И снова о главной войне Ивана Грозного...
В последнее время никак что-то не оставляет меня мысль о главной войне Ивана Васильевича, поворачивается она то одной стороной, то другой. Вот и сегодня, пока я занимался агрофитнесом, захомячивая на зиму в подвал целый багажник яблок (забавные такие яблоки, лиопердовой раскраски), посетила меня эта мысль в новом обличье. В каком, спросите вы? А вот в каком…
В ходе обсуждения предыдущего поста насчет главной войны всплыл ряд ссылок на альтернативы и вопрос о переговорах 1566 г. И так уж странно устроено у меня сознание, что отсюда моя мысль растеклась по древу, и, растекшись, пришла к неожиданной, сумасшедшей и в каком-то смысле конспиролухической идее, точнее вопросу - а на что надеялся Сигизмунд II (ктулхумерзкий портрет которого поместил я в предыдущем посте), когда по мере истечения срока перемирия с Москвой вел дело к войне в «московитом» и уговаривал Девлет-Гирея напасть на «московского» и стребовать с того «Магмет-Киреевы поминки»? Неужели он, требуя, «чтоб государь поступился королю тех городов, что неправдою за предки государевы зашли: Смоленеск и Северу, Стародуб, Новый городок, Путивль, Почап, Брянеск, Рылеск, Чернигов, Вязьму, дорогобуж, Рославль, Мглин, Дроков, Попову гору и иные городы и волости многие, которые побраны, те б все отдал» и что де «без отданья Смоленску никак миру не бывать» (между тем на Москве были уверены, что Смоленеск давняя государева вотчина, что «записали Смоленеск в государеву сторону в докончальных великого князя Семиона Ивановича с Ольгердом», «а израдою засел был Смоленеск и Северу Витофт») , рассчитывал, что Иван на это согласится (и это при том, что сам Иван ради вечного мира был готов «пооставити говорити» о «вотчинах государевых прародительских» - Киеве, Полоцке, Витебске и Волынской земле)? И здесь уже неважно, на чьей стороне была правда, и кто чьи вотчины «засел» по «старине», а кто по «праву сильного». Отказываясь идти на уступки, Сигизмунд должен был осознавать, что итогом этой неуступчивости будет война, и если он вел дело к войне, то, снова повторюсь, на что он рассчитывал?
Еще один Сигизмунд, поблаголепнее:
Логичным было бы предположить, что, вызывая огонь на себя, Сигизмунд надеялся на не волю Божью и не на то, что не в силе Бог, а в правде, а как раз таки на силу и на то, что является самым важным в войне - деньги, деньги и еще раз деньги. Но, как ни странно, ни силы, ни денег у него не было. Скажете, преувеличиваю? Нет, ни в коем случае. Весной, будучи в набеге на Масквабад, методично пролистывал изданные тома Литовской Метрики, был немало удивлен тем, что в конце 1561 - начале 1562 г. Сигизмунд лихорадочно искал деньги, чтобы заплатить наемным ротмистрам и их людям, находившимся в Ливонии (а и было тех конных и пеших наемников всего ничего, около 3 тыс. «коней» и «порций», и это списочный состав) и упрашивал ротмистров «не утекать» со службы, мол, потерпите, деньги вот-вот будут. Безуспешными были и попытки собрать посполитое рушение. Даже когда совершенно очевидным было намерение Ивана атаковать Полоцк, поветовая шляхта отнюдь не горела желанием отправляться на фронт «конъно, збройно, у барве, маючи тарчи, древа», и никакие угрозы самыми страшными карами за неявку на место сбора не способствовали тому, чтобы она исполнила свой долг перед государем и Ойчизной.
Забавно получается. Сигизмунд собирается воевать, выставляет условием мира перед Иваном заведомо неприемлемые условия, а в казне пусто, наемникам платить нечем, поветовая шляхта отнюдь не горит желанием класть головы, и вся надежда, выходит, только на магнатские почты. А много ли их, хватить ли их противостоять московитам, свирепые рати которых тьмочисленны, а собираются они по мановению государевой руки чуть ли не в одночасье? Ведь в Литве были хорошо осведомлены о том, что «царь и великий князь всегды наготове на коне сидит, а княжата и дети боярские живут по домом наготове, а как весть придет, где им царь и великий князь велит бытии, тут будут в три дни, а без застав у государя на украинах николи нигде не живет; а коли почуют воинского дела, и тогды воеводы многие стоят по украинным городом со многими людми. А коли войны не чаяти, ино по украинным городом многие ж воеводы со многими людми на годовых службах: без того у государя нашего николи не живет»! И с таким негодным оружием (а в том, что оно негодное, Сигизмунд не был осведомлен? Осмелюсь не поверить - еще в 1550 г. собственный секретарь Сигизмунда Венцеслав Миколаевич подал ему сочинение, в котором, пусть даже и с полемическим перегибом, но весьма нелицеприятно охарактеризовал готовность шляхты воевать, не говоря уже о том, что Стародубская война показала невысокую боеспособность посполитого рушения) великий князь Литовский собирался воевать с Иваном, который только что взял Казань, Астрахань, утеснил в собственных владениях единственного более или менее сильного союзника литовца крымского хана, да так, что тот сидел тихо, аки мышь под веником, а в 1562 г. Иван и вовсе начал налаживать дипломатические контакты с ханом и завел с ним разговор о мире и союзе. И при этом Сигизмунд еще и гарантировал ливонцам свою защиту и покровительство!
Но тогда на что рассчитывал Сигизмунд? И, размышляя над этой загадкой, вспомнил я два преинтересных момента. Первый связан с деятельностью боярина И.П. Федорова, который осенью 1562 г. в ответ на послание гетмана Г. Ходкевича своей волей отдает подчиненным ему русским войскам в Ливонии «стоп-приказ», явочным порядком устанавливая перемирие, и ходатайствует перед боярами и Иваном о возобновлении переговоров о мире.
Григорий-Рыгор наш Ходкевич:
Второй же момент связан с «полоцким взятьем». Я уже писал о том, что осажденный город так и не получил никакой помощи извне, и после того, как Полоцк пал, у Сигизмунда не было сколько-нибудь серьезных сил, способных отразить русское наступление вглубь территории Великого княжества, буде оно воспоследует (а в том, что оно должно было быть, вряд ли стоило сомневаться - сама логика ведения войны требовала «ковать железо не отходя от кассы»). Но наступление не состоялось ,хотя, судя по всему, оно готовилось, да и в самой Литве ползли и множились «слухи грозные, ужасные! Наступают банды красные». А все почему? А потому, что Ходкевич да оба Радзивилла отписали до бояр, чтоб те «князь Ивана с товарыщи государя на то наводили, чтоб государь на розлитье крови христьанские не стоял, а миру и покою с королем похотел». Бояре и рады были стараться, «учиняся все бояре поспол били челом государя царя и великого князя брату князю Володимеру Ондреевичу, чтоб он с ними вместе бил челом государю. И князь Володимер Ондреевич с ними з бояры били челом брату своему государю царю и великому князю, чтоб государь похотел з братом своим королем любви и доброго пожитка» И подписались под сим делом влиятельнейшие бояре и воеводы - И.Д. Бельский, И.Ф, Мстиславский, В.М. Глинский, П.И. Шуйский, И. П. Яковля. Какое трогательное единение бояр самых разных кланов о мире и непролитии христианской крови! Мог ли Иван устоять перед такой просьбой? Нет, конечно, не устоял, и боевые действия были остановлены. Что было дальше - нет нужды рассказывать.
Радвизил Рыжий:
P.S. И если бы этот сюжет был только один. Но ведь точно также были остановлены боевые действия и в Ливонии летом 1558 г., когда, казалось, перед победоносными русскими войсками ничто не могло устоять, однако ж… Вот после этого и думай, что хочешь, и поневоле склоняешься к конспиролухии и к тому, что Иван имел все основания считать поведение бояр изменой. Вот такие вот несерьезные размышления о серьезном на сон грядущий после агрофитнеса.
И напоследок, как бонус, Радзивил Черный:
