КОШКА
Люди и животные дружат давно. И это понятно. Когда не было «Мерседесов», «Тойот» или каких-нибудь «Инфинити», приходилось ездить на лошадях, ослах или верблюдах. Опять-таки, люди очень любят окружить заботой какого-нибудь кролика. Кормить его, поить, гладить, потом долбануть молоточком промеж ушей, ободрать и с аппетитом съесть.
Животные в квартире - это: во-первых, весело - так смешно наблюдать, как любимый песик рвет твои тапки или любимая киска норовит нырнуть тебе под ноги, когда ты идешь к телевизору с полной кружкой свежесваренного кофе. Во-вторых, говорит о добром сердце хозяина. В-третьих, это показатель социального статуса - если у тебя в ванной плавает нильский аллигатор, на балконе шипит питон, а по комнатам бегает маленький, веселый шитцу, значит определенно, жизнь удалась.
Столь нежные чувства к братьям меньшим, естественно отражаются и в литературном наследии. Сколько написано про них книг. Мы используем всяческие сравнения, в которых упоминаются животные. Например, «предан, как собака», «хитрая, как змея», «быстрая, как лань», «тупой, как олень». Или вот некоторые дамы, дабы подчеркнуть свою экзальтированность, описывая себя в интернете, сообщают - «Я кошка, которая гуляет сама по себе». Это, кстати сказать, вызывает у меня вопрос - куда гуляет кошка я в курсе, знакомые зоологи объяснили, а перед этими прогулками, вы также громко кричите и извиваетесь?
Только не подумайте, что я ерничаю. Или что я противник домашних питомцев. Вовсе нет. У меня у самого дома животные имеются. Я очень дружу с полуметровой рыбой-ножом, которая вальяжно плавает в пятисотлитровом аквариуме. То есть, я с ней дружу, а ей фиолетово. Рыб я люблю. С ними можно о многом помолчать, а это для женатого мужчины, работающего, в преимущественно женском коллективе - роскошь.
Толик к животным относился равнодушно. В принципе, он ко всем относился равнодушно, кроме своей жены, сына и денег, вот только кошек не любил. На то были свои причины.
Страстное желание заработать для супруги, вынуждали его работать в бешеном графике. Хватая любые дежурства, он отказывал себе во всем. Обед его состоял из булки, реже двух, хлеба и жидкого чая. Чай не может быть крепким, если его завариваешь в десятый раз. Иногда Толику везло. Если кто-нибудь варил пельмени, а он находился на подстанции, то начинал курсировать в районе кухни, делая вид, что просто прогуливается. Или садился за соседний стол, и одним глазом глядя в экран телевизора, другим следил за приготовлениями. Когда пельмени были разложены по тарелкам, он, испросив разрешения, забирал эту воду и макал в нее хлеб.
Жалкий человек - скажете вы. И будете правы. Только у него была любовь. Настоящая любовь. Все остальное не важно.
Живущий в таком напряженном режиме организм, соглашаться с ролью добытчика средств, для ублажения супруги не хотел. И не соглашался. Походка у Толика была, как у старика. Скрючившись, опустив голову в плечи и глядя себе под ноги, он шаркал на очередной вызов. Зрение было плохое, не спасали даже очки с толстыми линзами. А с больным начинал разговаривать, еще в дверях квартиры. При этом не всегда можно было разобрать, что он там бормочет.
Приехав на вызов в начале зимы в одну из пятиэтажек Кордного поселка, фельдшер взлетел на нужный этаж и стал дожидаться, когда, наконец, поднимется Толик. Крейсерскую скорость колесного парохода, с которой передвигался врач, не выдержит не один молодой организм. В квартире их поджидали родственники больной бабушки. Они повесили пуховик фельдшера на вешалку, и помогли «старенькому» доктору снять его серое, замызганное пальтецо, на котором не было ни одной пуговицы. В то время единой формы на омских подстанциях не было, и каждый ездил, кто во что горазд, накидывая это поверх халата. Но об этом в следующий раз.
Раздевшись, Толик зашаркал к больной. В большой комнате (язык не поворачивается назвать ее гостиной) он притормозил около дивана, снял и положил на него свою шапку, пригладил седые волосенки и двинулся дальше. Фельдшер уже сидел около пациентки, придвинув свой табурет поближе к стулу врача, готовый его контролировать.
Чаще всего Толик мерил давление по одной и той же схеме.
- Пш-пш-пш, - бодро начинала свистеть груша
-Пшшш-пшшш-пшшш, - кисть врача слабела, голова клонилась на грудь, а глаза предательски закрывались.
- Пш, - нервно свистела в последний раз груша и, не дождавшись ответа, обиженно сдувалась. - Шшшшшшшш.
После этого, иногда, клюнув носом, Толик просыпался сам, но чаще получал пинок по ногам, и все начиналось сначала.
Пока врач боролся с тонометром, а фельдшер с врачом, родственники решили убрать с дивана шапку и повесить ее на вешалку. Осторожно взяв в руки некогда черный, а ныне с замысловатым зеленым отливом, раритет они вынесли его в прихожую. Но место на диване недолго оставалось пустым.
То ли облезлый кролик на шапке имел приятный для животного запах, то ли просто он всегда здесь отдыхал, но на диван запрыгнул черный хозяйский кот. Свернувшись калачиком, он улегся на то место, откуда только что убрали шапку. Естественно внимания на это никто не обратил.
Закончив лечить больную, бригада стала собираться. Фельдшер, упаковав сумку, двинулся к выходу, не дожидаясь врача. Толик пробубнив напоследок какие-то рекомендации, зашаркал вслед за ним. Около дивана врач остановился.
Я уже говорил, видел он плохо, да и смотрел все больше под ноги. Родственники, как пришел кот не видели, и не ожидали никакого подвоха. Кот вообще дремал и верил в людскую доброту. Поэтому в первое мгновение никто ничего не сообразил.
Первым заорал кот. Его понять можно. Любимый питомец, обласканный и взлелеянный, ни разу не битый, а тут его грубо хватают и пытаются напялить себе на голову.
Потом заорал Толик. Его тоже можно понять. Он берет свою шапку, а она вдруг выворачивается, выпускает внезапно появившиеся когти и орет дурным голосом.
Потом заорали родственники. Их я тоже понимаю. Доктор начинает надевать шапку, та дико визжит и превращается в их любимого кота.
Но вот зачем орала бабушка - остается загадкой.
В общем, хор получился удачный. Могли бы, наверное, что-то спеть, если бы порепетировали. Но на это времени не было. Толик с поцарапанной головой рванул в подъезд, где к немалому удивлению последнего, обогнал фельдшера. Кот сиганул под диван. А родственники разделились, один побежал в прихожую, а вторая успокаивать старушку.
Фельдшеру пришлось возвращаться, чтобы помочь накапать бабушке валерианки, извиниться и забрать вещи врача. Толик в это время пытался прийти в себя в машине. Можно сказать, все закончилось благополучно. Только кошек с тех пор Толик не любил.
Животные в квартире - это: во-первых, весело - так смешно наблюдать, как любимый песик рвет твои тапки или любимая киска норовит нырнуть тебе под ноги, когда ты идешь к телевизору с полной кружкой свежесваренного кофе. Во-вторых, говорит о добром сердце хозяина. В-третьих, это показатель социального статуса - если у тебя в ванной плавает нильский аллигатор, на балконе шипит питон, а по комнатам бегает маленький, веселый шитцу, значит определенно, жизнь удалась.
Столь нежные чувства к братьям меньшим, естественно отражаются и в литературном наследии. Сколько написано про них книг. Мы используем всяческие сравнения, в которых упоминаются животные. Например, «предан, как собака», «хитрая, как змея», «быстрая, как лань», «тупой, как олень». Или вот некоторые дамы, дабы подчеркнуть свою экзальтированность, описывая себя в интернете, сообщают - «Я кошка, которая гуляет сама по себе». Это, кстати сказать, вызывает у меня вопрос - куда гуляет кошка я в курсе, знакомые зоологи объяснили, а перед этими прогулками, вы также громко кричите и извиваетесь?
Только не подумайте, что я ерничаю. Или что я противник домашних питомцев. Вовсе нет. У меня у самого дома животные имеются. Я очень дружу с полуметровой рыбой-ножом, которая вальяжно плавает в пятисотлитровом аквариуме. То есть, я с ней дружу, а ей фиолетово. Рыб я люблю. С ними можно о многом помолчать, а это для женатого мужчины, работающего, в преимущественно женском коллективе - роскошь.
Толик к животным относился равнодушно. В принципе, он ко всем относился равнодушно, кроме своей жены, сына и денег, вот только кошек не любил. На то были свои причины.
Страстное желание заработать для супруги, вынуждали его работать в бешеном графике. Хватая любые дежурства, он отказывал себе во всем. Обед его состоял из булки, реже двух, хлеба и жидкого чая. Чай не может быть крепким, если его завариваешь в десятый раз. Иногда Толику везло. Если кто-нибудь варил пельмени, а он находился на подстанции, то начинал курсировать в районе кухни, делая вид, что просто прогуливается. Или садился за соседний стол, и одним глазом глядя в экран телевизора, другим следил за приготовлениями. Когда пельмени были разложены по тарелкам, он, испросив разрешения, забирал эту воду и макал в нее хлеб.
Жалкий человек - скажете вы. И будете правы. Только у него была любовь. Настоящая любовь. Все остальное не важно.
Живущий в таком напряженном режиме организм, соглашаться с ролью добытчика средств, для ублажения супруги не хотел. И не соглашался. Походка у Толика была, как у старика. Скрючившись, опустив голову в плечи и глядя себе под ноги, он шаркал на очередной вызов. Зрение было плохое, не спасали даже очки с толстыми линзами. А с больным начинал разговаривать, еще в дверях квартиры. При этом не всегда можно было разобрать, что он там бормочет.
Приехав на вызов в начале зимы в одну из пятиэтажек Кордного поселка, фельдшер взлетел на нужный этаж и стал дожидаться, когда, наконец, поднимется Толик. Крейсерскую скорость колесного парохода, с которой передвигался врач, не выдержит не один молодой организм. В квартире их поджидали родственники больной бабушки. Они повесили пуховик фельдшера на вешалку, и помогли «старенькому» доктору снять его серое, замызганное пальтецо, на котором не было ни одной пуговицы. В то время единой формы на омских подстанциях не было, и каждый ездил, кто во что горазд, накидывая это поверх халата. Но об этом в следующий раз.
Раздевшись, Толик зашаркал к больной. В большой комнате (язык не поворачивается назвать ее гостиной) он притормозил около дивана, снял и положил на него свою шапку, пригладил седые волосенки и двинулся дальше. Фельдшер уже сидел около пациентки, придвинув свой табурет поближе к стулу врача, готовый его контролировать.
Чаще всего Толик мерил давление по одной и той же схеме.
- Пш-пш-пш, - бодро начинала свистеть груша
-Пшшш-пшшш-пшшш, - кисть врача слабела, голова клонилась на грудь, а глаза предательски закрывались.
- Пш, - нервно свистела в последний раз груша и, не дождавшись ответа, обиженно сдувалась. - Шшшшшшшш.
После этого, иногда, клюнув носом, Толик просыпался сам, но чаще получал пинок по ногам, и все начиналось сначала.
Пока врач боролся с тонометром, а фельдшер с врачом, родственники решили убрать с дивана шапку и повесить ее на вешалку. Осторожно взяв в руки некогда черный, а ныне с замысловатым зеленым отливом, раритет они вынесли его в прихожую. Но место на диване недолго оставалось пустым.
То ли облезлый кролик на шапке имел приятный для животного запах, то ли просто он всегда здесь отдыхал, но на диван запрыгнул черный хозяйский кот. Свернувшись калачиком, он улегся на то место, откуда только что убрали шапку. Естественно внимания на это никто не обратил.
Закончив лечить больную, бригада стала собираться. Фельдшер, упаковав сумку, двинулся к выходу, не дожидаясь врача. Толик пробубнив напоследок какие-то рекомендации, зашаркал вслед за ним. Около дивана врач остановился.
Я уже говорил, видел он плохо, да и смотрел все больше под ноги. Родственники, как пришел кот не видели, и не ожидали никакого подвоха. Кот вообще дремал и верил в людскую доброту. Поэтому в первое мгновение никто ничего не сообразил.
Первым заорал кот. Его понять можно. Любимый питомец, обласканный и взлелеянный, ни разу не битый, а тут его грубо хватают и пытаются напялить себе на голову.
Потом заорал Толик. Его тоже можно понять. Он берет свою шапку, а она вдруг выворачивается, выпускает внезапно появившиеся когти и орет дурным голосом.
Потом заорали родственники. Их я тоже понимаю. Доктор начинает надевать шапку, та дико визжит и превращается в их любимого кота.
Но вот зачем орала бабушка - остается загадкой.
В общем, хор получился удачный. Могли бы, наверное, что-то спеть, если бы порепетировали. Но на это времени не было. Толик с поцарапанной головой рванул в подъезд, где к немалому удивлению последнего, обогнал фельдшера. Кот сиганул под диван. А родственники разделились, один побежал в прихожую, а вторая успокаивать старушку.
Фельдшеру пришлось возвращаться, чтобы помочь накапать бабушке валерианки, извиниться и забрать вещи врача. Толик в это время пытался прийти в себя в машине. Можно сказать, все закончилось благополучно. Только кошек с тех пор Толик не любил.