Провокационный пост. Часть 1-я...

Sep 13, 2012 06:06


В лице Волверстона человечество, несомненно, потеряло великого историка. Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая соответствовала бы его целям…
Р. Сабатини, «Одиссея капитана Блада»




В продолжение темы Ивана Грозного - провокационный пост. давно ожидавший удобного случая для выставления на всеобщее осмеяние и поругание в уйютненькой...
   Историки, занимающиеся историей России XVI в., и это не секрет, постоянно сталкиваются с очень серьезной проблемой - нехваткой источников. Увы, московские архивы сильно, если не сказать больше того, пострадали от пожаров и вражеских нашествий, и не будет слишком уж большим преувеличением сказать, что по настоящему русская история задокументирована лишь с XVII столетия, после Смуты, а до того каждый документ, каждое свидетельство имеют огромный вес и значение. Но поскольку для историка нет ничего важнее текста (как писали французы Ланглуа и Сеньобос, «история создается по источникам. Их нет - нет и истории»), и от него все ожидают, что он нарисует (реконструирует, восстановит - о терминах можно спорить до бесконечности) живую картину прошлого, то, естественно, живость, естественность этой картины напрямую зависит от качества тех источников, которыми он, историк, пользуется. Кстати, давным-давно, чуть ли не во времена царя Гороха лорд Болингброк сформулировал принцип, под которым, полагаю, подпишется и сегодня всякий здравомыслящий историк, стремящийся написать максимально объективный труд, а не сочинение на злобу дня и потребу начальству или жаждущему panem et circenses плебсу: ««Мы должны тщательно и беспристрастно исследовать основания, и когда обнаружим, что они маловероятны или вовсе невероятны, будет нелепо ожидать чего-либо лучшего в воздвигнутом на таком фундаменте сооружения. Осуществить такое исследование необходимо, чтобы мы из-за своей неосведомленности безоговорочно не приняли на веру мнение авторитетов…».

Генри Сент-Джон, 1-й виконт Болингброк:



После такого вступления перейдем к запискам немца Шлихтинга, который считается одним из основных источников по истории опричнины и России конца 60-х - самого начала 70-х гг. (тем более, что, как заявлял сам Шлихтинг, он был переводчиком придворного врача Ивана Грозного некоего итальянца Арнольфа и, значит, был как бы в курсе всего, что происходило при дворе грозного царя). Но насколько адекватно отражал в своих писаниях Шлихтинг московскую действительность? «Меня терзают смутные сомнения», что сей немец на самом деле не такой уж чрезвычайно ценный источник. Нет, конечно, я ни в коем случае не собираюсь с ходу, с порога отвергать его показания, памятуя о том, что при тщательном просеивании даже в мусорной куче можно найти жемчужину. Однако ж попытаюсь объяснить свою позицию, озвучу свои сомнения, рискуя прослыть иванофилом (собственно говоря, я уже ступил на эту дорожку предыдущими тремя постами о главной войне Ивана Васильевича), поклонником гиперкритицизма и «немцеедом», ибо hier stehe (см. тезис Болингброка) ich und ich kann nicht anders! Ах да, чуть не забыл - предварительное замечание. Поскольку я не мэтр, никто и звать меня никак, то, подобно средневековому схоласту, встану-ка я плечи титанов и пусть за меня говорят сами мэтры, а я укроюсь за их словами как за щитом - а поспорьте-ка с признанными авторитетами!
   Для начала немного предыстории. Кстати, а причем тут предыстория, и какое отношение имеет она к сим «мемуарам»? Вот и первая цитата - говоря об исследованиях советских историков старой закалки, ныне покойный А.Я. Гуревич отмечал старомодность их методики работы с источниками. Он отмечал, что «далее внешней критики источников дело не идет; если источник не фальсифицирован и в хорошей сохранности, им можно спокойно пользоваться, выбирая из него нужные отрывки (sic - ! Thor)/ Вопросы же об общем историческом контексте, в котором источник появился, о выражении в данном памятнике присущего автору и его времени менталитета обычно перед исследователями не возникают».
   Запомним эту идею и перейдем, руководствуясь мнением мэтра, к историческому контексту. Но на этот раз, чтобы меня не заподозрили в предвзятости и в том, что я тайный поклонник Ивана, прозванного за его свирепость и тиранство Васильевичем, прибегну-ка я к помощи такого гиганта отечественной исторической мысли, как А.Л. Хорошкевич (а в том, что она, мягко говоря, весьма критично относится к Ивану Васильевичу, думаю, никто не сомневается). Итак, несколько интересных цитат из ее монументального (безо всякого преувеличения) труда «Россия в системе международных отношений середины XVI века» (М., 2003) - с указанием страниц, откуда были заимствованы цитаты (с тем, чтобы каждый мог проверить точность написанного).
   1) Весной 1553 г. Сигизмунд Август впал в тихую панику, узнав о том, что якобы де Иван Грозный собирается ради получения короны из Рима признать верховенство римского понтифика. Для него было очевидной вся пагубность такого варианта развития событий для судеб ВКЛ и Польши, и потому, по мнению. Сигизмунда, стоит предпринять все необходимые меры для того, чтобы убить эту идее еще в зародыше. Московский князь, по мнению польского короля и великого князя литовского, не может быть включен в лигу и религию христианских государей, поскольку он не христианский король и не христианин. Потому следует каким-либо образом сделать так, чтобы папа выдвинул Ивану такие условия передачи ему короны, чтобы московский князь на это никогда бы не согласился. Более того, Сигизмунд был готов даже осуществить нападение на московских послов, если те будут везти корону в Москву по территории Дании или Пруссии (Хорошкевич. С. 117-122). Т.о., ради интересов ВКЛ и Польши стоит пожертвовать давней идеей римской курии о включении Московии в число государств, признавших верховенство папы и сорвать любые попытки заключить церковную унию между Римом и Москвой.
   2) С началом Ливонской войны, по словам Хорошкевич, Иван превратился в глазах «широкой европейской общественности» «из могущественного монарха» в «наследственного врага христианства», а его подданные в «кровавых собак московитов» (Там же. С. 207). Вроде бы как причиной тому стали грабежи и насилия, что учиняли русские и татарские воины в Ливонии. Как писал историк, «действия русских войск на территории Ливонии быстро создали царю славу «варвара по натуре и обычаям, действовавшего крайне надменно, но при этом возлагавшего ответственность на всемогущего Господа Бога»…» (Там же. С. 251).
   Вообще то, по моему, вся эта шумиха не стоит и выеденного яйца, ибо обычаи и «стиль» ведения войны в то время были таковы, что в зоне боевых действий никто не был гарантирован от ограбления, насилия или смерти, так что причину этой шумихи следует искать самое меньшее в готтентотской логике сочинителей «летучих листков» и пр. писанины, что наводнила Европу с началом Ливонской войны. Так это или не так, но стоит обратить внимание на тот факт, что с началом Ливонской войны фактически началась и другая война - война информационная, война психологическая, в которой России было отведено место и роль не просто врага, а врага нецивилизованного, дикого, варвара. Ну а каким был классический варвар с точки зрения гуманистов-возродителей традиций античности, думаю, распространяться лишний раз не стоит.
   3) Литовцы, не говоря уже о ливонцах, не имея возможности в открытую успешно противостоять Ивану, с удовольствием подключаются к этой психологической войне (которая, кстати, имела давнюю традицию - еще с начала XVI в., и А. Лобин в своем исследовании по истории Оршинской битвы 1514 г. это хорошо показал. Все никак не соберусь с силами написать отзыв на его преинтереснейшую работу). Опять же процитирует Хорошкевич: «В Литовском государстве к началу 60-х гг. XVI в. уже сложился не только образ государя Российского царства, но и самого государства, которым тот правит: «беззаконники москвичи», «те москвичи все христианские враги есть» - читаем в послании Сигизмунда II Эрику XIV 1562 г. «Московская сторона - вечный народу и государствам нашим неприятель» - заявлял Сигизмунд II…» (Там же. С. 274). И, продолжая свою мысль о начавшейся идеологической войне, Хорошкевич отмечала, что в это время «…общественное мнение Центральной Европы благодаря сведениям, поступавшим из Ливонии и, вероятно, Великого княжества Литовского и Короны Польской, постепенно подготавливалось к вовлечению в Ливонскую войну новых сил. Вывод пленных из Ливонии вглубь России вызвал появление рукописной газеты 1561 г. «Очень жестокое, пугающее, ранее неслыханное новое известие, как московский тиран относится к пленникам, уводимым прочь из Ливонии христианам, мужчинам и женщинам, а также маленьким детям, в какую огромную опасность и нужду вовлекает ливонцев»…» (Там же. С. 274-275). Взятие Полоцка Иваном вызвало новую волну «летучих листков» под характерными названиями (типа «Правдивая и страшная газета про ужасного врага Московита» или «Новая песня про тирана врага Московита, который захватил, разорил и спалил все, что ему встречалось», или «Достоверная новая газета о жестоком враге христианства, Московите, как он принял и содержал послов его величества короля Польши и вместе с ними их товарищей и купцов и как он беспощадно обошелся с их дворянами и простыми людьми, горожанами и крестьянами» и т.д., и т.п. См. Хорошкевич, с. 334-335), рисующих облик московского государя и его подданных как действительно кровавых собак и истинных врагов христианства.

Злодейства собаки кровавого московита Wassilevitz'a



Одним словом, «ментальный» фон, на котором появляется главное писание Шлихтинга, для России и русских, и уж тем более для самого Ивана, был, мягко говоря неблагоприятным. Правда, заметим, что там, за «бугром», знали цену всем этим «творениям» тогдашней прессы. Итак, что писал переводчик Шлихтинга А.И. Малеин в предисловии к изданию записок оного «интуриста» об истории их появления: «Происхождение издаваемого впервые целиком "Сказания" обстоятельно выяснено проф. Е. Ф. Шмурло в сборнике "Россия и Италия." В 1570 г. папа Пий V и Венецианская республика вознамерились привлечь московского царя к антитурецкой лиге (sic - ! Значит, россказни о «кровавой собаке московите» не слишком сильно смущали папу и венецианских дожей, если это было на пользу дела, их дела - Thor). Посредником между папой и республикой, с одной стороны, и Иваном IV, с другой, был избран польский нунций Портико. И вот, когда он собирался уже ехать в Московию для переговоров с царем и для обращения его в католичество, в Польшу явился бежавший из московского плена некий Альберт Шлихтинг и насказал сперва устно, а потом и письменно таких ужасов про жестокость Ивана, что у нунция пропала всякая охота к поездке. Он немедленно послал доклад Шлихтинга, написанный им для Сигизмунда Августа, в Рим, и там это сообщение произвело также сильное впечатление. Пий V написал Портико следующее: "Мы ознакомились с тем, что вы сообщали нам о московском государе; не хлопочите более и прекратите сборы. Если бы сам король польский стал теперь одобрять вашу поездку в Москву и содействовать ей, даже и в этом случае мы не хотим вступать в общение с такими варварами и дикарями". Таким образом всякая мысль о переговорах с Московией была оставлена…» (Новое известие о времени Ивана Грозного. Л., 1934. С. 3).

Пий V. Портрет работы Эль Греко:



Обратившись к сборнику Е.Ф. Шмурло (Россия и Италия. Сборник исторических материалов и изследований, касающихся сношений России с Италией. Т. 2. Вып. 1. СПб., 1908. С. 227-236), почерпнем немало интересных деталей относительно неудавшейся миссии Портико. Идея послать в Москву папского посланника зародилась в 1570 г. в Венеции и Риме в преддверии большой войны с османами. И совет дожей, и папа были весьма не против того, чтобы Иван Грозный вступил в сколачиваемую их усилиями антиосманскую Лигу (обратно sic - ! Ну как тут не вспомнить опасения Сигизмунда Августа относительно того, что московит не может быть включен в эту лигу?). Сам Портико не был в особом восторге от поручаемой ему миссии, так что кардиналу Рустикуччи пришлось увещевать нунция и напомнить ему о его долге служить Богу и его наместнику на земле (опять же весьма примечательный факт! Thor). Правда, в самом Риме прекрасно осознавали, что застарелая вражда между Москвой и Варшавой может воспрепятствовать планам Святейшего престола, ибо в Варшаве всякие попытки кого бы то ни было установить контакты с Москвой вызывают подозрения относительно того, не буду ли эти контакты обращены во вред интересам РП. Однако уж больно соблазнительной была возможность привлечь Ивана к союзу (тем более, что вряд ли в Риме или в Венеции не знали о том, что предпринятая в 1569 г. экспедиция османов под Астрахань провалилась и существенно осложнила отношения Москвы и Стамбула). Так или иначе, Сигизмунд упорно сопротивлялся отправке этой миссии. В конце концов Сигизмунд поддался давлению Рима (тем более что нунций попытался представить планирующуюся миссию как новую попытку обратить Ивана в католичество) и согласился более не препятствовать миссии Портико. И надо же, именно в этот момент и появляется наш Шлихтинг с его сочинением, после чего Портико отказался от миссии и отписал в Рим такое, что и там папа пришел в ужас и согласился мнением нунция. Правда, по прошествии немногим меньше 10 лет страсти поостыли, и Поссевино-иезуит отправился таки в Москву, и в своих записках почему-то обошелся без живописания тиранств Ивана Wassiljevitch’а. Более того, он писал с удивлением о «весьма почетном приеме, оказанном великим князем, который нам ни в чем не отказывал, может быть, потому, что неудачи войны сделали его благоразумнее, а может быть, потому, что он вообще оказался мягче по сравнению с тем мнением, которое сложилось о его характере».

Антонио Поссевино:



И теперь, после всего вышеизложенного, не слишком ли много совпадений, чтобы воспринимать все, что написано в сочинении Шлихтинга, целиком и полностью, всерьез? Не слишком ли оказалось «дорого яичко ко Христову дню»? Я ни в коем случае не ставлю под сомнение все сочинение немца полностью - в России он таки был и, естественно, был очевидцем многих событий и, быть может, даже в чем то участвовал лично, но… Одним словом, лично для меня сочинение Шлихтинга как источник по истории двора Ивана Грозного и самого царя представляется достаточно ненадежным и сомнительным, чтобы переписывать из него все подряд.
   Да, кстати, еще раз об отношении к Шлихтингу и ему подобным. Стоит вспомнить о том, что после смерти в 1572 г. Сигизмунда II в Речи Посполитой одно время всерьез рассматривался проект возведения Ивана на трон РП. И хотя до исполнения этого замысла дело не дошло, но сам факт весьма примечательный - если Иван был таким тираном, как его описывал Шлихтинг, то почему у него в РП сложилась партия, ратовавшая за его возведение на трон? Кем были эти приверженцы тирании, уж не тайными ли и явными садомазо- и прочими извращенцами? Вряд ли. Тогда автоматически возникает вопрос - а был ли Иван таким, каким его принято описывать в большинстве записок «интуристов» эпохи опричнины (кстати, есть ведь и иные свидетельства - того же Дж. Тедальди, а о Поссевино я уже писал выше)?
   На этом пока все, а продолжение воспоследует завтра…

личное..., Из прошлого: любопытные заметки, история в России сегодня, источники

Previous post Next post
Up