2. Бремя власти
В России с давних пор бытуют два полярных мнения о власти:
В одном случае власть считается «единственным европейцем», который наводил порядок в стране, полной «пьяных бородатых казаков». В другом - ужасной азиатской тиранией, которая измывается над бедным народом. Оба мнения были в русском обществе и до революции, при этом причудливо пересекаясь с течениями «славянофилов» и «западников» по принципу кругов Эйлера.
Например, два условных славянофила могли иметь совершенно разные мнения - один считал, что всё русское - это хорошо, и русский царь - защитник народа, а второй - что всё русское -это хорошо, но царь - тиран и угнетатель народных масс.
Или, наоборот, два западника могли считать, что надо брать пример с остальной Европы, но при этом один считает, что царь - оплот цивилизации, ибо несёт свет просвещения на тёмный русский народ, а второй - что царь есть оплот азиатчины, которому нет места в приличном обществе.
Словом, в умах царил и продолжает царить полнейший постмодерн.
Истина, как обычно, была даже не посередине, а перпендикулярно и вообще в другом месте.
Недавно во время посещения одной из свежеотремонтированных московских библиотек мне попалась среди «новых пополнений» книга «Бремя власти. Казанское губернаторство первой половины XIX века» за авторством Алсу Назимовны Бикташевой - выпускницы Казанского университета, а ныне профессора истории НИУ-ВШЭ в Москве.
Недолго думая, я сразу взял книгу в оборот. С учетом фамилии и нынешней политики властей Татарстана, я ожидал довольно тенденциозную подборку в стиле ленинских работ про «русских держиморд».
Каково же было моё удивление, когда буквально с предисловия приходит понимание, что это настоящая научная работа, причем автор не просто делает серьёзное исследование, а буквально «болеет темой».
Небольшая цитата из предисловия:
«В научной литературе административная система Российской империи часто предстаёт как пространство монолога верховной власти. От её лица звучат законы Сената, приказы и распоряжения министров, её желаниями объясняются действия должностных лиц империи. При признании изначальной субъективности монарха и его окружения государственная машина и впрямь выглядит алогичным и нежизнеспособным организмом, где назначения случайны, карьеры причудливы, а намерения оторваны от реальности. Между тем изучение всей совокупности исторических текстов, зафиксировавших практическую деятельность и повседневные за¬ боты казанских губернаторов первой половины XIX в., убеждает в том, что империя была пронизана диалогами власти с обществом и властей разного уровня друг с другом. Участниками обсуждения проблем губернского управления становились: император, олицетворявший «верховную власть»; центральные органы, отождествлявшиеся с «мнением» Сената и Комитета министров; сенатские ревизоры; служащие министерств и различных ведомств. В помещичьих губерниях, где власть делилась на коронную и корпоративную, в этот диалог вступали губернские и уездные предводители дворянства, а также частные и должностные лица, обращавшиеся с доносами и жалобами в вышестоящие инстанции и непосредственно к императору. В результате изучаемое коммуникативное поле может оказаться тем фактором, который корректировал и адаптировал правительственную линию к обстоятельствам и реалиям отдельного региона или даже одной губернии. Губернатор как центральная фигура нашего повествования избран не случайно. Его служебная деятельность порождала плотную паутину взаимодействий с центральной властью, местными учреждениями и частными людьми. Эффективность губернского управления зависела от установившихся взаимоотношений назначенного чиновника с близкими ко двору аристократами, местным дворянством, губернским прокурором, жандармским штаб-офицером и прочими «большими» и «малыми» лицами. Немаловажную роль в этих отношениях играли его семейные и обретённые по предыдущей службе связи, избранный «хозяином губернии» стиль руководства, сложившаяся расстановка сил и групповые интересы, компетентность лиц из его «команды»: правителя канцелярии, советников правления, чиновника особых поручений. Изучая административный опыт на уровне губернии, постоянно наталкиваешься на очевидное расхождение между предписанными законами нормами и реальной практикой властвования. Из за¬ фиксированных в исторических текстах свидетельств становится ясно, что наряду с официальной стороной власти, закрепленной в статусе, полномочиях, финансовом обеспечении сановника, существовала её неофициальная сторона, не прописанная, но хорошо известная современникам. Анализ архивных и опубликованных документов демонстрирует разнообразие средств вмешательства во властные полномочия губернаторов, вскрывает конфликты, вы¬ ходящие за пределы институциональных отношений, подводит к пониманию слагаемых эффективности управления губернией.»
Не буду пересказывать содержание всей книги - она весьма увлекательна, так как автор разворачивает перед нами не просто сухой научный труд, а переплетения политики и конкретных людских судеб с течением времени. Причем одни и те же персонажи могут появляться в разных местах и с разными ролями. Это, конечно, не детектив, но местами похоже на художественное произведение - например, совершенно реальный расклад на начало 19 века - губернатор из-за обвинений местного дворянства под следствием Сената пытается восстановить своё доброе имя, местный руководитель дворянства старается везде посадить нужных людей, опытный администратор из старой команды, член общества любителей русской словесности и одновременно масон пытается ему противостоять. И их схватка продолжается ГОДАМИ, с привлечением сенаторов, министров и даже лично Императора.
Вообще, если говорить о Российской Империи того времени, то введение губернской системы было абсолютным благом. Она позволяла, с одной стороны, управлять достаточно монотонной по этническому составу, но весьма разношерстной по устройству империей, т.е. применялся некий синтез «французского» и «британского» подходов - от французов взяли унификацию и стандартизацию, а от британцев - дифференциацию и адаптацию системы под конкретные условия функционирования.
Казанская губерния в этом смысле как раз хороший пример «ведущей»- ибо это была развитая аграрно и промышленно великоросская губерния с небольшими анклавами этнических меньшинств, с развитым местным дворянством (с династическими связями в Москве и Петербурге), а также сильным земством - и потому позволяла делать многое, чего нельзя было реализовать, скажем, на Кавказе или в Восточной Сибири просто из-за внешних условий.
Особенно хороша книга тем, что после прочтения становятся понятны принципы функционирования тогдашней системы государственного управления. Что царизм - это не просто «царь, дворяне и крестьяне», как писали во многих вульгарных советских учебниках. Это была сложная система, где сдержки и противовесы постоянно совершенствовались.
При этом, как ни странно, местное дворянство далеко не всегда было «опорой царя» - часто всё было как раз наоборот. Дворянская корпорация действовала в первую очередь в своих интересах, а в интересах короны - по остаточному принципу.
При этом губернский предводитель дворянства имел высокий чин в табели о рангах, а также был человеком весьма влиятельным: заседал во всех коллегиальных органах власти, имел право обращаться через голову губернатора в вышестоящие ведомства в Петербурге, мог воздействовать на кадровую политику в аппарате губернатора и ведомственных учреждениях.
Что особенно важно - должность была выборной, т.е. за ним стояло дворянское большинство, что по тем временам политически означало де факто «всю губернию».
Иерархически в усредненной губернии XIX века был эдакий «триумвират»:
- губернатор, назначенный из Петербурга
- губернский предводитель дворянства (представитель местных элит)
- прокурор (был в основном в роли «разрешателя споров», ибо даже гражданский чин имел сильно ниже двух других)
Также на процесс принятия и исполнения решений могли влиять:
- земские руководители
- глава местного филиала 3 отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, т.е. руководитель местной контрразведки
- аппарат губернатора, аппараты по другим ведомствам (суды, полиция, городское управление и т.д.)
И всё это замыкалось на формальные и неформальные связи всех участвующих на Петербург и (в меньшей степени) Москву: на генерал-губернаторов, министра внутренних дел (пост реально соответствовал уровню премьер-министра), Сенат, СЕИВК, на правящий Дом и иногда даже лично на Императора.
При этом Сенат, который со времен Екатерины заведовал проверкой губерний на предмет злоупотреблений, постоянно совершенствовал методики и способы инспекций регионов, а на такие инспекции ездили лично сенаторы, иногда даже по двое. А способ контроля управления через реакции на жалобы людей в злоупотреблениях - успешным способом легитимации монарха в народе.
Может показаться на первый взгляд, что губернатор и предводитель дворянства решают свои политические вопросы, а у простых русских крестьян или мещан нет голоса. «Князь с графом поссорился, а у холопов чубы трещат».
Однако это не так. Голос у них был, и даже использовался в аппаратных играх как предлог травли конкурента, и далеко не всегда «справедливо». Как было и представительство в присутственных местах.
Другое дело, что это слабо влияло на «большую политику». Наверно, это достаточно логично в условиях монархии и довольно малограмотного населения, особенно на селе. Однако, как мне представляется, это послужило одной из причин «недозрелости» русской нации к первой мировой войне и последующим событиям в 1917 году. Общественные процессы были запущены, но слишком поздно, и просто не успели за стремительно менявшимся миром. В то же время опора на русскую нацию как источник власти монарха могла бы сильно изменить ситуацию.
В этом контексте любопытно участие русского масонства в первой половине 19 века. Специально оно не рассматривается, но эпизодически проявляется по ходу исследования.
Исходя из того, что известно - влияние вольных каменщиков оказывается безусловно положительным. Люди проповедовали гуманизм, просвещение и т.п. (стандартные «базовые» масонские вещи), осуществляли подготовку кадров для администраций разных уровней, из-за чего даже возник конфликт поколений между «старыми» губернаторами, которые правили «по наитию», и новым поколением, условными «технократами», которые считали, что профессионализм если не важнее, то находится в том же приоритете, что и лояльность/наличие протекции в столице.
Однако, судя по всему, из-за сильных позиций аристократии в РИ масонство тут было достаточно серьёзным, но примат был у кровных связей, а не у закрытых обществ. Поэтому в итоге оказалось, что масонство было даже не столько «дочерним» по сравнению с Западной Европой, сколь «неглубоким». Т.е. на «просвещение» энтузиазма хватало, а вот novus ordo seclorum никто уже особо не хотел. Собственно, а зачем тебе менять мировой порядок году эдак в 1830-м, если ты, положим, светлейший князь, в родстве с Императорским Домом, и играешь в карты с Великим Князем каждый четверг. ЧЕГО ТУТ МЕНЯТЬ ТО? Тут наслаждаться надо!
Разве что самому захотелось усесться попой на престол, но тут никакой идеологии и масонства не нужно, а нужен сговор с недовольными членами правящей династии и два преданных гвардейских полка :)
Т.е. мне представляется, что русское масонство в первой половине XIX века было не очень влиятельным в политическом смысле, преимущественно «дочерним» в смысле неформального подчинения европейским ложам (хотя и не всегда), однако было, безусловно, масонством национальным и имело мало общего с манкуртами типа ВВНР в начале XX века.
Резюмируя впечатления по книге - всем очень рекомендую, историческая фактура очень сочная. Полезно и для понимания прошлого русской истории, и просто как интересное чтиво для развлечения ума.
P.S. Было бы интересно услышать мнение уважаемого salery по этой работе.
В одном случае власть считается «единственным европейцем», который наводил порядок в стране, полной «пьяных бородатых казаков». В другом - ужасной азиатской тиранией, которая измывается над бедным народом. Оба мнения были в русском обществе и до революции, при этом причудливо пересекаясь с течениями «славянофилов» и «западников» по принципу кругов Эйлера.
Например, два условных славянофила могли иметь совершенно разные мнения - один считал, что всё русское - это хорошо, и русский царь - защитник народа, а второй - что всё русское -это хорошо, но царь - тиран и угнетатель народных масс.
Или, наоборот, два западника могли считать, что надо брать пример с остальной Европы, но при этом один считает, что царь - оплот цивилизации, ибо несёт свет просвещения на тёмный русский народ, а второй - что царь есть оплот азиатчины, которому нет места в приличном обществе.
Словом, в умах царил и продолжает царить полнейший постмодерн.
Истина, как обычно, была даже не посередине, а перпендикулярно и вообще в другом месте.
Недавно во время посещения одной из свежеотремонтированных московских библиотек мне попалась среди «новых пополнений» книга «Бремя власти. Казанское губернаторство первой половины XIX века» за авторством Алсу Назимовны Бикташевой - выпускницы Казанского университета, а ныне профессора истории НИУ-ВШЭ в Москве.
Недолго думая, я сразу взял книгу в оборот. С учетом фамилии и нынешней политики властей Татарстана, я ожидал довольно тенденциозную подборку в стиле ленинских работ про «русских держиморд».
Каково же было моё удивление, когда буквально с предисловия приходит понимание, что это настоящая научная работа, причем автор не просто делает серьёзное исследование, а буквально «болеет темой».
Небольшая цитата из предисловия:
«В научной литературе административная система Российской империи часто предстаёт как пространство монолога верховной власти. От её лица звучат законы Сената, приказы и распоряжения министров, её желаниями объясняются действия должностных лиц империи. При признании изначальной субъективности монарха и его окружения государственная машина и впрямь выглядит алогичным и нежизнеспособным организмом, где назначения случайны, карьеры причудливы, а намерения оторваны от реальности. Между тем изучение всей совокупности исторических текстов, зафиксировавших практическую деятельность и повседневные за¬ боты казанских губернаторов первой половины XIX в., убеждает в том, что империя была пронизана диалогами власти с обществом и властей разного уровня друг с другом. Участниками обсуждения проблем губернского управления становились: император, олицетворявший «верховную власть»; центральные органы, отождествлявшиеся с «мнением» Сената и Комитета министров; сенатские ревизоры; служащие министерств и различных ведомств. В помещичьих губерниях, где власть делилась на коронную и корпоративную, в этот диалог вступали губернские и уездные предводители дворянства, а также частные и должностные лица, обращавшиеся с доносами и жалобами в вышестоящие инстанции и непосредственно к императору. В результате изучаемое коммуникативное поле может оказаться тем фактором, который корректировал и адаптировал правительственную линию к обстоятельствам и реалиям отдельного региона или даже одной губернии. Губернатор как центральная фигура нашего повествования избран не случайно. Его служебная деятельность порождала плотную паутину взаимодействий с центральной властью, местными учреждениями и частными людьми. Эффективность губернского управления зависела от установившихся взаимоотношений назначенного чиновника с близкими ко двору аристократами, местным дворянством, губернским прокурором, жандармским штаб-офицером и прочими «большими» и «малыми» лицами. Немаловажную роль в этих отношениях играли его семейные и обретённые по предыдущей службе связи, избранный «хозяином губернии» стиль руководства, сложившаяся расстановка сил и групповые интересы, компетентность лиц из его «команды»: правителя канцелярии, советников правления, чиновника особых поручений. Изучая административный опыт на уровне губернии, постоянно наталкиваешься на очевидное расхождение между предписанными законами нормами и реальной практикой властвования. Из за¬ фиксированных в исторических текстах свидетельств становится ясно, что наряду с официальной стороной власти, закрепленной в статусе, полномочиях, финансовом обеспечении сановника, существовала её неофициальная сторона, не прописанная, но хорошо известная современникам. Анализ архивных и опубликованных документов демонстрирует разнообразие средств вмешательства во властные полномочия губернаторов, вскрывает конфликты, вы¬ ходящие за пределы институциональных отношений, подводит к пониманию слагаемых эффективности управления губернией.»
Не буду пересказывать содержание всей книги - она весьма увлекательна, так как автор разворачивает перед нами не просто сухой научный труд, а переплетения политики и конкретных людских судеб с течением времени. Причем одни и те же персонажи могут появляться в разных местах и с разными ролями. Это, конечно, не детектив, но местами похоже на художественное произведение - например, совершенно реальный расклад на начало 19 века - губернатор из-за обвинений местного дворянства под следствием Сената пытается восстановить своё доброе имя, местный руководитель дворянства старается везде посадить нужных людей, опытный администратор из старой команды, член общества любителей русской словесности и одновременно масон пытается ему противостоять. И их схватка продолжается ГОДАМИ, с привлечением сенаторов, министров и даже лично Императора.
Вообще, если говорить о Российской Империи того времени, то введение губернской системы было абсолютным благом. Она позволяла, с одной стороны, управлять достаточно монотонной по этническому составу, но весьма разношерстной по устройству империей, т.е. применялся некий синтез «французского» и «британского» подходов - от французов взяли унификацию и стандартизацию, а от британцев - дифференциацию и адаптацию системы под конкретные условия функционирования.
Казанская губерния в этом смысле как раз хороший пример «ведущей»- ибо это была развитая аграрно и промышленно великоросская губерния с небольшими анклавами этнических меньшинств, с развитым местным дворянством (с династическими связями в Москве и Петербурге), а также сильным земством - и потому позволяла делать многое, чего нельзя было реализовать, скажем, на Кавказе или в Восточной Сибири просто из-за внешних условий.
Особенно хороша книга тем, что после прочтения становятся понятны принципы функционирования тогдашней системы государственного управления. Что царизм - это не просто «царь, дворяне и крестьяне», как писали во многих вульгарных советских учебниках. Это была сложная система, где сдержки и противовесы постоянно совершенствовались.
При этом, как ни странно, местное дворянство далеко не всегда было «опорой царя» - часто всё было как раз наоборот. Дворянская корпорация действовала в первую очередь в своих интересах, а в интересах короны - по остаточному принципу.
При этом губернский предводитель дворянства имел высокий чин в табели о рангах, а также был человеком весьма влиятельным: заседал во всех коллегиальных органах власти, имел право обращаться через голову губернатора в вышестоящие ведомства в Петербурге, мог воздействовать на кадровую политику в аппарате губернатора и ведомственных учреждениях.
Что особенно важно - должность была выборной, т.е. за ним стояло дворянское большинство, что по тем временам политически означало де факто «всю губернию».
Иерархически в усредненной губернии XIX века был эдакий «триумвират»:
- губернатор, назначенный из Петербурга
- губернский предводитель дворянства (представитель местных элит)
- прокурор (был в основном в роли «разрешателя споров», ибо даже гражданский чин имел сильно ниже двух других)
Также на процесс принятия и исполнения решений могли влиять:
- земские руководители
- глава местного филиала 3 отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, т.е. руководитель местной контрразведки
- аппарат губернатора, аппараты по другим ведомствам (суды, полиция, городское управление и т.д.)
И всё это замыкалось на формальные и неформальные связи всех участвующих на Петербург и (в меньшей степени) Москву: на генерал-губернаторов, министра внутренних дел (пост реально соответствовал уровню премьер-министра), Сенат, СЕИВК, на правящий Дом и иногда даже лично на Императора.
При этом Сенат, который со времен Екатерины заведовал проверкой губерний на предмет злоупотреблений, постоянно совершенствовал методики и способы инспекций регионов, а на такие инспекции ездили лично сенаторы, иногда даже по двое. А способ контроля управления через реакции на жалобы людей в злоупотреблениях - успешным способом легитимации монарха в народе.
Может показаться на первый взгляд, что губернатор и предводитель дворянства решают свои политические вопросы, а у простых русских крестьян или мещан нет голоса. «Князь с графом поссорился, а у холопов чубы трещат».
Однако это не так. Голос у них был, и даже использовался в аппаратных играх как предлог травли конкурента, и далеко не всегда «справедливо». Как было и представительство в присутственных местах.
Другое дело, что это слабо влияло на «большую политику». Наверно, это достаточно логично в условиях монархии и довольно малограмотного населения, особенно на селе. Однако, как мне представляется, это послужило одной из причин «недозрелости» русской нации к первой мировой войне и последующим событиям в 1917 году. Общественные процессы были запущены, но слишком поздно, и просто не успели за стремительно менявшимся миром. В то же время опора на русскую нацию как источник власти монарха могла бы сильно изменить ситуацию.
В этом контексте любопытно участие русского масонства в первой половине 19 века. Специально оно не рассматривается, но эпизодически проявляется по ходу исследования.
Исходя из того, что известно - влияние вольных каменщиков оказывается безусловно положительным. Люди проповедовали гуманизм, просвещение и т.п. (стандартные «базовые» масонские вещи), осуществляли подготовку кадров для администраций разных уровней, из-за чего даже возник конфликт поколений между «старыми» губернаторами, которые правили «по наитию», и новым поколением, условными «технократами», которые считали, что профессионализм если не важнее, то находится в том же приоритете, что и лояльность/наличие протекции в столице.
Однако, судя по всему, из-за сильных позиций аристократии в РИ масонство тут было достаточно серьёзным, но примат был у кровных связей, а не у закрытых обществ. Поэтому в итоге оказалось, что масонство было даже не столько «дочерним» по сравнению с Западной Европой, сколь «неглубоким». Т.е. на «просвещение» энтузиазма хватало, а вот novus ordo seclorum никто уже особо не хотел. Собственно, а зачем тебе менять мировой порядок году эдак в 1830-м, если ты, положим, светлейший князь, в родстве с Императорским Домом, и играешь в карты с Великим Князем каждый четверг. ЧЕГО ТУТ МЕНЯТЬ ТО? Тут наслаждаться надо!
Разве что самому захотелось усесться попой на престол, но тут никакой идеологии и масонства не нужно, а нужен сговор с недовольными членами правящей династии и два преданных гвардейских полка :)
Т.е. мне представляется, что русское масонство в первой половине XIX века было не очень влиятельным в политическом смысле, преимущественно «дочерним» в смысле неформального подчинения европейским ложам (хотя и не всегда), однако было, безусловно, масонством национальным и имело мало общего с манкуртами типа ВВНР в начале XX века.
Резюмируя впечатления по книге - всем очень рекомендую, историческая фактура очень сочная. Полезно и для понимания прошлого русской истории, и просто как интересное чтиво для развлечения ума.
P.S. Было бы интересно услышать мнение уважаемого salery по этой работе.