Атомизация в обществе III
Продолжение. Начало тут и тут
Перегнать Америку не значит построить вторую Америку. Наша цель - построить первое в мире коммунистическое общество. На пути к этой цели нам надо миновать не только Сциллу американского просперити, но и Харибду маоцзедуновской апологии нищеты. Вот почему коммунальные квартиры и кухонные склоки не могут служить подлинным ответом на золотые унитазы и свинцовое одиночество. Человек с двумя извилинами в мозгу несчастлив не менее, чем затравленный психоанализом (очень тонко, значит, нынешняя элита, создав себе подвластного человека с двумя извилинами, ничего не добьется. Он так же будет всем и вся недоволен и так же захочет взыскать с власти все, что можно и нельзя. Может элите стоит подумать, уж лучше тогда культурный человек, не зараженный заразой потребительства)…
Долго мы спорили с профессором о том и о сем, хотя перед нами горел камин, а не кухонная плита. Настало время прощаться. Хозяин повел меня через анфиладу комнат к подъезду.
- Кстати, кто кроме вас живет в этом доме?
- Жена.
- И больше никто?
- Никто. Мы бездетные.
Я решил созорничать:
- Профессор, у вас просторный двухэтажный дом. Почему бы вам не отвести один этаж под эксперимент и поселить в нем соседей?
- А вы слышали историю, которая приключилась с Шопенгауэром? Он, как известно, считал, что мир - всего лишь его представление. Возмущенная столь неделикатным отношением ко вселенной и в особенности к ее собственной персоне супруга философа довольно основательно отделала его. На вопрос, что это все означает, она ответила: «Ничего. Нахлобучка имела место лишь в твоем представлении». Ergo, друг мой, не всегда можно смешивать философию со здравым смыслом.
Но я так и не понял, то ли он просто боялся жены, то ли торговал своей философией исключительно на вынос, припасая для себя здравый смысл, который, между прочим, развит у англичан посильнее чувства юмора…
Мой дом - моя крепость. Сколько человеческих сердец разбивались в подобных домах именно потому, что алчность и эгоизм превращали их в замки, населенные скупыми рыцарями. За их непроницаемыми стенами происходил и сейчас происходит процесс одичания человека, процесс превращения его в тех самых носорогов, которых разглядел пристальный взгляд Ионеско в душах обезумевших мещан.
Помните первый роман Арчибальда Кронина «Замок»? Трагическая история, рассказанная в нем, повторилась в Бирмингеме.
…Жил в Бирмингеме человек, вполне обыкновенный и без особых примет. Жил в небольшом домике, который он арендовал у муниципалитета. Все шло своим чередом, пока человек не сколотил достаточно денег и не выкупил домик у городских властей. С тех пор начались удивительные превращения. Человек, ставший собственником, в первую очередь разворотил фасад своего дома и отделал его «под замок» (ох уж эти собственники, везде делают одно и то же). …Когда перед его «замком» стали останавливаться прохожие, человек решил окончательно отгородиться от всего мира. Он выстроил вокруг дома сплошную кирпичную стену (тоже очень знакомо), которая скрывала даже крышу его, и установил на ней сторожевые башенки. Входную дверь выкрасили так, будто она забрызгана кровью. Соответствующий порядок был заведен и внутри дома.
…То, что происходило с домом, а главное, то, что происходило в доме, никого не касалось.
Но не это самое удивительное в нашей истории. Самое удивительное - причина, из-за которой всполошились отцы города. Рядом с «замком» все остальные дома на улице будут выглядеть скучными и ординарными, говорили они, а это может заставить других людей последовать примеру сумасброда.
Отцы города знали, о чем говорили…
…Дерево стоит в воде и умирает от жажды. Человек бредет сквозь толпы людей, расталкивая их локтями, и умирает от одиночества. «Человек не остров. Он так больше не может!» - кричит в отчаянии Осборн, но вокруг его человека плещется океан холодного равнодушия, отвоевывая у островитян метр за метром последние остатки плодоносной земли (крайний индивидуализм бесплоден).
…Облаченные в одежду из синтетических тканей люди начинают и чувствовать синтетически. Ненависть из нейлона. Радость из поролона. Любовь из терилена.
…В Дареме двадцать женщин основали «Клуб одиноких сердец». Нет, это не вдовы и не старые девы. Большинство из них замужем, имеет семьи. О председателе клуба госпоже Гаррисон газеты пишут даже, что она «состоит в счастливом браке». Но одиночество не акт гражданского состояния, оно - акт состояния душевного. Члены «Клуба одиноких сердец» идут крестным ходом по Англии, и под их грустное знамя стекаются тысячи жертв утраченного чувства общности между людьми.
А слово, простое и магическое человечье слово? Где найти его, где? Быть может, оно свило себе гнездо в келье собора святого Стефана в восточном Лондоне - штаб-квартире братства «добрых самаритян»? День и ночь в этой келье дежурят у телефона два члена братства. Их обязанность - отвечать на телефонные звонки самоубийц, или просто отчаявшихся, или просто одиноких, которым не с кем перемолвиться словом.
Номер этого телефона - Мэншн-хаус 9000 - всегда занят. Три тысячи звонков в двадцать четыре часа. Если хотите пощупать пульс одиночества, то прислушайтесь к этим телефонным звонкам. …Они бьются в истерике, как княжна Тараканова, о холодные мембраны, словно о цементные полы, и вызванное ими эхо наполняет келью собора святого Стефана доисторическим ужасом, который не в силах рассеять вся доброта всех самаритян мира. Быть может, это простое и магическое человечье слово обосновалось в таких менее богоугодных заведениях, как общественные прачечные, которые тоже работают круглосуточно? Давным-давно канули в Лету благословенные времена, когда в «ландретки» ходили лишь для того, чтобы постирать грязное белье. «Ландретки» - по сути дела те же ночлежки, с той только разницей, что, если обитатели последних просто нищие, посетители первых - нищие духовно, затравленные от одиночества и одичавшие от молчания.
Завсегдатаи начинают собираться ближе к полуночи. Одни страдают от бессонницы, другим, наоборот, не дают покоя кошмарные сны.
- Я прихожу сюда, как только кончаются телевизионные передачи (а, ну теперь-то этот недостаток устранен, смотри до опупения что хочешь), - говорит мне женщина средних лет. - Приношу с собой одну и ту же простыню, которую я специально предназначила для этого: ведь просто так заходить сюда не положено. Запускаю ее в стиральную машину, а сама устраиваюсь напротив и наблюдаю в овальное стекло, как она вертится в мыльной пене (вот оно откуда пошло «смотреть стиральную машину»).
…
- Вы живете одна?
- Нет. У меня муж и взрослая дочь. Правда она не замужем.
- И они отпускают вас?
- Конечно. Не могут же они коротать ночи напролет со мной. Им надо рано утром отправляться в свои оффисы. Так что мне приходится входить в их положение. Если я остаюсь дома, они нервничают, знают, что я не сплю, и сами не могут заснуть. Поэтому я беру машину мужа и еду сюда.
- …почему именно в «ландретку», а не в ночное кафе, например?
- …По крайней мере создается иллюзия, что я занимаюсь домашним хозяйством, а не схожу с ума. Во-вторых, сами стиральные машины, белые и сверкающие, действуют на меня успокаивающе. Они выглядят такими уверенными, что заражают этой уверенностью меня. При виде их жизнь кажется не такой уж сложной.
- Да, стиральные машины - великое изобретение, - присоединяется к нашей беседе пожилой джентльмен. - …Они куда сложнее и интеллигентнее телевизора.
…Женщина вытаскивает дежурную простыню, кладет ее в целлофановую сумку и выходит в ночь.
…Из стальной клетки во время кормежки неожиданно выпорхнул орел по имени Голди, привезенный на берега Темзы из суровых лесов Финляндии.
…Голди гордо парил над гигантским человеческим муравейником, именуемом Лондоном, в котором рожденные ползать ломали голову над тем, как бы это запретить орлу летать. Ставка на голод тоже оказалась битой после того, как орел растерзал пугливую и глупую утку, зазевавшуюся на весенние солнечные блики…
Около двух недель продолжался неравный поединок орла и тюремщиков. И закончился он до обидного прозаически. Пустой желудок все же оказался плохим союзником свободолюбивого сердца, а запах кроличьего рагу - опаснее сонного газа. Голди клюнул и был взят, что называется голыми руками. И к разочарованию его многочисленных почитателей, Голди не выказал никакого неудовольствия. Он, казалось, был вполне доволен и не поднимал головы к небу даже тогда, когда над Лондоном гремели первые весенние громы.
Если собрать воедино все то, что было написано в английской прессе о Голди, то, говорю без всякого преувеличения, получится довольно солидный многотомник. Если соединить вместе все киноленты, отснятые о беглом орле кинохроникой и телевидением, то из них без особого труда можно составить многосерийный фильм. И вот что интересно: несмотря на то, что в этом многотомнике или в этом многосерийном фильме вы не встретите таких слов, как «стагнация буржуазного общества», «закат западной цивилизации», «растлевающая сила денег», «кризис личности в мире капитала» и тому подобное, трудно представить себе более впечатляющую иллюстрацию всего того, что скрывается за этими, нечего греха таить, несколько примелькавшимися формулировками и конструкциями. От них повеяло бы ужасающим одиночеством, безысходной тоской человека, обреченного на заточение в казематах частнособственнического мира.
Известно, что свобода - это осознанная необходимость. Так, свободное парение космонавта Леонова в океане неизведанных далей было результатом осознанной человеком необходимости проложить путь к звездам. Слово «свобода» на все лады склоняется на Западе. Но здесь свобода - это не осознанная, а навязанная необходимость прислуживать золотому тельцу и его жрецам. Личность осмеливающаяся бросить им открытый вызов, обречена на голодную смерть. …Сколько бунтарей-интеллигентов, сколько так называемых сердитых или рассерженных молодых людей после непродолжительного периода «бури и натиска» возвращались и продолжают возвращаться в золотую клетку, подловленные на элементарном кроличьем рагу. Когда пробьет час страшного суда капиталистического общества, то среди бесчисленных его жертв история взыщет с него и за эти души, разъеденные золотой коррозией.
Перегнать Америку не значит построить вторую Америку. Наша цель - построить первое в мире коммунистическое общество. На пути к этой цели нам надо миновать не только Сциллу американского просперити, но и Харибду маоцзедуновской апологии нищеты. Вот почему коммунальные квартиры и кухонные склоки не могут служить подлинным ответом на золотые унитазы и свинцовое одиночество. Человек с двумя извилинами в мозгу несчастлив не менее, чем затравленный психоанализом (очень тонко, значит, нынешняя элита, создав себе подвластного человека с двумя извилинами, ничего не добьется. Он так же будет всем и вся недоволен и так же захочет взыскать с власти все, что можно и нельзя. Может элите стоит подумать, уж лучше тогда культурный человек, не зараженный заразой потребительства)…
Долго мы спорили с профессором о том и о сем, хотя перед нами горел камин, а не кухонная плита. Настало время прощаться. Хозяин повел меня через анфиладу комнат к подъезду.
- Кстати, кто кроме вас живет в этом доме?
- Жена.
- И больше никто?
- Никто. Мы бездетные.
Я решил созорничать:
- Профессор, у вас просторный двухэтажный дом. Почему бы вам не отвести один этаж под эксперимент и поселить в нем соседей?
- А вы слышали историю, которая приключилась с Шопенгауэром? Он, как известно, считал, что мир - всего лишь его представление. Возмущенная столь неделикатным отношением ко вселенной и в особенности к ее собственной персоне супруга философа довольно основательно отделала его. На вопрос, что это все означает, она ответила: «Ничего. Нахлобучка имела место лишь в твоем представлении». Ergo, друг мой, не всегда можно смешивать философию со здравым смыслом.
Но я так и не понял, то ли он просто боялся жены, то ли торговал своей философией исключительно на вынос, припасая для себя здравый смысл, который, между прочим, развит у англичан посильнее чувства юмора…
Мой дом - моя крепость. Сколько человеческих сердец разбивались в подобных домах именно потому, что алчность и эгоизм превращали их в замки, населенные скупыми рыцарями. За их непроницаемыми стенами происходил и сейчас происходит процесс одичания человека, процесс превращения его в тех самых носорогов, которых разглядел пристальный взгляд Ионеско в душах обезумевших мещан.
Помните первый роман Арчибальда Кронина «Замок»? Трагическая история, рассказанная в нем, повторилась в Бирмингеме.
…Жил в Бирмингеме человек, вполне обыкновенный и без особых примет. Жил в небольшом домике, который он арендовал у муниципалитета. Все шло своим чередом, пока человек не сколотил достаточно денег и не выкупил домик у городских властей. С тех пор начались удивительные превращения. Человек, ставший собственником, в первую очередь разворотил фасад своего дома и отделал его «под замок» (ох уж эти собственники, везде делают одно и то же). …Когда перед его «замком» стали останавливаться прохожие, человек решил окончательно отгородиться от всего мира. Он выстроил вокруг дома сплошную кирпичную стену (тоже очень знакомо), которая скрывала даже крышу его, и установил на ней сторожевые башенки. Входную дверь выкрасили так, будто она забрызгана кровью. Соответствующий порядок был заведен и внутри дома.
…То, что происходило с домом, а главное, то, что происходило в доме, никого не касалось.
Но не это самое удивительное в нашей истории. Самое удивительное - причина, из-за которой всполошились отцы города. Рядом с «замком» все остальные дома на улице будут выглядеть скучными и ординарными, говорили они, а это может заставить других людей последовать примеру сумасброда.
Отцы города знали, о чем говорили…
…Дерево стоит в воде и умирает от жажды. Человек бредет сквозь толпы людей, расталкивая их локтями, и умирает от одиночества. «Человек не остров. Он так больше не может!» - кричит в отчаянии Осборн, но вокруг его человека плещется океан холодного равнодушия, отвоевывая у островитян метр за метром последние остатки плодоносной земли (крайний индивидуализм бесплоден).
…Облаченные в одежду из синтетических тканей люди начинают и чувствовать синтетически. Ненависть из нейлона. Радость из поролона. Любовь из терилена.
…В Дареме двадцать женщин основали «Клуб одиноких сердец». Нет, это не вдовы и не старые девы. Большинство из них замужем, имеет семьи. О председателе клуба госпоже Гаррисон газеты пишут даже, что она «состоит в счастливом браке». Но одиночество не акт гражданского состояния, оно - акт состояния душевного. Члены «Клуба одиноких сердец» идут крестным ходом по Англии, и под их грустное знамя стекаются тысячи жертв утраченного чувства общности между людьми.
А слово, простое и магическое человечье слово? Где найти его, где? Быть может, оно свило себе гнездо в келье собора святого Стефана в восточном Лондоне - штаб-квартире братства «добрых самаритян»? День и ночь в этой келье дежурят у телефона два члена братства. Их обязанность - отвечать на телефонные звонки самоубийц, или просто отчаявшихся, или просто одиноких, которым не с кем перемолвиться словом.
Номер этого телефона - Мэншн-хаус 9000 - всегда занят. Три тысячи звонков в двадцать четыре часа. Если хотите пощупать пульс одиночества, то прислушайтесь к этим телефонным звонкам. …Они бьются в истерике, как княжна Тараканова, о холодные мембраны, словно о цементные полы, и вызванное ими эхо наполняет келью собора святого Стефана доисторическим ужасом, который не в силах рассеять вся доброта всех самаритян мира. Быть может, это простое и магическое человечье слово обосновалось в таких менее богоугодных заведениях, как общественные прачечные, которые тоже работают круглосуточно? Давным-давно канули в Лету благословенные времена, когда в «ландретки» ходили лишь для того, чтобы постирать грязное белье. «Ландретки» - по сути дела те же ночлежки, с той только разницей, что, если обитатели последних просто нищие, посетители первых - нищие духовно, затравленные от одиночества и одичавшие от молчания.
Завсегдатаи начинают собираться ближе к полуночи. Одни страдают от бессонницы, другим, наоборот, не дают покоя кошмарные сны.
- Я прихожу сюда, как только кончаются телевизионные передачи (а, ну теперь-то этот недостаток устранен, смотри до опупения что хочешь), - говорит мне женщина средних лет. - Приношу с собой одну и ту же простыню, которую я специально предназначила для этого: ведь просто так заходить сюда не положено. Запускаю ее в стиральную машину, а сама устраиваюсь напротив и наблюдаю в овальное стекло, как она вертится в мыльной пене (вот оно откуда пошло «смотреть стиральную машину»).
…
- Вы живете одна?
- Нет. У меня муж и взрослая дочь. Правда она не замужем.
- И они отпускают вас?
- Конечно. Не могут же они коротать ночи напролет со мной. Им надо рано утром отправляться в свои оффисы. Так что мне приходится входить в их положение. Если я остаюсь дома, они нервничают, знают, что я не сплю, и сами не могут заснуть. Поэтому я беру машину мужа и еду сюда.
- …почему именно в «ландретку», а не в ночное кафе, например?
- …По крайней мере создается иллюзия, что я занимаюсь домашним хозяйством, а не схожу с ума. Во-вторых, сами стиральные машины, белые и сверкающие, действуют на меня успокаивающе. Они выглядят такими уверенными, что заражают этой уверенностью меня. При виде их жизнь кажется не такой уж сложной.
- Да, стиральные машины - великое изобретение, - присоединяется к нашей беседе пожилой джентльмен. - …Они куда сложнее и интеллигентнее телевизора.
…Женщина вытаскивает дежурную простыню, кладет ее в целлофановую сумку и выходит в ночь.
…Из стальной клетки во время кормежки неожиданно выпорхнул орел по имени Голди, привезенный на берега Темзы из суровых лесов Финляндии.
…Голди гордо парил над гигантским человеческим муравейником, именуемом Лондоном, в котором рожденные ползать ломали голову над тем, как бы это запретить орлу летать. Ставка на голод тоже оказалась битой после того, как орел растерзал пугливую и глупую утку, зазевавшуюся на весенние солнечные блики…
Около двух недель продолжался неравный поединок орла и тюремщиков. И закончился он до обидного прозаически. Пустой желудок все же оказался плохим союзником свободолюбивого сердца, а запах кроличьего рагу - опаснее сонного газа. Голди клюнул и был взят, что называется голыми руками. И к разочарованию его многочисленных почитателей, Голди не выказал никакого неудовольствия. Он, казалось, был вполне доволен и не поднимал головы к небу даже тогда, когда над Лондоном гремели первые весенние громы.
Если собрать воедино все то, что было написано в английской прессе о Голди, то, говорю без всякого преувеличения, получится довольно солидный многотомник. Если соединить вместе все киноленты, отснятые о беглом орле кинохроникой и телевидением, то из них без особого труда можно составить многосерийный фильм. И вот что интересно: несмотря на то, что в этом многотомнике или в этом многосерийном фильме вы не встретите таких слов, как «стагнация буржуазного общества», «закат западной цивилизации», «растлевающая сила денег», «кризис личности в мире капитала» и тому подобное, трудно представить себе более впечатляющую иллюстрацию всего того, что скрывается за этими, нечего греха таить, несколько примелькавшимися формулировками и конструкциями. От них повеяло бы ужасающим одиночеством, безысходной тоской человека, обреченного на заточение в казематах частнособственнического мира.
Известно, что свобода - это осознанная необходимость. Так, свободное парение космонавта Леонова в океане неизведанных далей было результатом осознанной человеком необходимости проложить путь к звездам. Слово «свобода» на все лады склоняется на Западе. Но здесь свобода - это не осознанная, а навязанная необходимость прислуживать золотому тельцу и его жрецам. Личность осмеливающаяся бросить им открытый вызов, обречена на голодную смерть. …Сколько бунтарей-интеллигентов, сколько так называемых сердитых или рассерженных молодых людей после непродолжительного периода «бури и натиска» возвращались и продолжают возвращаться в золотую клетку, подловленные на элементарном кроличьем рагу. Когда пробьет час страшного суда капиталистического общества, то среди бесчисленных его жертв история взыщет с него и за эти души, разъеденные золотой коррозией.