Обесценивание
После поста Эволюции об обесценивании (https://evo-lutio.livejournal.com/724089.html) вспомнила несколько примеров из литературы, иллюстрирующих зеленый виноград. В пьесе Мольера "Мещанин во дворянстве" есть эпизод, где главный герой обижен на возлюбленную и просит своего слугу всячески ругать ее. К концу диалога он полностью убеждается в том, что любимая - совокупность совершенств. Так здесь же ругают ее по запросу самого героя. В случае же, когда запроса нет, добавляется еще гнев на непрошенное вторжение советчика и ощущение,что кроме любимого/любимой никто тебя не понимает (хотя на самом деле это и не так)и никто больше не нужен. Слияние от этого только усиливается.
"Клеонт.Так подогрей же мою досаду и поддержи меня в решительной битве с остатками любви к ней, дабы они не подавали голоса в ее защиту. Пожалуйста, говори мне о ней как можно больше дурного. Выстави мне ее в самом черном свете и, чтобы вызвать во мне отвращение, старательно оттени все ее недостатки.
Ковьель.Ее недостатки, сударь? Да ведь это же ломака, смазливая вертихвостка, - нашли, право, в кого влюбиться! Ничего особенного я в ней не вижу: есть сотни девушек гораздо лучше ее. Во-первых, глазки у нее маленькие.
Клеонт.Верно, глаза у нее небольшие, но зато это единственные в мире глаза: столько в них огня, так они блестят, пронизывают, умиляют.
Ковьель.Рот у нее большой.
Клеонт.Да, но он таит в себе особую прелесть: этот ротик невольно волнует, в нем столько пленительного, чарующего, что с ним никакой другой не сравнится.
Ковьель.Ростом она невелика.
Клеонт.Да, но зато изящна и хорошо сложена.
Ковьель.В речах и в движеньях умышленно небрежна.
Клеонт.Верно, но это придает ей своеобразное очарование. Держит она себя обворожительно, в ней так много обаяния, что не покориться ей невозможно.
Ковьель.Что касается ума…
Клеонт.Ах, Ковьель, какой у нее тонкий, какой живой ум!
Ковьель.Говорит она…
Клеонт.Говорит она чудесно.
Ковьель.Она всегда серьезна.
Клеонт.А тебе надо, чтоб она была смешливой, чтоб она была хохотуньей? Что же может быть несноснее женщины, которая всегда готова смеяться?
Ковьель.Но ведь она самая капризная женщина в мире.
Клеонт.Да, она с капризами, тут я с тобой согласен, но красавица все может себе позволить, красавице все можно простить.
Ковьель.Ну, значит, вы ее, как видно, никогда не разлюбите."
И еще один отрывок из моей любимой Вигдоровой "Семейное счастье". Автор очень точно показала мучительные попытки героя оплести девушку зеленым виноградом, и как эти потуги привели только к усилению его любви к ней. Здесь у героя еще и хорошо виден взгляд сверху (когда ему внезапно стало жалко ее и страшно за нее). И какой стремительный откат назад наблюдается после долгих стараний развенчать свою богиню.
"Уходите!" - вдруг послышался ему Сашин голос и он сжал кулаки. Да, не ходить туда, не ходить - вот и все! Что в ней? Зачем это мне? И нехороша она совсем... Умна? Да и не умна! Какое-то глупое ребячество, наивность какая-то не по возрасту. Ведь как-никак у нее ребенок, а ведет она себя так, как словно думает, что детей приносят аисты. Так что же, что? Ничего! И стоило ему сказать это слово, как вся она предстала вдруг перед ним. Ему стало жалко ее и страшно за нее, и он понял, что не надо ни о чем себя спрашивать - ни о том, умна ли она, добра ли, красива. Сквозь боль и обиду он вдруг увидел ее. (...) Никогда он не был в такой зависимости от другого человека, и эта зависимость от ее взгляда, от улыбки мучила, тяготила его."
"Он вспомнил, как Саша впервые пошла с ним на лыжах. Был сияющий зимний день, они шли по лесу, не шли - летели.
- Как я давно не ходила на лыжах! Пожалуй с самой школы, - сказала она вдруг, повернув к нему полное жизни лицо.
И спустя минуту добавила: "И с Андреем мы ни разу не ходили" (Впервые произнесла она при нем это имя). "Я носила тогда Анюту", - добавила она помолчав. И Поливанова почему-то тронула простота, с какой это было сказано. А теперь он говорил себе: ну то меня умилило? Обыкновенная медицинская привычка называть вещи своими именами. Ах, простота, ах, прямодушие, ах, доверчивость, ах, чистота! Смешно, право! До чего все преувеличиваешь, когда любишь. Любишь? Нет, это была не любовь, а увлечение. И очень хорошо, что он сумел вовремя освободиться от всего этого."
"...они продолжали пить и уже говорили друг другу "ты". И пьяные признания срывались с губ Поливанова, молчать он почему-то больше не мог.
- Ты скажи мне, - допрашивал он внимательно слушавшего его Леонида, - ну что за бред такой? Это ведь даже объяснить нельзя!А почему? Зачем? Не-по-нят-но...
- Ну а собой миловидная?
- Да что я не знал красивых? Да что - красивых! Красавиц! Да и не знаю я какая она... Знаю что нет сил, вот и все.
Они пили, пили и закусывали огурцом. Скоро ли Москва? Не было сил дождаться Москвы. (...) Вот наконец ее дом, ее дверь."
Обнаружив что она уехала в гости в Калугу, он решает тут же ехать за ней туда. Потом, пометавшись и узнав, что она приезжает завтра, он ждет ее на вокзале.
"Он был на вокзале за час до прихода поезда. Не стало больше мыслей о вечности, жизни и смерти. Сейчас он увидит ее, и пойдет рядом с ней, и будет нести на руках Аню, и, что бы ни было и что бы она ему ни сказала, он пробудет рядом с ней всю свою жизнь, ничего не требуя, ни на что не надеясь. И не страдая..." Парень уже готов стать ее рабом, ее фигура в его поле заслонила горизонт, а все из-за зеленого винограда...
"Клеонт.Так подогрей же мою досаду и поддержи меня в решительной битве с остатками любви к ней, дабы они не подавали голоса в ее защиту. Пожалуйста, говори мне о ней как можно больше дурного. Выстави мне ее в самом черном свете и, чтобы вызвать во мне отвращение, старательно оттени все ее недостатки.
Ковьель.Ее недостатки, сударь? Да ведь это же ломака, смазливая вертихвостка, - нашли, право, в кого влюбиться! Ничего особенного я в ней не вижу: есть сотни девушек гораздо лучше ее. Во-первых, глазки у нее маленькие.
Клеонт.Верно, глаза у нее небольшие, но зато это единственные в мире глаза: столько в них огня, так они блестят, пронизывают, умиляют.
Ковьель.Рот у нее большой.
Клеонт.Да, но он таит в себе особую прелесть: этот ротик невольно волнует, в нем столько пленительного, чарующего, что с ним никакой другой не сравнится.
Ковьель.Ростом она невелика.
Клеонт.Да, но зато изящна и хорошо сложена.
Ковьель.В речах и в движеньях умышленно небрежна.
Клеонт.Верно, но это придает ей своеобразное очарование. Держит она себя обворожительно, в ней так много обаяния, что не покориться ей невозможно.
Ковьель.Что касается ума…
Клеонт.Ах, Ковьель, какой у нее тонкий, какой живой ум!
Ковьель.Говорит она…
Клеонт.Говорит она чудесно.
Ковьель.Она всегда серьезна.
Клеонт.А тебе надо, чтоб она была смешливой, чтоб она была хохотуньей? Что же может быть несноснее женщины, которая всегда готова смеяться?
Ковьель.Но ведь она самая капризная женщина в мире.
Клеонт.Да, она с капризами, тут я с тобой согласен, но красавица все может себе позволить, красавице все можно простить.
Ковьель.Ну, значит, вы ее, как видно, никогда не разлюбите."
И еще один отрывок из моей любимой Вигдоровой "Семейное счастье". Автор очень точно показала мучительные попытки героя оплести девушку зеленым виноградом, и как эти потуги привели только к усилению его любви к ней. Здесь у героя еще и хорошо виден взгляд сверху (когда ему внезапно стало жалко ее и страшно за нее). И какой стремительный откат назад наблюдается после долгих стараний развенчать свою богиню.
"Уходите!" - вдруг послышался ему Сашин голос и он сжал кулаки. Да, не ходить туда, не ходить - вот и все! Что в ней? Зачем это мне? И нехороша она совсем... Умна? Да и не умна! Какое-то глупое ребячество, наивность какая-то не по возрасту. Ведь как-никак у нее ребенок, а ведет она себя так, как словно думает, что детей приносят аисты. Так что же, что? Ничего! И стоило ему сказать это слово, как вся она предстала вдруг перед ним. Ему стало жалко ее и страшно за нее, и он понял, что не надо ни о чем себя спрашивать - ни о том, умна ли она, добра ли, красива. Сквозь боль и обиду он вдруг увидел ее. (...) Никогда он не был в такой зависимости от другого человека, и эта зависимость от ее взгляда, от улыбки мучила, тяготила его."
"Он вспомнил, как Саша впервые пошла с ним на лыжах. Был сияющий зимний день, они шли по лесу, не шли - летели.
- Как я давно не ходила на лыжах! Пожалуй с самой школы, - сказала она вдруг, повернув к нему полное жизни лицо.
И спустя минуту добавила: "И с Андреем мы ни разу не ходили" (Впервые произнесла она при нем это имя). "Я носила тогда Анюту", - добавила она помолчав. И Поливанова почему-то тронула простота, с какой это было сказано. А теперь он говорил себе: ну то меня умилило? Обыкновенная медицинская привычка называть вещи своими именами. Ах, простота, ах, прямодушие, ах, доверчивость, ах, чистота! Смешно, право! До чего все преувеличиваешь, когда любишь. Любишь? Нет, это была не любовь, а увлечение. И очень хорошо, что он сумел вовремя освободиться от всего этого."
"...они продолжали пить и уже говорили друг другу "ты". И пьяные признания срывались с губ Поливанова, молчать он почему-то больше не мог.
- Ты скажи мне, - допрашивал он внимательно слушавшего его Леонида, - ну что за бред такой? Это ведь даже объяснить нельзя!А почему? Зачем? Не-по-нят-но...
- Ну а собой миловидная?
- Да что я не знал красивых? Да что - красивых! Красавиц! Да и не знаю я какая она... Знаю что нет сил, вот и все.
Они пили, пили и закусывали огурцом. Скоро ли Москва? Не было сил дождаться Москвы. (...) Вот наконец ее дом, ее дверь."
Обнаружив что она уехала в гости в Калугу, он решает тут же ехать за ней туда. Потом, пометавшись и узнав, что она приезжает завтра, он ждет ее на вокзале.
"Он был на вокзале за час до прихода поезда. Не стало больше мыслей о вечности, жизни и смерти. Сейчас он увидит ее, и пойдет рядом с ней, и будет нести на руках Аню, и, что бы ни было и что бы она ему ни сказала, он пробудет рядом с ней всю свою жизнь, ничего не требуя, ни на что не надеясь. И не страдая..." Парень уже готов стать ее рабом, ее фигура в его поле заслонила горизонт, а все из-за зеленого винограда...