Бабушка моя говорила «и не мечтай» - в значении «не бойся», не «предполагай», «не представляй», «не воображай»: «я жду тебя с автобуса, а сама себе мечтаю: вдруг что-то в дороге случилось...». Моя мама, с укоризной: «Мам, ну неправильно же! мечтать можно только о хорошем...».
О плохом - не мечтай. И не подходи: однажды зимой мама с бабушкой собрались ехать на троллейбусе на базар. По дороге на остановку бабушка поскользнулась, упала, благополучно сев на попу и вытянув ноги перед собой... И быстро и громко сказала маме, с ужасом обернувшейся и готовой броситься на помощь:
- И не подходи!
Мама, опешив:
- Почему???!!!
Оказалось, бабушка хотела сказать «и не волнуйся, я совсем не ударилась, поэтому нечего волноваться и бежать (быстро подходить) ко мне», а вместо этого, выставив вперёд упреждающе-успокаивающую руку, сказала «сокращённо»: «не подходи».
Смеялись обе незадачливые путешественницы, вернувшиеся домой «ранее задуманного», смеялись после их рассказа и мы - чада и домочадцы...
Так неожиданно обнажился механизм создания высказывания: от внутренней - сокращённой - «речи» к «внешней» путём развёртывания словесных цепочек из цельного представления.
Как будто распрямляется пружина, а если точнее, то снимается и повисает кожура с картофелины: сначала мгновенно называется внутренне наблюдаемое проспективное движение («сейчас она заволнуется и побежит ко мне на помощь»), затем происходит спиралевидное развёртывание: «не волнуйся, поэтому не беги/подходи ко мне, у меня всё хорошо...».
В нормальной ситуации это «первое слово» так и остается свёрнутым в сознании (не произнесённым), и держа его за «образец», паттерн, некую неясную тень «на заднике», мы начинаем «овнешнять» его - разворачивать словесную спираль. Здесь же за недостатком времени на развёртывание спираль осталась цельно-намотанной (на «картофелину») - но «доразвернулась» в пострефлексивном хохоте непосредственных участников события и их многочисленных слушателей...
Кстати о мечте.
Это в современном языке она стала «дамой, приятной во всех отношениях», и означает воображение/представление себе только хорошего.
«Тёмное» же прошлое её выдают ближайшие родственники «мчать(ся)», «метать(ся)», а, например, у Фасмера есть данные о народной этимологии «мечты»: «видение, призрак, умопомрачение».
В древнерусском «мечтать» - «мьчьтати», у слова «мчаться» есть родственники на «-мкнуть» (следовательно, «умыкнуть», «примкнуть», «сомкнуть»), у слова «метать(ся)» в славянских языках есть значения «бросать», «кидать», «подавать», дальнейшая этимология связана с литовскими metu°, me°sti - «бросать»; далее допускают родство с мету, при условии исходного значения «крутиться, бросать» (с другой ступенью вокализма), у слова мотать; кроме того, пытаются установить родственную связь с терминами «мерить» (ср. лит. me°sti «вымерять», ma~tas, ma~stas, me~stas «мера», matuґoti «мерить»), причем ссылаются на наличие значений названий мер длины, развившихся из названий броска. Сюда же относят литовское matyґti «смотреть», русское смотреть, т. е. первоначально «бросать взгляды».
Круг замкнулся: мечтать - значит «бросать взгляды» (мысленно, «сомкнутыми» глазами) и «метать» мыслеобразы...
Опять «цельная картофелина».
И вот что интересно - везде в роли мысленного «паттерна» выступает движение: ещё один родственник у «метаться» - «метуситься» (псковский вариант - «митуситься», Даль; украинский - метушитися, то есть суетиться, совершая хаотичные, избыточные движения).
Права была - как всегда - моя бабушка!
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала
http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.