В свое время я искала всякие интервью и воспоминания писателей, пишущих в соавторстве, потому что крайне занимал меня вопрос - вот как разные люди умудряются писать вместе и не убить друг друга в процессе? Увы, все знаменитые соавторы завесу тайны даже не приоткрывали, отделываясь общими фразами про совпадение взглядов и мировоззрений. И теперь я понимаю, почему.
Потому что процесс этот очень сложный и неоднозначный. Даже где-то философский, диалектический. В смысле единства и борьбы противоположностей. С единством у нас с Лелей все прекрасно, но не единством единым… Борьбы, увы, тоже хватает.
Детально описывать процесс соавторства я не буду - и не просите. Но вот немного пожаловаться на Лелю позволю себе - ибо наболело.
Мы сейчас пишем финальные сцены. Кульминация. Подвиги и геройства. Драматическая составляющая накалена до предела. Темп повествования возрос многократно, и мы с трудом его удерживаем. И вот тут-то и начинается та самая борьба… Потому как Леля дотошна к деталям и никакие внутренние метания персонажа не могут отвлечь ее от технической достоверности происходящих событий.
- В общем, герой бежит - он напуган, но полон решимости. Он выбегает на платформу, прячется за угол… - вдохновенно излагаю я Леле видение очередной главы.
- Стоп! - прерывает меня Леля, и я чувствую, как к моим крыльям подносятся огромные ржавые ножницы.
- Стою, - покорно соглашаюсь я.
- За какой угол он у тебя прячется? - с иезуитской вежливостью интересуется Леля.
- За какой-то, - мрачно пишу я. - Что там, углов, что ли, нет? Ты же говорила, что там стоят такие хрени, здания, стало быть, и углы…
- Нет там никаких углов, - вгоняет меня в пространственный ступор Леля.
- А что, здания там круглые? - не удерживаюсь я от ехидства.
Но Лелю так просто не собьешь.
- А ты как вообще себе представляешь платформу Южной станции? - интересуется Леля и подрезанные перья моих крыльев летят в стороны.
Если честно, платформу я себе никак не представляю. Ну… платформа. Какая-то. И вообще, кому интересны эти подробности, когда в душе у героя буря эмоций - и любовь, и страх, и готовность совершить подвиг и черт знает что еще…
- Ну… - мнусь я. - Платформа как платформа, чего ее представлять.
- А нарисуй-ка мне ее, - просит Леля, и я понимаю, что все. Приехали. Сейчас надо мной будут долго и со вкусом глумиться, после чего ткнут носом в мою тупость и некомпетентность, и для верности еще и станцуют над моей поверженной самооценкой победный танец.
Рисовать я не умею. Вообще. Чертить тоже. Те чертежи, которыми пытает меня Леля, вызывают у меня смешанные чувства - недоумение и восхищение. Ух ты, квадратики, ромбики… Ну, примерно как китайские иероглифы, которые в последнее время упорно отправляет мне Леля, объясняя это тем, что она твердо намерена пробудить во мне пространственное воображение. Мое пространственное воображение пробуждаться не желает, я вообще сомневаюсь в его существовании, но Лелю это не останавливает.
Понимая, что пипец пришел, я покорно достаю блокнот и изображаю платформу. Ну, как изображаю. Рисую две линии. Одна символизирует Башню, другая эту самую платформу. Немного подумав, я подписываю горизонтальную линию словом «платформа», и под вертикальной вывожу «Башня». После чего этот шедевр художественной и архитектурной мысли отправляется Леле, и я слышу как за триста километров Леля заходится от гомерического хохота.
Минут пять Леля молчит. Ржет. Ну, потому что изучать две перпендикулярные друг к другу палочки так долго не смогла бы даже я. После чего мне прилетает странный вопрос.
- Женя, а какова прочность консольной конструкции?
Теперь я молчу минут пять. И не потому что не знаю, какова эта самая прочность (хотя, разумеется, я и понятия не имею), а потому что я даже не в теме, что такое консольная конструкция, и какое отношение она имеет к моему рисунку и (о, боже) к подвигу персонажа. Который просто выбежал на платформу.
- Прочность консольной конструкции очень низкая, она практически стремится к нулю, - добивает меня Леля.
- Да я не про это. Я про героя нашего, - отчаянно пытаюсь я вернуть Лелю в сюжет. - Вот он выбегает на платформу… а какая там у нее конструкция, ну не по фиг ли…
Леле не по фиг. И вообще я понимаю, что зря я это написала. Леля не терпит небрежности к техническим деталям.
И потому следующие полчаса я выслушиваю нудную лекцию про конструкцию этой самой платформы, бонусом получая несколько чертежей в разрезе и с разных ракурсов, покорно изучаю всю эту абракадабру. Попутно Леля сама находит слабые места в своих разработках, начинает переделывать на ходу количество ярусов, производить подсчеты…
- Я дура, - в порыве самоуничижения пишет мне Леля. - Сразу надо было понять, что там не три яруса, а четыре. Понимаешь, четыре?
Я ни хрена не понимаю. Нить рассуждений потеряна мною еще на стадии нулевой прочности консольной конструкции, и мне все так же непонятно, какая разница, сколько там ярусов будет у платформы, если герой все равно бегает только по одной.
- Женя, но у нас же еще будет турбина, - пытается заинтересовать меня Леля.
- Ну, турбина, - заранее грущу я.
- Ты знаешь, как она выглядит? - осторожно спрашивает Леля.
- Большая, металлическая и крутится, наверно, - пытаюсь я блеснуть своими знаниями.
- О, боже, - стонет Леля, и в меня летят фотографии и чертежи этих самых турбин (кстати, все нормально я сказала - большая, из металла, и с вращением я тоже угадала).
И вот сижу я, погребенная под схемами, загруженная непонятными техническими деталями и понимаю, что даже если я эти знания попытаюсь включить в текст, то все равно неминуемо слажаю, и Леля будет ржать, ругаться и исправлять мои технические ляпы.
- Ты хоть понимаешь, как с тобой трудно? - резюмирует Леля.
«Это со мной трудно? Да я ангел! А вот с кем действительно трудно, так это с некоторыми занудами, подрезающими мне крылья…»
Но ничего такого я, конечно же, Леле не пишу. Потому что бессмысленно - я все равно буду улетать вместе с героями и их чувствами в сферический вакуум, подлечив немного мои подрезанные крылья, а Леля будет упорно пытаться развить во мне пространственное воображение и ликвидировать пробелы в моем техническом образовании. А Леля очень упорна. Так что не исключаю, что однажды это самое пространственное воображение во мне разовьется.