«Анна Каренина», фильм Сергея Соловьева. Актеры и роли. Анна. Продолжение 1.
Мы в прошлый раз говорили о том, что между Анной и Вронским была любовь-страсть, такая, какую описал царь Соломон в Песни песней, и этот текст вошел в Библию. 300 жен было у царя и 700 наложниц, но того, что было с Суламифь, не было ни с кем. Песня песней - это великий и прекрасный гимн любви, может быть, главное произведение в этом жанре в истории литературы. Но мы знаем об этом из работ богословов, изучающих Библию, и из работ литературоведов, историков литературы. А также от наших друзей, которым посчастливилось прочесть Песню Песней в оригинале или в хорошем переводе.
К сожалению, переводы Библии на русский зык несовершенны, оставляют желать лучшего, и к Песни песней это более всего относится. Перевод полон таких перлов, как «Твои руки - золотые кругляки». Что значит в русском языке слово «кругляки» и чем особо привлекательны руки, похожие на эти кругляки - неясно.
Мой знакомый сделал подстрочник к Песни песней. Перевод он сделать не мог, поскольку он был не поэт, а архитектор. Когда я попросила его показать этот подстрочник, он отказался. Сказал, что в дословном переводе там получается много почти неприличного, почти порнушного. Меня это не удивило. Так бывает с высокой поэзией. Попробуйте пересказать своими словами, «презренной прозой», стихотворение Пушкина «Нет, я не дрожу мятежным наслажденьем…». Вряд ли вы решитесь сделать это вслух в застольной или вообще в дружеской беседе. Но это отступление.
Толстой считает, что страсть, физическое влечение между мужчиной и женщиной - это окончательное зло. И плохо не только то, что Анна нарушила священные обеты, что она, выбирая между чувством и долгом, выбрала чувство, плохо то, что она вообще испытала это чувство, и поддалась ему. Герой рассказа «Дьявол», о котором мы говорили, не нарушал никаких обетов и никакого долга, он был свободный молодой человек, и женщина, с которой он был, хотя и была замужней, но муж ее уехал из села, почти в нем не появлялся, и предоставил жене свободу, которой она широко пользовалась. Так что молодой барин никого не соблазнил и не совратил. Тем не менее, то, что было между ним и этой женщиной, годы спустя разрушило его счастливый брак, его жизнь и его самого.
Наташа Ростова однажды готова была поддаться этому чувству, если бы ей не помешали. Ей помешали, не случилось. Но и того, что было, оказалось достаточно, чтобы разрушить любовь между ней и Андреем Болконским. Князь Андрей не смог ей простить несовершившуюся измену.
Можно предположить, что к влечению между мужчиной и женщиной в законном браке, страсти между мужем и женой, Толстой относится иначе. Но это естественное предположение не находит подтверждения. В произведениях Толстого есть много супружеских пар, счастливых и несчастливых, но нигде не сказано, что страсть была в этих браках, и что она имела значение. Толстой - целомудренный писатель, и для него невозможно написать выразительную эротическую сцену. Но это вовсе не нужно, достаточно намека. О том, что было между Ромео и Джульеттой, мы узнаем по тому, что Джульетта не может поверить, что уже утро. Вот не верит, и все тут: «О нет, то не рассвет, и не жаворонка голос…». И по одному этому мы понимаем, какой была ночь.
Я хочу немного поговорить о страсти, заступиться за нее. Толстой считает, что страсть может быть только разрушительной силой, а созидательной быть не может. Но многие знают, что бывает такой уровень страсти, когда тело становится душой, а душа телом, когда есть ощущение, что отрываешься от земли. Именно в этом состоянии человек богоподобен и богоравен, и Бог делится с ним своей творческой силой, отдает ему частицу этой силы, и человек может сотворить человека.
Здесь же я хочу немного заступиться за Вронского. Толстой к нему беспощаден, потому что именно он в романе является главным носителем этой заразы. О нем, бедняге, в комментариях никто доброго слова не сказал. Это ведь Толстой нас так заморочил. Он написал о Вронском только правду, он вообще всегда пишет правду, но каким-то образом сумел сделать так, что и достоинства Вронского мы воспринимаем как недостатки. Например, его белые зубы нам кажутся отталкивающей чертой его внешности. А ведь мы прекрасно знаем, что здоровые зубы - непременный атрибут красоты. Или, например, занятие Вронского живописью. Толстой это высмеивает. Рядом с Вронским появляется профессиональный художник, и мы глазами этого профессионала смотрим на беспомощные попытки Вронского создать что-то в искусстве, и воспринимаем эти попытки как что-то дурное, чудачество праздного барина. Кстати, так же мы относимся к литературным опытам Анны. Но ведь сам Толстой был таким же барином. И он не только писал, но и землю пахал, и сапоги шил. И все это очень всерьез и с успехом. Но почему-то Вронскому он в этом отказывает.
Если честно говорить, я возражаю Толстому с позиций теоретических, идеологических. А сама-то я жила прямо по Толстому, и вовсе не под его влиянием, а потому что это мне свойственно. Страсть всегда пугала меня. Я не трусиха, не боюсь смерти, боли, несчастья, но всегда боялась хоть на мгновение потерять контроль над собой, попасть в зависимость. За свою длинную жизнь я дважды оказывалась на краю этой пропасти, заглядывала в омут. И чувствовала, как внутри меня из какой-то бездны, о существовании которой в себе я даже не подозревала, поднимается темная сила, и вот-вот случится так, что я не смогу с ней справиться. Я позорно бежала от этого. Я вовсе не ставлю себе этого в заслугу. Я до сих пор не знаю, радоваться этому или сожалеть. Давид Самойлов писал:
О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую.
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
Давид Самойлов понял, что не надо бороться со страстями, и что нельзя беречься, а о себе я все-таки этого сказать не могу. Я, пожалуй, скорее рада, что прожила жизнь так, как я ее прожила.
В отношении Толстого к физическому влечению мне чудится почти что извращение. Вспоминается секта скопцов. Если Толстой не ратовал за оскопление, то только потому, что понимал необходимость продолжения рода. Но, похоже, что супружеское ложе для Толстого - не место для любовных игр, наслаждения, а место для сурового исполнения супружеского долга. Такая позиция Толстого, в сущности, бунт против Природы, её закона. Он, вроде бы, восстаёт против телесного во имя духовного, против земного во имя Бога. Но если вдуматься, то это восстание и против Бога. Нельзя, защищая Творца, критиковать его творение.
Анна была обречена на гибель еще до того, как была написана. Еще до романа возник эпиграф: «Мне отмщение, и аз воздам». И воздаяние было страшным. Самоубийство - самый большой грех. Это полное отпадение от Бога. Считается, что этот грех не может быть прощен.
Но Толстой реалист, и Анна не могла покончить с собой только потому, что он этого захотел, только ради утверждения его концепции. Что касается причин и следствия, то у Толстого с этим все очень серьезно, не подкопаешься. Все, что происходит с его героями, всегда можно объяснить и причинами социальными, и причинами психологическими, и даже причинами физиологическими.
Как же это все сошлось в истории Анны?
Продолжение следует…
К сожалению, переводы Библии на русский зык несовершенны, оставляют желать лучшего, и к Песни песней это более всего относится. Перевод полон таких перлов, как «Твои руки - золотые кругляки». Что значит в русском языке слово «кругляки» и чем особо привлекательны руки, похожие на эти кругляки - неясно.
Мой знакомый сделал подстрочник к Песни песней. Перевод он сделать не мог, поскольку он был не поэт, а архитектор. Когда я попросила его показать этот подстрочник, он отказался. Сказал, что в дословном переводе там получается много почти неприличного, почти порнушного. Меня это не удивило. Так бывает с высокой поэзией. Попробуйте пересказать своими словами, «презренной прозой», стихотворение Пушкина «Нет, я не дрожу мятежным наслажденьем…». Вряд ли вы решитесь сделать это вслух в застольной или вообще в дружеской беседе. Но это отступление.
Толстой считает, что страсть, физическое влечение между мужчиной и женщиной - это окончательное зло. И плохо не только то, что Анна нарушила священные обеты, что она, выбирая между чувством и долгом, выбрала чувство, плохо то, что она вообще испытала это чувство, и поддалась ему. Герой рассказа «Дьявол», о котором мы говорили, не нарушал никаких обетов и никакого долга, он был свободный молодой человек, и женщина, с которой он был, хотя и была замужней, но муж ее уехал из села, почти в нем не появлялся, и предоставил жене свободу, которой она широко пользовалась. Так что молодой барин никого не соблазнил и не совратил. Тем не менее, то, что было между ним и этой женщиной, годы спустя разрушило его счастливый брак, его жизнь и его самого.
Наташа Ростова однажды готова была поддаться этому чувству, если бы ей не помешали. Ей помешали, не случилось. Но и того, что было, оказалось достаточно, чтобы разрушить любовь между ней и Андреем Болконским. Князь Андрей не смог ей простить несовершившуюся измену.
Можно предположить, что к влечению между мужчиной и женщиной в законном браке, страсти между мужем и женой, Толстой относится иначе. Но это естественное предположение не находит подтверждения. В произведениях Толстого есть много супружеских пар, счастливых и несчастливых, но нигде не сказано, что страсть была в этих браках, и что она имела значение. Толстой - целомудренный писатель, и для него невозможно написать выразительную эротическую сцену. Но это вовсе не нужно, достаточно намека. О том, что было между Ромео и Джульеттой, мы узнаем по тому, что Джульетта не может поверить, что уже утро. Вот не верит, и все тут: «О нет, то не рассвет, и не жаворонка голос…». И по одному этому мы понимаем, какой была ночь.
Я хочу немного поговорить о страсти, заступиться за нее. Толстой считает, что страсть может быть только разрушительной силой, а созидательной быть не может. Но многие знают, что бывает такой уровень страсти, когда тело становится душой, а душа телом, когда есть ощущение, что отрываешься от земли. Именно в этом состоянии человек богоподобен и богоравен, и Бог делится с ним своей творческой силой, отдает ему частицу этой силы, и человек может сотворить человека.
Здесь же я хочу немного заступиться за Вронского. Толстой к нему беспощаден, потому что именно он в романе является главным носителем этой заразы. О нем, бедняге, в комментариях никто доброго слова не сказал. Это ведь Толстой нас так заморочил. Он написал о Вронском только правду, он вообще всегда пишет правду, но каким-то образом сумел сделать так, что и достоинства Вронского мы воспринимаем как недостатки. Например, его белые зубы нам кажутся отталкивающей чертой его внешности. А ведь мы прекрасно знаем, что здоровые зубы - непременный атрибут красоты. Или, например, занятие Вронского живописью. Толстой это высмеивает. Рядом с Вронским появляется профессиональный художник, и мы глазами этого профессионала смотрим на беспомощные попытки Вронского создать что-то в искусстве, и воспринимаем эти попытки как что-то дурное, чудачество праздного барина. Кстати, так же мы относимся к литературным опытам Анны. Но ведь сам Толстой был таким же барином. И он не только писал, но и землю пахал, и сапоги шил. И все это очень всерьез и с успехом. Но почему-то Вронскому он в этом отказывает.
Если честно говорить, я возражаю Толстому с позиций теоретических, идеологических. А сама-то я жила прямо по Толстому, и вовсе не под его влиянием, а потому что это мне свойственно. Страсть всегда пугала меня. Я не трусиха, не боюсь смерти, боли, несчастья, но всегда боялась хоть на мгновение потерять контроль над собой, попасть в зависимость. За свою длинную жизнь я дважды оказывалась на краю этой пропасти, заглядывала в омут. И чувствовала, как внутри меня из какой-то бездны, о существовании которой в себе я даже не подозревала, поднимается темная сила, и вот-вот случится так, что я не смогу с ней справиться. Я позорно бежала от этого. Я вовсе не ставлю себе этого в заслугу. Я до сих пор не знаю, радоваться этому или сожалеть. Давид Самойлов писал:
О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую.
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
Давид Самойлов понял, что не надо бороться со страстями, и что нельзя беречься, а о себе я все-таки этого сказать не могу. Я, пожалуй, скорее рада, что прожила жизнь так, как я ее прожила.
В отношении Толстого к физическому влечению мне чудится почти что извращение. Вспоминается секта скопцов. Если Толстой не ратовал за оскопление, то только потому, что понимал необходимость продолжения рода. Но, похоже, что супружеское ложе для Толстого - не место для любовных игр, наслаждения, а место для сурового исполнения супружеского долга. Такая позиция Толстого, в сущности, бунт против Природы, её закона. Он, вроде бы, восстаёт против телесного во имя духовного, против земного во имя Бога. Но если вдуматься, то это восстание и против Бога. Нельзя, защищая Творца, критиковать его творение.
Анна была обречена на гибель еще до того, как была написана. Еще до романа возник эпиграф: «Мне отмщение, и аз воздам». И воздаяние было страшным. Самоубийство - самый большой грех. Это полное отпадение от Бога. Считается, что этот грех не может быть прощен.
Но Толстой реалист, и Анна не могла покончить с собой только потому, что он этого захотел, только ради утверждения его концепции. Что касается причин и следствия, то у Толстого с этим все очень серьезно, не подкопаешься. Все, что происходит с его героями, всегда можно объяснить и причинами социальными, и причинами психологическими, и даже причинами физиологическими.
Как же это все сошлось в истории Анны?
Продолжение следует…