Следы невиданных зверей...
Книг о ранней истории церкви много. Но практически все авторы, пишущие о первых христианских общинах, библейской археологии, отцах церкви и прочих близких к теме вещах, солидарны в одном: никаких материальных следов раннего христианства ни в Палестине, ни в других частях древнего мира не существует. Означает ли это, что история становления церкви придумана от и до? Ничуть не бывало! Признавая отсутствие христианства в археологическом пласте исследований, ученые мужи и жены ничтоже сумняшеся рассказывают занимательнейшие истории о конфликтах отцов церкви, их фундаментальнейшем литературном наследии, иудейской составляющей раннего христианства и т.д., и т.п. Высказываются убедительнейшие предположения, что отец церкви Х лично был знаком с дочерью/сыном/братом/сватом/секретарем первоапостола Y и от него получил сведения о евангельских или околоевангельских событиях. Короче говоря, следов нет, но они есть. И всем это должно быть ясно как дважды два. Как такое может быть? Очень просто. За примерами далеко ходить не надо.
Вот типичные цитаты из очень даже хорошо написанной книги:
Л.А. Беляев, Н.Я. Мерперт, «От библейских ценностей к христианским. Очерки археологии эпохи формирования иудаизма и христианства», М., 2007.).
Цитата №1:
«В течение первых 200 лет н.э. мы не имеем никаких материальных следов христианства ни в Палестине, ни за ее пределами. Маленькие островки христианских общин, возможно, существовали в городах, но совершенно тонули в море язычества: общины, фиксируемые в ранневизантийский период, возникли в местах, не дающих для II-III вв. никаких следов христианства. Почитаемые христианами места Палестины в пределах I в. до н.э. - I-IV вв. н.э. обычно обнаруживают при археологическом исследовании три стадии: ранние структуры, связанные с иудейской традицией; превращение их на два-три столетия в языческие святилища; за чем следует христианизация византийского периода. Попытки доказать, что их традиционное почитание восходит к периоду изначального христианства, то есть к апостольской эпохе, до сих пор не были успешными, несмотря на упорные попытки ряда ученых (в основном ученых францисканцев из числа Хранителей Святой Земли) выявить слои и памятники т.н. «иудео-христианского» периода, и даже определить их символику (итоговая работа: Bagatti 1971/84; обзор и критика: Taylor 1993; дискуссия: Manns 1993)». Стр. 191-192.
Авторы говорят абсолютно правильные вещи. Казалось бы, все определенно: на нет и суда быть не может. Однако никаких выводов не делается. И честное признание повисает в воздухе. То есть отсутствие христианства налицо, но в принципе оно есть! Сомневаться в этом не приходится! И Ириней Лионский уже есть, и он мало того что обличает многочисленные ереси (откуда бы им взяться?), так еще и называет (впервые в истории) все четыре канонических евангелия. Но самое удивительное, что опусы сего отца церкви распространялись с поразительной для древнего мира быстротой и в невообразимом ареале. Так и хочется спросить: а для кого писал Ириней? Для тех, от кого материальных следов - ноль? Если ничего из той эпохи не сохранилось, как пережили это время рукописи епископа Лугдунумского? А ведь помимо Иринея были еще и Папий Иерапольский, и Ориген, и Маркион, и Поликарп, и прочие авторы. Они для кого и от чьего имени выступали? Каким образом их тексты дошли до нас, если они фактически никому не были нужны? Не стоит забывать, что до промышленной революции в Европе, когда появилась нужда в грамотных специалистах, подавляющая часть народонаселения не умела ни читать, ни писать. (Трогательные сказки о поголовной грамотности отдельно взятых анклавов на территории Древней Руси можно оставить на совести тех, кто эти псевдопатриотические байки травит.) В античном мире лишь единицы могли позволить себе заниматься литературой. И ровно те же немногие имели время на осмысленное чтение чего-либо. Так откуда же в первые века христианства такое количество писателей и читателей христианских и околохристианских опусов? Откуда такая бурная реакция отцов церкви на еретические произведения, которые могли прочесть от силы 1,5 человека? Откуда такие красоты стиля, если оценить всю глубину различий между еретическим и ортодоксальным под силу было лишь упомянутым отцам? А между тем, как мы помним, никаких материальных следов христианства археологам найти так и не удается. Дальше - больше. После возвышенной и утонченной античности наступает полудикое Средневековье, когда, казалось бы, поддерживать литературные традиции совсем некому и незачем. И это справедливо в отношении любых письменных источников, кроме... правильно, кроме Библии. То есть в первые века нашей эры огромное количество авторов пишет как бы в пустоту, создавая будущее церковное Предание, а потом возникшие из ничего огромные общности христиан умножают написанное во времена, когда вся остальная литература просто исчезает. При этом никого не смущает, что для элементарного сохранения источников необходимо было найти не просто грамотных переписчиков, а грамотных переписчиков-христиан, владевших греческим и латинским языками и имевших достаточно свободного времени для копирования Писания и трудов Отцов Церкви.
Цитата №2:
«Как ни говори, а памятники древнего, доконстантиновского, христианства, конечно, существуют. Только они обнаруживаются в основном вне Палестины, и к тому же погружены в «нехристианский» контекст, из которого их зачастую нелегко вычленить». Стр. 195
То есть, выражаясь по-русски, отделить христианское от всего остального не представляется возможным, а если и представляется, то с тремя тысячами оговорок, интуитивно и вообще не всегда. Причем ритуальные танцы, совершаемые в момент обсуждения этих находок, не дают возможности вообще понять, из-за чего собственно такая радость на всех нагрянула. Ну, а про «вне Палестины» и говорить как-то странно: христианство в Палестине вообще не ночевало. Зато памятники вне ее «конечно, существуют». Кстати, Вы не забыли, что в цитате №1 материальных следов еще не существовало? Так вот-с, теперь они уже обнаруживаются «в основном вне Палестины». Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...
Цитата №3:
«Большинство еврейских надписей Рима (всего их около 600) написано в III-IV вв., причем 79% (470) по-гречески и 21% по-латыни. Их обычнейшие формулы: «здесь лежит» и «он/она покоится в мире». Семитические не составляют и одного процента, а целиком семитических среди них всего 2 (общее число 12, вместе с нечитаемыми фрагментами и добавками типа «Шалом» к иноязычным текстам). Полные: «Анниа, приемный сын Бар-Калабрии», другие фрагментарны; «Исидора, дочь ... иудеев» и т.п. См. Bengtsson 2001».
Стр. 188.
В этом коротеньком отрывке - вся ТИ (фас/профиль). С правой рукой, не знающей, что сочиняет левая, и лингвистической кашей в голове. С мифологемами, однажды твердо заученными и перманентно демонстрируемыми по случаю и без оного, не позволяющими взглянуть на мир хоть сколько-нибудь объективно. Короче, вот она, история, написанная по принципу «хотите верьте, хотите нет, другой не будет».
Ну, казалось бы, если все надписи на греческом и латыни, почему они еврейские? Потому что там есть имена типа Исаак или Иаков? Так возьмите списки с именами русских православных крестьян 19-го века, там будут и Иосиф Абрамов, и Моисей Яковлев, и Симон Матвеев. Никакого отношения к евреям они не имели, а имена могут быть у кого угодно какие угодно, тем более что Священное Писание никто в России не отменял. Мысль о том, что в Риме жили латиняне с нелатинскими именами (или латиняне, исповедовавшие иудаизм) в голову авторам опуса не приходит. Ровно так же, как не посещает историков-фантастов сомнение относительно предлагаемых датировок «еврейских надписей». А ведь для средневекового Рима кошерные имена поди уже не были редкостью!? Кстати, а что это были за нелатинские (еврейские) имена? В качестве примеров авторы приводят эпитафии со следующими прозвищами: Юлиан, Анастасия (мужское имя), Домна, Целий Квинт и проч. Что ж, типично еврейские имена. Ага-ага. Да еще и записанные на греческом и латыни! Тут уж точно пахнет синагогой.
Возможно, семитский характер эпитафий определялся еще как-нибудь? Ну, по меноре там или по иной религиозной символике. Так авторы тут же доверительно сообщают, что «в большинстве случаев фрагменты саркофагов из еврейских катакомб не несут вообще никакой иудейской символики», а если и несут, то сами саркофаги все равно обычные, языческие. Бац, опять мимо.
А что же остается? «Шалом» и «Бар-Калабрия»? Ну, хорошо. Шалом можно и посчитать, хотя слово это, как вежливо разъясняют авторы книги, «добавлено еврейскими буквами» (то есть, судя по всему, его на саркофаге изначально не было).
А вот «сын Бар-Калабрии» - это пять. Даже пять с плюсом. Просто сразу хочется потребовать исполнения чего-нибудь сходного на бис. Особенно это замечательно смотрится в сочетании с III-IV вв. н.э.
Очевидно, по мнению авторов, само имя Калабрия является типично еврейским. И звучит так же гордо, как Мойша, Ицхак или Иешуа. Отчего это имя созвучно с итальянским топонимом, специалисты скромно умалчивают, но, наверное, для них все ясно как дважды два. Итак, Калабрия. Когда могло возникнуть на историческом небосклоне это имя?
Согласно данным традиционной истории, топоним Калабрия появляется только в византийский период, причем не ранее 9-го века (что, честно говоря, тоже сомнительно), а уж княжество с таким именем существует лишь с 11-12 вв.
И получается... получается, что упомянутый «сын сына Калабрии» (кем бы он ни был) вряд ли мог оказаться в римских катакомбах ранее 9-го века нашей странной эры. Да если бы и оказался, был бы записан не сыном калабрийца, а сыном брутта, ибо, как гласит ТИ, гордыя жители Лацио именно этим нелестным именем обзывали жителей будущей Калабрии (прим.: брутты - от латинского слова со значением «грубый, нецивилизованный»).
Можно было бы, конечно, цитировать еще, но, полагаю, и этих трех фрагментов достаточно. При полном отсутствии всякого присутствия библейские ценности иудаизма превращаются в историю ранней церкви. И все довольны. Евреи - своей причастностью истории великого Рима и возможностью оставаться иудеями даже в катакомбном режиме. Церковь - своим провенансом: ведь непрерывность ее фиксируемой истории так очевидна! Ученые довольны проделанной работой и фундаментальностью своих изысканий. Книгоиздатель - что его книги покупают...
Вот оно - удовольствие от хорошо сделанной работы. Вот оно!