музей В. Шаламова, Вологда, июнь-21
После посещения могилы В. Шаламова, решила выложить записи про его музей.
и обнаружила, что записей-то и нет. Я же брала экскурсию, как так получилось? История умалчивает. А все почему? А не надо откладавать на годы!
Поэтому передираем текст с сайта https://shalamov.ru/ и из Википедии.
С Вологдой связаны первые 17 лет жизни В.Т. Шаламова.
Здесь сохранилось немало мест, хранящих память о нем: бывшая гимназия, где он учился (ныне Вологодский технический университет) и где теперь установлена мемориальная доска, церковь св. Варлаама Хутынского, в честь которого он был назван. Могилы родителей не сохранились.
Но главное место памяти Шаламова в Вологде - его родной дом, где прошли детство и юность. Это двухэтажное каменное здание, расположенное рядом с Софийским собором, было построено в начале ХIХ в. и предназначалось для церковного причта. Отец писателя был священником Софийского собора и потому имел в этом доме служебную квартиру - три комнаты на нижнем этаже.
Про отца очень интересно то, что в 1893-1904 годах он служил в православной миссии на острове Кадьяк (Алеутская и Аляскинская епархия).
Но итак:
Варлам Шаламов родился 18 июня 1907 года в городе Вологде в семье священника Тихона Николаевича Шаламова и его жены Надежды Александровны.
Надежда Александровна (в девичестве Воробьёва), происходила из учительской семьи и окончила женскую гимназию и педагогические курсы, но, выйдя замуж, стала домохозяйкой. Варлам был младшим из пяти выживших детей. Старший сын Валерий после установления Советской власти публично отрёкся от отца-священника, другой сын, Сергей, вступил в РККА и в 1920 году погиб на Гражданской войне. Одна из сестёр, Галина, после выхода замуж уехала в Сухуми, вторая, Наталья, жила с мужем в Вологде.
Мама научила читать Варлама уже в три года. В 1914г. он поступил в Вологодскую мужскую гимназию имени Александра Первого.
В 1918 году, с началом Гражданской войны, для семьи началось трудное время: прекратились все полагавшиеся отцу выплаты, квартира Шаламовых была уплотнена.
В начале 1920-х Тихон Шаламов ослеп, хотя продолжал выступать с проповедями до закрытия церквей в 1930г., и Варлам служил ему поводырём.
Как сын священника Шаламов не мог учиться в университете, осенью 1924г. он уехал в Москву, чтобы поступить на завод.
Он устраивается на кожевенный завод в Кунцеве сначала чернорабочим, позже дубильщиком, проживает у тёти по матери, у которой была комната при Сетуньской лечебнице.
В 1926 году по направлению завода он поступил на первый курс Московского текстильного института и одновременно по свободному набору - на факультет советского права 1-го Московского университета. О том, что подвигло его поступить именно на юридический факультет, он нигде не упоминает.
Ректором Московского университета и профессором кафедры уголовного процесса в то время был будущий архитектор показательных процессов большого террора А. Вышинский.
В университете Шаламов сблизился с группой студентов разных факультетов, которые образовали дискуссионный кружок, в котором обсуждали концентрацию всей власти в руках Сталина и его отход от ленинских идеалов. Многие друзья Шаламова тех лет погибнут во время большого террора.
7 ноября 1927г. второкурсник Шаламов принял участие в демонстрации «левой оппозиции», приуроченной к десятилетию Октябрьской революции и состоявшейся вскоре после исключения Троцкого из состава ЦК партии - фактически это было выступление сторонников Троцкого против политики Сталина. Демонстрация была разогнана. В феврале 1928г. Шаламов был исключён из университета «за сокрытие социального происхождения»: при заполнении анкеты он указывал отца «инвалидом, служащим», а не «служителем культа», что раскрыл в доносе его однокурсник и земляк.
19 февраля 1929г. Шаламов был арестован во время облавы в подпольной типографии. Обвиняемый по статье «антисоветская агитация») Шаламов содержался в Бутырской тюрьме. На следствии он отказался от дачи показаний. В итоге был приговорён к трём годам концентрационного лагеря как социально опасный элемент.
Этот срок Шаламов отбывал в Вишерском лагере на Северном Урале. Как заключённый с образованием он был назначен десятником на работах по строительству Березниковского химического комбината, а вскоре повышен до должности заведующего учётно-распределительной частью, где отвечал за распределение труда заключённых, - это было очень высокое положение для заключённого.
В Вишерском лагере Шаламов познакомился с будущей женой Галиной Игнатьевной Гудзь, которая приехала туда на свидание со своим молодым мужем, а Шаламов «отбил» её, условившись о встрече сразу после освобождения.
В октябре 1931г. Шаламов был досрочно освобождён в соответствии с распоряжением, согласно которому заключённые, занимавшие административные должности и не имевшие взысканий, прекращали отбывать наказание, восстанавливались в правах и получали возможность работать на тех же должностях уже как вольнонаёмные. Однако Шаламов отказался остаться в Вишере и в следующие месяцы посетил Москву и Вологду. Затем он вернулся в Березники, где несколько месяцев работал заведующим бюро экономики труда на ТЭЦ Березниковского химкомбината.
Свой первый лагерный опыт писатель суммировал: «Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Испытанный тяжёлой пробой - начиная с этапа из Соликамска на Север - один, без друзей и единомышленников, я выдержал пробу - физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь - это штука серьёзная, но бояться её не надо. Я был готов жить».
В феврале 1932г. Шаламов возвратился в Москву, он сотрудничает с несколькими изданиями, пишет производственные статьи, очерки, фельетоны, как правило - под псевдонимами. В 1934г. Шаламов оформил брак с Галиной Гудзь, что позволило ему переехать в пятикомнатную квартиру родителей жены («старый большевик» Игнатий Гудзь был высокопоставленным сотрудником Наркомата просвещения РСФСР) в Чистом переулке. В 1935г. родилась дочь Елена.
В этот же период Шаламов начал писать стихи и рассказы. По собственному утверждению, Шаламов написал в этот период до 150 рассказов, но после ареста Галина сожгла их вместе с другими бумагами мужа.
В марте 1933г. и в декабре 1934г. в Вологде умерли соответственно отец и мать Варлама, оба раза он выезжал из Москвы на похороны. В первый приезд мать рассказала Шаламову, как в крайней нищете слепой Тихон Николаевич разрубил на куски полученный им за службу на Кадьяке золотой крест, чтобы получить за него какие-то деньги в магазине Торгсина. Впоследствии Шаламов описал эту историю в рассказе «Крест».
В 1936г. Шаламов по настоянию своего шурина, видного чекиста Бориса Гудзя, и жены написал на Лубянку отречение от троцкистского прошлого. В рассказе «Ася» Шаламов описывал, как он и Галина обсуждали это заявление с сестрой Галины и Бориса Александрой (Асей), которая считала, что её семья «сдаёт» Варлама, чтобы вывести остальных из-под удара. Александра Гудзь уже в декабре 1936г. была арестована, осуждена за «контрреволюционную деятельность» и в 1944г. умерла в лагере.
В январе 1937г. Шаламов был арестован. Он считал, что это случилось по доносу шурина, но материалами следственного дела это не подтверждается. Шаламов был обвинён в ведении «контрреволюционной троцкистской деятельности». Пытки в первой половине 1937г. ещё не были нормой, и Шаламов им не подвергался. В итоге он был осуждён на пять лет лагерей. Репрессиям подверглись и родственники: жена Галина была сослана до 1946г., шурина уволили во время чистки внутри НКВД, а также исключили из партии, что, однако, было довольно лёгкой судьбой (многие его сослуживцы были расстреляны). Взаимная ненависть Шаламова и Гудзя сохранилась навсегда.
На Колыме, в лагерях Севвостлага писатель пробыл следующие четырнадцать лет.
На прииске Шаламов работал рядовым забойщиком, вооружённым кайлом. Впоследствии он вспоминал: «Я высокого роста, и это всё время моего заключения было для меня источником всяческих мук. Мне не хватало пайки, я слабел раньше всех».
В декабре 1938г. его доставили в отдел НКВД, где старший оперуполномоченный направил его в «Серпантинку», следственную тюрьму и место массовых расстрелов. По неизвестной причине его там не приняли,вероятно, это было связано с чистками в НКВД, последовавшими после снятия Ежова.
Зиму 1938-1939 Шаламов пережил в Магадане в карантине, объявленном из-за эпидемии брюшного тифа среди заключённых. Весной 1939г. он был направлен в геологоразведочную партию на угольном прииске. Раскопка разведочных шурфов считалась, по колымским меркам, щадящей работой, а питание у геологов было хорошим. Когда разведка была закрыта как бесперспективная, Шаламова перевели на участок Кадыкчан. Жизнь там описана в рассказе «Инженер Киселёв»: начальник участка (в рассказе он выведен под настоящим именем) оказался садистом, избивавшим заключённых и в наказание помещавшим их на ночь в вырубленный в скале «ледяной карцер». Благодаря помощи знакомого фельдшера Шаламов смог перевестись на соседний участок.
В январе 1942г. истёк пятилетний срок, но в соответствии с директивой 1941г. «освобождение из лагерей, тюрем и колоний контрреволюционеров, бандитов, рецидивистов и других опасных преступников» было прекращено до конца войны.
В декабре 1942г. Шаламов попал в «штрафную» зону - на золотоносный прииск Джелгала. В рассказе «Мой процесс» ему дано следующее описание: «Лагерь Джелгала расположен на высокой горе - приисковые забои внизу, в ущелье. Это значит, что после многочасовой изнурительной работы люди будут ползти по обледенелым, вырубленным в снегу ступеням, хватаясь за обрывки обмороженного тальника, ползти вверх, выбиваясь из последних сил, таща на себе дрова - ежедневную порцию дров для отопления барака».
3 июня 1943 года Шаламов был арестован по новому уголовному делу. Согласно обвинительному заключению, Шаламов «высказывал недовольство политикой коммунистической партии... высказывал контрреволюционные измышления по адресу руководителей советской власти, клеветал на стахановское движение и ударничество, восхвалял военную немецкую технику и командный состав гитлеровской армии, распространял клеветнические измышления по адресу Красной Армии». Он снова получил десять лет заключения в лагере.
Осень и зиму 1943г. Шаламов провёл в так называемой «ягодной командировке»: партия заключённых с облегчённым конвоем, но и с уменьшенной нормой питания, собирала иголки стланиковой сосны и ягоды для противоцинготных мероприятий в лагере. В январе 1944г. в состоянии крайнего истощения Шаламов был доставлен в лагерную больницу, где он с перерывами провёл практически год. После выписки он, благодаря заступничеству главного врача больницы Нины Савоевой, был устроен при ней сначала санитаром, а позже культоргом (ответственным за просветительскую работу).
Весной 1945г. знавший Шаламова энкавэдэшник заметил его в больнице и вернул на работы, в этот раз его направили на прииск «Спокойный». Следующие месяцы он провёл на таёжных лесозаготовках на ключе Алмазном и снова в штрафной зоне на Джезгале, куда был перемещён после попытки побега. Весной 1946г. Шаламов, оказавшись в транзитном бараке в Сусумане, смог передать записку знакомому фельдшеру, который приложил все усилия, чтобы вытащить больного Шаламова с работ и устроить в санчасть. Чуть позже Шаламов был направлен на свежеоткрытые курсы фельдшеров длительностью восемь месяцев. Оставшийся срок на Колыме он отбывал фельдшером и больше никогда не оказывался на общих работах.
В эт время он сочинил и записал от руки десятки стихотворений и, как он считал, сформировался как поэт.
Шаламов решился послать свои стихи самому ценимому им живущему поэту - Борису Пастернаку - и в феврале 1952г. передал две записные книжки вместе с письмом к жене вольному врачу, улетавшей в отпуск. Летом Пастернак получил их от Галины Гудзь и через неё же отправил ответ: «Я склоняюсь перед нешуточностью и суровостью Вашей судьбы и перед свежестью Ваших задатков (острой наблюдательностью, даром музыкальности, восприимчивостью к осязательной, материальной стороне слова), доказательства которых во множестве рассыпаны в Ваших книжках. И я просто не знаю, как мне говорить о Ваших недостатках..."
Годы заключения истекли, осенью 1953г. он прибыл в Москву, где его встретила жена. На следующий день он встретился с Пастернаком. Затем, т.к. ему было запрещено жить или находиться больше суток в Москве, Шаламов выехал в Конаково (Калининская область). Он не смог устроиться фельдшером и в следующие месяцы работал сначала товароведом в Озерках, затем агентом по снабжению на Решетниковском торфопредприятии в посёлке Туркмен. В Туркмене он прожил следующие два года. Он продолжал писать стихи. В этот же период Шаламов начал работать над «Колымскими рассказами». К этому же времени относится развод с Галиной Гудзь. Дочь Елена практически не знала отца, была убеждённой комсомолкой и отказывалась общаться с ним. После 1956г Шаламов прекратил общение с бывшей семьей.
В мае 1955г. писатель отправил заявление о реабилитации.
В 1956г. у Шаламова случился короткий роман с многолетней возлюбленной Пастернака Ольгой Ивинской, с которой он был знаком ещё с 1930-х. Разрыв с ней привёл и к прекращению контактов с Пастернаком.
В том же году Шаламов женился на Ольге Неклюдовой, с которой познакомился в круге общения Пастернака и Ивинской.
Он переехал в коммунальную квартиру Ольги на Гоголевском бульваре, где она жила с сыном от предыдущего брака Сергеем. В следующем году Ольга получила квартиру в доме на Хорошёвском шоссе послевоенной постройки, и семья переехала туда.Шаламов устроился внештатным корреспондентом в журнале «Москва». Начинают публиковаться в разных журналах его стихотворения.
В сентябре 1957г. Шаламов потерял сознание и был госпитализирован. Он пробыл в Боткинской больнице до апреля 1958г. и получил инвалидность по болезни Меньера - приобретённому ещё в детстве нарушению вестибулярного аппарата, усугублённому лагерями. С этого времени писателя постоянно сопровождали головокружения, падения из-за потери координации и бессонница, а ближе к концу жизни он стал глохнуть. В 1959-1964гг. основным источником его дохода стала работа внештатным рецензентом присланных в редакцию рукописей в «Новом мире». Параллельно он безостановочно трудился над «Колымскими рассказами».
В 1961г. был опубликован его первый стихотворный сборник «Огниво», в 1964г. - второй, «Шелест листьев», оба получили положительные отзывы.
К 1962г. Шаламов подготовил около шестидесяти рассказов, он передал в «Новый мир» восемнадцать из них. Как и когда рукопись была отвергнута, точно не известно. Единственным легально опубликованным в СССР при жизни Шаламова колымским рассказом стала зарисовка-миниатюра «Стланик», вышедшая в журнале «Сельская молодёжь» (№ 3 за 1965).
Но первый сборник «Колымских рассказов» начал хождение в самиздате.
Теплые отношения у Шаламова сложились с Надеждой Мандельштам. Он стал одним из первых читателей ее «Воспоминаний». «Колымские рассказы» Мандельштам оценила как «лучшую прозу в России за многие и многие годы <…> А может, и вообще лучшую прозу двадцатого века».
В 1966г., Шаламов, вероятно, по просьбе знакомых из диссидентской среды, подготовил «Письмо старому другу»- пространный рассказ анонимного свидетеля процесса над Ю. Даниэлем и А. Синявским, осуждёнными за публикацию на Западе и под псевдонимами произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». В 1968г. «Письмо к старому другу» было охарактеризовано как антисоветский текст. За писателем была установлена слежка, а сам он разочаровался в движении, которое считал состоящим «наполовину из дураков, наполовину из стукачей, но дураков нынче мало». Тогда же он прекратил общение с кругом Н. Мандельштам.
В 1966г. Шаламов познакомился с архивисткой Ириной Сиротинской, которая, прочитав в самиздате «Колымские рассказы», нашла писателя и предложила ему передать рукописи на хранение в государственный архив. Знакомство переросло в долгие близкие отношения, несмотря на разницу в возрасте (Шаламов был на двадцать пять лет старше) и то, что Сиротинская была в браке. В том же году Шаламов развёлся с Неклюдовой, но продолжал делить с ней квартиру; через два года через Литфонд он смог получить отдельную комнату в коммунальной квартире.
В 1968г. Шаламов закончил сборник «Воскрешение лиственницы». Поездка Сиротинской в Вологду в том же году побудила его к написанию автобиографического произведения о детстве и семье - «Четвёртой Вологды» (закончена в 1971 году). В тот же период был написан «Вишерский антироман».
В 1966г. американский славист Кларенс Браун, судя по всему, с согласия писателя вывез рукопись «Колымских рассказов». Браун передал её для публикации редактору нью-йоркского «Нового журнала», эмигранту «первой волны» Роману Гулю. В декабре того же года в «Новом журнале» вышли четыре рассказа, в течение следующих десяти лет Гуль напечатал сорок девять рассказов из «Колымских рассказов», «Левого берега», «Артиста лопаты» и «Воскрешения лиственницы», при этом сопровождая их собственной редакторской правкой. Всё это происходило без ведома писателя. В 1967г. немецкий перевод большей части первого сборника «Колымских рассказов» был издан в Кёльне отдельной книгой под заглавием «Artikel 58» («Статья 58») с неправильным написанием фамилии автора (Schalanow).
Первая публикация рассказов на русском языке одной книгой случилась много позже - в Лондоне в 1978г.
В феврале 1972г. «Литературная газета» опубликовала открытое письмо Шаламова, в котором автор в самых сильных выражениях осуждал публикацию «Колымских рассказов» за рубежом без его ведома в антисоветских изданиях. Письмо заканчивалось утверждением «проблематика „Колымских рассказов“ давно снята жизнью», которое вызвало наибольшее отторжение среди друзей Шаламова: оно считывалось и как отречение писателя от собственных произведений, и как предательство по отношению к советским диссидентам. Высказывались мнения, что текст письма написан не Шаламовым или что он сделал это под принуждением.
В настоящее время практически не подвергается сомнению, что письмо было написано лично Шаламовым и отражает его собственную позицию.
В 1972-1973гг. Шаламов был принят в Союз писателей СССР, выпустил сборник «Московские облака» и по линии Литфонда как пенсионер и инвалид получил квартиру. В 1976г. расстался с Ириной Сиротинской. В 1977г. вышел его последний поэтический сборник «Точка кипения».
В течение 1970-х из-за прогрессирующей болезни Гентингтона здоровье писателя постепенно ухудшалось.
Свой архив он передал Сиротинской.
В мае 1979г. писателя поместили в дом престарелых и инвалидов Литфонда, где он провёл последние три года жизни.
15 января 1982г. его перевели в психоневрологический интернат. Во время транспортировки писатель простудился, заболел пневмонией и скончался 17 января 1982г. По составленному ещё в 1969г. завещанию всё имущество, включая права на свои произведения, Шаламов завещал Ирине Сиротинской.
В 1990г. в память о писателе на доме в Вологде была установлена мемориальная доска, а в 1991г. открыта первая музейная экспозиция.
Несмотря на практическое отсутствие подлинных вещей, принадлежавших Шаламову и его семье, посетители могут получить яркое представление о личности писателя и его трагической биографии, познакомившись с многочисленными документами и фотографиями.
Экспозиция, действительно, сделана качественно и производит впечатление.
и обнаружила, что записей-то и нет. Я же брала экскурсию, как так получилось? История умалчивает. А все почему? А не надо откладавать на годы!
Поэтому передираем текст с сайта https://shalamov.ru/ и из Википедии.
С Вологдой связаны первые 17 лет жизни В.Т. Шаламова.
Здесь сохранилось немало мест, хранящих память о нем: бывшая гимназия, где он учился (ныне Вологодский технический университет) и где теперь установлена мемориальная доска, церковь св. Варлаама Хутынского, в честь которого он был назван. Могилы родителей не сохранились.
Но главное место памяти Шаламова в Вологде - его родной дом, где прошли детство и юность. Это двухэтажное каменное здание, расположенное рядом с Софийским собором, было построено в начале ХIХ в. и предназначалось для церковного причта. Отец писателя был священником Софийского собора и потому имел в этом доме служебную квартиру - три комнаты на нижнем этаже.
Про отца очень интересно то, что в 1893-1904 годах он служил в православной миссии на острове Кадьяк (Алеутская и Аляскинская епархия).
Но итак:
Варлам Шаламов родился 18 июня 1907 года в городе Вологде в семье священника Тихона Николаевича Шаламова и его жены Надежды Александровны.
Надежда Александровна (в девичестве Воробьёва), происходила из учительской семьи и окончила женскую гимназию и педагогические курсы, но, выйдя замуж, стала домохозяйкой. Варлам был младшим из пяти выживших детей. Старший сын Валерий после установления Советской власти публично отрёкся от отца-священника, другой сын, Сергей, вступил в РККА и в 1920 году погиб на Гражданской войне. Одна из сестёр, Галина, после выхода замуж уехала в Сухуми, вторая, Наталья, жила с мужем в Вологде.
Мама научила читать Варлама уже в три года. В 1914г. он поступил в Вологодскую мужскую гимназию имени Александра Первого.
В 1918 году, с началом Гражданской войны, для семьи началось трудное время: прекратились все полагавшиеся отцу выплаты, квартира Шаламовых была уплотнена.
В начале 1920-х Тихон Шаламов ослеп, хотя продолжал выступать с проповедями до закрытия церквей в 1930г., и Варлам служил ему поводырём.
Как сын священника Шаламов не мог учиться в университете, осенью 1924г. он уехал в Москву, чтобы поступить на завод.
Он устраивается на кожевенный завод в Кунцеве сначала чернорабочим, позже дубильщиком, проживает у тёти по матери, у которой была комната при Сетуньской лечебнице.
В 1926 году по направлению завода он поступил на первый курс Московского текстильного института и одновременно по свободному набору - на факультет советского права 1-го Московского университета. О том, что подвигло его поступить именно на юридический факультет, он нигде не упоминает.
Ректором Московского университета и профессором кафедры уголовного процесса в то время был будущий архитектор показательных процессов большого террора А. Вышинский.
В университете Шаламов сблизился с группой студентов разных факультетов, которые образовали дискуссионный кружок, в котором обсуждали концентрацию всей власти в руках Сталина и его отход от ленинских идеалов. Многие друзья Шаламова тех лет погибнут во время большого террора.
7 ноября 1927г. второкурсник Шаламов принял участие в демонстрации «левой оппозиции», приуроченной к десятилетию Октябрьской революции и состоявшейся вскоре после исключения Троцкого из состава ЦК партии - фактически это было выступление сторонников Троцкого против политики Сталина. Демонстрация была разогнана. В феврале 1928г. Шаламов был исключён из университета «за сокрытие социального происхождения»: при заполнении анкеты он указывал отца «инвалидом, служащим», а не «служителем культа», что раскрыл в доносе его однокурсник и земляк.
19 февраля 1929г. Шаламов был арестован во время облавы в подпольной типографии. Обвиняемый по статье «антисоветская агитация») Шаламов содержался в Бутырской тюрьме. На следствии он отказался от дачи показаний. В итоге был приговорён к трём годам концентрационного лагеря как социально опасный элемент.
Этот срок Шаламов отбывал в Вишерском лагере на Северном Урале. Как заключённый с образованием он был назначен десятником на работах по строительству Березниковского химического комбината, а вскоре повышен до должности заведующего учётно-распределительной частью, где отвечал за распределение труда заключённых, - это было очень высокое положение для заключённого.
В Вишерском лагере Шаламов познакомился с будущей женой Галиной Игнатьевной Гудзь, которая приехала туда на свидание со своим молодым мужем, а Шаламов «отбил» её, условившись о встрече сразу после освобождения.
В октябре 1931г. Шаламов был досрочно освобождён в соответствии с распоряжением, согласно которому заключённые, занимавшие административные должности и не имевшие взысканий, прекращали отбывать наказание, восстанавливались в правах и получали возможность работать на тех же должностях уже как вольнонаёмные. Однако Шаламов отказался остаться в Вишере и в следующие месяцы посетил Москву и Вологду. Затем он вернулся в Березники, где несколько месяцев работал заведующим бюро экономики труда на ТЭЦ Березниковского химкомбината.
Свой первый лагерный опыт писатель суммировал: «Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Испытанный тяжёлой пробой - начиная с этапа из Соликамска на Север - один, без друзей и единомышленников, я выдержал пробу - физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь - это штука серьёзная, но бояться её не надо. Я был готов жить».
В феврале 1932г. Шаламов возвратился в Москву, он сотрудничает с несколькими изданиями, пишет производственные статьи, очерки, фельетоны, как правило - под псевдонимами. В 1934г. Шаламов оформил брак с Галиной Гудзь, что позволило ему переехать в пятикомнатную квартиру родителей жены («старый большевик» Игнатий Гудзь был высокопоставленным сотрудником Наркомата просвещения РСФСР) в Чистом переулке. В 1935г. родилась дочь Елена.
В этот же период Шаламов начал писать стихи и рассказы. По собственному утверждению, Шаламов написал в этот период до 150 рассказов, но после ареста Галина сожгла их вместе с другими бумагами мужа.
В марте 1933г. и в декабре 1934г. в Вологде умерли соответственно отец и мать Варлама, оба раза он выезжал из Москвы на похороны. В первый приезд мать рассказала Шаламову, как в крайней нищете слепой Тихон Николаевич разрубил на куски полученный им за службу на Кадьяке золотой крест, чтобы получить за него какие-то деньги в магазине Торгсина. Впоследствии Шаламов описал эту историю в рассказе «Крест».
В 1936г. Шаламов по настоянию своего шурина, видного чекиста Бориса Гудзя, и жены написал на Лубянку отречение от троцкистского прошлого. В рассказе «Ася» Шаламов описывал, как он и Галина обсуждали это заявление с сестрой Галины и Бориса Александрой (Асей), которая считала, что её семья «сдаёт» Варлама, чтобы вывести остальных из-под удара. Александра Гудзь уже в декабре 1936г. была арестована, осуждена за «контрреволюционную деятельность» и в 1944г. умерла в лагере.
В январе 1937г. Шаламов был арестован. Он считал, что это случилось по доносу шурина, но материалами следственного дела это не подтверждается. Шаламов был обвинён в ведении «контрреволюционной троцкистской деятельности». Пытки в первой половине 1937г. ещё не были нормой, и Шаламов им не подвергался. В итоге он был осуждён на пять лет лагерей. Репрессиям подверглись и родственники: жена Галина была сослана до 1946г., шурина уволили во время чистки внутри НКВД, а также исключили из партии, что, однако, было довольно лёгкой судьбой (многие его сослуживцы были расстреляны). Взаимная ненависть Шаламова и Гудзя сохранилась навсегда.
На Колыме, в лагерях Севвостлага писатель пробыл следующие четырнадцать лет.
На прииске Шаламов работал рядовым забойщиком, вооружённым кайлом. Впоследствии он вспоминал: «Я высокого роста, и это всё время моего заключения было для меня источником всяческих мук. Мне не хватало пайки, я слабел раньше всех».
В декабре 1938г. его доставили в отдел НКВД, где старший оперуполномоченный направил его в «Серпантинку», следственную тюрьму и место массовых расстрелов. По неизвестной причине его там не приняли,вероятно, это было связано с чистками в НКВД, последовавшими после снятия Ежова.
Зиму 1938-1939 Шаламов пережил в Магадане в карантине, объявленном из-за эпидемии брюшного тифа среди заключённых. Весной 1939г. он был направлен в геологоразведочную партию на угольном прииске. Раскопка разведочных шурфов считалась, по колымским меркам, щадящей работой, а питание у геологов было хорошим. Когда разведка была закрыта как бесперспективная, Шаламова перевели на участок Кадыкчан. Жизнь там описана в рассказе «Инженер Киселёв»: начальник участка (в рассказе он выведен под настоящим именем) оказался садистом, избивавшим заключённых и в наказание помещавшим их на ночь в вырубленный в скале «ледяной карцер». Благодаря помощи знакомого фельдшера Шаламов смог перевестись на соседний участок.
В январе 1942г. истёк пятилетний срок, но в соответствии с директивой 1941г. «освобождение из лагерей, тюрем и колоний контрреволюционеров, бандитов, рецидивистов и других опасных преступников» было прекращено до конца войны.
В декабре 1942г. Шаламов попал в «штрафную» зону - на золотоносный прииск Джелгала. В рассказе «Мой процесс» ему дано следующее описание: «Лагерь Джелгала расположен на высокой горе - приисковые забои внизу, в ущелье. Это значит, что после многочасовой изнурительной работы люди будут ползти по обледенелым, вырубленным в снегу ступеням, хватаясь за обрывки обмороженного тальника, ползти вверх, выбиваясь из последних сил, таща на себе дрова - ежедневную порцию дров для отопления барака».
3 июня 1943 года Шаламов был арестован по новому уголовному делу. Согласно обвинительному заключению, Шаламов «высказывал недовольство политикой коммунистической партии... высказывал контрреволюционные измышления по адресу руководителей советской власти, клеветал на стахановское движение и ударничество, восхвалял военную немецкую технику и командный состав гитлеровской армии, распространял клеветнические измышления по адресу Красной Армии». Он снова получил десять лет заключения в лагере.
Осень и зиму 1943г. Шаламов провёл в так называемой «ягодной командировке»: партия заключённых с облегчённым конвоем, но и с уменьшенной нормой питания, собирала иголки стланиковой сосны и ягоды для противоцинготных мероприятий в лагере. В январе 1944г. в состоянии крайнего истощения Шаламов был доставлен в лагерную больницу, где он с перерывами провёл практически год. После выписки он, благодаря заступничеству главного врача больницы Нины Савоевой, был устроен при ней сначала санитаром, а позже культоргом (ответственным за просветительскую работу).
Весной 1945г. знавший Шаламова энкавэдэшник заметил его в больнице и вернул на работы, в этот раз его направили на прииск «Спокойный». Следующие месяцы он провёл на таёжных лесозаготовках на ключе Алмазном и снова в штрафной зоне на Джезгале, куда был перемещён после попытки побега. Весной 1946г. Шаламов, оказавшись в транзитном бараке в Сусумане, смог передать записку знакомому фельдшеру, который приложил все усилия, чтобы вытащить больного Шаламова с работ и устроить в санчасть. Чуть позже Шаламов был направлен на свежеоткрытые курсы фельдшеров длительностью восемь месяцев. Оставшийся срок на Колыме он отбывал фельдшером и больше никогда не оказывался на общих работах.
В эт время он сочинил и записал от руки десятки стихотворений и, как он считал, сформировался как поэт.
Шаламов решился послать свои стихи самому ценимому им живущему поэту - Борису Пастернаку - и в феврале 1952г. передал две записные книжки вместе с письмом к жене вольному врачу, улетавшей в отпуск. Летом Пастернак получил их от Галины Гудзь и через неё же отправил ответ: «Я склоняюсь перед нешуточностью и суровостью Вашей судьбы и перед свежестью Ваших задатков (острой наблюдательностью, даром музыкальности, восприимчивостью к осязательной, материальной стороне слова), доказательства которых во множестве рассыпаны в Ваших книжках. И я просто не знаю, как мне говорить о Ваших недостатках..."
Годы заключения истекли, осенью 1953г. он прибыл в Москву, где его встретила жена. На следующий день он встретился с Пастернаком. Затем, т.к. ему было запрещено жить или находиться больше суток в Москве, Шаламов выехал в Конаково (Калининская область). Он не смог устроиться фельдшером и в следующие месяцы работал сначала товароведом в Озерках, затем агентом по снабжению на Решетниковском торфопредприятии в посёлке Туркмен. В Туркмене он прожил следующие два года. Он продолжал писать стихи. В этот же период Шаламов начал работать над «Колымскими рассказами». К этому же времени относится развод с Галиной Гудзь. Дочь Елена практически не знала отца, была убеждённой комсомолкой и отказывалась общаться с ним. После 1956г Шаламов прекратил общение с бывшей семьей.
В мае 1955г. писатель отправил заявление о реабилитации.
В 1956г. у Шаламова случился короткий роман с многолетней возлюбленной Пастернака Ольгой Ивинской, с которой он был знаком ещё с 1930-х. Разрыв с ней привёл и к прекращению контактов с Пастернаком.
В том же году Шаламов женился на Ольге Неклюдовой, с которой познакомился в круге общения Пастернака и Ивинской.
Он переехал в коммунальную квартиру Ольги на Гоголевском бульваре, где она жила с сыном от предыдущего брака Сергеем. В следующем году Ольга получила квартиру в доме на Хорошёвском шоссе послевоенной постройки, и семья переехала туда.Шаламов устроился внештатным корреспондентом в журнале «Москва». Начинают публиковаться в разных журналах его стихотворения.
В сентябре 1957г. Шаламов потерял сознание и был госпитализирован. Он пробыл в Боткинской больнице до апреля 1958г. и получил инвалидность по болезни Меньера - приобретённому ещё в детстве нарушению вестибулярного аппарата, усугублённому лагерями. С этого времени писателя постоянно сопровождали головокружения, падения из-за потери координации и бессонница, а ближе к концу жизни он стал глохнуть. В 1959-1964гг. основным источником его дохода стала работа внештатным рецензентом присланных в редакцию рукописей в «Новом мире». Параллельно он безостановочно трудился над «Колымскими рассказами».
В 1961г. был опубликован его первый стихотворный сборник «Огниво», в 1964г. - второй, «Шелест листьев», оба получили положительные отзывы.
К 1962г. Шаламов подготовил около шестидесяти рассказов, он передал в «Новый мир» восемнадцать из них. Как и когда рукопись была отвергнута, точно не известно. Единственным легально опубликованным в СССР при жизни Шаламова колымским рассказом стала зарисовка-миниатюра «Стланик», вышедшая в журнале «Сельская молодёжь» (№ 3 за 1965).
Но первый сборник «Колымских рассказов» начал хождение в самиздате.
Теплые отношения у Шаламова сложились с Надеждой Мандельштам. Он стал одним из первых читателей ее «Воспоминаний». «Колымские рассказы» Мандельштам оценила как «лучшую прозу в России за многие и многие годы <…> А может, и вообще лучшую прозу двадцатого века».
В 1966г., Шаламов, вероятно, по просьбе знакомых из диссидентской среды, подготовил «Письмо старому другу»- пространный рассказ анонимного свидетеля процесса над Ю. Даниэлем и А. Синявским, осуждёнными за публикацию на Западе и под псевдонимами произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». В 1968г. «Письмо к старому другу» было охарактеризовано как антисоветский текст. За писателем была установлена слежка, а сам он разочаровался в движении, которое считал состоящим «наполовину из дураков, наполовину из стукачей, но дураков нынче мало». Тогда же он прекратил общение с кругом Н. Мандельштам.
В 1966г. Шаламов познакомился с архивисткой Ириной Сиротинской, которая, прочитав в самиздате «Колымские рассказы», нашла писателя и предложила ему передать рукописи на хранение в государственный архив. Знакомство переросло в долгие близкие отношения, несмотря на разницу в возрасте (Шаламов был на двадцать пять лет старше) и то, что Сиротинская была в браке. В том же году Шаламов развёлся с Неклюдовой, но продолжал делить с ней квартиру; через два года через Литфонд он смог получить отдельную комнату в коммунальной квартире.
В 1968г. Шаламов закончил сборник «Воскрешение лиственницы». Поездка Сиротинской в Вологду в том же году побудила его к написанию автобиографического произведения о детстве и семье - «Четвёртой Вологды» (закончена в 1971 году). В тот же период был написан «Вишерский антироман».
В 1966г. американский славист Кларенс Браун, судя по всему, с согласия писателя вывез рукопись «Колымских рассказов». Браун передал её для публикации редактору нью-йоркского «Нового журнала», эмигранту «первой волны» Роману Гулю. В декабре того же года в «Новом журнале» вышли четыре рассказа, в течение следующих десяти лет Гуль напечатал сорок девять рассказов из «Колымских рассказов», «Левого берега», «Артиста лопаты» и «Воскрешения лиственницы», при этом сопровождая их собственной редакторской правкой. Всё это происходило без ведома писателя. В 1967г. немецкий перевод большей части первого сборника «Колымских рассказов» был издан в Кёльне отдельной книгой под заглавием «Artikel 58» («Статья 58») с неправильным написанием фамилии автора (Schalanow).
Первая публикация рассказов на русском языке одной книгой случилась много позже - в Лондоне в 1978г.
В феврале 1972г. «Литературная газета» опубликовала открытое письмо Шаламова, в котором автор в самых сильных выражениях осуждал публикацию «Колымских рассказов» за рубежом без его ведома в антисоветских изданиях. Письмо заканчивалось утверждением «проблематика „Колымских рассказов“ давно снята жизнью», которое вызвало наибольшее отторжение среди друзей Шаламова: оно считывалось и как отречение писателя от собственных произведений, и как предательство по отношению к советским диссидентам. Высказывались мнения, что текст письма написан не Шаламовым или что он сделал это под принуждением.
В настоящее время практически не подвергается сомнению, что письмо было написано лично Шаламовым и отражает его собственную позицию.
В 1972-1973гг. Шаламов был принят в Союз писателей СССР, выпустил сборник «Московские облака» и по линии Литфонда как пенсионер и инвалид получил квартиру. В 1976г. расстался с Ириной Сиротинской. В 1977г. вышел его последний поэтический сборник «Точка кипения».
В течение 1970-х из-за прогрессирующей болезни Гентингтона здоровье писателя постепенно ухудшалось.
Свой архив он передал Сиротинской.
В мае 1979г. писателя поместили в дом престарелых и инвалидов Литфонда, где он провёл последние три года жизни.
15 января 1982г. его перевели в психоневрологический интернат. Во время транспортировки писатель простудился, заболел пневмонией и скончался 17 января 1982г. По составленному ещё в 1969г. завещанию всё имущество, включая права на свои произведения, Шаламов завещал Ирине Сиротинской.
В 1990г. в память о писателе на доме в Вологде была установлена мемориальная доска, а в 1991г. открыта первая музейная экспозиция.
Несмотря на практическое отсутствие подлинных вещей, принадлежавших Шаламову и его семье, посетители могут получить яркое представление о личности писателя и его трагической биографии, познакомившись с многочисленными документами и фотографиями.
Экспозиция, действительно, сделана качественно и производит впечатление.