(C) перевод
svart_ulfr Собаки у кельтов
Когда мы подходим ближе к нашему родному дому, как географически так и во времени, то и археологические находки, и изобразительные источники (в основном романо-галльского периода), и памятники кельтской литературы - все демонстрирует нам наличие множества самых разных пород собак у кельтов - от дирхаундов, прекрасно сохранившихся в погребениях Лиднея (Глостершир), до небольших терьеров и болонок... Грейхаунды упоминаются в ранней валлийской литературе: они входят в состав многочисленных подарков Пуйлу, сделанных Арвном , владыкой Иного Мира, в первой ветви "Мабиногион" .Два грейхаунда сопровождают Киллоха, когда он отправляется во всем своем великолепии, чтобы посетить своего двоюродного брата Артура, в "Киллохе и Олвен" . [10]
Охранительную функцию собак в жизни кельтов наглядно иллюстрирует один из рассказов о молодости Кухулина . В древней Ирландии префикс "Ку" ("собака"), часто используется в кельтских именах героев, для обозначения воинского статуса. Но самый известный носитель подобного имени- Ку Хулин, "пес Куланна" , имел особенно тесную взаимосвязь с собаками. Будучи юношей, он носил имя Сетанта, но убив огромного пса кузнеца Кулана, во искупление своей вины занимает место пса и берет его имя. Это родство с собаками не теряется и во взрослой жизни Кухулина: один из его гейсов (запретов или табу) состоял в том, что он никогда не должен был есть собачьего мяса. Но ведьмы подают ему собачье мясо, а еще один его гейс состоял в том, чтобы "не отказываться от пищи с любого очага" . Герой нарушает первый запрет и ест мясо, что ослабляет сверхъестественные силы героя и в конечном итоге приводит к его смерти. Эпизод интересен тем, что служит подтверждением гипотезы, что собачье мясо было традиционной пищей ранних кельтов, что подтверждается и археологическими находками в Европе периода железного века, где собака играла роль мясного животного вне зависимости от территории расселения народов. Но в то же время, псы часто фигурируют в ритуалах, известных в Британии и Галлии, и есть доказательства того, что собаки играли особую роль в кельтской религии.
Существует археологические доказательства поедания собак, как для простого утоления голода, так и как часть ритуального пиршества, как в святилище Гурнэ (Уаза, северная Франции). Часто использовались собачьи шкуры, о чем пишет римский писатель Диодор Сицилийский , говоря о кельтах, которые "обедают, сидя на земле, подстилая под себя волчьи или собачьи шкуры" . Позднее, в девятом веке комментатор Кормак описывает обряд гадания, известный как Имбас Фороснаи , в котором предсказатель будущего, жует мясо свиньи, собаки или кошки - обычай, который, по-видимому берет свое начало задолго до англо-саксонской эпохи.
В римский период кости собак довольно часто встречаются на дне колодцев. В романо-британского городе Каэрвенте, столице племени силуров, в колодце обнаружено пять хорошо сохранившихся черепов собак. Множество собак было брошено в глубокий колодец, связываемый с святилищем первого века нашей эры на Мунтам Корт (Сассекс). В Стейнесе, неподалеку от Лондона, найдены останки шестнадцать собак вместе с целым самиановым сосудом, датируемые втором веком. "Вполне вероятно, что собаки были связаны с какой-то ритуалом хтонических сил или нижнего мира" . [11]
Поскольку собаки являются падальщиками и пожирателями трупов, они связаны со смертью, как в классической, так и в кельтской религиозной традиции. Некоторые из ритуальных изображений собак в Галлии и Британии своей символикой могут указывать на этот аспект, и на него же указывает одно из изображений Гундеструпского котла , на котором собака изображена под котлом, в который с головой погружают ребенка или мужчину - что, как правило, интерпретируется как акт жертвоприношения.
Охотничьи собаки
В ирландском и валлийском фольклоре прослеживается тесная связь между охотником/охотой и сверхъестественным миром .Использование собак на охоте, возможно, и лежит в основе их связанной со смертью символики. Хищные звери вообще порой воспринимаются как посланники, наделенные полномочиями Иного Мира, оказывающие, прямо или косвенно, влияние нижнего мира на существование живых людей. Хищник сам по себе может обладать какими-либо магическими свойствами: в его обличье может скрываться человек или божество в своей зооморфной форме.
В "Пуйле, короле Дифеда" , первой ветви "Мабиногиона", король Иного Мира Аравн обладает сворой собак, которые "были белы как снег, а их уши - красны; и белое и красное сверкало и переливалось" - этот окрас свидетельствует об их сверхъестественном происхождении. Кон Аннон ,или "свора Аннона" считались предзнаменованием смерти и описывались в ранних валлийских поэмах как небольшие, крапчатые или красно-серые, ведомые черной рогатой фигурой. Эти призрачные собаки появились только ночью, когда их выпускали из Аннуна на поиски мертвецов и человеческих души, и для того чтобы предсказать смерть.
В валлийской "Повести о Киллохе и Олвен" поиски Киллохом руки Олвен сопровождаются большим количеством невыполнимых задач, которые ставит перед героем великан Исбаддаден, ее отец, ряд из которых связан со сверхъестественными собаками: одна из этих "задач" заключается в поиске двух детенышей большой белой сука по имени Рими, которая "видом похожа на волчицу" и необычайно быстра.
Рядом с одним из фортов в Кашли, горная Шотландия, стоял большой камень, напоминавший собачью голову . Он известен как Бхакаин (гаэльское "собачий столб" ) и местные жители верят, что на этом месте воины Финна Мак Кумала привязывали собак, когда они возвращались с охоты. Финн был божественным правителем-героем Темных веков шотландских и ирландских преданий. [12]
Финские собаки
В финском эпосе "Калевала" содержатся свои собственные образы собак. Следует иметь в виду, что финно-угорская культура первоначально развивалась совершенно отдельно от индо-европейской (хотя, без сомнения, в период Средних веков можно говорить о частичном смешении идей на пограничных территориях, например на границе со Скандинавией).
Руна XLVI (строки 81-94) из Калевалы рассказывает, как Лоухи, повелительница северных пустошей, что имеет более чем относительное сходство с царством мертвых, пробуждает медведя (известного под такими прозвищами, как "С медовой лапой" , "Колобочек" , Отсо ) от зимней спячки, чтобы разорить стада Вяйнямёйнена. В ответ Вяйнямёйнен обращается к свему брату, кузнец Ильмаринену , с просьбой снабдить его копьем. Он просит богиню Милики , хозяйку лесов, чтобы она придержала своих собак, что в контексте этой руны понимается просьба о защите от волков. Тогда
"Слышит старый Вяйнямёйнен:
Лает вдруг его собака,
Пес его вдруг громко брешет
На дворах, где малоглазый,
На местах, где тупомордый.
Молвит он слова такие:
"Думал я - кукушка кличет,
Птичка милая распелась,
Это вовсе не кукушка,
Это не распелась птичка:
То шумит моя собака,
То испытанный зверек мой
У дверей избушки Отсо,
На дворе красавца мужа!" [13]
Исследователи полагают, что стиль этих виршей традиционно финский. Затем Вяйнямёйнен убивает медведя и поет ему хвалу, что является типичным финно-угорским обрядом, связанным с охотой на медведя. Хотя это, возможно, является некоторым отступлением, следует подчеркнуть, что Большая Медведица в этих легендах неразрывно связана с Мировым деревом, и должна рассматриваться, среди прочего, как созвездие Медведицы (Ковша) кружащей вокруг Полярной Звезды
(звездного стержня, известного как "axis mundi" ). Я подозреваю, что конфуз с кукушкой, другим небесным существом, связанным с Иным миром, призван подчеркнуть важность мифических событий.
Кроме того, ритуалы относящиеся к собственно медвежьей охотой, тесно связаны с подготовительными к ней обрядами. Финская песня охотника на медведя звучит так:
"Уходи отсюда с места,
Брось гнездо свое дрянное
И иди под балки крыши,
В превосходное жилище;
По равнине снежной двинься,
Как цветочек по прудочку,
Через эти ветки шмыгай,
Точно белка по сучочкам!"[14]
Значение этих слов будет рассмотрено позже.
Хотя Калевала и происходит от традиции совершенно отличной от кельтской и скандинавской, интересно, что один из ее главных героев, озорной Куллерво , отправляется в дом Ильмаринена, божественного кузнеца. В одном из вариантов сказки говорят "посылают в Эстонию лаять под забором…три года он лаял на кузнеца". Это, конечно же, имеет любопытные параллели с жизнью Кухулина, описанной выше. [15]
В другом эпизоде Куллерво возвращается домой после долгого отсутствия и, не подозревая об этом, соблазняет его сестру. Сестра бросается в реку, а Куллерво решает идти на войну. После многих подвигов он возвращается домой, но дом его пуст. Он плачет над могилой матери и слышит ее голос:
"Мать во гробе пробудилась,
Из могилы отвечала:
"Черный пес тебе остался,
Чтоб ходил ты с ним по лесу,
Ты возьми его с собою
И в леса ты с ним отправься"
Куллерво идет с собакой в лес, но, когда он доходит до места, где он обесчестил сестру, его одолевает отчаяние и он бросается на свой меч. Наличие собаки в этом эпизоде кажется довольно случайным - если мы не рассматриваем ее в качестве проводника на дороге в мир мертвых..
Пятьдесят собак фриара Тука
Как пишет в своей статье про адских псов Элби Стоун, в старинном английском произведении "Страсти святого Христофора" этот святой описывается так: "Он был из расы людей, которые наполовину собаки" . "Мартиролог" говорит, что он был родом из "народа, где у мужчин собачьи головы и страны, где люди пожирают друг друга" . В этой работе святой Христофор изображается так: "Он был с головой собаки, его волосы были чрезвычайно длинными, и его глаза сияли столь ярко, как утренняя звезда, а его зубы были остры, как кабаньи клыки" . Отмечу, что это именно английская версия истории этого святого.
Если тут это звучит недостаточно явственно, то перенесясь на несколько веков в легенду о Робин Гуде, связанную с Фонтайн Дейл (Ноттингемшир) и аббатством Фонтейн (Йоркшир), мы обнаружим интригующие параллели. В одном ее эпизоде фриар Тук соглашается перенести Робин Гуд через реку к острову (т.е. выступать в качестве психопомпа на пути в Иной мир) с условием, что Робин Гуд перенесет его на своей спине обратно. Тем не менее, Робин сбрасывает фриара Тука со спины на половине дороги. Завязывается драка, и Робин Гуд начинает одолевать своего противника, который трубит в охотничий рог и вызывает пятьдесят собак. Робин Гуд трубит в собственный рог, в ответ появляются пятьдесят лучников появляются и убивают собак. В предисловии к повести, фриар Тук вводится как предводитель своры ( Master of Hounds ) .
Святой Христофор, конечно же, жил раньше и прославился тем, что перенес через реку младенца Христа. Параллели ясны, особенно в старых английских вариантах легенды, где этот святой также тесно связан с собаками. Акцент на пересечении водяной границы именно с Иным миром подтверждается и "порожистостью" реки, что вкупе с участием собак, позволяет прийти к достаточно однозначным выводам [16].
Но почему же именно пятьдесят собак? В самом ранней письменном предании в мире, легенде о Гильгамеше , достаточно часто упоминается, что Гильгамеш, царя-священник, носит доспехи весом в пятьдесят мин и имеет пятьдесят товарищей. Чуть позже шумерские легенды говорят о "пятьдесяти великих богах" (и дают Мардуку, величайшиму из своих богов, пятидесят различных имен, чтобы подчеркнуть его значение), символической булаве с пятьюдесятью головами и пятидесятя героях в лодке. В ранней греческой версии легенды экипаж аргонавтов также состоял из пятидесяти человек [17].
В более поздних греческих мифах, богиня Артемида натравливает множество собак на Актеона. После этого маленького нумерологического отступления, возможно, вас не удивит что этих зверей было пятьдесят. Как уже упоминалось выше, страж Аида Цербер исходно наделялся греками пятьюдесятью головами. Очевидно, пятьдесят было магическим числом, пришедшим в раннее средневековье из восточных мифов, и постепенно утратившим свое значение уже в классических греческих легендах. Но почему мы наблюдаем его же уже в средневековом Шервудском лесу? Что ж, вполне возможно, что рассказы об Артемида и Актеон были известны средневековым рассказчикам, и были заимствованы ими. Интересно, однако, что символика психопомпа остается неизменной.
Собака в северной мифологии
Вернемся к "родным" англо-саксам. В "Беовульфе" чудовищный Грендель и его мать в разных местах описывается при помощи имен werhdo , heorowearh , brimwulf и grundwyrgenne , все из которых, однако, имеют "волчью" природу. Гренделя также называют именем scucca ("демон"), которое является видоизмененной второй частью наименования призрачной черной собаки, Черного Шака. Общая идея состоит в том, что род Гренделя представляют демонов с волчьей или песьей природой, живущих в болотах; но у них также есть человеческий аспект, который укладывается в старую германскую идею преступника как волка-оборотня.
Скандинавским мифам о собаках Иного мира предшествуют многочисленные мифологические "адские псы" из греческих, индийских, кельтских, германских, римских, армянских и иранских мифов Все они предполагают наличие пары потусторонних собак, " одна из которых - собака жизни, а другая собаки смерти, которые могут забрать человека в мир мертвых, но в то время способные вернуть его к жизни" [18]. Особенно явно это видно в армянской мифлогии, так как одна из собак зовается Спитак , "Белый" , а другая собака, собака смерти, Сиав , "Черный" .
Северные мифы изобилуют хтоническими псами - такие собаки упомянаются в Снах Бальдра , Прорицании вельвы , Видении Гюльви , Речах Гримнира , Поездке Скирнира и Речах Многомудрого . В последней поэме говорится о двух псах Одина, которые несут непрерывную стражу - один спит днем,а другой - ночью - охраняя потустороннюю крепость-зал Lyfjaberg ( "гору исцеления" ) или Менглёд, что, как думают некоторые исследователи, может быть другим наименованием Фрейи (хотя это может быть и сама Хель, в своем благодетельном аспекте, или незначительная богиня мертвых).
В Речах Многомудрого об этих псах сказано:
«Фьёльсвинн, ответь,
я слышал ты знаешь
и желаю узнать я:
кто эти жадные псы,
обходящие древо
взад и вперед у листвы?»
Фьёльсвинн сказал:
«Зовут одного Гив,
а Гери другого,
коль хочешь знать;
стражники старые,
покой сохраняют
до заката владык».[19]
Имена этих собак, Гив и Гери, тесно связаны с словом, означающих "жадный" , в аспекте жаждущие плоти мертвых. В различных индоевропейских текстах (Илиада; Ведевдата. ) есть упоминание о собаках, пожирающих трупы (без сомнения, это актуально лишь для периода, когда расчленение трупа являлось предварительным погребальным процессом). Существует стандартные проклятия в древних норвежских сагах, которое переводится как: "собаки будут грызть тебя в Хель" .
В "Снах Бальдра" бог Бальдр видит плохие сны, и Один верхом на Слейпнире едет в царство Хель [20], чтобы узнать, что они означают.
"...встретил он пса,
из Хель прибежавшего
У пса была грудь
кровью покрыта,
на отца колдовства
долго он лаял;
дальше помчался -
гудела земля -
Один к высокому
Хель жилищу" [21]
В десятом веке были сложены поэмы Eirksml и Hakonarma, описывающие вход мертвого короля в зал Одина после его последнего боя. Когда он прибыл в Валгаллу, то его приветствовали валькирии, один из которых предложила гостю рог с элем. Такие сцены изображены на нескольких рунических камнях, и на одном из них, происходящем из Алскога (остров Готланд), мы видим стилизованный зал, который имеет некоторое сходство с курганом, и собаку, которая "может быть собакой, упомянутых в мифологические поэмах, как охранник пути в царство мертвых" . [22]
Не та ли это собака, которая является предтечей призрачных псов - хранителей ворот и калиток, которыми изобилуют фольклоре нашей родной страны?
В качестве героя британского фольклора и сказок, повествующих о достижении земель Иного мира через отверстие в земле после долгого путешествия, часто выступает игрок на свирели. В этих сказках герой, как правило, дудочник, но иногда и скрипач, входит в Нижний мир, спускаясь туда через подземелья. Оставшиеся на земле люди следят за его спуском, слушая его музыку, но вдруг она совсем умолкает. Интересно, что в этих сказках человека, похоже, неизменно сопровождает собака. Собака выходит из подземелий, отчаянно напуганная (или, в некоторых версиях, сильно обожженная), но ее хозяина на земле больше никогда не видели. Хотя и не связанный напрямую с легендой о "пустых холмах", этот мотив народных сказок, по всей видимости имеет много общего с действительно существовавшими полостями огромных гробниц в могильных курганах и невероятной длины. подземными туннелями.
Переход в "пороговые" земли
Из эддической поэзии мы получаем подробное описание Иного мира, разделенного на отдельные сферы, но с большим количеством возможностей перехода от одного из них к другому, и мир людей - это только один мир из девяти. Мы привыкли думать о дорогах, тропинках и водных путях, по которым движется множество путешественников - пешком, верхом на конях, в повозках и санях, или на кораблях. Такая картина, кстати, подтверждается изображениями многочисленных путников, идущих пешком или пользующихся транспортными средствами, на ковре девятого века, обнаруженном в погребальном корабле из Осберга , южная Норвегия, где показано путешествие персонажей в Иной мир [23].
Подобное наставление о пути по дорогам и рекам Иного мира может означать, что как для людей, так и для богов важно обладать знаниями о нисхождении, и маршрутами передвижения во время путешествия в страну мертвых или вниз в преисподнюю в поисках мудрости и знаний.
Почему в древнескандинавской литературе мотив путешествия в подземный мир считается столь важным, до сих пор доподлинно не известно. Этот мотив, повторяющийся в различных сагах, Дэвидсон в своих ранних работах, именует "дорогой к Хель" [24]. Ясно лишь, что происхождение этих сверхъестественных путешествий связано с интерпретацией путешествия шамана в прежние времена: " . . в некоторых случаях акцент делается на сверхъестественную мудрость, приобрести которую можно через подобное путешествие, и на нематериальные подарки, получаемые в ходе него" . Кроме того, "мы имеем дело с путем, который не ведет к одним только мертвым, но и может вернуть путешественника обратно к живым. Земли мертвых в понимании норвежских язычников - это не до конца известная область, из которой путешественник, приобщившийся к мудрости древних, может снова вернуться в мир людей" . [25]
В другом месте "Дороги в Хель" автор отмечает, что собаки-стражи являются одной из нескольких наиболее характерных особенностей путешествия. Аналогично, "страж на холме тоже является знаковой фигурой, может быть потому, что его образ символизирует связь между живыми и мертвыми?" Как мы уже видели, лучше было бы взглянуть на собаку, как на лучшего стража и символ порогового статуса кургана.
Сама суть псов преисподней - промежуточное положение: на границе этого мира и в Иного, между жизнью и смертью, надеждой и страхом, а также (с учетом их сопряжения с "собаками жизни") между добром и злом. На эту роль, собака подходит идеально, будучи успешным результатом опыта по приручению хищника, который стоит на полпути между животным и человеком, дикостью и цивилизацией, природой и культурой [26].
"Рычание псов преисподней является еще одним выражением этой пороговой позиции, поскольку рычание занимает промежуточное положение между членораздельной речью и молчанием. Эти звуки полны эмоций и силы, но им совершенно не хватает разума. Как сама смерть, псы говорят, но не слушают; действуют, но никогда не отступают или останавливаются. Движимые голодом и жадностью, они и их рычание вечны. В конечном счете, псы преисподней - это момент смерти, большой переход, конечная точка поворота". [27]
Куда ведут эти дороги - об этом подробно говорится в моей статье "Черные собаки в фольклоре" , где отмечена тесная связь этих псов с воротами и калитками, что подтверждается проницательными замечаниями Р. Уортингтон-Смита в его статье 1910 года, утверждениями Тео Брауна о том, что собак часто видят на дорогах, и исследования Джанет и Колина Борд о призрачных собаках на лей-линиях.
Немного мифов обладают такими параллелями по всему миру.всемирно параллели. Складывается впечатление, что вера в способность собак охранять проходы в Иной мир является общечеловеческим убеждением.
Благодарности
Исследования этой статье был вдохновлены замечаниями Хильды Эллис Дэвидсон об алскогском камне в "Утраченных повериях Северной Европы". Информация о кельтских собак базируется почти исключительно на работе Миранды Грин "Животные в кельтской жизни и мифах". Оба автора снабдили меня ценными дополнениями, за что я им весьма признателен. Особая благодарность Олби Стоун за указание мне на работу Линкольна об адских гончих, работы Элиаде на собак в шаманизме, некоторые из упоминаний собак в Калевале, а также за чтение чернового варианта данной статьи. Благодарю Джереми Харта за неоценимую помощь, и Фрэнка Эрпа за проницательно предложенную интерпретацию находок "Гробницы орлов" и рассказанную легенду о фриаре Туке.
Список литературы
10: Miranda Green, Animals in Celtic life and myth, Routledge, 1992. Much of the information in this article on the Celtic mythology of dogs is drawn from this book, together with the same author's Symbol and image in Celtic religious art, Routledge, 1989.
11: Green, ibid.
12: 'The hag's house', David Clarke, The ley hunter No.120, 1994
13: Translation by Kirby.
14: Translation by Keith Bosley, The Kanteletar Oxford 1992
15: G. de Santillana and H. von Dechend, op. cit.
16: I am particularly grateful to Frank Earp for drawing attention to this tale, which brings the enigmatic notions of the preceding paragraph more clearly into focus.
17: Temple, op. cit.
18: Bruce Lincoln, Death, war and sacrifice, University of Chicago Press, 1991; citing Bernfried Schlerath, 'Der Hund bei den Indogermanen', Paideuma, 6 (1954), p39.
19: Translation by Alby Stone especially for this article.
20: Sleipnir is Odin's eight-legged steed. But given Odin's own role as a psycopomp, Hilda Ellis Davidson has speculated that such a 'steed' may be a metaphorical reference to a coffin carried by four men.
21: Translation by Alby Stone especially for this article. Gautr is an obscure term which may mean that Odin's ancestors are the Goths, but it is likely to have also meant a human sacrificial victim.
22: Hilda Ellis Davidson, The lost beliefs of northern Europe, Routledge, 1993.
23: Hilda Ellis Davidson, 'Mythical geography in the Edda Poems', Mapping invisible worlds (Cosmos 9), ed. G.D. Flood, Edinburgh University Press, 1993.
24: Hilda Ellis Davidson, The road to Hel, Cambridge, 1943.
25: ibid.
26: Lincoln, op. cit.
27: Lincoln, op. cit.