Скачать статью:
lem.doc (99 Кб).
Кратко о статье: Станислав Лем в годы своей жизни разработал удивительно стройную и логичную систему, по которой можно классифицировать научно-фантастические произведения. В статье рассматривается, как можно использовать эту систему на примере «Меланхолии».
Станислав Лем. 1970 г.
Нагару Танигава. 2009 г.
Станислав Лем известен читателям, прежде всего как автор-фантаст. Тем не менее, он создал немало произведений, не относящихся к художественной литературе, где он выступал как философ, критик или ученый. В частности Лем написал двухтомное исследование фантастической литературы, где разобрал как структуру и историю фантастики, так и все типичные темы фантастических произведений.
Речь о книге «Фантастика и футурология», наверное, одном из наибольших и наименее известных произведений писателя. Лем так внимательно изучил фантастическую литературу, что даже книги современных фантастов затрагивают те проблемы и выбирают те сюжеты, которые уже разобраны более тридцати лет назад.
Таким образом, эту книгу можно использовать и для анализа современных фантастических произведений. В частности, «Фантастика и футурология» содержит подробное исследование тем, которые развивает «Меланхолия».
То есть появляется возможность изучить и «Меланхолию» теми способами, которые использовал сам Станислав Лем.
Правда, следует оговориться, что Лем решал более широкую задачу. Он не только проводил критическое исследование фантастической литературы, но и пытался выяснить ее познавательную ценность, ее возможность предсказывать развитие общества и техники, а также эволюцию человека.
Вот как сам Лем представляет строение своей работы:
- Структуры: Язык произведения. Мир произведения. Структура литературного творчества.
- Писатели-читатели: Введение в социологию писателей, издателей, и читателей.
- Проблемные области: Катастрофа. Метафизика. Секс. «Новая волна» (в НФ и т. д.)
То есть эта работа куда шире, чем задача исследования конкретного произведения которая ставится в этой статье. Поэтому не все части «Фантастики и футурологии» могут пригодиться для такой работы.
Так, третий пункт (второй том) будет куда полезнее, чем первые два. Придется обойти места, затрагивающие проблемы социологии и футурологии. Однако начать все же нужно именно с первой книги, которая в основном касается теоретических вопросов.
Начинают здесь, обычно с проблемы жанров. Лем говорит, что, приступая к чтению, люди, прежде всего, обращают внимание на жанр:
«Начиная чтение любого текста, обычный читатель, даже без философской подготовки, совершает определенную мыслительную работу по рефлекторной классификации произведения»
Поскольку эта работа посвящена разбору по принципам, которым следовал Лем, его взгляды на признаки жанров помогут определить и жанровую принадлежность «Меланхолии».
Вопросы жанровых границ Лем исследует в главе «Сравнительная онтология фантастики».
Онтология - это теория бытия, в данном случае это конструкция мира литературного произведения. Лем выделяет следующие разделы фантастического: сказки, фэнтези, ужасы (horror story) и научную фантастику.
Как о важном способе различий между ними Лем говорит об эмпиричности. Эмпиричность в литературном произведении, это наличие какой - либо научной или наукообразной теории, которая объясняет происходящее в мире конкретного произведения. Причем, теория может быть ошибочной, но главное, чтобы она сохраняла научный вид и доминировала в произведении, то есть, не допускала ненаучных или совсем мистичных толкований.
По словам Лема, сказка не ставит задачи какого либо толкования происходящего. В сказке звери говорят или ковер летает без всякого объяснения, просто «потому что волшебные».
Фэнтези или литература ужасов, напротив, должны дать объяснение происходящему.
«По схемам фэнтези и хоррора читатель должен разобраться в явлениях, существующих в едином онтологическом порядке. Этот порядок может быть контрэмпирическим, как в новелле о вурдалаках. Но он должен быть единым».
То есть объяснение может не носить и следа научности, но оно должно быть, в отличие от сказки, которой вообще не нужно ничего объяснять.
Что же до научной фантастики то Лем говорит:
«Превращение фэнтези в научную фантастику основывается на «воэмпиричивании» чуда. Тогда оказывается, что ковер летает не потому, что он волшебный, а потому, что в него встроены антигравитационные устройства, и т. п. А растения гоняются за космонавтами потому, что так «развивалась биоэволюция» на этой планете»
Таким образом, если необычности получают научное объяснение или толкование имеющее хотя-бы облик научного, мы можем говорить о научной фантастике.
Правда, Лем предупреждает, что «...между научной фантастикой и фэнтези произведениям «позволено» колебаться. Позволено потому, что в фантастике, именуемой научной, гипотезы, на которых строится произведение, бывают настолько «притянутыми за уши», что переходят в состояние фантастичности уже совершенно контрэмпирической».
То есть, когда зайдет речь о научном объяснении, это не значит, что оно, в самом деле, строго соответствует какой-либо принятой в науке гипотезе.
Разговор пойдет о тех толкованиях происходящего в произведении, которые хотя-бы имеют научный вид.
Мы можем получить даже нечто среднее между научной фантастикой и фэнтезеи, или историей ужасов, когда в произведении возможно и эмпирическое и мистическое толкование. Тогда автор словно предлагает читателю выбор, между двумя толкованиями - кому что по душе.
Теперь, основываясь на этих воззрениях Лема, можно отнести «Меланхолию» к какому-то конкретному жанру.
Казалось бы, перед нами, несомненно, научно-фантастическое произведение. Никакого чудесного или мистического толкования фантастических событий в мире «Меланхолии» мы не видим. Когда Юки или Коидзуми объясняют конкретные явления (как в истории со сверчком) они строят наукообразные гипотезы. Они как раз «воэмпиричивают» чудо. Это говорит в пользу жанра научной фантастики.
Тут стоит повторить, что не важно насколько научны эти гипотезы, важно чтобы они выглядели и звучали как научные, имели научный облик и не допускали чудесных, волшебных или мистических толкований.
С другой стороны есть детали, которые не поддаются объяснению, например, сама природа способностей Харухи.
Юки, не знает, откуда у Харухи ее способности, поэтому, словно ученый, молчит там, где не видит логичного толкования.
Коидзуми, пытается дать свое объяснение, но оно не научное, а скорее философское. Он рассказывает про антропный принцип не с целью что-либо доказать, а лишь для иллюстрации «Существовать, значит быть воспринимаемым».
В девятом томе он и вовсе говорит, что гипотеза о Харухи-боге или любая другая не важна, но все равно они уверены, что свои способности они получили от Харухи. Но рационально свою уверенность они не объясняют.
То есть каждый конкретный случай находит в лице Юки и Коидзуми более-менее логичное объяснение. Но само происхождение этих необычностей, их главный источник - Харухи, природа ее сил, объяснения не получают. Возможно, автор приберег такое объяснение для эффектного финала, когда придет время рассказать обо всех причинах и тайнах, которые были от нас скрыты.
Тем не менее, видно как в «Меланхолии» эмпирические объяснения (или имеющие вид эмпирических) соседствуют с теорией Коидзуми, которая с научностью не дружит. То есть, частично произведение строится на контрэмпирических теориях (толкование Коидзуми), частично - на эмпирических (как объяснения Юки).
Казалось бы, тут и наступает тупик, который не позволяет точно определить жанр произведения.
Однако здесь можно пойти вслед за Лемом и увидеть, что «Меланхолия» имеет много общего с книгами Филипа Дика. А его произведения Лем выделял в особую разновидность.
Лем переходит к Дику в разделе «Эпистемология фантастики». Эпистемология - то есть, теория познания (гносеология). Именно в этом разделе Лем переключается на футурологию и решает, насколько фантастика и футурология могут служить познанию будущего развития техники, общества и человека.
Как хороший пример познания последствий развития одной из технологий, Лем приводит творчество Филипа Дика. Речь идет о фантоматике, то есть, виртуальной реальности. Лем считает, что именно Филип Дик заметил и достоверно описал последствия использования фантоматической технологии.
Но нам интересно, какие признаки произведений Дика заставили Лема выделить его книги в особую разновидность фантастического, которую он называл «фантастика второго уровня». Вот как сам Лем об этом пишет:
«Фантастика первого уровня - это роботы, андроиды, телепаты, параллельные миры, путешествия во времени и т. п. Фантастика второго уровня из вышеперечисленных элементов конструирует фантастические системы, возведенные в новую степень».
Как пример Лем приводит произведение Дика «Солнечная лотерея», где группа телепатов, охраняющих правителя, борется с покушающимся на него андроидом. Он подробно пересказывает сюжет произведения, но нам важен его вывод:
«Таким образом, фантастика второго уровня структурно основывается на том же, чем руководствуются при конструировании комплексных сценариев в футурологии. Берутся фантастические или предикативные элементы, составляющие первый уровень конструирования, а затем они выводятся на следующий, более высокий уровеньвзаимодействия»
Телепаты и андроиды обычно выступали базой для фантастических произведений. То есть, автор брал телепатов и писал произведение, посвященное только телепатам. Дик же сделал из этих отдельных фантастических идей (в данном случае - телепаты и андроиды) строительные кирпичики, сложив из них произведение более высокого уровня.
Разве не построена «Меланхолия» на том же принципе? Путешествия во времени, экстрасенсы, роботы, созданные инопланетянами, это ведь основы для отдельных произведений. Но автор собрал их вместе, создав между ними особое взаимодействие.
Конечно, мало просто взять образы, созданные фантастикой и смешать их в одном произведении. Важнейшее слово в лемовском определении фантастики второго уровня - это «следующий, более высокий уровень взаимодействия».
Фантастические элементы «Меланхолии» и «Солнечной лотереи» (андроидов, телепатов, путешественников во времени) что-то заставляет взаимодействовать между собой. В «Солнечной лотерее» это машина-генератор случайных чисел. Она позволяет хозяевам андроида обмануть защиту телепатов, потому что случайно меняет управляющих андроидом людей и вся информация, которую телепаты узнают, теряет смысл, когда управление принимает новый человек.
В «Меланхолии» фантастические элементы взаимодействуют между собой благодаря Харухи, которая по своим признакам и способностям, скорее всего, не является человеком. Ее нечеловеческую сущность доказывает сама традиция построения таких персонажей, как Харухи.
Но об этом чуть позже, здесь нам важно отметить, что составные части фантастики первого уровня нуждаются в некоем связывающем, организующем их элементе, который заставляет их по-новому сотрудничать или бороться между собой.
В «Меланхолии» такой элемент - Харухи, а в «Солнечной лотерее» - машина. Но это лишь внешняя разница, они выполняют одинаковую функцию, которая и поднимает эти произведения до «фантастики второго уровня».
Лем коснулся творчества Дика, рассуждая о виртуальной реальности. Эта тема, как ни странно, тоже связана с «Меланхолией». Японский и американский авторы описали один похожий процесс.
Сравнивая творчество Дика, посвященное виртуальности (фантоматике) с произведениями других авторов (Уильям Хьёртсберг и Ричард Гейтс) Лем обращается к другому произведению - «Убик». Именно в этой книге, по мнению Лема происходит единственное что может происходить в мире, где широко применяют виртуальную реальность:
««Убик» Ф.К. Дика - это единственная известная мне научно-фантастическая повесть, где фантоматика делает именно то, для чего она и создана: разрывает единство мира. Расщепление реальности усугубляется по мере развития сюжета и, наконец, логически доводится до бесконечности вариантов»
Чуть дальше Лем уточняет:
«Сфера интересов Дика - это распад, а его повести начинаются с исходной гармонии и заканчиваются состоянием полной деструкции. Но это разрушение не сопровождается громами и молниями и вызвано не войнами и стихийными бедствиями, хотя Дик их тоже описывает. Здания, города, цивилизации, планеты превращала в развалины целая армия фантастов. Дик идет дальше: он разрушает реальность»
Рассматривая далее сюжеты «Теперь жди последнего года» и «Три стигмата Палмера Элдрича» Лем опять приводит примеры распадения реальности. Несколько раз он другими словами обращается к одному утверждению: «Фантоматика исключает саму возможность существования теста, позволяющего иллюзию отделить от реальности».
Распад реальности - вот что еще роднит произведения американского и японского фантастов. «Меланхолия» пример такого же развала действительности, как и книги Дика. Уже одно применение технологии путешествий во времени может вести к стремительному размножению «прошлых» и «будущих» времен, а также встречам главных героев со своими копиями из других эпох. Вспомним, например, сколько Асахин и Кёнов собралось в конце четвертого тома и как встречался сам с собой хирург Эрик Свитсент из «Теперь жди последнего года».
Без путешествий во времени не обходятся упомянутые книги Дика и «Меланхолия», что уже само по себе расшатывает единство миров этих произведений.
Но главная причина распада мира, это использование технологии (как в «Убике» где мозг замороженного покойника удерживается в ложной реальности) или веществ, (как в «Трех стигматах» или «Теперь жди последнего года») которые играют роль фантоматизатора. Именно благодаря их применению реальность теряет свое единство.
В «Меланхолии» роль фантоматизатора играют существа, которые способны менять реальность. Благодаря их деятельности мир произведения тоже множится и распадается.
Это как раз два примера ключевого элемента, который по-новому организует взаимодействие составных частей фантастики второго уровня, о чем говорилось выше.
Разница лишь в том, что распад мира в произведениях Дика заметен и очевиден. В «Меланхолии» все не так явно, потому что история растянулась на девять томов.
Тем не менее, уже в конце первого тома мы получаем типичный распад действительности. Кён вернулся из закрытого пространства Харухи, но не знает, был ли это сон, или все происходило на самом деле. Если он не спал, тогда вернулся ли он в наш мир или это уже переделанный мир, заново созданный Харухи?
«Это было только начало» - как написано в конце «Убика». В рассказе «Endless Eight» распад продолжается и усиливается. Оказывается, Харухи способна замкнуть время в промежутке двух последних недель августа. Герои смогли это заметить, но только когда прожили эти две недели уже несколько тысяч раз.
Они смогли выйти из этого кольца, но сама такая способность Харухи вызывает вопрос - если она смогла это сделать с двумя неделями, где гарантия что сами герои не живут в кольце из нескольких лет? Ведь такое кольцо распознать куда сложнее, на таком промежутке не успеет накопиться столько событий, чтобы вызвать множественные де-жа-вю.
Можно сказать, что в таком кольце Асахина тоже не смогла бы попасть в будущее. Но если кольцо охватывает и ее будущее? Тогда и происходит то, о чем говорил Лем - в фантоматизированных мирах нет теста, который отделил бы ложный мир от реального.
Разница лишь в том, что является источником иллюзий - фантоматизатором (виртуализатором). В книгах Дика это техника (как в «Убике») или наркотики (как в «Трех стигматах»). В «Меланхолии» роль виртуализатора играют существа, подобные Харухи. Таким образом, не важно кто выполняет роль конструктора реальности - техника, наркотик или человек. Результат всегда один - распад.
Распад продолжается по мере развития сюжета «Меланхолии». Во втором томе «Исчезновение Харухи Судзумии», выясняется, что конструировать миры может не только Харухи, но и Юки. Причем, у инопланетянки тоже получается мир, который от реальности отличить нельзя. Только Кёну она сохранила память, поэтому он смог заметить отличие.