По поводу комментариев к посту «Курсовая работа»
Сначала о свежих впечатлениях. Вчера на «Эхе Москвы» Белковский рассказал, что Александр Бородай, нынешний премьер-министр так называемой Донецкой республики, это его хороший знакомый, профессиональный политтехнолог и талантливый пиарщик. К Украине и в частности к Донецку никогда никакого отношения не имел. Я посмотрела, что написано о Бородае в Интернете и поразилась, не поленитесь, посмотрите и вы. Я всегда предполагала, что вся эта борьба за федерализацию целиком организована Россией, но, всё же, не представляла себе что люди, руководящие ей, вообще никогда никакого отношения к Украине не имели. Что Бородай, что Стрелков и пр. - целиком наша диверсия.
elena-sheo, которая вообще хорошо меня понимает, на этот раз пишет, что из моего текста она сделала вывод, что я не любила своего мужа, а только позволяла себя любить. В паре часто один любит, а другой позволяет себя любить. Если из текста можно сделать такой вывод, значит, он не удался. Моя племянница, дочь моего брата Феликса Березина (он тоже блогер, может кто-то из вас его знает), читает мои посты, а потом мне звонит и делится впечатлениями. Так вот, ей пост «Курсовая работа» не понравился. Она сказала, что неинтересно, скучно, сухое изложение фактов, какой-то отчет о событиях. Значит, не получилось.
Я знаю, что часто в паре один любит, а другой позволяет себя любить. Когда тебя любят больше, чем любишь ты, это создает ощущение устойчивого комфорта, приятные ощущения, но это не мой случай, да и комфорта я никогда не искала. Я любила своего мужа на всю катушку, до потери сознания, в буквальном смысле этих слов. Он мне очень нравился. Его лицо я равнодушно видеть не могла. За 33 года оно мне не только не надоело, но я не успела к нему привыкнуть, не успела поверить, что мы действительно вместе и это прочно и надолго, что в любую минуту я могу повернуть голову и увидеть любимые глаза. Случалось, рассержусь на него за что-нибудь, захочу сказать что-нибудь злое, уж и рот открою, погляжу на него, и желание пропадает. Подумаю, может быть, кто-нибудь и сможет сказать что-нибудь злое человеку с таким лицом, но точно это буду не я. А он что-то заметил, подходит ко мне и спрашивает: «Ты что-то хотела сказать?» Говорю: «Да нет, ничего». А он: «Ты все-таки скажи. Я что-то не так сделал?» А я: «Да ладно, ерунда это всё».
Он хорошо пел, лучше всего русские романсы, а я очень люблю этот жанр. За свою долгую жизнь я слышала многих исполнителей русских романсов, и Игоря Тареева считаю лучшим. Великий Александр Борисов, актер Ленинградского академического театра драмы, вы его, возможно, не застали, романс «Встреча была для обоих случайная» пел лучше, чем Игорь. Но он пел от образа, а Игорь от себя. На мой взгляд, лучший исполнитель русских романсов - Георгий Виноградов, и с точки зрения вокала Игорю конечно с ним не сравниться, но и Виноградов пел от образа, и только Игорь от себя. Он сам был образ, это все было про него, это были его чувства, они рождались в нем. Когда он пел, я не могла удержать слез. Бывало, прошу его спеть, а он говорит: «Спою, если ты обещаешь не плакать». А я: «Да с чего это я стану плакать, много о себе воображаешь…» Он пел, и уже после второго романса я становилась лицом к окну, чтобы он не видел, что со мной происходит. Он говорил: «Ты же обещала не плакать». А я: «Я и не плачу. И не собираюсь плакать». Он подходил, поворачивал меня к себе и говорил: «Как же не плачешь… Щеки … солёные, как селёдка… Губы … солёные, как селёдка…» Я это помню, как будто это было вчера. Я и теперь иногда плачу, правда очень редко, но вкус моих слез уже никого не интересует.
Вы, конечно, мне не верите насчёт романсов, думаете, я не могу быть объективной, преувеличиваю достоинства исполнения. Сошлюсь на мнение профессионала. У меня была двоюродная сестра Рая, на 2 года старше меня, она умерла 3 года назад. Мы жили в разных городах и в войну потеряли друг друга. Долго ничего друг о друге не знали, потом она нас как-то наша, мы начали переписываться, а увиделись только в 1977 году. Рая приехала к нам в Москву со своими двумя дочерьми - барышнями. Я встречала ее на вокзале, и, не смотря на то, что мы расстались 37 лет назад, когда она была школьницей, сразу узнала. Она была очень похожа на нашу красавицу бабушку. С детства она и ее родной старший брат, а мой любимый двоюродный брат Матвей, были очень музыкальны. Играли на всех музыкальных инструментах, Матвей даже на бандуре, и пели. Тогда всему этому можно было научиться во Дворце Пионеров. Там им музыкальные инструменты дали домой бесплатно, потому что они были «одаренные дети». Матвей погиб на фронте. Рая кончила музыкальное училище в эвакуации в Свердловске, стала дирижером хора. Ее хор занимал первые места на конкурсах. В первый же день их приезда вечером мы все пели. Рая организовала из нас хор, дирижировала, и пели мы довольно стройно. Сама она и Игорь много пели соло. Легли поздно. Утром я рано встала на работу и Рая встала со мной. Я сказала, что она могла бы еще поспать, а она сказала, что специально встала, чтобы поговорить со мной об Игоре. Она сказала: «Понимаешь, мы вчера все пели, кто не поет, но это все пустяки. А вот Игорь это - явление. Голос ни на чей непохожий, музыкальность, артистизм, искренность. У него дар. Ведь он нигде не учился, в ГИТИСе всерьез вокалу не учат. Если бы он учился, вообще посвятил этому жизнь, он стал бы известным, знаменитым певцом. Радовал бы не только тебя, а большие залы. Ужасно жалко, что так не случилось, а ты, верно, и не понимаешь, кто рядом с тобой». Меня ее слова удивили, и, почему-то, причинили боль. Мне тоже стало жаль пропащей силы.
Я полюбила его с первого дня знакомства, вернее, не полюбила, а он стал для меня очень важен. И не с первого дня, а со второго, в первый день я не обратила на него внимания, не разглядела. Когда на следующий день он остановил меня на лестнице в аудиторном корпусе МГУ (на Моховой), поздоровался и заговорил со мной, я не поняла, почему этот парень говорит со мной так, будто мы знакомы. Я не сразу вспомнила, что накануне видела его на занятиях по латыни. Эта встреча на лестнице стала для меня роковой. Я поняла, что хочу его видеть всегда. Как бы ни сложились наши отношения, и как бы ни сложились отношения каждого из нас с другими людьми, я все равно хочу его видеть, без этого я уже не смогу. И действительно, с этого дня мы виделись почти ежедневно, с небольшими перерывами в связи с каникулами и тому подобными обстоятельствами. Поженились мы только через 4 года. Он был сложный человек с трудной внутренней жизнью, с трагическим восприятием мира. Жить с ним было очень непросто, и я не думаю, что какая-либо другая женщина могла бы быть с ним счастливой, а я была. Мне было с ним интересно. Я не могла его понять до конца. На свете нет ничего более загадочного, чем так называемое открытое русское лицо. Там черт ногу сломит, заблудишься, пропадешь в этой открытости. С его складом души, естественно, он был склонен к депрессии. Но моей любви к жизни, которая меня переполняла до захлеба и задыхания, хватало на двоих. Почти хватало. Почти. Он ушел рано. Мне не удалось дать ему долгую счастливую жизнь, уберечь его, хотя я только этим и занималась.
С самого начала знакомства наши отношения стали целью, смыслом и содержанием моей жизни. Это и сегодня так. Его давно нет, а я продолжаю выяснять с ним отношения, в чем-то разбираться, сомневаться, понимать в них что-то, чего не понимала прежде, когда он был со мной. Наши отношения продолжаются и развиваются.
В этом ЖЖ я начала свои воспоминания с дедушек, бабушек, и довела до 1950-х гг. Читатели хотят, чтобы я продолжала. Это, конечно, мне лестно. Я не ожидала, что их кто-то станет читать, что они будут интересны и даже потребуется их продолжение. Но продолжать мне сложно, я попытаюсь объяснить, почему. Дело в том, что где-то в середине 1950-х гг. автора этих воспоминаний - Лины Березиной - не стало. Не стало того человека, который писал о дедушках-бабушках, о детстве, о вольной студенческой жизни. С этого времени я как бы утратила право говорить «я». Я - это было бы неправильно, правильно было бы говорить «мы». Я уже видела все не только своими глазами. Для того, чтобы продолжать, мне нужно рассказать главную историю своей жизни - историю наших отношений. Я бы рассказала, так и тянет рассказать. Рассказывая, я бы, может, наконец, и сама бы во всем разобралась. Но я не уверена, что у меня получится, я стесняюсь, и мне это трудно будет преодолеть, и я не уверена, что кому-нибудь это будет интересно. Дорогие френды! Посоветуйте, что мне делать. Как вы скажете, так я и поступлю.
Я хочу еще ответить на следующий комментарий.
ioanna_poula
Вы имеете в виду воспоминания?
Это не жизнь, это дешевая литература, сделанная "под себя", для само-якобы незаметно-прославления.
Из комментария видно, что его автор испытывает ко мне неприязнь, я, со всем, что мне присуще, ему крайне несимпатична. С таким отношением к себе я сталкивалась в своей жизни, и оно мне кажется вполне естественным. В моем ЖЖ так много ругательных комментариев, что, если я хотела прославить себя, мне это явно не удалось. Как я уже говорила, меня очень хорошо понимает elena-sheo, она считает, что своими постами я хочу спровоцировать как можно больше комментариев, хочу, чтобы высказались все. И это верно. Я живу сейчас в почти полном затворе, и только по комментариям могу понять, в каком мире я живу. А понять это мне очень важно. И еще одну эгоистическую потребность удовлетворяет ЖЖ. Человеку нужно познать самого себя. Комментарии (причем все!) помогают мне это сделать.
elena-sheo, которая вообще хорошо меня понимает, на этот раз пишет, что из моего текста она сделала вывод, что я не любила своего мужа, а только позволяла себя любить. В паре часто один любит, а другой позволяет себя любить. Если из текста можно сделать такой вывод, значит, он не удался. Моя племянница, дочь моего брата Феликса Березина (он тоже блогер, может кто-то из вас его знает), читает мои посты, а потом мне звонит и делится впечатлениями. Так вот, ей пост «Курсовая работа» не понравился. Она сказала, что неинтересно, скучно, сухое изложение фактов, какой-то отчет о событиях. Значит, не получилось.
Я знаю, что часто в паре один любит, а другой позволяет себя любить. Когда тебя любят больше, чем любишь ты, это создает ощущение устойчивого комфорта, приятные ощущения, но это не мой случай, да и комфорта я никогда не искала. Я любила своего мужа на всю катушку, до потери сознания, в буквальном смысле этих слов. Он мне очень нравился. Его лицо я равнодушно видеть не могла. За 33 года оно мне не только не надоело, но я не успела к нему привыкнуть, не успела поверить, что мы действительно вместе и это прочно и надолго, что в любую минуту я могу повернуть голову и увидеть любимые глаза. Случалось, рассержусь на него за что-нибудь, захочу сказать что-нибудь злое, уж и рот открою, погляжу на него, и желание пропадает. Подумаю, может быть, кто-нибудь и сможет сказать что-нибудь злое человеку с таким лицом, но точно это буду не я. А он что-то заметил, подходит ко мне и спрашивает: «Ты что-то хотела сказать?» Говорю: «Да нет, ничего». А он: «Ты все-таки скажи. Я что-то не так сделал?» А я: «Да ладно, ерунда это всё».
Он хорошо пел, лучше всего русские романсы, а я очень люблю этот жанр. За свою долгую жизнь я слышала многих исполнителей русских романсов, и Игоря Тареева считаю лучшим. Великий Александр Борисов, актер Ленинградского академического театра драмы, вы его, возможно, не застали, романс «Встреча была для обоих случайная» пел лучше, чем Игорь. Но он пел от образа, а Игорь от себя. На мой взгляд, лучший исполнитель русских романсов - Георгий Виноградов, и с точки зрения вокала Игорю конечно с ним не сравниться, но и Виноградов пел от образа, и только Игорь от себя. Он сам был образ, это все было про него, это были его чувства, они рождались в нем. Когда он пел, я не могла удержать слез. Бывало, прошу его спеть, а он говорит: «Спою, если ты обещаешь не плакать». А я: «Да с чего это я стану плакать, много о себе воображаешь…» Он пел, и уже после второго романса я становилась лицом к окну, чтобы он не видел, что со мной происходит. Он говорил: «Ты же обещала не плакать». А я: «Я и не плачу. И не собираюсь плакать». Он подходил, поворачивал меня к себе и говорил: «Как же не плачешь… Щеки … солёные, как селёдка… Губы … солёные, как селёдка…» Я это помню, как будто это было вчера. Я и теперь иногда плачу, правда очень редко, но вкус моих слез уже никого не интересует.
Вы, конечно, мне не верите насчёт романсов, думаете, я не могу быть объективной, преувеличиваю достоинства исполнения. Сошлюсь на мнение профессионала. У меня была двоюродная сестра Рая, на 2 года старше меня, она умерла 3 года назад. Мы жили в разных городах и в войну потеряли друг друга. Долго ничего друг о друге не знали, потом она нас как-то наша, мы начали переписываться, а увиделись только в 1977 году. Рая приехала к нам в Москву со своими двумя дочерьми - барышнями. Я встречала ее на вокзале, и, не смотря на то, что мы расстались 37 лет назад, когда она была школьницей, сразу узнала. Она была очень похожа на нашу красавицу бабушку. С детства она и ее родной старший брат, а мой любимый двоюродный брат Матвей, были очень музыкальны. Играли на всех музыкальных инструментах, Матвей даже на бандуре, и пели. Тогда всему этому можно было научиться во Дворце Пионеров. Там им музыкальные инструменты дали домой бесплатно, потому что они были «одаренные дети». Матвей погиб на фронте. Рая кончила музыкальное училище в эвакуации в Свердловске, стала дирижером хора. Ее хор занимал первые места на конкурсах. В первый же день их приезда вечером мы все пели. Рая организовала из нас хор, дирижировала, и пели мы довольно стройно. Сама она и Игорь много пели соло. Легли поздно. Утром я рано встала на работу и Рая встала со мной. Я сказала, что она могла бы еще поспать, а она сказала, что специально встала, чтобы поговорить со мной об Игоре. Она сказала: «Понимаешь, мы вчера все пели, кто не поет, но это все пустяки. А вот Игорь это - явление. Голос ни на чей непохожий, музыкальность, артистизм, искренность. У него дар. Ведь он нигде не учился, в ГИТИСе всерьез вокалу не учат. Если бы он учился, вообще посвятил этому жизнь, он стал бы известным, знаменитым певцом. Радовал бы не только тебя, а большие залы. Ужасно жалко, что так не случилось, а ты, верно, и не понимаешь, кто рядом с тобой». Меня ее слова удивили, и, почему-то, причинили боль. Мне тоже стало жаль пропащей силы.
Я полюбила его с первого дня знакомства, вернее, не полюбила, а он стал для меня очень важен. И не с первого дня, а со второго, в первый день я не обратила на него внимания, не разглядела. Когда на следующий день он остановил меня на лестнице в аудиторном корпусе МГУ (на Моховой), поздоровался и заговорил со мной, я не поняла, почему этот парень говорит со мной так, будто мы знакомы. Я не сразу вспомнила, что накануне видела его на занятиях по латыни. Эта встреча на лестнице стала для меня роковой. Я поняла, что хочу его видеть всегда. Как бы ни сложились наши отношения, и как бы ни сложились отношения каждого из нас с другими людьми, я все равно хочу его видеть, без этого я уже не смогу. И действительно, с этого дня мы виделись почти ежедневно, с небольшими перерывами в связи с каникулами и тому подобными обстоятельствами. Поженились мы только через 4 года. Он был сложный человек с трудной внутренней жизнью, с трагическим восприятием мира. Жить с ним было очень непросто, и я не думаю, что какая-либо другая женщина могла бы быть с ним счастливой, а я была. Мне было с ним интересно. Я не могла его понять до конца. На свете нет ничего более загадочного, чем так называемое открытое русское лицо. Там черт ногу сломит, заблудишься, пропадешь в этой открытости. С его складом души, естественно, он был склонен к депрессии. Но моей любви к жизни, которая меня переполняла до захлеба и задыхания, хватало на двоих. Почти хватало. Почти. Он ушел рано. Мне не удалось дать ему долгую счастливую жизнь, уберечь его, хотя я только этим и занималась.
С самого начала знакомства наши отношения стали целью, смыслом и содержанием моей жизни. Это и сегодня так. Его давно нет, а я продолжаю выяснять с ним отношения, в чем-то разбираться, сомневаться, понимать в них что-то, чего не понимала прежде, когда он был со мной. Наши отношения продолжаются и развиваются.
В этом ЖЖ я начала свои воспоминания с дедушек, бабушек, и довела до 1950-х гг. Читатели хотят, чтобы я продолжала. Это, конечно, мне лестно. Я не ожидала, что их кто-то станет читать, что они будут интересны и даже потребуется их продолжение. Но продолжать мне сложно, я попытаюсь объяснить, почему. Дело в том, что где-то в середине 1950-х гг. автора этих воспоминаний - Лины Березиной - не стало. Не стало того человека, который писал о дедушках-бабушках, о детстве, о вольной студенческой жизни. С этого времени я как бы утратила право говорить «я». Я - это было бы неправильно, правильно было бы говорить «мы». Я уже видела все не только своими глазами. Для того, чтобы продолжать, мне нужно рассказать главную историю своей жизни - историю наших отношений. Я бы рассказала, так и тянет рассказать. Рассказывая, я бы, может, наконец, и сама бы во всем разобралась. Но я не уверена, что у меня получится, я стесняюсь, и мне это трудно будет преодолеть, и я не уверена, что кому-нибудь это будет интересно. Дорогие френды! Посоветуйте, что мне делать. Как вы скажете, так я и поступлю.
Я хочу еще ответить на следующий комментарий.
ioanna_poula
Вы имеете в виду воспоминания?
Это не жизнь, это дешевая литература, сделанная "под себя", для само-якобы незаметно-прославления.
Из комментария видно, что его автор испытывает ко мне неприязнь, я, со всем, что мне присуще, ему крайне несимпатична. С таким отношением к себе я сталкивалась в своей жизни, и оно мне кажется вполне естественным. В моем ЖЖ так много ругательных комментариев, что, если я хотела прославить себя, мне это явно не удалось. Как я уже говорила, меня очень хорошо понимает elena-sheo, она считает, что своими постами я хочу спровоцировать как можно больше комментариев, хочу, чтобы высказались все. И это верно. Я живу сейчас в почти полном затворе, и только по комментариям могу понять, в каком мире я живу. А понять это мне очень важно. И еще одну эгоистическую потребность удовлетворяет ЖЖ. Человеку нужно познать самого себя. Комментарии (причем все!) помогают мне это сделать.