«...есть девы в селеньях исландских...» или Берегитесь, мужики!
В качестве некоторого итога наших дамских историй передам ещё несколько женских типажей в их конфликтных проявлениях. Лишний раз напоминаю об эпосе, на который ориентировались тогдашние скандинавы: все эти Гудрун, Брюнхильд и Хильд были особым эталоном для подражания. Та же Хёрдис из сказания о мече Тюрфинг.
Но в общем и целом наши милые северянки и сами превосходно находили способы демонстрации гордого, независимого и злопамятного нрава. Кстати, многоэтапная месть древнекиевской княгини Ольги прекрасно вписывается в типичный северный канон! Или же эти строки из летописей - дань саговой традиции скальдов при древнерусских князьях.
Итак, возьмём, например, Тордис из «Саги о Гисли». Мать Снорри Годи и Турид. Сестра Гисли и Торкеля, детей Кислого.
[...]...она была и красива и умна [...]
Вот она замужем за Торгримом Годи. Беременеет от него.
Приключается знаменитая вражда четырёх побратимов (Гисли, Вейстейн, Торгрим и Торкель), которые и обряд-то толком не завершили.
От руки неизвестного гибнет Вейстейн. Затем среди ночи гибнет Торгрим.
Спустя время Тордис выходит за его брата Бёрка Толстого и требует возмездия убийце.
И вот...
Гисли садится чинить биту и поглядывает на курган Торгрима. Земля была покрыта снегом, а на склоне кургана сидели женщины, сестра его Тордис и много других. Гисли сказал тогда вису:
- Вот прорастают проталины
На крыше, укрывшей ныне
Недруга турсов Грима [Тор-Грим], -
Он принял смерть от меня!
Малый лоскут земли
Смелому служит уделом,
Золота, клен оделил
С лихвою вершителя боя.
Тордис сразу же запомнила эту вису. Она пошла домой и разгадала ее смысл.
[...]
Рассказывают, что Тордис, дочь Кислого, вышла на дорогу проводить мужа.
Тут Бёрк сказал:
- Теперь я хочу, чтобы ты рассказала, отчего ты была так невесела прошлой осенью, когда мы закончили игры: ты ведь обещалась рассказать мне до моего отъезда.
Говоря об этом, они как раз подошли к Торгримову кургану. Тордис стала как вкопанная и говорит, что не пойдет дальше. Тут она и рассказывает, что сказал Гисли, взглянув на курган Торгрима, и говорит ему эту вису.
- И думаю, - говорит она, - что тебе незачем искать убийцу Торгрима в другом месте, и тяжба с ним будет достаточно обоснованна.
Бёрк, услышав это, впадает в страшную ярость и говорит:
- Раз так, я сразу же вернусь и убью Гисли, тут незачем медлить.
Но Торкель говорит, что он не может с этим согласиться.
- И я не знаю, - говорит он, - все ли правда в рассказе Тордис, и, по-моему, не менее вероятно, что это все пустое и, как говорится, часто гибельны советы женщин.
[...]
Бёрк все молчал, а Торкель сказал, что он хочет проведать своего друга Энунда. И тут же скачет прочь так быстро, что вскоре скрывается из виду. Тут он поворачивает к Холму и рассказывает Гисли, что случилось и что Тордис все поняла и доискалась до смысла висы, «так что имей в виду, что все раскрылось».
Тот молчит, а потом говорит вису:
- Суетно сестрино сердце,
Радо одним нарядом,
Навряд ли ее уподоблю
Бестрепетной Хёгни сестре [т.е. Гудрун];
Одна у Скади злата
Ум одолела дума,
Смерти предав мужа,
Отметила за братьев милых.
И по-моему, я не заслужил от нее этого. Потому что я не раз доказывал, что ее честь была мне не менее дорога, чем моя собственная. Мне случалось рисковать ради нее жизнью, а она предала меня.
И вот, сразу после гибели Гисли ...
(это было в 978 году. Он отбивался от дюжины, сразив насмерть шестерых, ранив ещё четверых, из которых один скончался от ран. Считается что после Греттира Могучего он дольше всех скрывался на острове, будучи объявленным вне закона)
[...]
Эйольв пускается из дому с одиннадцатью людьми на юг, к Бёрку Толстяку, и рассказывает ему, как было дело. Бёрк обрадовался и просит Тордис хорошо принять Эйольва и его людей.
- Вспомни, как сильно ты любила Торгрима, моего брата, и получше обойдись с Эйольвом.
- Я буду оплакивать моего брата Гисли, - говорит Тордис. - Не довольно ли будет с убийцы Гисли, если я угощу его кашей?
А вечером, внося еду, она уронила миску с ложками. Эйольв положил меч, - а это раньше был меч Гисли, - между столбом скамьи и своими ногами. Тордис узнает меч, и, нагнувшись за ложками, она схватила меч за рукоять и бросается на Эйольва и метит ему прямо в грудь. Но она не уследила, и рукоять повернулась кверху и задела стол.
Удар пришелся ниже, чем она рассчитывала, в бедро. Рана была большая.
Бёрк хватает Тордис и вырывает у нее меч. Все они вскакивают и опрокидывают столы и еду.
Бёрк предложил Эйольву самому вынести решение, и тот назначил полную виру, как за убийство, и сказал, что назначил бы и больше, если бы Бёрк хуже вел себя.
Тордис называет свидетелей и объявляет о своем разводе с Бёрком и говорит, что отныне никогда не ляжет с ним в одну постель. Она сдержала свое слово. Потом она уехала и поселилась на Тордисовом Дворе на краю Косы. А Бёрк остался на Священной Горе, пока его не прогнал оттуда Снорри Годи.
Вот такая противоречивая женщина. Подстрекательством сгубила брата, а после этого за него же отомстила. Её непредсказуемый норов сохранился и в пожилые годы, когда подрос её сын и стал видным хёвдингом.
Или вот, из той же саги,
история о том, с чего начались распри между братьями Торкелем и Гисли.
Фигурируют здесь Ауд, жена Гисли и сестра его побратима Вейстейна, и Асгерд - супруга Торкеля.
Торкель очень важничал и ничего не делал по хозяйству, а Гисли работал день и ночь.
Однажды выдался погожий день, и Гисли послал всех на сенокос, всех, кроме Торкеля. Торкель единственный из мужчин остался на хуторе и улегся после завтрака в доме. Дом этот был длиною в сто сажен, а шириною в десять. К южной его стороне пристроена была светелка Ауд и Асгерд. Они сидели там и шили.
Вот, проснувшись, Торкель заслышал в светелке голоса, идет туда и ложится у стены.
Вот заговорила Асгерд:
- Не откажи, Ауд, скрои мне рубашку для мужа моего Торкеля.
- Это я умею не лучше тебя, - сказала Ауд, - и ты навряд ли стала бы просить меня об этом, если бы надо было кроить рубашку для моего брата Вестейна.
- Это другое дело, - говорит Асгерд. - И, верно, еще долго так будет.
- Давно я знала, - говорит Ауд, - как обстоят дела. Но хватит говорить об этом.
- Я не вижу тут ничего дурного, - говорит Асгерд, - хоть бы мне и нравился Вестейн. Сказывали мне, что вы частенько встречались с Торгримом до того, как тебя выдали за Гисли.
- Тут не было ничего дурного, - говорит Ауд. - Я ведь не зналась с мужчинами за спиной у Гисли, так что нет тут дурного. Но лучше прекратим этот разговор.
А Торкель слышал каждое слово и, когда они замолкли, сказал:
- Слышу слова ужасные! Слышу слова роковые!
Слышу слова, чреватые гибелью одного или многих!
И уходит в дом.
Тогда заговорила Ауд:
- Часто женская болтовня не доводит до добра. Как бы и на сей раз не вышло отсюда беды. Давай-ка подумаем, как нам быть.
- Я уже кое-что придумала, - говорит Асгерд. - Это поможет делу.
- Что же? - спросила Ауд.
- Надо обнять как следует Торкеля, как мы ляжем в постель, и сказать ему, что это все неправда. Он и простит меня.
- Нельзя полагаться на одно это, - говорит Ауд.
- Что же предпримешь ты? - говорит Асгерд.
- Расскажу обо всем мужу моему Гисли, чтобы он нашел выход.
Вечером приходит с работы Гисли. Повелось, что Торкель благодарит брата за труды. Но на сей раз он ходит пасмурный и не говорит ни слова. Вот Гисли спрашивает, не занемог ли он.
- Нет у меня болезни, - говорит Торкель. - Но есть кое-что похуже болезни.
- Не сделал ли я чего такого, - говорит Гисли, - что ты на меня рассердился?
- Нет, - говорит Торкель. - Но ты сам все узнаешь, хотя и не сразу.
И они расходятся каждый к себе, и на этот раз больше ничего не было сказано.
Вечером Торкель ест мало и первым идет спать. И когда он улегся, приходит Асгерд, подымает одеяло и хочет ложиться. Тогда Торкель сказал:
- Я не хочу, чтобы ты здесь ложилась ни этой ночью, ни потом.
Асгерд сказала:
- С чего это ты вдруг так переменился? Или что-нибудь случилось?
Торкель сказал:
- Мы оба знаем причину, хоть от меня и долго скрывали. И мало будет тебе чести, если я выражусь яснее.
Она отвечает:
- Можешь думать об этом, как тебе заблагорассудится. И я не собираюсь долго спорить с тобой из-за того, где мне спать. Но выбирай: либо ты меня пустишь и будешь вести себя, как если бы ничего не случилось, либо я тут же назову свидетелей и объявлю о разводе с тобою, и пусть мой отец забирает обратно все мое приданое. И в этом случае я уж больше никогда не стесню тебя в постели.
Торкель помолчал и немного погодя сказал:
- Я рассудил так; поступай, как тебе нравится, я же не стану отказывать тебе этой ночью в постели.
Она без промедления показал, чего ей больше хотелось, и сразу легла.
Они недолго пролежали вместе, как все между ними уладилось, словно бы ничего и не было.
Итак, Асгерд дочь Торбьёрна Тюленья Скала хоть и ведёт себя временами как легкомысленная болтушка, но в делах с мужчинами отнюдь не беспомощна. Впрочем - да, не слишком умна, а в придачу ветреница.
Ауд - напротив, пример верности. Кроме того, она демонстрирует ум и осмотрительность, как в эпизоде, где к ней просятся юные племянники, только-только убившие на тинге Торкеля
[...] Ауд идет к Гисли и говорит:
- Мне очень важно знать, как ты на это посмотришь и выполнишь ли ты мою просьбу, хоть я и не имею права просить тебя об этом.
Он соглашается ее выслушать и говорит:
- Знаю, что ты собираешься рассказать мне про убийство моего брата Торкеля.
- Так оно и есть, - сказала Ауд, - и мальчики пришли сюда и хотят, чтобы вы с ними теперь помогали друг другу, и, по их словам, им не на что больше надеяться.
Он отвечает:
- Не снесу я такого, чтобы видеть убийц моего брата и быть заодно с ними.
И он вскакивает на ноги и хочет выхватить меч. И он сказал вису:
- Острой льдине сражений
Должно покинуть ножны,
Действовать срок наступил
Родичу рода людского.
Ведомо все, что сталось,
Властителю ратной стали.
Мстя за убийство брата,
Гисли погибнет с честью.
Тогда Ауд сказала, отступив в сторону:
- У меня хватило ума не искушать судьбу и не оставлять их здесь.
Гисли сказал, что так оно всего лучше, чтобы им не встречаться.
И он быстро успокаивается, и все идет пока без перемен.
Ауд и их с Гисли воспитанница Гудрид отнюдь не были воительницами. Они не искали лавров Брюнхильд - но за своего кормильца постоять могли.
Так, в час гибели Гисли они не отсиживались дома, трясясь и плача..
Завидев людей, Гисли и женщины забираются на скалу, туда, где им лучше будет обороняться. У женщин в руках по дубинке. Эйольв со своими подходят снизу.
[...]
Хельги устремляется вперед и взбегает на скалу, прямо на Гисли. Тот мигом поворачивается навстречу Хельги, заносит меч и рубит его наотмашь по поясу и перерубает надвое, и обе части падают со скалы.
Эйольв подбирается с другой стороны, но тут его поджидает Ауд и бьет его по руке дубинкой, так что вся рука у него обмякла и он покатился со скалы.
Тогда Гисли сказал:
- Давно я знал, что у меня хорошая жена, и все же не знал, что такая хорошая. Но ты оказала мне худшую помощь, чем думала, хоть и был твой удар на славу: я бы отправил второго следом за первым.
XXXV
Тогда двое влезли наверх и держат Ауд и Гудрид, так что работы им хватает. Теперь наступают на Гисли двенадцать. Они лезут на скалу, а он обороняется и камнями и оружием, так что эта оборона прославила его имя.
Вот бежит на него один из людей Эйольва и говорит Гисли:
- Уступи-ка мне доброе оружие, что у тебя в руках, а в придачу и жену твою Ауд!
Гисли отвечает:
- Завоюй их в честном бою! Иначе не бывать твоими ни моему оружию, ни моей жене!
Ауд дочь Вестейна-норвежца являет также пример женской смекалки и смелости, как в эпизоде с Эйольвом Серым.
[...]
Вот приходят они на двор и идут в дом, и снова Эйольв заводит с Ауд разговор.
Он говорит так:
- Я хочу заключить с тобою сделку, Ауд. Ты укажешь мне, где Гисли, а я дам тебе за это три сотни серебра, положенные мне за его голову. Тебя не будет при том, как мы его убьем. Кроме того, я устрою тебе брак, который во всем будет лучше этого.
Подумай-ка сама, - говорит, - как неудачно для тебя сложилось, что ты обречена жить на этом пустынном фьорде, и все из-за злосчастного Гисли, и никогда не видеть своих близких.
Она отвечает:
- Не бывать тому, чтобы ты убедил меня, будто можешь устроить мне брак, который сравнился бы с этим. Но, видно, правду говорят: скрасит серебро вдовью долю. Дай-ка мне взглянуть, вправду ли так полновесно и хорошо то серебро, как ты говоришь.
Эйольв высыпает серебро ей на колени, и она запускает в него руку, он же так и сяк ее уговаривает. Воспитанница ее Гудрид начинает плакать.
Потом Гудрид выходит и идет прямо к Гисли и говорит ему:
- Моя приемная мать совсем обезумела и хочет тебя выдать.
Гисли сказал:
- Успокойся, ибо мне суждено умереть не оттого, что меня погубит Ауд.
И он сказал вису:
- Молвят, что липа пламени
Земли оленя заливов
Ныне лелеет, стройная,
Злобные думы о муже.
Но знаю, сидит в печали,
Льет безутешные слезы
Фулла ложа дракона.
Ложному слову не верю.
После этого девушка идет домой и не говорит, куда ходила.
А Эйольв уже пересчитал серебро, и Ауд сказала:
- Серебро ничуть не хуже и не менее полновесно, чем ты говорил. И ты, верно, не откажешь мне в праве распорядиться им, как я пожелаю.
Эйольв рад согласиться и говорит, что, конечно, она вольна делать с ним все, что вздумает.
Тогда Ауд берет серебро и кладет его в большой кошель.
Потом она встает и швыряет кошель с серебром прямо в нос Эйольву, да так, что его всего забрызгало кровью.
И она сказала:
- Вот тебе за твое легковерие и получай все несчастья в придачу! Нечего тебе было ждать, что я выдам моего мужа в твои руки, мерзавец! Вот тебе! И пусть падут стыд и срам на твою голову! Будешь помнить, покуда жив, презренный, что тебя побила женщина. И не бывать по-твоему, ничего не добьешься!
Тут Эйольв сказал:
- Держите собаку и убейте ее, хоть она и сука!
Тогда Хавард сказал:
- Уже и так, без этой подлости, все у нас складывается из рук вон плохо. Вставайте же и не дайте ему это сделать.
Эйольв сказал:
- Видно, правду в старину говорили: пришла ко мне беда, да с моего двора.
Хаварда любили, и многие были готовы помочь ему и притом уберечь Эйольва от несчастья. И Эйольву ничего не остается, как примириться со своим позором. С тем он и уезжает. Но прежде чем Хавард вышел, Ауд говорит ему:
- Гисли перед тобой в долгу, а долг платежом красен. Вот тебе золотой перстень. Я хочу, чтобы ты взял его.
- Я не хотел бы с вас взыскивать, - говорит Хавард.
- Все же я желаю уплатить, - говорит Ауд.
На самом деле она дала ему перстень за его поддержку.
Сел Хавард на коня и едет на юг к Крутому Побережью, к Гесту, сыну Оддлейва, и не хочет больше оставаться с Эйольвом.
Эйольв возвращается к себе в Выдрову Долину и очень недоволен своей поездкой. А уж людям эта поездка казалась и подавно позорной.
Вот полная антитеза к отношению сестры Гисли. Ещё раз подобный прецедент с кошелем серебра по мордасам упомянут в «Саге о Людях Лососьей Долины». Там это сотворила Вигдис, желая укрыть своего родича Торольва от мести.
(см. http://community.livejournal.com/tingvellir/5587.html)
Ещё один занятный пример материнской обиды демонстрирует нам Турид, дочь Олава Павлина (из той же саги)
Совместная жизнь Гейрмунда и Турид не была счастливой. Причиной тому были обе стороны.
Три зимы Гейрмунд пробыл у Олава, пока ему не захотелось уехать, и он пожелал, чтобы Турид осталась дома, так же как ее дочь, которую звали Гроа. Девочке был тогда один год.
Никакого имущества Гейрмунд не захотел оставить. Этим Турид и ее мать были очень недовольны и обратились к Олаву.
Но Олав тогда сказал:
- Что ж, Торгерд! Этот норвежец, как видно, так же горд теперь, как в ту осень, когда он просил тебя стать его тещей?
Они ничего не добились от Олава, потому что он во всех делах был миролюбивым человеком. Он сказал, что девочка должна остаться у них до тех пор, пока она немного подрастет.
[...]
...Турид села в лодку, и с нею два человека. Оставшимся она велела сторожить корабль, пока не вернется. Она взяла девочку на руки и велела грести по проливу, пока они не достигнут корабля Гейрмунда.
Она взяла бурав из ящика на носу и дала его в руки одному из людей, велела ему взойти в лодку корабля Гейрмунда и так пробуравить ее, чтобы в ней образовалась течь, когда ее спустят на воду.
Затем она велела высадить себя на берег. Девочку свою она держала на руках. Это было во время восхода солнца. Она прошла по сходням и взошла на корабль Гейрмунда. Все люди спали.
Она подошла к кожаному мешку, в котором спал Гейрмунд. Его меч Фотбит висел рядом с ним на деревянном крючке. Турид посадила тогда девочку на кожаный мешок, взяла меч и унесла его с собой. Затем она сошла с корабля и присоединилась к своим спутникам.
Тут девочка начала плакать. Гейрмунд проснулся, приподнялся и узнал ребенка, и быстро понял, в чем дело. Он вскакивает и хочет выхватить меч, но не находит его там, где он должен был быть. Он подбегает к борту корабля и видит, как люди гребут прочь от корабля. Гейрмунд зовет своих людей и велит им прыгнуть в лодку и грести за теми. Они делают это, но как только они немного отплыли, они видят, что черная, как уголь, вода вливается к ним в лодку.
Тут они вернулись на корабль.
Тогда Гейрмунд позвал Турид и попросил ее вернуться на корабль и отдать ему меч Фотбит.
- И возьми свою девочку, - сказал он, - а с нею вместе столько добра, сколько хочешь.
Турид сказала:
- Значит, тебе очень дорог этот меч?
Гейрмунд отвечал:
- Много добра я бы согласился отдать, прежде чем решился бы расстаться со своим мечом.
Она сказала:
- Тогда ты никогда его не получишь. Ты очень нечестно поступил с нами. Теперь между нами все кончено.
Тогда Гейрмунд сказал:
- Не будет тебе счастья, если ты увезешь с собой меч.
Она сказала, что готова на это.
- Тогда пусть этот меч, - сказал Гейрмунд, - отнимет жизнь у того мужа в вашей семье, чья смерть будет для вас самой тяжкой утратой и причиной самых больших несчастий.
меч Фотбит как мы уже помним - тот самый клинок Болли, которым он убил своего любимого сводного брата Кьяртана, лучшего из отпрысков Олава Павлина
(см. http://community.livejournal.com/tingvellir/5672.html)
(в оформлении использованы кадры из тематических исландских кинолент «Utlaginn» (в прокате «Северная Легенда», но буквально «Изгнанник», 1981), «Тень ворона»)
Но в общем и целом наши милые северянки и сами превосходно находили способы демонстрации гордого, независимого и злопамятного нрава. Кстати, многоэтапная месть древнекиевской княгини Ольги прекрасно вписывается в типичный северный канон! Или же эти строки из летописей - дань саговой традиции скальдов при древнерусских князьях.
Итак, возьмём, например, Тордис из «Саги о Гисли». Мать Снорри Годи и Турид. Сестра Гисли и Торкеля, детей Кислого.
[...]...она была и красива и умна [...]
Вот она замужем за Торгримом Годи. Беременеет от него.
Приключается знаменитая вражда четырёх побратимов (Гисли, Вейстейн, Торгрим и Торкель), которые и обряд-то толком не завершили.
От руки неизвестного гибнет Вейстейн. Затем среди ночи гибнет Торгрим.
Спустя время Тордис выходит за его брата Бёрка Толстого и требует возмездия убийце.
И вот...
Гисли садится чинить биту и поглядывает на курган Торгрима. Земля была покрыта снегом, а на склоне кургана сидели женщины, сестра его Тордис и много других. Гисли сказал тогда вису:
- Вот прорастают проталины
На крыше, укрывшей ныне
Недруга турсов Грима [Тор-Грим], -
Он принял смерть от меня!
Малый лоскут земли
Смелому служит уделом,
Золота, клен оделил
С лихвою вершителя боя.
Тордис сразу же запомнила эту вису. Она пошла домой и разгадала ее смысл.
[...]
Рассказывают, что Тордис, дочь Кислого, вышла на дорогу проводить мужа.
Тут Бёрк сказал:
- Теперь я хочу, чтобы ты рассказала, отчего ты была так невесела прошлой осенью, когда мы закончили игры: ты ведь обещалась рассказать мне до моего отъезда.
Говоря об этом, они как раз подошли к Торгримову кургану. Тордис стала как вкопанная и говорит, что не пойдет дальше. Тут она и рассказывает, что сказал Гисли, взглянув на курган Торгрима, и говорит ему эту вису.
- И думаю, - говорит она, - что тебе незачем искать убийцу Торгрима в другом месте, и тяжба с ним будет достаточно обоснованна.
Бёрк, услышав это, впадает в страшную ярость и говорит:
- Раз так, я сразу же вернусь и убью Гисли, тут незачем медлить.
Но Торкель говорит, что он не может с этим согласиться.
- И я не знаю, - говорит он, - все ли правда в рассказе Тордис, и, по-моему, не менее вероятно, что это все пустое и, как говорится, часто гибельны советы женщин.
[...]
Бёрк все молчал, а Торкель сказал, что он хочет проведать своего друга Энунда. И тут же скачет прочь так быстро, что вскоре скрывается из виду. Тут он поворачивает к Холму и рассказывает Гисли, что случилось и что Тордис все поняла и доискалась до смысла висы, «так что имей в виду, что все раскрылось».
Тот молчит, а потом говорит вису:
- Суетно сестрино сердце,
Радо одним нарядом,
Навряд ли ее уподоблю
Бестрепетной Хёгни сестре [т.е. Гудрун];
Одна у Скади злата
Ум одолела дума,
Смерти предав мужа,
Отметила за братьев милых.
И по-моему, я не заслужил от нее этого. Потому что я не раз доказывал, что ее честь была мне не менее дорога, чем моя собственная. Мне случалось рисковать ради нее жизнью, а она предала меня.
И вот, сразу после гибели Гисли ...
(это было в 978 году. Он отбивался от дюжины, сразив насмерть шестерых, ранив ещё четверых, из которых один скончался от ран. Считается что после Греттира Могучего он дольше всех скрывался на острове, будучи объявленным вне закона)
[...]
Эйольв пускается из дому с одиннадцатью людьми на юг, к Бёрку Толстяку, и рассказывает ему, как было дело. Бёрк обрадовался и просит Тордис хорошо принять Эйольва и его людей.
- Вспомни, как сильно ты любила Торгрима, моего брата, и получше обойдись с Эйольвом.
- Я буду оплакивать моего брата Гисли, - говорит Тордис. - Не довольно ли будет с убийцы Гисли, если я угощу его кашей?
А вечером, внося еду, она уронила миску с ложками. Эйольв положил меч, - а это раньше был меч Гисли, - между столбом скамьи и своими ногами. Тордис узнает меч, и, нагнувшись за ложками, она схватила меч за рукоять и бросается на Эйольва и метит ему прямо в грудь. Но она не уследила, и рукоять повернулась кверху и задела стол.
Удар пришелся ниже, чем она рассчитывала, в бедро. Рана была большая.
Бёрк хватает Тордис и вырывает у нее меч. Все они вскакивают и опрокидывают столы и еду.
Бёрк предложил Эйольву самому вынести решение, и тот назначил полную виру, как за убийство, и сказал, что назначил бы и больше, если бы Бёрк хуже вел себя.
Тордис называет свидетелей и объявляет о своем разводе с Бёрком и говорит, что отныне никогда не ляжет с ним в одну постель. Она сдержала свое слово. Потом она уехала и поселилась на Тордисовом Дворе на краю Косы. А Бёрк остался на Священной Горе, пока его не прогнал оттуда Снорри Годи.
Вот такая противоречивая женщина. Подстрекательством сгубила брата, а после этого за него же отомстила. Её непредсказуемый норов сохранился и в пожилые годы, когда подрос её сын и стал видным хёвдингом.
Или вот, из той же саги,
история о том, с чего начались распри между братьями Торкелем и Гисли.
Фигурируют здесь Ауд, жена Гисли и сестра его побратима Вейстейна, и Асгерд - супруга Торкеля.
Торкель очень важничал и ничего не делал по хозяйству, а Гисли работал день и ночь.
Однажды выдался погожий день, и Гисли послал всех на сенокос, всех, кроме Торкеля. Торкель единственный из мужчин остался на хуторе и улегся после завтрака в доме. Дом этот был длиною в сто сажен, а шириною в десять. К южной его стороне пристроена была светелка Ауд и Асгерд. Они сидели там и шили.
Вот, проснувшись, Торкель заслышал в светелке голоса, идет туда и ложится у стены.
Вот заговорила Асгерд:
- Не откажи, Ауд, скрои мне рубашку для мужа моего Торкеля.
- Это я умею не лучше тебя, - сказала Ауд, - и ты навряд ли стала бы просить меня об этом, если бы надо было кроить рубашку для моего брата Вестейна.
- Это другое дело, - говорит Асгерд. - И, верно, еще долго так будет.
- Давно я знала, - говорит Ауд, - как обстоят дела. Но хватит говорить об этом.
- Я не вижу тут ничего дурного, - говорит Асгерд, - хоть бы мне и нравился Вестейн. Сказывали мне, что вы частенько встречались с Торгримом до того, как тебя выдали за Гисли.
- Тут не было ничего дурного, - говорит Ауд. - Я ведь не зналась с мужчинами за спиной у Гисли, так что нет тут дурного. Но лучше прекратим этот разговор.
А Торкель слышал каждое слово и, когда они замолкли, сказал:
- Слышу слова ужасные! Слышу слова роковые!
Слышу слова, чреватые гибелью одного или многих!
И уходит в дом.
Тогда заговорила Ауд:
- Часто женская болтовня не доводит до добра. Как бы и на сей раз не вышло отсюда беды. Давай-ка подумаем, как нам быть.
- Я уже кое-что придумала, - говорит Асгерд. - Это поможет делу.
- Что же? - спросила Ауд.
- Надо обнять как следует Торкеля, как мы ляжем в постель, и сказать ему, что это все неправда. Он и простит меня.
- Нельзя полагаться на одно это, - говорит Ауд.
- Что же предпримешь ты? - говорит Асгерд.
- Расскажу обо всем мужу моему Гисли, чтобы он нашел выход.
Вечером приходит с работы Гисли. Повелось, что Торкель благодарит брата за труды. Но на сей раз он ходит пасмурный и не говорит ни слова. Вот Гисли спрашивает, не занемог ли он.
- Нет у меня болезни, - говорит Торкель. - Но есть кое-что похуже болезни.
- Не сделал ли я чего такого, - говорит Гисли, - что ты на меня рассердился?
- Нет, - говорит Торкель. - Но ты сам все узнаешь, хотя и не сразу.
И они расходятся каждый к себе, и на этот раз больше ничего не было сказано.
Вечером Торкель ест мало и первым идет спать. И когда он улегся, приходит Асгерд, подымает одеяло и хочет ложиться. Тогда Торкель сказал:
- Я не хочу, чтобы ты здесь ложилась ни этой ночью, ни потом.
Асгерд сказала:
- С чего это ты вдруг так переменился? Или что-нибудь случилось?
Торкель сказал:
- Мы оба знаем причину, хоть от меня и долго скрывали. И мало будет тебе чести, если я выражусь яснее.
Она отвечает:
- Можешь думать об этом, как тебе заблагорассудится. И я не собираюсь долго спорить с тобой из-за того, где мне спать. Но выбирай: либо ты меня пустишь и будешь вести себя, как если бы ничего не случилось, либо я тут же назову свидетелей и объявлю о разводе с тобою, и пусть мой отец забирает обратно все мое приданое. И в этом случае я уж больше никогда не стесню тебя в постели.
Торкель помолчал и немного погодя сказал:
- Я рассудил так; поступай, как тебе нравится, я же не стану отказывать тебе этой ночью в постели.
Она без промедления показал, чего ей больше хотелось, и сразу легла.
Они недолго пролежали вместе, как все между ними уладилось, словно бы ничего и не было.
Итак, Асгерд дочь Торбьёрна Тюленья Скала хоть и ведёт себя временами как легкомысленная болтушка, но в делах с мужчинами отнюдь не беспомощна. Впрочем - да, не слишком умна, а в придачу ветреница.
Ауд - напротив, пример верности. Кроме того, она демонстрирует ум и осмотрительность, как в эпизоде, где к ней просятся юные племянники, только-только убившие на тинге Торкеля
[...] Ауд идет к Гисли и говорит:
- Мне очень важно знать, как ты на это посмотришь и выполнишь ли ты мою просьбу, хоть я и не имею права просить тебя об этом.
Он соглашается ее выслушать и говорит:
- Знаю, что ты собираешься рассказать мне про убийство моего брата Торкеля.
- Так оно и есть, - сказала Ауд, - и мальчики пришли сюда и хотят, чтобы вы с ними теперь помогали друг другу, и, по их словам, им не на что больше надеяться.
Он отвечает:
- Не снесу я такого, чтобы видеть убийц моего брата и быть заодно с ними.
И он вскакивает на ноги и хочет выхватить меч. И он сказал вису:
- Острой льдине сражений
Должно покинуть ножны,
Действовать срок наступил
Родичу рода людского.
Ведомо все, что сталось,
Властителю ратной стали.
Мстя за убийство брата,
Гисли погибнет с честью.
Тогда Ауд сказала, отступив в сторону:
- У меня хватило ума не искушать судьбу и не оставлять их здесь.
Гисли сказал, что так оно всего лучше, чтобы им не встречаться.
И он быстро успокаивается, и все идет пока без перемен.
Ауд и их с Гисли воспитанница Гудрид отнюдь не были воительницами. Они не искали лавров Брюнхильд - но за своего кормильца постоять могли.
Так, в час гибели Гисли они не отсиживались дома, трясясь и плача..
Завидев людей, Гисли и женщины забираются на скалу, туда, где им лучше будет обороняться. У женщин в руках по дубинке. Эйольв со своими подходят снизу.
[...]
Хельги устремляется вперед и взбегает на скалу, прямо на Гисли. Тот мигом поворачивается навстречу Хельги, заносит меч и рубит его наотмашь по поясу и перерубает надвое, и обе части падают со скалы.
Эйольв подбирается с другой стороны, но тут его поджидает Ауд и бьет его по руке дубинкой, так что вся рука у него обмякла и он покатился со скалы.
Тогда Гисли сказал:
- Давно я знал, что у меня хорошая жена, и все же не знал, что такая хорошая. Но ты оказала мне худшую помощь, чем думала, хоть и был твой удар на славу: я бы отправил второго следом за первым.
XXXV
Тогда двое влезли наверх и держат Ауд и Гудрид, так что работы им хватает. Теперь наступают на Гисли двенадцать. Они лезут на скалу, а он обороняется и камнями и оружием, так что эта оборона прославила его имя.
Вот бежит на него один из людей Эйольва и говорит Гисли:
- Уступи-ка мне доброе оружие, что у тебя в руках, а в придачу и жену твою Ауд!
Гисли отвечает:
- Завоюй их в честном бою! Иначе не бывать твоими ни моему оружию, ни моей жене!
Ауд дочь Вестейна-норвежца являет также пример женской смекалки и смелости, как в эпизоде с Эйольвом Серым.
[...]
Вот приходят они на двор и идут в дом, и снова Эйольв заводит с Ауд разговор.
Он говорит так:
- Я хочу заключить с тобою сделку, Ауд. Ты укажешь мне, где Гисли, а я дам тебе за это три сотни серебра, положенные мне за его голову. Тебя не будет при том, как мы его убьем. Кроме того, я устрою тебе брак, который во всем будет лучше этого.
Подумай-ка сама, - говорит, - как неудачно для тебя сложилось, что ты обречена жить на этом пустынном фьорде, и все из-за злосчастного Гисли, и никогда не видеть своих близких.
Она отвечает:
- Не бывать тому, чтобы ты убедил меня, будто можешь устроить мне брак, который сравнился бы с этим. Но, видно, правду говорят: скрасит серебро вдовью долю. Дай-ка мне взглянуть, вправду ли так полновесно и хорошо то серебро, как ты говоришь.
Эйольв высыпает серебро ей на колени, и она запускает в него руку, он же так и сяк ее уговаривает. Воспитанница ее Гудрид начинает плакать.
Потом Гудрид выходит и идет прямо к Гисли и говорит ему:
- Моя приемная мать совсем обезумела и хочет тебя выдать.
Гисли сказал:
- Успокойся, ибо мне суждено умереть не оттого, что меня погубит Ауд.
И он сказал вису:
- Молвят, что липа пламени
Земли оленя заливов
Ныне лелеет, стройная,
Злобные думы о муже.
Но знаю, сидит в печали,
Льет безутешные слезы
Фулла ложа дракона.
Ложному слову не верю.
После этого девушка идет домой и не говорит, куда ходила.
А Эйольв уже пересчитал серебро, и Ауд сказала:
- Серебро ничуть не хуже и не менее полновесно, чем ты говорил. И ты, верно, не откажешь мне в праве распорядиться им, как я пожелаю.
Эйольв рад согласиться и говорит, что, конечно, она вольна делать с ним все, что вздумает.
Тогда Ауд берет серебро и кладет его в большой кошель.
Потом она встает и швыряет кошель с серебром прямо в нос Эйольву, да так, что его всего забрызгало кровью.
И она сказала:
- Вот тебе за твое легковерие и получай все несчастья в придачу! Нечего тебе было ждать, что я выдам моего мужа в твои руки, мерзавец! Вот тебе! И пусть падут стыд и срам на твою голову! Будешь помнить, покуда жив, презренный, что тебя побила женщина. И не бывать по-твоему, ничего не добьешься!
Тут Эйольв сказал:
- Держите собаку и убейте ее, хоть она и сука!
Тогда Хавард сказал:
- Уже и так, без этой подлости, все у нас складывается из рук вон плохо. Вставайте же и не дайте ему это сделать.
Эйольв сказал:
- Видно, правду в старину говорили: пришла ко мне беда, да с моего двора.
Хаварда любили, и многие были готовы помочь ему и притом уберечь Эйольва от несчастья. И Эйольву ничего не остается, как примириться со своим позором. С тем он и уезжает. Но прежде чем Хавард вышел, Ауд говорит ему:
- Гисли перед тобой в долгу, а долг платежом красен. Вот тебе золотой перстень. Я хочу, чтобы ты взял его.
- Я не хотел бы с вас взыскивать, - говорит Хавард.
- Все же я желаю уплатить, - говорит Ауд.
На самом деле она дала ему перстень за его поддержку.
Сел Хавард на коня и едет на юг к Крутому Побережью, к Гесту, сыну Оддлейва, и не хочет больше оставаться с Эйольвом.
Эйольв возвращается к себе в Выдрову Долину и очень недоволен своей поездкой. А уж людям эта поездка казалась и подавно позорной.
Вот полная антитеза к отношению сестры Гисли. Ещё раз подобный прецедент с кошелем серебра по мордасам упомянут в «Саге о Людях Лососьей Долины». Там это сотворила Вигдис, желая укрыть своего родича Торольва от мести.
(см. http://community.livejournal.com/tingvellir/5587.html)
Ещё один занятный пример материнской обиды демонстрирует нам Турид, дочь Олава Павлина (из той же саги)
Совместная жизнь Гейрмунда и Турид не была счастливой. Причиной тому были обе стороны.
Три зимы Гейрмунд пробыл у Олава, пока ему не захотелось уехать, и он пожелал, чтобы Турид осталась дома, так же как ее дочь, которую звали Гроа. Девочке был тогда один год.
Никакого имущества Гейрмунд не захотел оставить. Этим Турид и ее мать были очень недовольны и обратились к Олаву.
Но Олав тогда сказал:
- Что ж, Торгерд! Этот норвежец, как видно, так же горд теперь, как в ту осень, когда он просил тебя стать его тещей?
Они ничего не добились от Олава, потому что он во всех делах был миролюбивым человеком. Он сказал, что девочка должна остаться у них до тех пор, пока она немного подрастет.
[...]
...Турид села в лодку, и с нею два человека. Оставшимся она велела сторожить корабль, пока не вернется. Она взяла девочку на руки и велела грести по проливу, пока они не достигнут корабля Гейрмунда.
Она взяла бурав из ящика на носу и дала его в руки одному из людей, велела ему взойти в лодку корабля Гейрмунда и так пробуравить ее, чтобы в ней образовалась течь, когда ее спустят на воду.
Затем она велела высадить себя на берег. Девочку свою она держала на руках. Это было во время восхода солнца. Она прошла по сходням и взошла на корабль Гейрмунда. Все люди спали.
Она подошла к кожаному мешку, в котором спал Гейрмунд. Его меч Фотбит висел рядом с ним на деревянном крючке. Турид посадила тогда девочку на кожаный мешок, взяла меч и унесла его с собой. Затем она сошла с корабля и присоединилась к своим спутникам.
Тут девочка начала плакать. Гейрмунд проснулся, приподнялся и узнал ребенка, и быстро понял, в чем дело. Он вскакивает и хочет выхватить меч, но не находит его там, где он должен был быть. Он подбегает к борту корабля и видит, как люди гребут прочь от корабля. Гейрмунд зовет своих людей и велит им прыгнуть в лодку и грести за теми. Они делают это, но как только они немного отплыли, они видят, что черная, как уголь, вода вливается к ним в лодку.
Тут они вернулись на корабль.
Тогда Гейрмунд позвал Турид и попросил ее вернуться на корабль и отдать ему меч Фотбит.
- И возьми свою девочку, - сказал он, - а с нею вместе столько добра, сколько хочешь.
Турид сказала:
- Значит, тебе очень дорог этот меч?
Гейрмунд отвечал:
- Много добра я бы согласился отдать, прежде чем решился бы расстаться со своим мечом.
Она сказала:
- Тогда ты никогда его не получишь. Ты очень нечестно поступил с нами. Теперь между нами все кончено.
Тогда Гейрмунд сказал:
- Не будет тебе счастья, если ты увезешь с собой меч.
Она сказала, что готова на это.
- Тогда пусть этот меч, - сказал Гейрмунд, - отнимет жизнь у того мужа в вашей семье, чья смерть будет для вас самой тяжкой утратой и причиной самых больших несчастий.
меч Фотбит как мы уже помним - тот самый клинок Болли, которым он убил своего любимого сводного брата Кьяртана, лучшего из отпрысков Олава Павлина
(см. http://community.livejournal.com/tingvellir/5672.html)
(в оформлении использованы кадры из тематических исландских кинолент «Utlaginn» (в прокате «Северная Легенда», но буквально «Изгнанник», 1981), «Тень ворона»)