Иван Сергеевич Тургенев знал толк в роковых женщинах. Воспитанный холодной и деспотичной матерью, он вырос человеком мазохистского склада и откровенно писал Фету о Полине Виардо: «Она давно и навсегда заслонила от меня все остальное, и так мне и надо. Я только тогда блаженствую, когда женщина каблуком наступит мне на шею и вдавит мое лицо носом в грязь».
Женские образы Тургенева - это либо одухотворенные, жертвенные, безукоризненно нравственные героини типа Натальи Ласунской («Рудин»), Лизы Калитиной («Дворянское гнездо»), Джеммы («Вешние воды»). Либо хищницы - барыня («Муму»), которую он списал с матушки Варвары Петровны, Ирина Ратмирова («Дым»), Мария Полозова («Вешние воды»). Мне кажется, постоянное обращение к этим полярным образам отражает эмоции Тургенева, идеализирующего женщин типа Джеммы и Натальи, но неизменно покоряющегося садисткам.
...Мария Полозова - одна из самых опасных хищниц из числа известных мне литературных героинь. Это не истероид (?) Настасья Филипповна. Это даже не нарцисска Матильда де Ла Моль. Это психопатка уровня маркизы де Мертей. Абсолютно осознанно творящая зло. Помешанная на желании власти.
Напомню завязку сюжета. Небогатый 22-летний русский помещик Дмитрий Санин путешествует по Европе и влюбляется в юную итальянку Джемму. Ему отвечают взаимностью, поэтому остается только раздобыть денег на свадьбу. Санин решает продать свое имение и тут, словно на удачу (через несколько дней это прозвучит дьявольской насмешкой), встречает своего бывшего одноклассника - Ипполита Полозова.
В школьные годы это был сонный, апатичный, вялый мальчик, носивший прозвище «слюняя». Сейчас же он - муж «замечательной особы» Марьи Николаевны Полозовой. Которая, как информирует Ипполит, как раз-таки занимается скупкой недвижимости.
«- Скажи мне, пожалуйста, Ипполит Сидорыч, какова твоя жена? Нрав у ней каков? Мне ведь это нужно знать.
- Что - жена? Человек, как все. Пальца ей в рот не клади - она этого не любит. Главное, говори побольше... чтобы посмеяться было над чем. Про любовь свою расскажи, что ли... да позабавней, знаешь.
- Как позабавней?
- Да так же. Ведь ты мне сказывал, что влюблен, жениться хочешь. Ну вот, ты это и опиши.
Санин обиделся.
- Что же в этом ты находишь смешного?»
Ипполит предлагает Санину изуверскую игру - дабы подладиться к «благодетельнице», самому же поглумиться над своими чувствами.
Но почему Марии Николаевне так весело, когда влюбленные обесценивают свои чувства? Сами, своими руками, предают свое счастье? (схема, кстати, в точности повторяет сюжет Муму, где барыня требует от Герасима убить свою, по сути, любовь, единственное, что дорого) Потому что Полозова смертельно завидует людям, способным любить, в полной мере ощущать радость и вкус жизни.
Однако Санин не спешит доставить Полозовой эту радость. Возможно, сделай он это, схитри он, шепни ей по-свойски, что женится не по любви, а по расчету, по залету, по любой другой причине - Полозова бы и не занялась им.
Но именно искренняя влюбленность Санина, его ликование, а также зависть к тому, что не известная ей девушка так любима, побуждает Полозову разрушить счастье этих людей. Цель поставлена абсолютно осознанно, и Марья Николаевна приступает к обольщению.
Сначала в ход идет легкая артиллерия - как бы невзначай она демонстрирует свою красоту. Санин прекрасно понимает, что она очень хочет ему понравиться, но наивно видит в этом доброе для себя предзнаменование:
«Санин внутренно даже порадовался этой выходке г-жи Полозовой: коли мол, захотели меня поразить, блеснуть передо мною - может быть, как знать? и насчет цены на имение окажут податливость.
Его душа до того была наполнена Джеммой, что все другие женщины уже не имели для него никакого значения: он едва замечал их; и на этот раз ограничился только тем, что подумал: "Да, правду говорили мне: эта барыня хоть куда!"
Тургенев акцентирует внимание на «хищности» красоты Марьи Николаевны:
«Когда она щурила глаза, выражение их становилось очень ласковым и немного насмешливым; когда же она раскрывала их во всю величину - в их светлом, почти холодном блеске проступало что-то недоброе... что-то угрожающее».
Но, разумеется, не в красоте Полозовой здесь дело. Я не сомневаюсь, что она добилась бы того же результата, даже если была бы гораздо менее одарена внешними данными. Психопатическое обольщение - нечто более сложное и многофакторное, потому и действует так гипнотически. Попробуем разобрать его по косточкам.
Во-первых, Марья Николаевна создает с жертвой очень плотный контакт, отпуская Санина от себя буквально на несколько часов в сутки. Ему некогда не то что обдумать ситуацию, но и написать развернутое письмо невесте.
Но Санин пока беспечен. Он осознает, что Полозова флиртует с ним, но не видит в этом для себя ни малейшей угрозы - он влюблен в Джемму и не смыслит измены, даже если его царицей будут соблазнять.
«Развязное обхождение г-жи Полозовой, вероятно, на первых порах смутило бы Санина - хотя он новичком не был и уже потерся между людьми, - если бы в самой этой развязности и фамилиарности он опять-таки не увидел хорошего предзнаменования для своего предприятия. "Будем потакать капризам этой богатой барыни", - решил он про себя».
Во-вторых, Полозова резко сокращает дистанцию. Этого она добивается своим «прилипанием» и псевдооткровенностью. Которая, кстати, сама по себе сильное оружие, побуждающее вас ответить обольстителю тем же, т. е. рассказать о себе по максимуму. Так проходит одновременно Обольщение и Разведка, когда агрессор узнает о наших взглядах, принципах, фактах биографии, уязвимостях…
Убойный прием вызова на откровенность - рассказать нечто очень секретное о себе. Нормальный человек, видя, что ему доверили ТАКОЕ, тут же рассказывает что-то равноценное в ответ. Фишка в том, что откровение психопата может быть полной выдумкой. Либо же это реальный факт, обнародование которого не принесет психопату никаких осложнений.
(например, психопатка-начальница одной из читательниц в первые дни работы рассказала ей о своей драме - раннем облысении и необходимости носить парики. Поскольку такие вещи не принято афишировать в первые дни знакомства, подчиненная расценила это как акт особого доверия).
Итак, Марья Николаевна дотошно расспрашивает Санина. Кое-какие вводные она уже узнала от своего осведомителя - Ипполита. Ей уже примерно известны его уязвимости, на которых она может сыграть. Одновременно с Обольщением она проводит и Пробы пера. Задача здесь - убедиться, верны ли ее догадки насчет слабостей «клиента» и дальше бить по ним прицельно.
«- Ну, рассказывайте, рассказывайте, - с живостью проговорила Марья Николаевна, разом ставя оба обнаженные локтя на стол и нетерпеливо постукивая ногтями одной руки о ногти другой. - Правда, вы, говорят, женитесь?
Сказав эти слова, Марья Николаевна даже голову немножко набок нагнула, чтобы пристальнее и пронзительнее заглянуть Санину в глаза.
- Да, я женюсь.
- На ком? На иностранке?
- Да.
- Вы недавно с ней познакомились? Во Франкфурте?
- Точно так.
- И кто она такая? Можно узнать?
- Можно. Она дочь кондитера.
Марья Николаевна широко раскрыла глаза и подняла брови.
- Да ведь это прелесть, - проговорила она медлительным голосом, - это чудо! Я уже полагала, что таких молодых людей, как вы, на свете больше не встречается. Дочь кондитера!
- Вас это, я вижу, удивляет, - заметил не без достоинства Санин, - но, во-первых, у меня вовсе нет тех предрассудков...
- Во-первых, это меня нисколько не удивляет, - перебила Марья Николаевна, - предрассудков и у меня нет. Я сама дочь мужика. А? что, взяли? Меня удивляет и радует то, что вот человек не боится любить. Ведь вы ее любите?»
Как видим, рассказ Санина о любви к другой женщине вызывает в Полозовой сильную зависть. Эта зависть, скорее, менее нарциссическая (проистекающая от желания обладать тем же), но более социопатическая, стремящаяся не присвоить, а разрушить, уничтожить предмет зависти.
Впрочем, и тот, и другой виды зависти характерны и для нарцисса. Поначалу он завидует, дабы «прихватизировать» желанные черты, затем, обесценивая их, стремится разрушить то, что имело (и все еще имеет) для него ценность.
Мы видим, что Полозова косвенно признается, что «боится любить». А Санин не только не боится, но любит, любим и испытывает счастье во всей его полноте. Ощущение, недоступное психопатам в принципе.
Все это вызывает в Полозовой горячее желание разрушить его счастье. Под видом обдумывания условий сделки она предлагает ему задержаться в городе на пару дней. И вот тут Санин попадает в первую ловушку - он соглашается на это. Хотя, казалось бы, покупаешь усадьбу - покупай, но не претендуй на личное время продавца.
Разумеется, свои поступки Полозова объясняет исключительно благородными мотивами:
«- Я не хочу воспользоваться тем, что вы теперь очень влюблены и готовы на всякие жертвы... Я никаких жертв от вас не приму. Как? Вместо того чтобы поощрять вас... ну, как бы это сказать получше?.. благородные чувства, что ли? я вас стану обдирать как липку? Это не в моих привычках. Когда случится, я людей не щажу - только не таким манером.
Санин никак не мог понять, что она - смеется ли над ним или говорит серьезно? а только думал про себя: "О, да с тобой держи ухо востро!"
Думал-то думал, но недооценивал опасность Марии Николаевны… А надо было слушать интуицию и тикать со всех ног. Эх!..
Полозова создает плотный контакт с жертвой. Утром она подстерегает Санина в парке, и они гуляют целый час.
«Санину даже досадно становится: он с Джеммой, с своей милой Джеммой никогда так долго не гулял... а тут эта барыня завладела им - и баста!»
Но он уже в ловушке: как же перечить покупательнице, когда сделка клонится к завершению? Поэтому по требованию Марьи Николаевны он идет к ней пить кофе, а потом в театр. Ему совершенно некогда обдумать ситуацию, он, по сути, плывет по воле волн.
Кстати, тактики Полозовой - массового поражения. Задерживая Санина у себя, она может добиться нескольких эффектов. Обольстить его. Но параллельно и вызвать ревность и беспокойство Джеммы. А, возможно, и добиться сцены со стороны невесты и разрыва помолвки.
Есть и третий эффект - вызвать ревность, отчаяние параллельных жертв, того же Донгофа, с которым Полозова в данный момент, видимо, взяла "тайм-аут". А попросту - бойкотирует, игнорит его.
В театре Полозова продолжает раскручивать Санина на монолог о самом себе. Дескать, это ее правило - перед сделкой узнать о человеке по максимуму. Санин невнятно ропщет, но все еще не видит, что он в шаге от пропасти, что его границы уже взломаны...
«- Мы с вами не будем говорить теперь об этой покупке; мы о ней после завтрака хорошенько потолкуем; а вы должны мне теперь рассказать о себе... чтобы я знала, с кем я имею дело. А после, если хотите, я вам о себе порасскажу. Согласны?
Он принялся рассказывать - сначала неохотно, неумело, а потом разговорился разболтался даже. Марья Николаевна очень умно слушала; да к тому же она сама казалась до того откровенной, что невольно и других вызывала на откровенность. Она обладала тем великим даром "обиходности" - Lе tеrriblе don dе lа familiaritе, о котором упоминает кардинал Ретц.
Санин говорил о своих путешествиях, о житье в Петербурге о своей молодости...
Будь Марья Николаевна светской дамой, с утонченными манерами - он никогда бы так не распустился; но она сама называла себя добрым малым, не терпящим никаких церемоний; она именно так отрекомендовала себя Санину.
И в то же время этот "добрый малый" шел рядом с ним кошачьей походкой, слегка прислоняясь к нему, и заглядывал ему в лицо; и шел он в образе молодого женского существа, от которого так и веяло тем разбирающим и томящим, тихим и жгучим соблазном».
Затем Полозова «со всей откровенностью» рассказывает Санину о себе. Неважно, что он не просит. Важно, что психопату, во-первых, нравится толкать длинные монологи о себе. И во-вторых, с помощью исповеди можно подстроиться к жертве с позиции мнимо ничтожного нарцисса.
«- Вы не думайте, однако, что я очень учена. Ах, боже мой, нет - я не учена, и никаких талантов у меня нет. Писать едва умею... право; читать громко не могу; ни на фортепьяно, ни рисовать, ни шить - ничего!»
(...)
- Ну-с, - начала Марья Николаевна, снова опускаясь на диван, - так как вы попались (опять оговорочка! - Т.Т.) и должны сидеть со мною, вместо того чтобы наслаждаться близостью вашей невесты... не вращайте глазами и не гневайтесь - я вас понимаю и уже обещала вам, что отпущу вас на все четыре стороны, - а теперь слушайте мою исповедь. Хотите знать, что я больше всего люблю?
- Свободу, - подсказал Санин.
Марья Николаевна положила руку на его руку. (Нарушение телесных границ! - Т.Т.)
- Да, Дмитрий Павлович, - промолвила она, и голос ее прозвучал чем-то особенным, какой-то несомненной искренностью и важностью, - свободу, больше всего и прежде всего. И не думайте, чтоб я этим хвасталась - в этом нет ничего похвального, - только оно так, и всегда было и будет так для меня, до самой смерти моей.
Я в детстве, должно быть, уж очень много насмотрелась рабства и натерпелась от него. Ну, и monsieur Gaston, мой учитель, глаза мне открыл. Теперь вы, может быть, понимаете, почему я вышла за Ипполита Сидорыча; с ним я свободна, совершенно свободна, как воздух, как ветер... И это я знала перед свадьбой, я знала, что с ним я буду вольный казак!»
Кстати, несколько слов о выборе супруга. Как и маркизе де Мертей, так и Марье Николаевне требуется ширма в виде «невникающего» мужа. Овдовев, маркиза не выходит повторно замуж. Образ добродетельной вдовы устраивает ее еще больше, чем статус мужней жены. Больше возможностей для маневров - раз. И больший ореол целомудрия в глазах общества - два.
Полозова выбирает себе мужа очень расчетливо. Только расчет у нее свой. Полозов - дворянской фамилии, но не знатный и не богатый, апатичный и беспринципный. То, что надо. За «кормежку» он выполнит все нужные ей функции.
«Философия» Полозовой подтверждает наблюдения за тем, что у психопатов отсутствует способность мыслить стратегически, быть хоть сколько-то дальновидным. Есть сиюминутный азарт, психопат кратковременно чувствует некие конвульсии, с виду напоминающие «биение жизни» - а там хоть трава не расти.
«Марья Николаевна помолчала и бросила веер в сторону.
- Скажу вам еще одно: я не прочь размышлять... оно весело, да и на то ум нам дан: но о последствиях того, что я сама делаю, я никогда не размышляю, и когда придется, не жалею себя - ни на эстолько: не стоит.
У меня есть поговорка: "Сеlа nе tirе раs а соnsеquеnсе!" - не знаю, как это сказать по-русски. Да и точно: что tirе а соnsеqиеnсе? Ведь от меня отчета не потребуют здесь, на сей земле; а там (она подняла палец кверху) - ну, там пусть распоряжаются, как знают. Когда меня будут там судить, то я не я буду! Вы слушаете меня? Вам не скучно?
Санин сидел наклонившись. Он поднял голову.
- Мне вовсе не скучно, Марья Николаевна, и слушаю я вас с любопытством . Только я... признаюсь... я спрашиваю себя, зачем вы это все говорите мне?
Марья Николаевна слегка подвинулась на диване.
- Вы себя спрашиваете... Вы такой недогадливый? Или такой скромный?
Санин поднял голову еще выше.
- Я вам все это говорю, - продолжала Марья Николаевна спокойным тоном, который, однако, не совсем соответствовал выражению ее лица, - потому что вы мне очень нравитесь: да, не удивляйтесь, я не шучу: потому, что после встречи с вами мне было бы неприятно думать, что вы сохраните обо мне воспоминание нехорошее... или даже не нехорошее, это мне все равно, а неверное.
Оттого я и залучила вас сюда, и остаюсь с вами наедине, и говорю с вами так откровенно... Да, да, откровенно. Я не лгу. И заметьте, Дмитрий Павлович, я знаю, что вы влюблены в другую, что вы собираетесь жениться на ней... Отдайте же справедливость моему бескорыстию!»
Заметим, Полозова «типа» признается Санину в любви. Но однозначного признания не звучит. И апеллировать к нему Санин не сможет. Если он напомнит ей о высказанных ею чувствах, она «удивится» точно так же, как и Лермонтов, у которого Сушкова добивалась объяснения, почему он ее больше не любит.
Посмотрите, какая идет игра словами. «Вы такой скромный?» - Полозова явно намекает на несколько иную симпатию, нежели дружеская. Но дальнейшая ее фраза звучит так, что симпатия именно дружеская. Но тогда причем тут Санинские недогадливость и скромность?
«Пьеса длилась еще час с лишком, но Марья Николаевна и Санин скоро перестали смотреть на сцену. У них снова завязался разговор, и пробирался он, разговор этот, по той же дорожке, как и прежде; только на этот раз Санин меньше молчал.
Внутренно он и на себя сердился и на Марью Николаевну; он старался доказать ей всю неосновательность ее "теории", как будто ее занимали теории! он стал с ней спорить, чему она втайне очень порадовалась: коли спорит, значит уступает или уступит. На прикормку пошел, подается, дичиться перестал!»
Очень верное замечание! Есть контакт!
«Она возражала, смеялась, соглашалась, задумывалась, нападала... а между тем его лицо и ее лицо сближались, его глаза уже не отворачивались от ее глаз... Эти глаза словно блуждали, словно кружили по его чертам, и он улыбался ей в ответ - учтиво, но улыбался. Ей на руку было уже и то, что он пускался в отвлеченности, рассуждал о честности взаимных отношений, о долге, о святости любви и брака... Известное дело: эти отвлеченности очень и очень годятся как начало... как исходная точка...
Люди, хорошо знавшие Марью Николаевну, уверяли, что когда во всем ее сильном и крепком существе внезапно проступало нечто нежное и скромное, что-то почти девически стыдливое - хотя, подумаешь, откуда оно бралось?.. тогда... да, тогда дело принимало оборот опасный.
Оно, по-видимому, принимало этот оборот и для Санина... Презрение он бы почувствовал к себе, если б ему удалось хотя на миг сосредоточиться; но он не успевал ни сосредоточиться, ни презирать себя».
Тут две ремарки. Вот это «девически стыдливое», что в самые опасные моменты проступало в Марье Николаевне - это полусознательная, а, может, и вполне осознанная игра в смену ролей. Что будто не Санин, а она - жертва, находящаяся в шаге от падения.
Преподнесение себя более слабой, ведомой, возможно, несколько наивной и доверчивой, как бы отдающейся на милость победителя - какой же надо быть сволочью, чтобы обидеть ее, такую. Тактика мнимо ничтожного.
Вторая ремарка - закруженная ураганом психопатического обольщения, жертва уже не может видеть со стороны всю опасность ситуации. Она - «внутри ситуации» и, говоря словами Вакнина, «склонна совершенно неверно толковать взаимодействие».
Лед тронулся (Полозова убедилась, что очаровала Санина), и вот она уже предъявляет ему соперника:
«Дверцы захлопнулись - и Марья Николаевна разразилась смехом.
- Чему вы смеетесь? - полюбопытствовал Санин.
- Ах, извините меня, пожалуйста... но мне пришло в голову, что если Донгоф с вами опять будет стреляться... из-за меня... Не чудеса ли это?
- А вы с ним очень коротко знакомы? -- спросил Санин.
- С ним? С этим мальчиком? Он у меня на побегушках. Вы не беспокойтесь!»
Конечно, нам со стороны понятно, что надо бежать от тех, кто считает возможным держать мальчиков на побегушках и тем более, хвастать этим. Но Санин уже «внутри ситуации»…
Ну а потом: это же Донгоф - мальчик на побегушках. С нами-то такого не случится, да ведь? :) Мы же не так глупы, навязчивы и т. д.
(Окончание в следующем посте)