Уппсала
Мы здесь вторую неделю.
В том году летом были несколько дней, долгие несколько дней, когда я думала, что буду жить в Швеции. Собственно, я и сейчас так думаю, просто надежды ни на кого, кроме себя.
Были первые невыносимые дни адаптации, когда не очень умная я согласилась на приглашение в гости и в этих гостях чувствовала себя примерно как у своей бабушки. Никогда раньше не видела вблизи гиперопеку, когда женщину почтенных лет трясёт ПТСР и бешеная тревога, и поэтому ей надо впихивать в гостей еду, которую они не едят и у них болит живот, надо каждую минуту забегать в комнату и что-то предлагать, предлагать и предлагать, а потом ночью тоже забегать в комнату много-много раз и говорить, что надо спать. И утром будет скандал. Не потому, что гости что-то сказали не то, а потому, что море фрустрации, агрессии и тревоги прольются на кого попало.
Это впервые за очень долгое время, кажется, с того самого 2009, который чуть не убил меня, который, собственно, перечеркнул всю мою юность, что я заблокировала все контакты и боюсь ещё хоть как-то увидеть человека.
Оля хорошо сказала, что когда человек отказывается от самого себя, приносит себя в жертву чужой жизни, втискиваясь в неё, то он как Герасим, которому сначала надо утопить Муму. И меня, как свидетеля той жизни, где ещё было живое.
Два дня тошнило и поносило, сильно. Учиться эти дни трудно, но сегодня к вечеру наконец прочистило тело настолько, чтобы голова наконец включилась. Я буду знать этот шведский, я заболтаю на нём не хуже, чем на английском. Я прочту все книги Бакмана и когда-нибудь познакомлюсь с ним. Было бы классно стать тем, кто первый переводит этого автора. Хотя что там, он забрал у нас права, как и все.
Учебник Rivstart А1+А2 в старой версии я проходила дважды, если подумать. Первый раз еще там, где была осень и где я верила в скорый переезд и работу в Швеции, много пропускала, мало старалась и ничего не могла структурировать, во вторую (или первую же?) неделю променяла урок шведского на разговор по телефону, последний разговор, где ещё все были близки и нужны друг другу. А последний урок из 86 уроков был мной пропущен, потому что в тот день меня уволили с работы, и уже три дня как я знала, что никто не заберёт меня.
Но я сама заберу и себя, и её.
Второй раз я нашла в себе силы вернуться в тот же курс и снова каждый день как-то делать шведский. Я не учила, нет, я была в темнейшей депрессии в эту вторую весну войны, так что меня ни на что не хватало. Но я была.
Сегодня я листала на площадке этот учебник и понимала, что уже легко. Вернее, не осталось невыносимо трудного, того, из-за чего я плакала от бессилия, выключала микрофон и ничего не хотела в этой жизни. Кое-что западает, но словарь уже почти не нужен. И уши открылись, и заговорить заговорила. И в самом деле пора начинать В1. Даже если я опять буду самой отстающей в группе, это не страшно.
Год назад в майские праздники всё куда-то накренилось и пошло, Бельтайн включил лето. Мидсоммар стал большой и внезапной силой, которая куда-то разворачивала и вела. Пропустить один самолет, опоздать на второй самолет. Собрать всё, что есть, отправить за бугор, остаться с одними надеждами. Признаться себе, что это было дурно и неправильно, так рассчитывать на чужую помощь, - это уже пришло на Йоль. Что посеяно на Бельт, то взойдет на Йоль, верно-верно.
Но у меня были эти дни, дни большой силы и смелости, дни большой любви и тщетности, дни моих слёз о той жизни, которая не могла быть мной прожита.
Мне снились здесь мои письма, как цыплятки в цветных конвертах, которые пищали и боялись. Формально из-за разговора об этих письмах всё и вышло. «Было жизнью и вот чем стало».
Сейчас это моя поездка, моя жизнь, моя дочь и моя летняя Упссала, где я учусь с 8.30 до 16.30. Если вытяну здесь, всё потом изменится, я это знаю и вижу.
Выходите, слёзы, вам пора.