Ивашка большой и Ивашка маленький
Мода на книжное ретро мила мне тем, что вынесла на свет божий полузабытые вещицы, а с ними и книги известные заиграли новыми красками.
Архив журнала "Еж" порадовал главами из повести Георгия Шторма про Ивашку Болотникова, напечатанными в N 6, 8 и 12 за 1928 год. Сама повесть "про бунт большой" вышла годом позже, а в "Еже" публиковались наиболее интересные отрывки - "про заморские страны", куда попал юный Ивашка.
[Вот история самая удивительная, приключение самое чрезвычайное, событие самое невероятное]
Чтение и впрямь оказалось преинтересное. Мне, разумеется, знаком был другой Ивашка, попавший в заморские страны, - из повести Ольги Гурьян. Она, кстати, вышла ровно через 40 лет после повести Г.Шторма. Повесть Шторма к тому времени не раз была переиздана в новой редакции, под серьезным, взрослым названием "Повесть о Болотникове", с серьезным, взрослым рассказом о Смутном времени. Простенького изначального "Ивашку" в нем и не узнать. Зато подоспел, получается, Ивашка-второй, вроде как младший братец у Ивашки большого. Другой, а похожий.
Первый Ивашка - отрок, юноша, воин. Путь у него долгий и цель великая. Второй Ивашка - маленький, всего-то десятый годок пошел, и хочет он малого - нагнать, вернуть полоненную сестру Аннушку. А только оба они идут одной дорогой - плывут ладьями-стругами из варяг в греки, с Руси до Царьграда.
"За реками, за Касплей, за Днепром, за морями Сурожским и Русским, за высокими горами - Царьград. Золотые купола, серебряные вышки, улицы камнями-самоцветами мощённые, ходят по ним люди в шелках и в бархате, " - мнится Ивашке-маленькому.
"Поплыла галера из Азовского моря в Черное. ...На пятые сутки проснулся: стоит судно; позади - море бескрайное, впереди - холмы, сады, стены, башни - город Царьград.<...> На берегу люди в белых чалмах похаживают. Блестят золоченые кровли," - видит Ивашка-большой.
К обоим Ивашкам золотой Царьград недобр, обоих степняки украли, рабами сделали, с милыми друзьями разлучили. Обе повести рассказывают об этом почти одними словами:
"Увидал Ивашка: разлучают его с товарищем, - взмолился:
- Возьми и меня в Москву. Уж пусть меня там бьют-дерут, не хочу жить пленником!
- Э, да ты, должно, беглый холоп! - сказал купец. - Вашего брата и без тебя на Москве хватит... Не куплю."
"Тут Ярмошка взмолился:
- И меня возьми! Мы с ним неразлучные. Я тебе хорошо буду служить. Станет у тебя не один слуга, а двое. Чего лучше?
А купец уже не улыбается. Зубы ощерил, сквозь зубы говорит:
- Мне тебя даром не надобно."
И стиль схож: короткие, простые фразы, сказовая интонация. Психологии ноль, характеры статичные - чистое повествование. Отрывок к отрывку приставишь - не сразу и разберешь, что из разных книг.
"Один выковырнул булыжник из мостовой, на руке его взвешивает, рукав засучил, швырнул булыжник в стену. За ним и другие стали камни выворачивать и кидать в стену. Сами хохочут, грозными голосами кричат: "Долой!", "Громи их!"
"- Гони сбиров!.. Долой! - подхватили и другие. Когда отряд стражи приблизился, в него полетел град камней."
Это Ивашка-маленький в чужой земле свидетелем погрома стал, а Ивашка-большой сам бунт сотворил.
В заморских странах Ивашке-большому помощь придет от однорукого венецианца. А Ивашке-маленькому поможет отставной солдат, хоть и с руками, да тоже калека: "на левой руке не хватало у него трёх пальцев, а чудом уцелевшие большой и мизинец походили скорей на клешню краба, чем на кисть человеческой руки." Оба Ивашки тайком на родину бегут, верные друзья им помощь оказывают, укрыться от преследователей помогают.
"- Иди, Джиованни, - сказал Луиджи, - переоденься и жди меня на площади св.Марка. А я тем временем узнаю, когда отходит корабль!"
"- Ложитесь, отдыхайте, - сказал Прокоп. - Мы здесь пробудем до вечера. А как стемнеет, приедет за нами чёлн, отвезёт вас на морскую крутобокую ладью, а та уж вас доставит до места."
Про Ивашку-большого повесть развертывается дальше, до атамана Ивана Исаевича Болотникова и страшного его конца. С Ивашкой-маленьким на этом все, все живы нашлись и счастливо живут-поживают. Это детская книга, и книга хорошая, в которой чудится мне память о чужой повести, сложившаяся в свою историю. Может даже, и не одну.
"Ивашка" Ольи Гурьян, похоже, составляет своеобразную дилогию с "Повестью о верной Аниске". Ивашка путешествует через разные земли и языки с севера на юг, Аниска - с востока на запад. Ивашка - поневоле, Аниска - по своему желанию. Ивашка рохля, Аниске палец в рот не клади, но оба они упорные и верные, даром что возрастом невелики.
У "Ивашки" Шторма тоже есть параллель - повесть Владислава Бахревского "Клад атамана" о разбойнике Кудеяре. Его Кудеяр, как и Иван Болотников, из простых, но зело грамотен, языками владеет, мир повидал, мыслями смел и нравом непокорен. Тоже бежит из темницы к вольным людям, тоже ищет правды и справедливости, и тоже обманом погублен. Читал ли Бахревский повесть Шторма? Наверняка. Потому что и сам писал о Смутном времени и иных временах в государстве Российском. Кудеяр вот - из времени Алексея Михайловича. Тишайшего.
А Иван Болотников и впрямь фигура не для тонкой детской книжечки, жизнь его тянет на полноценный авантюрный роман, пусть и неизвестно до сих пор, насколько правдивы дошедшие до нас сведения.
Архив журнала "Еж" порадовал главами из повести Георгия Шторма про Ивашку Болотникова, напечатанными в N 6, 8 и 12 за 1928 год. Сама повесть "про бунт большой" вышла годом позже, а в "Еже" публиковались наиболее интересные отрывки - "про заморские страны", куда попал юный Ивашка.
[Вот история самая удивительная, приключение самое чрезвычайное, событие самое невероятное]
Чтение и впрямь оказалось преинтересное. Мне, разумеется, знаком был другой Ивашка, попавший в заморские страны, - из повести Ольги Гурьян. Она, кстати, вышла ровно через 40 лет после повести Г.Шторма. Повесть Шторма к тому времени не раз была переиздана в новой редакции, под серьезным, взрослым названием "Повесть о Болотникове", с серьезным, взрослым рассказом о Смутном времени. Простенького изначального "Ивашку" в нем и не узнать. Зато подоспел, получается, Ивашка-второй, вроде как младший братец у Ивашки большого. Другой, а похожий.
Первый Ивашка - отрок, юноша, воин. Путь у него долгий и цель великая. Второй Ивашка - маленький, всего-то десятый годок пошел, и хочет он малого - нагнать, вернуть полоненную сестру Аннушку. А только оба они идут одной дорогой - плывут ладьями-стругами из варяг в греки, с Руси до Царьграда.
"За реками, за Касплей, за Днепром, за морями Сурожским и Русским, за высокими горами - Царьград. Золотые купола, серебряные вышки, улицы камнями-самоцветами мощённые, ходят по ним люди в шелках и в бархате, " - мнится Ивашке-маленькому.
"Поплыла галера из Азовского моря в Черное. ...На пятые сутки проснулся: стоит судно; позади - море бескрайное, впереди - холмы, сады, стены, башни - город Царьград.<...> На берегу люди в белых чалмах похаживают. Блестят золоченые кровли," - видит Ивашка-большой.
К обоим Ивашкам золотой Царьград недобр, обоих степняки украли, рабами сделали, с милыми друзьями разлучили. Обе повести рассказывают об этом почти одними словами:
"Увидал Ивашка: разлучают его с товарищем, - взмолился:
- Возьми и меня в Москву. Уж пусть меня там бьют-дерут, не хочу жить пленником!
- Э, да ты, должно, беглый холоп! - сказал купец. - Вашего брата и без тебя на Москве хватит... Не куплю."
"Тут Ярмошка взмолился:
- И меня возьми! Мы с ним неразлучные. Я тебе хорошо буду служить. Станет у тебя не один слуга, а двое. Чего лучше?
А купец уже не улыбается. Зубы ощерил, сквозь зубы говорит:
- Мне тебя даром не надобно."
И стиль схож: короткие, простые фразы, сказовая интонация. Психологии ноль, характеры статичные - чистое повествование. Отрывок к отрывку приставишь - не сразу и разберешь, что из разных книг.
"Один выковырнул булыжник из мостовой, на руке его взвешивает, рукав засучил, швырнул булыжник в стену. За ним и другие стали камни выворачивать и кидать в стену. Сами хохочут, грозными голосами кричат: "Долой!", "Громи их!"
"- Гони сбиров!.. Долой! - подхватили и другие. Когда отряд стражи приблизился, в него полетел град камней."
Это Ивашка-маленький в чужой земле свидетелем погрома стал, а Ивашка-большой сам бунт сотворил.
В заморских странах Ивашке-большому помощь придет от однорукого венецианца. А Ивашке-маленькому поможет отставной солдат, хоть и с руками, да тоже калека: "на левой руке не хватало у него трёх пальцев, а чудом уцелевшие большой и мизинец походили скорей на клешню краба, чем на кисть человеческой руки." Оба Ивашки тайком на родину бегут, верные друзья им помощь оказывают, укрыться от преследователей помогают.
"- Иди, Джиованни, - сказал Луиджи, - переоденься и жди меня на площади св.Марка. А я тем временем узнаю, когда отходит корабль!"
"- Ложитесь, отдыхайте, - сказал Прокоп. - Мы здесь пробудем до вечера. А как стемнеет, приедет за нами чёлн, отвезёт вас на морскую крутобокую ладью, а та уж вас доставит до места."
Про Ивашку-большого повесть развертывается дальше, до атамана Ивана Исаевича Болотникова и страшного его конца. С Ивашкой-маленьким на этом все, все живы нашлись и счастливо живут-поживают. Это детская книга, и книга хорошая, в которой чудится мне память о чужой повести, сложившаяся в свою историю. Может даже, и не одну.
"Ивашка" Ольи Гурьян, похоже, составляет своеобразную дилогию с "Повестью о верной Аниске". Ивашка путешествует через разные земли и языки с севера на юг, Аниска - с востока на запад. Ивашка - поневоле, Аниска - по своему желанию. Ивашка рохля, Аниске палец в рот не клади, но оба они упорные и верные, даром что возрастом невелики.
У "Ивашки" Шторма тоже есть параллель - повесть Владислава Бахревского "Клад атамана" о разбойнике Кудеяре. Его Кудеяр, как и Иван Болотников, из простых, но зело грамотен, языками владеет, мир повидал, мыслями смел и нравом непокорен. Тоже бежит из темницы к вольным людям, тоже ищет правды и справедливости, и тоже обманом погублен. Читал ли Бахревский повесть Шторма? Наверняка. Потому что и сам писал о Смутном времени и иных временах в государстве Российском. Кудеяр вот - из времени Алексея Михайловича. Тишайшего.
А Иван Болотников и впрямь фигура не для тонкой детской книжечки, жизнь его тянет на полноценный авантюрный роман, пусть и неизвестно до сих пор, насколько правдивы дошедшие до нас сведения.