасно разглядел кисет.
5
До:гэн, раздосадованный, возвращается домой - и не обнаруживает там ни сводни, ни племянницы. Зато Осэцу давно вернулась - она, по её словам, пришла уже в пустой дом. Муж, однако, подозревает её в том, что она помогла девушке сбежать. Слово за слово, они начинают ссориться, речи Осэцу звучат не слишком убедительно (она и правда помогла девушке улизнуть), и злой муж скручивает её верёвкой и начинает выпытывать, куда делась Оаса? Бедная женщина кричит, что не знает, костоправ затягивает верёвку всё туже. Тут подоспевает и Оканэ; До:гэн излагает ей, что произошло. «Ну что ж, - кивает та, - я давно говорила, что жена у тебя вздорная и непокорная. Но уж если ты доведёшь сейчас дело до конца и удавишь её, изволь на мне жениться по-настоящему, мне надоело быть любовницей. В конце концов, я достаточно о тебе знаю, чтобы относиться ко мне с уважением!»
И тут раздаётся стук в дверь - Оканэ едва успевает спрятаться, но развязать Осэцу времени уже нет. Это Кихэй, домовладелец, зашёл с какой-то новостью: «Знаешь, тут собака у тебя под крыльцом раскопала какой-то клок ткани… Ой, что это с тобою, почтенная Осэцу?» Ссылки на «да так, просто семейная ссора…» не помогают - Кихэй человек ответственный, своим жильцам пытать друг друга не позволяет; он решительно развязывает бедняжку, а та его слёзно благодарит: «Если б не ты, хозяин, этот изверг меня бы точно убил!» До:гэн пытается отвлечь внимание Кихэя: «А что за тряпку там собака раскопала?» - «Да вот по узору похоже, что это кусок твоего кимоно, До:гэн, какое ты в минувшем году носил. И вот что примечательно: обрывок сплошь чем-то измазан, и похоже, что это засохшая кровь…» Костоправ отпирается, но доведённая до отчаяния Осэцу подтверждает: «Его, его это одёжка, узнаю, я-то не слепая!» - «А раз узнаёшь - пойдём-ка вместе со мною в участок, я там заявление должен сделать!» - сурово говорит домовладелец и уводит женщину.
Оканэ выбирается из своего укрытия за ширмой: «Похоже, мы влипли! Осэцу так и будет твердить, что мы её чуть не убили, начнутся неприятности…» - «Чуть-чуть не считается, - мрачно ворчит До:гэн, - но мы влипли куда глубже, если она подтвердит в участке, что окровавленная одежда - моя. Хотел я её тогда всю сжечь, да. Видать, собака клок уволокла и зарыла под крыльцом…» - «Когда - тогда?» - «Да на Новый год, когда я зарезал и ограбил своего шурина, старого Тадзиэмона… - бормочет костоправ, поспешно собирая вещички. - Да ещё пожарник… В общем, сматываться надо!»
Оканэ совершенно согласна и заверяет, что не покинет подельника в беде - но когда они отворяют дверь, чтобы уйти, оказывается, что за нею в засаде сидит Кихэй (он никуда не ушёл!) с другими жильцами. Оканэ попадается, До:гэну удаётся ускользнуть - и весь конец пьесы посвящён погоне за ним. К охоте на негодяя присоединяются не только соседи, но и Ёхэй с приказчиками, и Мацудзо: с пожарниками (их очень кстати удаётся отвлечь на эту погоню от очередной стычке с «кагасцами»).
В конце концов, До:гэн оказывается загнан в угол как раз у ворот усадьбы князя Кага; теперь уже и княжеские частные пожарники, забыв распрю, подключаются к облаве (тем более что один из них, как выясняется, и помог спрятаться перепуганной Оасе). Злодей скручен, и его волокут в участок, благо свидетелей теперь более чем достаточно. А пожарные пляшут заключительный танец.
Как видим, в этой истории пожарники занимаются чем угодно, но только не тушением пожаров. Может, оно и к лучшему: пожар - это слишком страшно, а пьеса новогодняя, не рассчитанная на то, чтобы пугать зрителей.