Йен Пирс "Сон Сципиона"
Книга пятьсот двадцать четвертая
Йен Пирс "Сон Сципиона" (Iain Pears "The Dream of Scipio", 2002)
М: Аст, 2004 г., 447 стр.
http://flibusta.is/b/76788/read
Прежде всего, не верьте аннотации - это ни разу не детектив (и это здорово). Да, есть расследование (филолог и старая рукопись), действие происходит в одной местности (Прованс) в трех временах (времена распада Римской Империи, времена эпидемии Черной смерти XIV века и, наконец, предвоенный период и вторая мировая война. Да, в каждом времени есть своя история любви (тут аннотация не обманывает), но при этом ни одного любовного треугольника - понятно, что любовь тут не основная тема (хотя важная). Что же является основной темой книги?
Пожалуй, можно сказать, что эта книга исследует проблему коллаборационизма. Или предательства. Во всех трех сюжетных линиях персонажи совершают свой выбор в ситуации, когда на одной чаше весов находится сделка с противником и спасение своего города и его жителей, а на другой - стойкость до конца и разрушение города. Это ситуации выбора для облеченных властью, так что это можно назвать коллаборационизмом. Коллаборационизм вообще-то неоднозначная штука: мы привыкли по советским фильмам о войне, что деревенские старосты, назначенные немецкой военной властью - гады поганые; только в последнее время робко появляются побочные сюжетные линии, в которых звучит "ну как-то под немцами надо было жить". Если на советских оккупированных территориях все более однозначно, то оккупация Франции носила совсем иной характер и там возможны варианты. Собственно, это одна из сюжетных линий романа: три друга - Жюльен (филолог, главный герой романа), Марсель и Бернар. С приходом немцев Марсель становится главой администрации Прованса (собственно, он был чиновником в мэрии, но его начальники разбежались и он де-факто возглавил администрацию, снял оборону с моста, впустил немцев и тем спас город от бомбардировки. Бернар сначала бежит в Англию, потом возвращается и работает в Сопротивлении. И Жюльен - Марсель просит его пойти работать в его администрацию и курировать прессу. Он решает проконсультироваться с коллегами по университету и те в один голос советуют ему принять предложение - он хотя бы сможет сохранить то, что возможно.
Добродетель есть путь, а не цель. Человек не может быть добродетельным. Цель - в понимании. Когда эта цель достигнута, душа обретает крылья. [...]
В поступке - деятельность разумной души, которая ненавидит неразумие и должна сражаться с ним или быть им развращена. Видя неразумие в других, она должна стремиться его исправить, а осуществить это может или наставляя, или сама участвуя в делах общества, исправляя его через практику. А назначение поступка - в поддержании философии, ибо если люди будут низведены к одному материальному, то станут не лучше животных.
Примечательная фраза, поразившая Жюльена, когда он ее прочел, поскольку Манлий полностью опровергает тут ортодоксальную доктрину и платонизма, и христианства. Смысл цивилизации - в цивилизованности; назначение поступка - сохранение общества, ведь вне общества нет и философии. Только человек, осознавший, что цивилизация может оборваться, способен так переформулировать классические идеи. Только человек, решившийся на крайние меры, мог прибегнуть к такому самооправданию. Только с такой целью язычник мог выдавать себя за христианина, друг отречься от друга.
Курсивом выделен фрагмент из манускрипта "Сон Сципиона", написанный Манлием - тем самым римлянином, ставшим христианским епископом, сдавшим город готскому королю и впоследствии канонизированным. По сути, здесь дана апология коллаборационизма.
В каждой сюжетной линии есть любовная история, и женщина выступает носительницей мудрости. В самой древней сюжетной линии ее и зовут София, т.е. мудрость (любопытно, что один небольшой эпизод романа имеет параллель с Гипатией в фильме "Агора", там это эпизод с платком, в романе несколько грубее; подозреваю, что это какой-то исторический анекдот из жизни Гипатии). Мудрая женщина имеет свою точку зрения на эту проблему:
Только Юлия указала на иную возможность, когда он вернулся в свой, как он теперь считал, настоящий дом.
- Ты делаешь то, что тебе противно, чтобы помешать другим сделать худшее. А ты уверен, что другие не поступают так же? Твой друг Марсель? Полицейский, арестовывающий людей среди ночи? Премьер-министр? Даже сам Петен? Все они делают то, чего предпочли бы не делать, лишь бы предотвратить худшее. Зло, совершаемое хорошими людьми, - вот самое худшее, так как они знают, что делают, и все равно творят зло. Разве не так говорится в твоем манускрипте?
Вообще у Пирса часто носителем мудрости является женщина - в " Персте указующем" вот тоже, да и в серии арт-детективов те же дела. Но есть одно важное обстоятельство: эти женщины не принимают решений. Вернее, они принимают решения, касающиеся только их собственной судьбы. Принимать решения, касающиеся не только себя - дело мужчин.
На этом они расстались: Манлию нужно было подумать. Впервые он пожалел, что не может молиться. Позднее, ворочаясь на постели в отведенном ему покое, он выбранил себя за слабость. Молиться! Даже его как будто заразила слабость христиан. В таком деле решать не Богу, решать ему. Вот ради чего он живет: принимать решения, делать выбор.
Кстати, а является ли более достойным сопротивляться противнику любой ценой? В частности, оправдано ли французское Сопротивление, если за каждое убийство немца те расстреливают по несколько десятков заложников из мирных граждан?
- Я намерен быть здесь, когда сюда придут американцы или кто-нибудь еще. А когда это произойдет, придется платить по счетам.
- Это угроза?
- Нет. Факт. Если мне повезет, я смогу умерить ярость тех, кто меньше готов прощать, чем я.
- Еще угроза?
- На сей раз предупреждение.
- Значит, ты займешься тем, чем сейчас занимаюсь я.
- В некотором смысле. Но я буду на стороне победителей. И могу добавить - справедливости.
Как я говорил в начале поста, эта книга исследует проблемы коллаборационизма и предательства. В каждой сюжетной линии есть предательство друга: можно ли предать друга, чтобы спасти ему жизнь? Можно ли предать друга, чтобы спасти два десятка заложников? Можно ли предать друга, чтобы спасти любимую женщину?
Я не буду отвечать на эти вопросы, тем более роман тоже не дает на них ответа. В сущности, они неверно поставлены, в таком виде ответа не имеют.
Если есть у этой книги явно проговоренная мораль, то вот она:
Зло, творимое людьми доброй воли, худшее из зол. Вот что говорил мой епископ-неоплатоник, и был прав. Он-то знал. Знал по собственному опыту. Мы совершили страшные вещи из лучших побуждений и оттого еще более виновны.
Другую, не менее важную мораль можно вывести из сюжета книги: никогда не заключайте сделку с Дьяволом, потому как вы заключаете сделку не с ним самим, а с кем-то из его приспешников; ваш контрагент уполномочен принять от вас плату, но отнюдь не факт, что у него хватит полномочий выполнить свои обязательства.
Есть и другая мораль, иного плана: людской памятью будут обласканы отнюдь не нравственно безупречные персонажи, скорее наоборот - Манлия канонизировали, Марселя признали героем; впрочем, ценой своих предательств они действительно спасли свои города. Добродетели с точки зрения истории и общества не совпадают с добродетелями человека.
В заключение остается сказать, что это самый сильный роман Пирса, он, пожалуй, круче " Перста указующего". И, пожалуй, мрачнее.
[Нажмите, чтобы прочитать большую цитату из финала романа; если решили прочесть роман, то мож и не стоит читать ее сейчас]
- Когда я был под Верденом, - вполголоса сказал он, - я видел такие страшные вещи, каких ты не можешь даже вообразить. Я видел, как цивилизация расползается по швам. И по мере того как она слабела, люди решали, будто вольны поступать, как им вздумается, и так и поступали. А это подтачивало ее еще больше. Тогда я решил, что самое главное на свете - сохранить и защитить ее. Без этой ткани убеждений и привычек мы - хуже зверей. Животных сдерживает недостаток способностей и отсутствие воображения. Нас нет. И всю мою жизнь я стремился к этому, пусть незначительно и по мелочам. Что угодно, лишь бы не еще один такой крах, ведь я был уверен, что следующий будет последним. А дороги назад нет. И я говорил себе: что бы ни чинили политики и генералы, они просто варвары, от которых нам всем следует защищать наши общие ценности, поддерживать угасающее пламя. Таких, как ты и Бернар, я не терпел больше других. Ни ему, ни тебе не хватало честности признать, что вы жаждали власти.
Я ошибался и понял это, только узнав, что Юлию выдала жена нашего деревенского кузнеца. Страшно, правда? Я видел войну, вторжение и уличные беспорядки. Я слышал о невообразимо жестоких преступлениях и бойнях и все-таки верил, будто цивилизация способна отвести людей от пропасти. И вот одна женщина пишет письмо, и весь мой мир разваливается.
Видишь ли, она обычная женщина. Даже неплохая. В том-то и дело. А ты - плохой человек. И Бернар - плохой человек. Что бы вы ни сделали, вы не можете меня удивить, потрясти или испугать. Но она выдала Юлию и обрекла ее на смерть, потому что не терпела ее и потому что Юлия еврейка.
Я прятался за этим простым противопоставлением - цивилизация и варварство. Но я ошибся: именно цивилизованные люди - варвары, а немцы просто высшее проявление этого. Они - наше величайшее достижение. Они возводят монумент, который никому и никогда не разрушить, даже если их сметут. Они преподают нам урок, который будет отзываться еще века и века. Манлий Гиппоман похоронил свои идеи в учении Церкви, и эти идеи пережили конец его цивилизации. Нацисты делают то же самое. Они держат перед нами зеркало и говорят: «Поглядите, что мы все сотворили». И это те же самые идеи, Марсель. Вот в чем была моя ошибка.
- Немцы пытаются выиграть войну, Жюльен, - возразил Марсель. - И терпят поражение. Они прижаты к стене и от того стали еще более жестокими, чем обычно.
- Ты сам знаешь, что это неправда. Они поняли, что проиграли, едва в войну вступили американцы. И даже раньше. Возможно, они безумны, но они не глупы. То, что они делают, выходит далеко за пределы войны. Нечто не имеющее параллелей в истории человечества. Высшее достижение цивилизации. Только подумай. Как уничтожить столько людей? Тут потребовался вклад многих. Ученых, чтобы доказать, что евреи неполноценны. Теологов, чтобы задать верный моральный тон. Промышленников, чтобы строить вагоны и лагеря. Инженеров, чтобы конструировать пушки. Администраторов, чтобы утрясать многочисленные проблемы опознания и перевозок стольких людей. Писателей и художников, чтобы обеспечить полную неосведомленность и равнодушие. Потребовались сотни лет оттачивания мастерства и развития техники для того, чтобы о подобном можно было хотя бы помыслить, не говоря уже воплотить. И вот теперь момент настал. Теперь пришло время применить все достижения цивилизации.
Можешь вообразить более великое, более долговечное? Оно останется навсегда, и ничего нельзя будет исправить. Какие бы блага мы ни создали для человечества в будущем, евреев мы убили. Как бы ни был велик прогресс медицины, мы их убили. Какого бы совершенства мы ни достигли, вот что будет у нас в сердце. Мы убили их всех. И не случайно, не в припадке ярости. Мы сделали это намеренно и после многовековой подготовки.
Когда все закончится, люди попытаются обвинить одних немцев, а немцы - одних нацистов, а нацисты - одного Гитлера. Они возложат на него все грехи мира. Но это будет не так.
Йен Пирс "Сон Сципиона" (Iain Pears "The Dream of Scipio", 2002)
М: Аст, 2004 г., 447 стр.
http://flibusta.is/b/76788/read
Прежде всего, не верьте аннотации - это ни разу не детектив (и это здорово). Да, есть расследование (филолог и старая рукопись), действие происходит в одной местности (Прованс) в трех временах (времена распада Римской Империи, времена эпидемии Черной смерти XIV века и, наконец, предвоенный период и вторая мировая война. Да, в каждом времени есть своя история любви (тут аннотация не обманывает), но при этом ни одного любовного треугольника - понятно, что любовь тут не основная тема (хотя важная). Что же является основной темой книги?
Пожалуй, можно сказать, что эта книга исследует проблему коллаборационизма. Или предательства. Во всех трех сюжетных линиях персонажи совершают свой выбор в ситуации, когда на одной чаше весов находится сделка с противником и спасение своего города и его жителей, а на другой - стойкость до конца и разрушение города. Это ситуации выбора для облеченных властью, так что это можно назвать коллаборационизмом. Коллаборационизм вообще-то неоднозначная штука: мы привыкли по советским фильмам о войне, что деревенские старосты, назначенные немецкой военной властью - гады поганые; только в последнее время робко появляются побочные сюжетные линии, в которых звучит "ну как-то под немцами надо было жить". Если на советских оккупированных территориях все более однозначно, то оккупация Франции носила совсем иной характер и там возможны варианты. Собственно, это одна из сюжетных линий романа: три друга - Жюльен (филолог, главный герой романа), Марсель и Бернар. С приходом немцев Марсель становится главой администрации Прованса (собственно, он был чиновником в мэрии, но его начальники разбежались и он де-факто возглавил администрацию, снял оборону с моста, впустил немцев и тем спас город от бомбардировки. Бернар сначала бежит в Англию, потом возвращается и работает в Сопротивлении. И Жюльен - Марсель просит его пойти работать в его администрацию и курировать прессу. Он решает проконсультироваться с коллегами по университету и те в один голос советуют ему принять предложение - он хотя бы сможет сохранить то, что возможно.
Добродетель есть путь, а не цель. Человек не может быть добродетельным. Цель - в понимании. Когда эта цель достигнута, душа обретает крылья. [...]
В поступке - деятельность разумной души, которая ненавидит неразумие и должна сражаться с ним или быть им развращена. Видя неразумие в других, она должна стремиться его исправить, а осуществить это может или наставляя, или сама участвуя в делах общества, исправляя его через практику. А назначение поступка - в поддержании философии, ибо если люди будут низведены к одному материальному, то станут не лучше животных.
Примечательная фраза, поразившая Жюльена, когда он ее прочел, поскольку Манлий полностью опровергает тут ортодоксальную доктрину и платонизма, и христианства. Смысл цивилизации - в цивилизованности; назначение поступка - сохранение общества, ведь вне общества нет и философии. Только человек, осознавший, что цивилизация может оборваться, способен так переформулировать классические идеи. Только человек, решившийся на крайние меры, мог прибегнуть к такому самооправданию. Только с такой целью язычник мог выдавать себя за христианина, друг отречься от друга.
Курсивом выделен фрагмент из манускрипта "Сон Сципиона", написанный Манлием - тем самым римлянином, ставшим христианским епископом, сдавшим город готскому королю и впоследствии канонизированным. По сути, здесь дана апология коллаборационизма.
В каждой сюжетной линии есть любовная история, и женщина выступает носительницей мудрости. В самой древней сюжетной линии ее и зовут София, т.е. мудрость (любопытно, что один небольшой эпизод романа имеет параллель с Гипатией в фильме "Агора", там это эпизод с платком, в романе несколько грубее; подозреваю, что это какой-то исторический анекдот из жизни Гипатии). Мудрая женщина имеет свою точку зрения на эту проблему:
Только Юлия указала на иную возможность, когда он вернулся в свой, как он теперь считал, настоящий дом.
- Ты делаешь то, что тебе противно, чтобы помешать другим сделать худшее. А ты уверен, что другие не поступают так же? Твой друг Марсель? Полицейский, арестовывающий людей среди ночи? Премьер-министр? Даже сам Петен? Все они делают то, чего предпочли бы не делать, лишь бы предотвратить худшее. Зло, совершаемое хорошими людьми, - вот самое худшее, так как они знают, что делают, и все равно творят зло. Разве не так говорится в твоем манускрипте?
Вообще у Пирса часто носителем мудрости является женщина - в " Персте указующем" вот тоже, да и в серии арт-детективов те же дела. Но есть одно важное обстоятельство: эти женщины не принимают решений. Вернее, они принимают решения, касающиеся только их собственной судьбы. Принимать решения, касающиеся не только себя - дело мужчин.
На этом они расстались: Манлию нужно было подумать. Впервые он пожалел, что не может молиться. Позднее, ворочаясь на постели в отведенном ему покое, он выбранил себя за слабость. Молиться! Даже его как будто заразила слабость христиан. В таком деле решать не Богу, решать ему. Вот ради чего он живет: принимать решения, делать выбор.
Кстати, а является ли более достойным сопротивляться противнику любой ценой? В частности, оправдано ли французское Сопротивление, если за каждое убийство немца те расстреливают по несколько десятков заложников из мирных граждан?
- Я намерен быть здесь, когда сюда придут американцы или кто-нибудь еще. А когда это произойдет, придется платить по счетам.
- Это угроза?
- Нет. Факт. Если мне повезет, я смогу умерить ярость тех, кто меньше готов прощать, чем я.
- Еще угроза?
- На сей раз предупреждение.
- Значит, ты займешься тем, чем сейчас занимаюсь я.
- В некотором смысле. Но я буду на стороне победителей. И могу добавить - справедливости.
Как я говорил в начале поста, эта книга исследует проблемы коллаборационизма и предательства. В каждой сюжетной линии есть предательство друга: можно ли предать друга, чтобы спасти ему жизнь? Можно ли предать друга, чтобы спасти два десятка заложников? Можно ли предать друга, чтобы спасти любимую женщину?
Я не буду отвечать на эти вопросы, тем более роман тоже не дает на них ответа. В сущности, они неверно поставлены, в таком виде ответа не имеют.
Если есть у этой книги явно проговоренная мораль, то вот она:
Зло, творимое людьми доброй воли, худшее из зол. Вот что говорил мой епископ-неоплатоник, и был прав. Он-то знал. Знал по собственному опыту. Мы совершили страшные вещи из лучших побуждений и оттого еще более виновны.
Другую, не менее важную мораль можно вывести из сюжета книги: никогда не заключайте сделку с Дьяволом, потому как вы заключаете сделку не с ним самим, а с кем-то из его приспешников; ваш контрагент уполномочен принять от вас плату, но отнюдь не факт, что у него хватит полномочий выполнить свои обязательства.
Есть и другая мораль, иного плана: людской памятью будут обласканы отнюдь не нравственно безупречные персонажи, скорее наоборот - Манлия канонизировали, Марселя признали героем; впрочем, ценой своих предательств они действительно спасли свои города. Добродетели с точки зрения истории и общества не совпадают с добродетелями человека.
В заключение остается сказать, что это самый сильный роман Пирса, он, пожалуй, круче " Перста указующего". И, пожалуй, мрачнее.
[Нажмите, чтобы прочитать большую цитату из финала романа; если решили прочесть роман, то мож и не стоит читать ее сейчас]
- Когда я был под Верденом, - вполголоса сказал он, - я видел такие страшные вещи, каких ты не можешь даже вообразить. Я видел, как цивилизация расползается по швам. И по мере того как она слабела, люди решали, будто вольны поступать, как им вздумается, и так и поступали. А это подтачивало ее еще больше. Тогда я решил, что самое главное на свете - сохранить и защитить ее. Без этой ткани убеждений и привычек мы - хуже зверей. Животных сдерживает недостаток способностей и отсутствие воображения. Нас нет. И всю мою жизнь я стремился к этому, пусть незначительно и по мелочам. Что угодно, лишь бы не еще один такой крах, ведь я был уверен, что следующий будет последним. А дороги назад нет. И я говорил себе: что бы ни чинили политики и генералы, они просто варвары, от которых нам всем следует защищать наши общие ценности, поддерживать угасающее пламя. Таких, как ты и Бернар, я не терпел больше других. Ни ему, ни тебе не хватало честности признать, что вы жаждали власти.
Я ошибался и понял это, только узнав, что Юлию выдала жена нашего деревенского кузнеца. Страшно, правда? Я видел войну, вторжение и уличные беспорядки. Я слышал о невообразимо жестоких преступлениях и бойнях и все-таки верил, будто цивилизация способна отвести людей от пропасти. И вот одна женщина пишет письмо, и весь мой мир разваливается.
Видишь ли, она обычная женщина. Даже неплохая. В том-то и дело. А ты - плохой человек. И Бернар - плохой человек. Что бы вы ни сделали, вы не можете меня удивить, потрясти или испугать. Но она выдала Юлию и обрекла ее на смерть, потому что не терпела ее и потому что Юлия еврейка.
Я прятался за этим простым противопоставлением - цивилизация и варварство. Но я ошибся: именно цивилизованные люди - варвары, а немцы просто высшее проявление этого. Они - наше величайшее достижение. Они возводят монумент, который никому и никогда не разрушить, даже если их сметут. Они преподают нам урок, который будет отзываться еще века и века. Манлий Гиппоман похоронил свои идеи в учении Церкви, и эти идеи пережили конец его цивилизации. Нацисты делают то же самое. Они держат перед нами зеркало и говорят: «Поглядите, что мы все сотворили». И это те же самые идеи, Марсель. Вот в чем была моя ошибка.
- Немцы пытаются выиграть войну, Жюльен, - возразил Марсель. - И терпят поражение. Они прижаты к стене и от того стали еще более жестокими, чем обычно.
- Ты сам знаешь, что это неправда. Они поняли, что проиграли, едва в войну вступили американцы. И даже раньше. Возможно, они безумны, но они не глупы. То, что они делают, выходит далеко за пределы войны. Нечто не имеющее параллелей в истории человечества. Высшее достижение цивилизации. Только подумай. Как уничтожить столько людей? Тут потребовался вклад многих. Ученых, чтобы доказать, что евреи неполноценны. Теологов, чтобы задать верный моральный тон. Промышленников, чтобы строить вагоны и лагеря. Инженеров, чтобы конструировать пушки. Администраторов, чтобы утрясать многочисленные проблемы опознания и перевозок стольких людей. Писателей и художников, чтобы обеспечить полную неосведомленность и равнодушие. Потребовались сотни лет оттачивания мастерства и развития техники для того, чтобы о подобном можно было хотя бы помыслить, не говоря уже воплотить. И вот теперь момент настал. Теперь пришло время применить все достижения цивилизации.
Можешь вообразить более великое, более долговечное? Оно останется навсегда, и ничего нельзя будет исправить. Какие бы блага мы ни создали для человечества в будущем, евреев мы убили. Как бы ни был велик прогресс медицины, мы их убили. Какого бы совершенства мы ни достигли, вот что будет у нас в сердце. Мы убили их всех. И не случайно, не в припадке ярости. Мы сделали это намеренно и после многовековой подготовки.
Когда все закончится, люди попытаются обвинить одних немцев, а немцы - одних нацистов, а нацисты - одного Гитлера. Они возложат на него все грехи мира. Но это будет не так.