Аркадий Гайдар: Возвращение Героя! (Часть 2)
Последняя тайна
Оказавшись с небольшими силами в районе, где, по его мнению, половина населения поддерживала «бандитов», Голиков уже в начале апреля 1922 года информировал командующего губернским ЧОНом о необходимости, по опыту Тамбовщины, введения против «полудиких инородцев» жёстких санкций, вплоть до полного уничтожения «бандитских» улусов. Заверяя командование в своей готовности ликвидировать «банды», он просил направить к нему для этой цели дополнительно восемьдесят красноармейцев. С появлением 18-летнего командира, в условиях бесконтрольности и из-за бессилия покончить с «бандитизмом», среди чоновцев участились случаи жестокого отношения к хакасскому населению. Избиениям и поркам подверглись некоторые жители улусов Барбаков, Подкамень и Балахта. В начале июня 1922 года врачом курорта «Озеро Шира» были зафиксированы побои у более пятидесяти жителей улуса Малый Кобежиков. Только по этой причине в «банду» Кулакова бежали двенадцать хакасов (44). С недоверием представитель военной власти относился к местным Советам, «изводившим» его, как сообщал он потом, «кипами жалоб и приговоров». Не сложились у него отношения и с уполномоченными губотдела ГПУ, которые, по его мнению, больше следили за поведением чоновских командиров и не занимались своими прямыми обязанностями - созданием агентурной сети. Голикову пришлось лично вербовать себе лазутчиков. При этом он обставлял свои действия такими устрашающими атрибутами, которые позволили Камову указать на наличие в его поведении «ненормальностей». 19 и 27 апреля комбат по подозрению в связях с «бандой» арестовал Ф.П.Ульчигачева и И.В.Итеменева, которые после избиения согласились стать его разведчиками. Им были выданы удостоверения, написанные на кусках материи и скреплённые кровавой печатью, и устроен побег.
[Читать далее]
Согласно объяснениям Голикова, для обеспечения агентурной работы в Балахтинском улусе он конфисковал шестнадцать «бандитских» коров, в обмен на которые Чебаковское отделение Губсоюза выдало ему пятьдесят аршин дефицитной тогда мануфактуры. С разрешения местных властей и под расписку комбата его красноармейцы для своих нужд в улусе Сулеков изъяли девять овец. Однако, судя по другим документам, чоновцы запомнились местным жителям своим мародёрством. Подвергшись раздеванию, красноармеец П.Мельников, в свою очередь, отбирал одежду, деньги, часы и табак у населения улуса Большой Арыштаев и рудничных посёлков. Если верить заявителям, таким же способом «самоснабжался» и его командир. Угрожая сожжением жилищ и расстрелом сопротивляющихся, Голиков с красноармейцами в одном из улусов Сулековского общества конфисковал у якобы «бандитских» семей самовар, швейную машинку, пальто, шаль, трёх коров, двух лошадей и девять овец, которые затем были отправлены в Чебаки, Сютик и Подкамень для передачи местным коммунистам. Из заявления жителя села Солёноозёрное В. Терскова следует, что Голиков, требуя сознаться в связях с «бандой», арестовал его и, имитируя расстрел, заставил заплатить за свободу 250 рублей золотом. Свидетели также показали: комбат, появившись 8 мая в селе Старая Дума, откуда чоновцы накануне выбили «банду», осуществлял обыски, угрожал жителям расстрелом. Пятьдесят же его красноармейцев в поисках «бандитов» обыскали все юрты улуса Сулеков и за два дня отняли у населения продукты, подвергли аресту и порке четырёх жителей, отобрав у них предварительно мануфактуру и изделия из серебра. Они же 15 мая в улусе Подкамень изъяли у одного из хакасов три кольца из драгметаллов.
В свои молодые годы комбат, жаловались очевидцы, появлялся пьяным среди красноармейцев и гражданских лиц, неоднократно посылал своего адъютанта Галеева в ближайшие селения за самогоном. На Пасху красноармейцы три дня пьянствовали, гуляя под гармошку, отобранную у «инородцев». Сложные отношения сложились у Голикова и с подчинёнными. Шестеро красноармейцев из вернувшегося с оперативного задания взвода, выказавших недовольство его поведением, были арестованы и при отправке в Форпост лишены своих вещей. 22 апреля командир этого взвода подал вышестоящему командованию рапорт, в котором обвинил комбата в развале своего подразделения.
Но главное - документы подтверждающие информацию Камова о причастности Голикова к расстрелу лиц. заподозренных им в «бандитизме». Согласно заявлению сдавшегося «бандита», в улусах Малый Кобежиков и Кобяков аресту были подвергнуты жители С.Кобежиков, П.Рудаков и Кобяков. Будучи выпоротыми, признались в хранении двух ящиков патронов, сотрудничестве с «бандой» в качестве наводчиков. 60-летнего и полуслепого Рудакова склонили к признанию своей связи с «бандой» не только физическим воздействием, но и обнаружением зарытых в земле вещественных доказательств якобы полученных от Кулакова мануфактуры и ценных вещей. Кобежиков спасся благодаря заступничеству местных властей, а Рудаков и Кобяков по приказу Голикова были расстреляны. 10 мая по заявлению жителей одного из улусов чоновцы арестовали секретаря сельсовета Ф. Сулекова, который якобы снабжал «банду» бланками документов. После избиения он согласился вывести их к становищу «бандитов». Но при попытке к бегству был лично ранен Голиковым и утонул в реке. 15 мая комбатом с двадцатью красноармейцами из улуса Подкамень в улус Итеменев был вывезен И.В.Янгулов. Будто бы он, проживая по подложным документам, выдавал себя за советского работника. Подкаменский сельсовет, заявив о его невиновности, опротестовал эту акцию чоновцев. Однако арестованный, сознавшись, что знает о местонахождении «штаба банды» Аргудаева, и пообещав Голикову вывести его отряд к нему, сумел бежать. По информации, исходящей от арестованного «бандита», на заимке были арестованы отец и сын Костюки, а в улусе Воротжул Г.Поросенов. Чоновцы заставили избитого старшего Костюка показать место, где находилась «банда». Когда же выяснилось, что она давно его покинула, Голиков приказал старика расстрелять. Младший же Костюк и Поросенов, вынеся избиения, согласились показать «бандитскую» стоянку, сами же ночью совершили побег. При этом последний был застрелен. В целом за май 1922 года по приказу и с участием Голикова чоновцы расстреляли и убили при попытке к бегству пятерых человек.
Расследование и наказание
Такое отношение к населению со стороны чоновцев и их командира вызвало озабоченность судьбой Голикова представителей местной власти. Жалобы на деятельность «Аркашки» поступали от Спириных в Ужур, Ачинск и Красноярск. Телеграмму с просьбой принять меры по спасению людей прислал заместитель председателя Усть-Фыркальского вод исполкома Коков. 3 июня 1922 года особым отделом губернского отдела ГПУ было начато дело № 274 по обвинению Голикова в злоупотреблении служебным положением. На место выезжала специальная комиссия во главпе с комбатом Я.А.Виттенбергом, которая, собрав жалобы населения, заключила свой отчет требованием расстрела бывшего начальника боеучастка. 14 и 18 июня Голиков был допрошен в ГПУ. Показав, что все расстрелянные являлись «бандитами» или их пособниками, он признал себя виновным лишь в несоблюдении при осуществлении данных акций «законных формальностей». Согласно его объяснению, оформлять протоколы допросов и расстрельные приговоры было некому. Начальник особого отдела Коновалов нашёл Голикова виновным в самочинных расстрелах и подлежащим заключению под стражу.
Однако к тому времени в ГПУ уже знали об отношении к дальнейшей судьбе Голикова его командования. Ещё 7 июня из штаба губернского ЧОНа в особый отдел была передана резолюция, начертанная командующим В. Н. Какоулиным: «Арестовать ни в коем случае, заменить и отозвать». По указанию президиума Енисейского губкома РКП(б) дело Голикова губотделом ГПУ 30 июня было передано в контрольную комиссию при губкоме для рассмотрения его по партийной линии. 18 августа партийный орган решил обсудить его на совместном заседании президиума губкома и КК РКП(б). 1 сентября 1922 года оно постановило перевести Голикова на два года в разряд испытуемых, с лишением возможности занимать ответственные посты.
Столь мягкий приговор свидетельствует не об отсутствии в действиях Голикова состава преступления, как заверяет в этом Камов, а лишь об общей практике наказания красных бандитов, об оправдательной тенденции.
Обобщая вышеизложенное, можно сделать следующие выводы. За столь короткий срок нахождения в Ачинско-Минусинском районе А.П.Голиков (Гайдар) не мог быть руководителем и «героем» ликвидации здесь «бандитизма». Не являлся он также и «карателем», автором преступлений, которые совершили до него иные. В то же время Голиков не отличался от других представителей красной военщины, способных перенести свою ненависть к вооружённому и сражающемуся противнику на окружающее население. Будучи психологически истощённым, находясь в состоянии постоянного стресса, являлся инициатором и участником расстрелов, других преступлений, характерных для Гражданской войны. Он был винтиком в системе террора, который оказался для РКП(б) решающим средством удержания власти.
Вместе с тем Гайдар, в отличие от многих лиц со сходным поведением, оказался болезненно совестливым человеком, для которого содеянное им в Хакасии обернулось жизненной трагедией. Подвижнический труд на литературном поприще и принятая за Родину сравнительно ранняя смерть на полях Великой Отечественной войны во многом искупают неправедные поступки его молодости.
Миф четвёртый: болезнь
Его уволили из армии, но не сразу. Им заинтересовался тогдашний министр обороны Михаил Васильевич Фрунзе. Два с лишним года Голиков продолжал получать жалованье командира полка, по тем временам значительное, и все виды лечения. Но полного выздоровления не произошло.
Лжеисторики пишут, что после Хакасии он стал психически больным человеком. Но он никогда не был психически болен. На самом деле в 1919 году во время боя взрывной волной его сорвало с седла. Упал он плохо - на спину. Получил сильную контузию головы. При спокойной жизни последствия падения могли не давать о себе знать долго. На войне болезнь заявила о себе через три года.
У него был обнаружен травматический невроз. Это не разрушение мозга, а периодическое нарушение кровоснабжения его клеток. Такие сбои способны приводить к кратковременным нарушениям поведения, но как только снабжение кислородом восстанавливается, человек до следующего приступа абсолютно здоров. Психика и способности не страдают. Сравните повесть "РВС" с "Чуком и Геком". Его дарование с годами только совершенствовалось.
Лжеисторики пишут, что Аркадий Гайдар полосовал себя бритвой, убеждая тем самым в его жестокости и склонности к соициду. Но, если у человека спазмирует только один сосуд, он ищет таблетку от головной боли. У Гайдара во время приступов одновременно сужалось несколько. Состояние возникало невыносимое. Чтобы прервать боль в голове, он вызывал боль в собственном теле. У врачей это называется "отвлекающей терапией".
Заявления лже-гайдароведов, что Гайдар покушался на собственную жизнь, что его поэтому регулярно увозили в Институт имени Склифосовского, не имеют никаких подтверждений.
Миф пятый: успех
Классические портреты улыбающегося Гайдара породили мнение о его ничем не омраченной жизни. О "пригретости властью". На самом деле судьба писателя была полна драматизма. До последних лет, будучи знаменитым, он оставался натуральным бомжем, не имея своего угла и рабочего стола. Жил и работал в домах творчества, пионерском лагере "Артек", уезжал на родину в Арзамас, ютился у друзей, снимал дачу в поселке Кунцево. Только в 1938 году Союз писателей выделил Аркадию Петровичу комнату в коммуналке в Большом Казенном переулке.
Печатался он много, но тогда существовала регрессивная система оплаты. Чем чаще выходило произведение, тем меньше был гонорар. Оплата могла опуститься до 5% от первоначальной. Когда Аркадий Петрович должен был получать орден, его жена Дора Матвеевна весь вечер штопала знаменитую гимнастерку. Идти в Кремль больше было не в чем.
Начиная с 1935 года, за исключением рассказа "Чук и Гек", у Гайдара не вышло в свет ни одного произведения, которое не подверглось бы остервенелой критике. Когда в 1935 году была опубликована повесть "Военная тайна", его обвинили в "идейных шатаниях". В шести номерах журнала "Детская литература" регулярно выходили подборки статей против повести. Писатель попал в больницу.
Когда вышла "Голубая чашка", тот же самый журнал встретил ее в штыки. Новая дискуссия продолжалась три с половиной года. Итогом стал запрет на дальнейшее печатание рассказа, наложенный наркомом просвещения Н. К. Крупской. При жизни Гайдара "Голубая чашка" больше ни разу не публиковалась.
После появления первых глав "Судьбы барабанщика" в "Пионерской правде" повесть была запрещена, ее набор рассыпан. Тут же был издан циркуляр. Все книги писателя в школах и библиотеках были собраны, вывезены и сожжены. В 1938-м Аркадий Петрович ждал ареста. Спасло его чудо. По давно составленному списку вместе с другими писателями он был награжден орденом, а список визировал сам Сталин. Все обвинения мгновенно отпали, книги Гайдара были заново отпечатаны громадными тиражами. Впервые, на короткий срок, он сделался состоятельным человеком.
История повторилась, когда "Пионерка" напечатала первые главы "Тимура и его команды". Мгновенно был послан донос. Повесть была запрещена. Писателя обвинили в попытке подменить деятельность пионерской организации им. В. И. Ленина подпольным детским движением. Повесть, Гайдара, редакцию "Пионерской правды" и отдел печати ЦК ВЛКСМ спасло высшее партийное руководство, которому стал известен скандал. Рукопись повести положили на стол Самому. Вождю история о Тимуре и его команде понравилась. Криминала он не нашел.
Кстати, в его произведениях и даже пубицистике мы ни разу не встретим имени Сталина, которому славословили весьма уважаемые мастера советской литературы.
Смерть Гайдара
Конец жизни Гайдара покрыт мраком... Он погиб в начале войны. Не было ни одного именитого писателя, который бы отправился именно воевать, а не только фронтовым корреспондентом.
Первое заявление с просьбой направить на фронт Гайдар подал 23 июня 1941-го. Военкомат отказал, как инвалиду Гражданской войны. Тогда Аркадий Петрович заявил ( но уже в редакции "Комсомолки"), что хочет попасть в район боевых действий в качестве корреспондента. Когда же он появился на передовой, под Киевом, всем стало очевидно, что он приехал воевать.
Вместе с бойцами комбата И.Н. Прудникова он ходил в немецкий тыл за "языками", подымался в атаку и в одном бою вынес из-под огня самого Прудникова, который потерял сознание от контузии. Перед падением Киева Гайдару предложили место в самолете, который улетал в Москву. Аркадий Петрович отказался. "Почему?" "Стыдно!" Сталин и Буденный бросили под Киевом лучшую тогда 600-тысячную армию. Но это были его читатели. Гайдар не нашел для себя возможным тоже их кинуть.
Находясь в глубоком немецком тылу, Гайдар услышал, что под деревней Семеновка в лесу собралось 3000 или даже 4000 бойцов. Он проник в лес и застал уныние, близкое к отчаянию. Не было продуктов, бинтов, не хватало даже воды. Но главное: никто не представлял, что делать дальше? В соседнем селе Гайдар отыскал комсомольцев. Те приехали на подводах и увезли часть раненых. После этого он стал искать в лесу людей, которым знакомы эти места, и нашел покалеченного капитана-сапера по фамилии Рябоконь. Тот разъяснил, как выйти из леса и куда безопасно двигаться. Вместе с летчиком-истребителем, полковником А.Д. Орловым, они сформировали три штурмовые колонны и с боем вырвались из леса, вышли к болотам, а там начали расходиться мелкими группами. В ту ночь Гайдару и Орлову удалось спасти более 3000 человек.
Вскоре группа окруженцев во главе с Гайдаром и Орловым нашла партизанский отряд. Лагерь и отряд оказались ненадежными. Орлов с частью бойцов и командиров направился к линии фронта, пришел к нашим и провоевал до конца войны. Гайдар идти с Орловым отказался...
Он задумал создать свой партизанский отряд, но уже армейского типа. Сегодня очевидно, что у бывшего командира полка Голикова-Гайдара была реальная возможность создать партизанское соединение раньше будущих дважды Героев Сидора Ковпака и Алексея Федорова. Оставалось только запастись провиантом на дорогу в Черниговские леса.
Утром 26 октября 1941года Гайдар с четырьмя товарищами возвращался с продуктовой базы во временный лагерь. Не доходя, сделали привал. Гайдар вызвался зайти к знакомому путевому обходчику попросить хлеба или картошки. Для этого поднялся на высокую железнодорожную насыпь и увидел засаду.
Оставалась возможность спастись. Для этого нужно было всего лишь рывком пересечь одноколейную насыпь. Гитлеровцы были готовы позволить партизану, который стоял на возвышении, уйти. Немцам были нужны "языки", а не трупы. Гайдар имел возможность совершить любое действие, но только одно.
- Ребята, немцы! - крикнул он.
Раздалась пулеметная очередь. Гайдар погиб, а четверо товарищей остались живы. Судьба двоих мне лично неизвестна. Лейтенант Сергей Абрамов, который сопровождал Гайдара 26-го числа, стал позднее главным подрывником у Ковпака. Другой лейтенант, Василий Скрыпник, дошел до Берлина.
источники: Борис Камов